Russian Gothic Page - Dark Mood Literature - Amateur - Prose - Игорь Шарапов

Игорь Шарапов. Летний лагерь

В Летнем Лагере

имеются двое ворот, разделяющие жилую и рабочую часть территории. Но сегодня одни ворота закрыты, а на других висит кирпич -- знак "Проход воспрещен". Все знают, как жестоко карается в Лагере невыполнение любых предписаний (смертью) (вплоть даже до расстрела на месте преступления по усмотрению или указанию администратора караульного). По радио раздается команда: "Всем немедленно перейти с жилой части лагеря на рабочую". Толпа валит в запрещенный проход. Там они по выбору подвергаются экзекуции за нарушение лагерного распорядка. Здоровенный детина, выбранный по признаку физической крепости из своих же отдыхающих, снимает с наказуемого штаны и при всех лупит взрослого человека по голой попе. Как в детстве, это очень полезно, потому что пробуждает детские ностальгические воспоминания.

Не каждый был наказан в результате за проход на запрещающий знак, но каждый мог быть наказан.

Все перешли, на жилой части территории остался только один. Замешкался. Юноша с распущенными золотистыми волосами, в прошлом -- известный рок-- музыкант, в Летнем Лагере считается, что для того, чтобы выжить, (иногда) бывает достаточно просто хорошо уметь играть на электрогитаре. Но таких здесь много, имеется в избытке и далеко не всегда помогает. Этот золотой юноша, только недавно ещё он прощался с мамой, которая провожала его в Летний Лагерь. Мама говорила: "Но как же ты там?" Он отвечал: "Ты только не волнуйся, мама, я вернусь. Это очень просто. Я буду делать все то, что мне скажут, и мне ничего не будет."

Сейчас он стоял в задумчивости, не зная, как ему поступить.

Вот его-то и расстреляли за этот обыкновенный дисциплинарный случай, одного из всех. Красиво, показательно, перед строем. Чтобы впредь всем другим было неповадно нарушать лагерный распорядок. Тем более, что расстрел физически красивого человека всегда выглядит особенно эстетически красиво, и по этой причине производит наибольшее впечатление. От выстрела в затылок он только услышал шум, он больше ничего не почувствовал. Он только подумал на некоторое время: "Почему это, интересно, я не могу больше держаться на ногах? Раньше это всегда давалось мне легко и безо всяких усилий. А теперь это у меня больше совсем не получается, и я даже не могу сказать, в каком месте нужно напрячь мышцы для того, чтобы это лучше получалось. Руки и ноги складываются в суставах, как велосипед."

О чем он совершенно не думал, так это о том, что печально и неохота в таком молодом возрасте ни с того ни с сего вдруг расставаться с жизнью. Это вообще очень важный момент в жизни, не столько важно ведь, как ты живешь, а важно, как ты умер. Молодость об этом никогда не думает. По этой причине хорошо и легко, и я бы каждому рекомендовал, расставаться с жизнью именно в молодом возрасте. Лучше и легче всего это сделать -- в Летнем Лагере.

В Летнем Лагере

женщинам за любую малейшую провинность один приговор -- изнасилование.

В Летнем Лагере

собирется весь цвет интеллигенции, писатели, артисты, поэты, рок-музыканты, особенно много всегда рок-музыкантов, одним словом, вся высшая знать сегодняшнего времени, все здесь проводят свой Летний отпуск. Хотя все знакомы в лицо, хотя бы по телевизору, знают друг друга, но никто никого не узнаёт, так здесь принято. Кем ты был когда-то тогда, в своей предыдущей жизни, никого, практически, не интересует, это личное дело.

В Летнем Лагере

кто-то встал на колени и выкрикнул: "Прошу свободы слова!" -- а другой (конвоир) любезно подошел, сказал: "Понимаю!"-- с вежливой улыбочкой расстегнул перед ним штаны, что он, вообще-то проделывал не перед каждым, только в особых случаях, этой чести многие не удостаивались, многие из которых даже видные деятели искусств, поскольку деятелей много, а он один, на всех не хватает. Он расстегнул штаны, и тут же всё с той же улыбочкой измочился прямо ему в лицо, стараясь при этом пошире попасть, чтобы побольше натекло в глаза и в уши, набилось-шибануло в ноздри и в рот, чтобы насквозь пропитались волосы и подольше потом пахли, ну, знает свое дело, профессионал, а остаток влил за шиворот и стряхнул туда же последние капли с конца, вслух для присутствующих тут же прокомментировал свои действия словами из известного романа: "Товарищ не понимает! Товарищу нужно помочь,"-- после чего последний поднялся с колен (оправил, расправил член), отряхнул брюки, сказал: "Спасибо! Щаслив! Жаль, что вы не женщина!"-- и ушел походкой прямой, втянув бока, спокойно, мерным ледяным шагом, не оборачиваясь.

Никто в этот день больше его ни к какой работе не привлекал, дали очухаться и впитать в себя грудью процесс выздоровления, чтобы ему действительно лучше и очень хорошо стало, чтобы он полнее влился в психологию коллектива и к утру мог почувствовать себя в полнейшей безопасности. Тогда-то его и расстреляли. Провезли на главный плац на грузовике, сзади подошел человек с пистолетом, выстрелом в затылок быстро его сразу убил, закрыл крышку грузовика, сел в кабину и уехал.

В Летнем Лагере

вдруг появился новоприбывший. Между изнурительным физическим трудом, когда приходилась минутка и удавалось не катать камни и не долбить мерзлый грунт тупой поломанной лопатой на время, он носился с какой-то газетной вырезкой. При этом было понятно, что любые лишения непростой Лагерной жизни ему нипочем, он их просто не замечает, потому что полностью сконцентрирован только на этой заметке и на тех событиях, относящихся к его прошлой несуществующей жизни, от которой он ушел, и которой давно уже больше просто нет, но только он не понимает. Ну, не понимает и не понимает, никому дела нет. Он повторял вполголоса про себя: "Меня в жизни никогда ещё никто так не оскорблял!" Действительно довольно тихо. Но фиксот слышал.

Он пытался бежать. Его поймали и водворили на место. Он был пойман, жестоко избит и сразу получил за это лишних четыре месяца, что фактически во всех других случаях по опыту равнялось смертному приговору. Он кричал: "Это невозможно, мне нужно вернуться на работу, будут огромные убытки предприятию! Я сюда попал-то вообще не по доброй воле, а другие люди сфабриковали дело и подделали мою подпись!"-- и сразу получил ещё лишний месяц. Естественно, что главный врач лагеря оставался непреклонен: "Он не выйдет отсюда, пока не наступит полное выздоровление." Отобрали и спустили в сортир вырезку, увеличили дозу физической работы, перестали кормить совсем. Он еле ползал, эсэсовец сказал, что собирается его на днях пристрелить как лишний балласт, ненужное потребление продуктов, ему возразили -- да брось ты, ещё патрон на него изводить, негодяя, мерзавца, сам отдаст концы от дистрофии, а врача в Лагере нет кроме того вечно пьяного козла, даже эсэсовцы его не любят, считают излишне несправедливо жестоким, который делает уколы (в задницу) фенола в сердце в конце смены перед самой выпиской каждому десятому по жребию, так что рассчитывать в плане медицинской помощи, кроме как на себя, не на кого.

И все равно парень был очень депрессивен, ничего не помогало.

Эсэсовец был очень обеспокоен. "Это же будет конец моей карьеры психолога, если я не сумею ничего придумать. Мне же придется вернуться туда, где я проходил свое обучение, и продолжить его вновь, покуда я не научусть разбираться в людях вообще хотя бы чуть-чуть..."

Подумав об этом, эсэсовец, тонкий психолог, сказал:

"Надо его сильнее оскорбить, чтобы он больше не жаловался, что его в жизни никто сильнее не оскорблял. Надо дать ему то, чего ему в жизни как раз больше всего не хватает."

Привели парня, заставили достать этот обрывок газеты, которым уже кто-то подтерся, из общественного клозета, он подхватил его двумя пальцами, свисая в очко вниз головой, а доска была подпилена, ну он и упал в дерьмо, долго выбирался оттуда, чуть было не утонул, была бы очень мучительная смерть, никому нет дела. Потом, приставив к животу автомат, велели разгладить дерьмо на бумажке, что он и выполнил безо всяких помех, и прочитать при всех, что там написано про него. Там его какой-то критик называл "проповедником фашистской идеологии". (Не понимает, дурак, что фашистская идеология -- это и есть самая прекрасная идеология в мире. Давно уже всеми религиями мира установлено и признано, что Бог вообще-то только один, но не все знают, что это -- Адольф Гитлер. Сколько же можно работать вообще с такими тупарями, как он, до того, как втемяшится им в голову такая простая и общедоступная вещь). Парень краснел, напрягался, но читал, в конце концов, он ведь здесь провел в Лагере уже две недели, немножко подровнялся с общим уровнем, и поэтому хотел жить.

Тогда эсэсовец стал действовать от его имени. А известно, что эсэсовец как духовный наставник обладает правом подписи за заключенного во всех случаях, это закон, который безусловно знают и соблюдают редактора всех печатных изданий, но не знают читатели, и уж, тем более, естественно, не знают заключенные, добровольно приходящие в Лагерь на отдых в Летнее и неЛетнее время, вообще не вполне отчётливо знают, оставляя все подписи в анкетах, отказываясь от всех прав для себя в пользу эсэсовца, они не думают, что это все действительно так серьезно, не очень себе представляют, что это за место, и оно с лихвой оправдывает все самые несбыточные их ожидания, а также что они и представить-то себе не могли, у некоторых людей неважно развито воображение, но Лагерь, конечно, лучше их знает, что им на самом-то деле нужно, на воротах Лагеря так прямо и написано: "Если ты не знаешь, что такое свобода, Лагерь знает!", относительно заключенных действуют неписанные законы, которые на всех остальных не распространяются.

Эсэсовец тогда от имени этого "деятеля" написал и опубликовал в центральной газете чудовищно безграмотную статью, в которой прямо указывалось, что я, такой-- то, признаю все свои ошибки, что я раньше действительно был фашистом, хотя никому не говорил, но тайно официально числился в их партии и находился под влиянием враждебной идеологии, ну а теперь, после ценных замечаний, указаний и комментариев критика такого-то (кажется, хотя я не могу точно сказать, но фамилия критика была Кокосов, ничем не примечательный сам по себе, он сразу после этого случая вошёл в историю) я понял всё, взял и образумился, поэтому я приношу уважаемой публике, всем моим многоуважаемым и многочисленным читателям и поклонникам, всем тем, кто мне необоснованно поверил, всем тем, кто нас любит и смотрит нам вслед, многочисленные и нескончаемые извинения за то, что я не туда их всё время вёл, за все, что я когда-либо сделал и написал в возрасте до 24 лет, больше я так не буду, больше это никогда не поторится, да и их я призываю в скорейшем порядке, пожалуйста, переменить свое мнение, и все такое...

На заметку сразу же пошли отклики прессы, что, дескать, мы все, его бывшые сторонники, от него отрекаемся навсегда, мы, в общем-то, догадывались про него и раньше, что он не наш, что он на самом-то деле является стукачом и изрядной сволочью.

Парень все это прочитал, быстро пробежал глазами профессионала, сразу понял, что к чему, что вся слава того прежнего человека начистую растерта с дерьмом непоправимо, от этого будет не отмыться, и не о чем больше вообще говорить. Это никогда не восстановится, публике будет уже не объяснить, что что-то на самом деле было не так, да и заниматься этими объяснениями никто не станет, в прессе он не имеет другого такого эсэсовца, который был бы столь же внимателен к нему. Парень присел в углу на корточки, и мы все увидели, как лицо его сразу просветлело, да, ему немедленно полегчало. Он стал общительнее, в сомнительных и трудных ситуациях не замыкаться в себе. У него снова появился аппетит, хотя на кухне его по-прежнему не кормили.

Эсэсовец сказал, что, по его мнению, он очень быстро с этого момента пошел на поправку, что теперь его, может быть, можно будет выписать даже без этого дополнительного прописанного ему срока, лишнее время его никто держать не станет, и даже без стирания личности электрошоком, что обычно применяется перед самой выпиской как совсем уже легкая оздоровительная профилактическая процедура, поскольку все равно, очень часто, практически не помогает.

И парень, кстати, когда вышел, то сразу переменился, отрекся от всех своих старых мнений, предал и заложил все секреты бывших сторонников, которые только знал (и стал проповедовать чистый фашизм), перешел на платформу "крайне умеренных", его язык стал груб, короток и нарочито безграмотен, так что получилось, что эсэсовец, чистая душа, ни в чем не ошибся и от его имени просто все очень правильно написал.

В Летний Лагерь

вам нужно сразу же идти, как только вам стало казаться, что в жизни вам удалось уже кое-чего добиться. Это верная примета, что вам как раз сразу же и пора туда. Как только есть какой-то результат -- нужно сразу же идти что-то менять (всё менять) (потом только хуже и ещё сложнее будет). Если вы неудачник -- ну, тогда живите себе, пожалуйста, спокойно, можете расслабиться, потому что всё у вас ещё только впереди, но и тоже, в принципе, если хотите, стоит побывать в Лагере, поменять себя на другого, это чистая лотерея, просто попытать счастья, может быть (никто не гарантирует и ничего заранее сказать не может, слава Богу, а то бы совсем неинтересно было), может быть, все сразу у вас и пойдет по-другому и начнутся удачи. Пребывание в Лагере бесплатно, не будет вам ничего стоить, на хлебе и воде, на изнурительной работе, Лагерь приносит своим организаторам две тыщи процентов чистой прибыли, исключительно удачное коммерческое предприятие, так что с вашей стороны достаточно только изъявить желание.

Лучше всего, конечно, если удастся, чтобы полностью уже окончательно измениться, чтобы и следа вас прежнего не оставалось нигде -- родиться заново, но только уже у совсем другой женщины. Для этого нужно найти симпатичную молодую женщину, которая вас устроит по наследственным признакам или по внешним данным (что, по существо, то же самое), которая согласилась бы стать вашей новой матерью. Вот это вам дейстивительно обойдется очень дорого, это процедура доступна только для богатых людей, вам придется довольно много заплатить этой женщине.

Чтобы хорошо выучить английский язык, например, вам обязательно нужно родиться в Англии. Чтобы сделать былью эту в прежние времена несбыточную надежду богатых людей, существует специальный институт молодых женщин, прошедших особую профессиональную подготовку, их называют "британские мамы".

Но рождаться заново -- это ужасно больно, мучительно, обезболивание при этом ещё не научились делать, такая боль, что многим не хватает мужества на это пойти, для таких (а также для тех очень многих, у кого по случаю нет денег на "новую британскую мамашу"), для таких уж лучше дешевый и эффективный -- Летний Лагерь.

Кроме того, для того, чтобы другая женщина родила тебя заново, нужно сначала, чтобы твоя собственная мать родила тебя обратно, это сделать кроме неё одной никто не может. А очень много посетителей у Летнего Лагеря таких, которые уже в возрасте, и у них мама умерла, так что для них нет и вообще никакого другого выхода.

Летний Лагерь

-- для тех, кто очень хочет измениться, но не может. (Другой вариант: но не может сделать это сам.) (Ещё вариант: но не знает, как это сделать.)

В Летний Лагерь

всегда приходят очень многие творческие личности, это здесь основная публика, их здесь большинство, которые находятся на грани самоубийства. Публика их ждет такими, какими они были, когда записывали свой первый альбом, но возраст подходит, они уже не те, им хотелось бы измениться, а они не могут. Самоубийство -- традиционный способ в таких случаях, но им хотелось бы пожить ещё, они просто не понимают при этом, что Летний Лагерь -- это то же самое самоубийство. Это чистый трюк, который выкидывает с нами психология: те, которые совершают самоубийство, чтобы угодить поклонникам своего таланта, у них в подсознании заложено, что они как бы собираются ещё жить после этого, им не всё равно, что будет дальше. Точно так же, идя в Лагерь, в них во всех подсознательно заложено, как будто после Лагеря от них старых вообще хоть что-то останется. Это , однако, не так.

Летний Лагерь

-- это полное уничтожение личности. Старая личность как бы стирается, она полностью удаляется почти хирургическим путём, была -- и нету. В этом плане Лагерь работает хорошо.

Это, кстати, многие не понимают. Молодые девочки многие убегают сюда от несчастной любви. Здесь именно этот контингент всегда принимают с особой охотой, здесь почти что каждой из них всегда гарантировано, что она находит счастливую любовь.

Молодые мальчики же жалуются: -- А мы,-- они говорят,-- этого не знали. По телевизору ничего такого не говорили, когда показывали вашу рекламу, а может быть, это и не реклама ваша была, а просто такой документальный фильм про Лагерь. Там передавали просто, что Летний Лагерь -- это такое очень хорошее место, все посетители им всегда очень довольны, кто выписался -- никогда никаких претензий нет, только все самые лучшие отзывы. Он расположен в довольно экологически чистой зоне (в Сибири) на исторических местах (в местах сталинских заключений и захоронений). От газовых камер -- почему-то это слово было использовано без кавычек -- на теле остаётся прекрасный неповторимый синий фиолетовый загар (пятнами), который уже никогда не отходит. Одним словом, всё очень похоже на Диснейленд, там сейчас как раз такой особый отдел введён по просьбе публики, называется Shindler s List, но только лучше, молодёжь, она, знаете ли, не признаёт никаких подделок, она любит, когда только проводится всё по-настоящему. И это всё для тех, кстати говоря, кто хотел бы измениться. А это тоже отличительная черта, на которую легче всего покупается молодёжь -- поскольку им это ровно ничего не стоит, они всегда очень склонны к тому, чтобы измениться и начать заново всю жизнь. Вот мы и купились, они говорят. Но мы же не знали, что здесь -- такое! Теперь-то мы, конечно, видим, что это всё был обман! Короче, пожалуй что, так: мы хотели бы уйти.

Их спокойно подводят к воротам:

-- А куда вы пойдёте? Суд -- тайга, пень -- прокурор. Метро здесь ещё не проложено. Пока.

Понятно, конечно, что молодые больше всего хотят измениться. Они хотели бы изменить весь мир, но вместо этого без особого труда изменяются сами.

Не волнуйтесь, милые. И не бойтесь газовых камер. Молодые легко умирают. Ни боли, ни нравственных мучений, ни даже конвульсий. Ничего особенного не происходит, просто был человек -- и нету. Здесь уже настолько со многими это происходило, что есть все основания полагать: и с вами это пройдёт точно так же легко, вы, пожалуйста, не сомневайтесь. Мне ли не знать, я очень хорошо знаю, как это бывает.

И ни на что не надейтесь. Вы же сами расписались в журнале, что оставляете всё на усмотрение администрации вплоть до своей полной и окончательной выписки из Лагеря. Так что всё очень строго с юридической точки зрения, никакой закон на вас больше не распространяется. Вы можете полностью расслабиться и дальше пребывать срок вашего отдыха-излечения в Лагере-профилактории совершенно спокойно.

Эсэсовец -- тонкий психолог, который должен и всегда умеет подобрать к любому свой особенный ключик. Бывает, что на человека уже ничего не действует, вот тогда, значит, к нему надо применять другие, особенние меры.

Одного, например, не брали ни пытки, ни нары. -- Не скажу,-- говорил он,-- где партизаны, да и все тут.-- Он мотивировал это тем, что, якобы, не знает. Ему уж пытались и пальцы защемлять дверью, и даже зубы лечить, все равно ни в какую. Только тогда помогло, когда начальник поставил его на колени перед собою и прямо ему в лицо измочился. Ну, тогда он сразу все понял. Даже видно было, что его лицо сразу посветлело. До него сразу просто дошло, где он находится, и что он отсюда не выйдет.

Другая, красавица, молодая девушка, танцевала в каком-то там балете, сбежала сюда от несчастной любви. Летний Лагерь вообще очень хорошо помогает вместо самоубийства. Для того, чтоб забыть. Всё про свою прежнюю жизнь, кем ты когда-то был и какие у тебя были проблемы. В этом плане ему можно доверять достаточно надежно, тут он помогает любому, на все сто. После него просто можно считать, что тебя, того старого человека больше уже нет, и в кого тот был когда-то влюблен, не имеет ровно никакого значения.

Так вот, в случае с девушкой, тоже некоторое время ничто не помогало, пока начальник не придумал для нее специальную пытку. Он ее выставил в дощатом сарае в темноте на мокрый пол зимой, по щиколотку в ледяной воде. Так что понятно, что сколько ни старайся, как с ноги на ногу не переступай, а к вечеру простудишь суставы и будешь иметь сильнейший ревматизм. Начальник ещё добавил при этом, выставляя её туда: -- Вот вчера ты по нашей просьбе танцевала для нас. Видимо, похоже на то, что это был твой последний танец. Едва ли ты еще будешь танцевать, девочка.

Летний Лагерь -- место, где ничего не жалко.

И что же, это прекрасно помогло.

Этому начальник придает самое большое значение. На пути к выздоровлению, он считает, это вообще и есть самое главное. Он это называет "сломить гордыню":

-- Если ты согнул выю,-- говорил он,-- это значит, что ты уже где-то и есть на полпути.

Или одна ещё. Кто-то там её жестоко изнасиловал. С тех пор она имела серьезные психологические проблемы. Или, лучше ещё, по-моему она просто в чем-то не поладила с дружком своим.

-- Он меня так оскорбил! Так оскорбил!-- говорила она подругам, соседкам по бараку.-- Никто никогда ни одну женщину никогда ещё так не оскорблял!

Кто-то, конечно, капнул. В Летнем Лагере вообще обильно процветает осведомительство. Все постоянно доносят друг на друга. Хотя за это не полагается никаких особенных привилегий, не получаешь ни дополнительной дозы баланды, ничего. Но все равно доносят.

-- Я понимаю,-- сочувственно покивал головой начальник. Он вообще у нас был очень большой психолог.-- Она просто не знает, что делают вообще с женщинами, и как их ещё можно оскорблять. Ну дак я же и покажу ей...

Я помню эту фотографию до мельчайших деталей. Она потом стала реликвией и обошла по рукам весь лагерь. На ней женщина эта, пострадавшая, та, что была очень обижена её поклонником, что с нею недостаточно внимательно обошелся. Она там лежит распростертая на спине, привязанная к доске, в полосатом своем синем халате. Рот у нее раскрыт и направлен строго вертикально. В рот между зубов у нее вставлено специальное кольцо, для того чтобы рот у нее при всём желании никогда не закрывался. И туда, в эту трубу, направлены струи одновременно восьмерых мужчин, которые собрались вокруг, как вокруг бочечки, и фуярят, струячат туда в эту трубу.

Ласковый, умиротворенный голос начальника:

-- Вот ты и стала послушной. Хорошей веселой негрубой ласковой девочкой, внимательной к нам, обслуживающему персоналу.

Она потом сказала:

-- Единственная цель, что у них была -- это унизить меня.

-- Конечно,-- поддакнула её товарка, соседка по бараку, что сообщила её проблемы руководству, чтобы ей могли вовремя помочь, поставить точный психологический диагноз, ну и так далее, назначить метод лечения...-- конечно. Горшка у них что ли под рукой не было.

Понятное дело, что она потом, эта излеченная, не озлилась, не окрысилась на начальство, а, напротив, очень хорошо себя повела, спокойно все поняла и приняла, прониклась, наоборот, очень большой симратией, которой всегда хирургический больной проникается к врачу, что делал ему операцию.

Только из лагеря её все равно после этого, конечно, не выпустили. Из-за чего? Какие к тому основания? Она вообще их него не вышла и закончила свой путь в какой-то газовой горелке, но это не имело уже никакого значения, и для неё тоже, потому что она благополучно прошла всю дорогу и полностью излечилась.

В Летнем Лагере

вообще за все провинности для женщин только одно наказание -- изнасилование.

Эсэсовцы его так и называют своим особым словом -- "осклоблять".

Для некоторых это, однако же, лучше, чем "прозравлять".

Эсэсовец это ещё выговаривает протяжно-пренебрежительным образом: про-- зра-вля-бля-бля-бля...

В некоторых случаях оно грубое, циничное и с тягостными последствиями для здоровья, но это уже полностью на усмотрение администрации.

За более серьезные прегрешения могут поставить к позорному столбу. Позорный столб максимально приближен к тому, чем это наказание действительно было в средние века. Это значит, что любой прохожий может ею воспользоваться в произвольном режиме, когда захочет или просто когда будет проходить мимо.

Иногда один эсэсовец при этом говорит другому:

-- Пошли, может, девочек снимем? -- А другой ему на это всегда отвечает:

-- Какой ты добрый. Пускай лучше до утра повисят. Вдруг ночью тоже приспичит кому-нибудь выбежать из барака.

Любовь в лагере практикуется только как наказание за неположенные проступки. В этом просматривается её второй и очень серьезный смысл. Тому, кто привык рассматривать любовь как удовольствие, здесь приходится довольно серьезно пересмотреть свои позиции.

В Летнем Лагере

между отдыхающими быстро устанавливается особенная ни на что не похожая сюсюкающая манера разговора. Каждый стремился по мере возможности как можно больше приблизиться к детству и делал это по-своему, потому что точно как звучит детсткий акцент не знал никто. Но носили все обязательно слюнявчики и ползунчики и писали всегда строго в штанишки. Какать некоторые просились -- А!-а!-а!-- (которые были в Лагере недостаточно ещё долго и не успели впасть в более младший возраст) -- и их уводили конвойные, но при этом на них осуждающе смотрели товарищи, высшим шиком считалось и какать тоже в штаны.

Осужденные, мальчики и девочки, независимо от возраста, болтались в саду за колючей проволокой все описанные и обкаканные, в основном, без штанов, время от времени приходила седовласая нянечка -- переодетый офицер-эсэсовец в белом халате -- и меняла штанишки.

Образ нянечки, которая меняла штанишки, с ласковыми руками, должен быть точно таким, каким он из детства запечатлелся в памяти, это необходимо для эффективности процедуры.

В Летнем Лагере

никакая половая активность, по существу, невозможна, за это, если заметят, застрел или же немедленное досрочное без предупреждения исключение из Лагеря, конечно же, про это правило нигде не написано, именно поэтому все его хорошо знают. Но до этого не доходит никогда. Иногда, конечно, противоположные полы занимаются любовью (обмениваются любовью), но делают они это в качестве дружеского приветствия при встрече, вместо рукопожатия или приветственного раскованного поцелуя, вроде того, чтобы поцеловать ручку даме, когда целуют ручку даме, это можно официально делать в присутствие любого количества людей, поскольку в этом, обычно, не бывает ни капли желания или эротики, так вот, в Лагере даму при встрече точно так же вместо этого ... -- вот и вся разница. Они просто ..., как старые знакомые, при этом ни тот, ни другой не должны по правилам вежливости обнаруживать ни тени признака, что им это нравится, да это никому в результате и не нравится, что является следствием постоянного самоконтроля, высокой самодисциплины и работы над собой.

Все так все и ходят по двору, иногда останавливаются с любопытством, как в детском садике, внимательно осматривают и ощупывают, как диковинку, бережно беря друг у друга гениталии, отчасти притворяются, потому что принят уже вокруг такой стереотип поведения, неприлично его нарушать, а отчасти им действительно это всё нравится, потому что смотрят они с непривычной стороны совершенно другими глазами, с другой, так сказать, позиции, с детской незаинтересованной, бескорыстной-познавательной точки зрения, и им это в новинку.

Один выдающийся ученый, как-то попав туда, подумал о том, что не этого ли рода любопытство его всю жизнь вело к изучению его жидких кристаллов. Хотелось поглазеть и потрогать руками, все дело, может быть, в том, что он в детстве, родители не пускали его в детский сад, он воспитывался дома, и в результате оказался очень много чего лишен. Он сделал изумительные открытия, но в личной жизни (хотя, конечно же, имея прелестную семью и детей) был на самом деле несчастлив, он теперь это очень хорошо понял. Чего ему на самом деле хотелось-то больше всего -- ему хотелося в детский сад, и вот, наконец, настоящая мечта его сбылась. Все, теперь со старой его жизнью безусловно покончено, когда он начнёт новую жизнь, он не знает ещё, что он будет делать, но уж конечно он не будет заниматься снова наукой, зачем это ему, интересно, надо. Он будет глазеть и лапать не жидкие кристаллы, а то, с некоторых пор, что его действительно интересует.

Личность постоянно нуждается в подновлении, если только вы хотите выжить в условиях современного общества, в которых способность к разработке чего-то нового ценится значительно больше, чем большой опыт в классических областях человеческой деятельности. Вы должны постоянно являться источником истинно, непритворно нового, даже если вы давно устали и не хотите больше быть молодым, вам придется им быть, вас об этом никто не спросит, а путь к перерождению и новой жизни лежит только через детство, в котором только и живы механизми по формированию личности. По этой самой причине Летний Лагерь -- не мода, вечен всегда, обязательное место отдыха и встречи творческих и деловых людей.

В Летнем Лагере

образ эсэсовца -- это всегда образ отца. Эсэсовец, чтобы быть по-настоящему хорошим, должен быть похож на вашего отца. Потому что перед лицом отца, голосом отца всегда испытываешь чувство вины, что что-то сделал не так или не доделал того, что тебе предписывалось в детстве. Если ваш лично отец уже умер, то вы без него на Земле являетесь человеком неполным, ваш отец -- это как внутренний орган вашей психологии, ответственный за все изменения, и если у вас уже нет отца, то вы категорически измениться сами уже не можете. Летний Лагерь на свете существует для того, чтобы восполнить для вас этот пробел, заменить вам отца.

Эсэсовец, если только он настоящий эсэсовец, должен вести с вами так, чтобы быть похожим на вашего отца.

Комендант Лагеря -- это собирательный образ всех отцов. Я однажды видел его выступление по внутриЛагерному телевидению -- вылитый отец народа, который берёт на себя заботу и ответственность за всё.

В Летнем Лагере

проще всего с женщинами. Врачи стабильно прописывают им одно и то же. Даже когда ещё только появляется в Лагере симпатичная и очень молодая девочка, как правило, не старше 18 лет, попадают они главным образом от неудачной любви к секретарям партийных организаций или офицерам службы госбезопасности, которые хотели бы от жён спрятать концы, как только появляется такая одна, как только её ещё только подводят к воротам лагеря, более опытные женщины, проведшие в Лагере помногу лет, тыкают на нее пальцем издалека и повторяют на один распев: -- Вон, посмотрите, ещё одна рожалочка приехала.

Выписка из Лагеря -- это всегда только на полное усмотрение администрации. Женщин в Лагере всегда недобор, поэтому женщин никто никогда не выписывает, только они, когда поступают в Лагерь по доброй воле, то они тогда ещё ничего не знают об этом. Равно как и о многом, многом другом.

Сначала она, такая свеженькая, пойдет под коменданта лагеря, потом под его прислужников и помощников, потом пойдет по баракам. Естественно что, не то место, никто не заботится здесь о противозачаточных таблетках или пилюлях, процветает любимая женщинами свободная любовь. Естественно, что, в очередной раз трахая её, очередной любимый не будет беспокоится, что она брюхатая в который раз, чтобы ненарочно не надавить ей на живот. Вот уж если надавит так надавит. Поэтому некоторые дети, возможно, часто рождаются мертвыми или с какими-то врожденными дефектами, но только кому какая разница? Все равно как только ребенок появляется, его сразу же переводят на искусственной вскармливание и выводят из Лагеря, так чтобы ребенок не мешал матери повторять этот обновляющий цикл снова и снова.

Потом её, конечно, выпишут, когда она станет уже старая и страшная и никому не нужна, такою дорогой ценой достанется ей обновление, но дело того стоит, обновление всегда стоит той цены, которая за него заплачена. Её будут все звать "баба Тома" она будет часто ходить в поликлинику на физиотерапию и очень скучать по тому, что всю жизнь рожала, а на старости лет осталась, и нету вокруг неё ни детей и внуков, ни вообще родных.

И судьи их приговаривают всегда к одному и тому же, приговор трибунала весьма суров и всегда один -- изнасилование. Жесткое и грубое, можно ей, конечно, что-нибудь такое там в женских органах сгоряча помять, этот риск, но никак без риска, приходится идти на риск. Вожможно, что её потом подлечат, так сказать, уже в миру, а может, конечно, и останется после всех сеансов физиотерапии что-нибудь все равно неизлечимое, скорее всего, что она никогда больше не сможет иметь детей, но раз она зачем-то сюда пришла, значит, видать, дело серьезное, что-то здесь ей нужно было такое, что в обычной жизни она никак не может достать, а у многих из тех, что идут сюда, дети уже есть. Многие сластены идут в Летний Лагерь исключительно из-за того, чтобы пережить это самое наказание. Если у женщины не было такого никогда ещё в жизни, то она в определенном смысле слова все равно ещё девственница, даже если у нее есть муж и дети, но никогда они ещё не любилась по кругу с целым бараком, это все равно что девственность, многим от этого плохо спиться по ночам, и снятся дурные сны, и кружится голова от желания лечь, и не у каждой из них в миру есть места, где она могла бы это получить, подвергнуться зверскому нападению хулиганов. Есть многие женщины, которые ходят по темным улицам ночами, сами не понимая, чего они там, собственно, ищут, а в действительности они просто хотели бы подвергнуться зверскому нападению хулиганов, но не могут, не нападает на них никто, мужчины на улице часто бывают нерешительны и не спешат пойти навстречу пожеланиям дамы.

Поэтому от мало-мальски привлекательной дамы после её ухода в Летний Лагерь сразу отказываются муж и дети -- все понимают, чего, значит, ей в обычной жизни всегда не хватало и для чего она рвется туда. Что вообще всегда прекрасно делает Летний Лагерь так это перемешивает семьи и одновременно все расставляет на свои места, необычайно эффективное средство в деле перестроения и омоложения всего.

В Летнем Лагере

с людьми происходят удивительные вещи, прямо противоположные тому, что могло бы с ними случиться в обычной жизни вообще когда-либо. Если, например, в обычной жизни поставить человека на колени и пописать ему в физиономию -- это совсем не хороший поступок, это никуда не годится, это плохо, это ужасно плохо, это совсем непредставимый вариант поведения, человек и выжить-то вообще так не может. А в Летнем Лагере это можно, и все только так себя и ведут. Поэтому очень важно, чтобы за стенами лагеря, за двумя рядами колючей проволоки никто ничего про лагерь не знал (или знали бы, но не все, никакой официальной рекламы, информация передается только из уст в уста). Ветераны (кто вышел из лагеря, примерно в среднем один из десяти, не имеют, конечно, никаких привелегий из-за своего ветеранства, как у людей совсем ещё молодых, первыми ногами едва только вступающих в жизнь) не любят особенно-то распространятся при молодёжи о том, что с ними было в Лагере, чтобы не отбить охоту. Они считают, что если они через это прошли, то очень важно, чтобы очередное новое молодое поколение тоже прошло через все то же самое. Тогда им, видимо, будет легче на душе и не так обидно за бесцельно прожитые годы. Их спрашивают:

-- Каков распорядок жизни в Лагере?

-- А, распорядок... Да какой там, к чёрту, распорядок. Никакого особенного распорядка... С утра подъем, кто когда хочет, но только лучше всего, конечно, поддерживать внутреннюю дисциплину и спортивный образ жизни, поэтому лучше всего -- ранний подъем. Потом завтрак, все для разгрузки, разнообразный рацион, овощи, фрукты, вареный картофель, после него -- кофе, какао, морожение, десерт. После завтрака кто хотел -- работал, а кто хотел -- занимался спортом.

-- Да, дедушка? Как интересно!.. А вот один мой знакомый, он недавно побывал в Лагере, так он рассказывал совсем другие вещи...

-- ВОТ ПОТОМУ-ТО ОН ОПЯТЬ ТАМ!!!..

(Кто прошел Лагерь, но его дальнейшее поведение говорит о том, что он недостаточно соответствует высоким стандартам Лагеря, поставленным задачам и передовым рубежам -- возвращается на доработку на прежнее место.)

Нужно, чтобы внешний человек ничего не знал об образе жизни, об измененных нормах жизни и поведения в Лагере, иначе терапевтический эффект у новых поступивших на обучение будет равняться нулю.

В Летнем Лагере

используется запрещенный язык. Он в ходу только между охранниками и заключенными. Это обидный язык, те, которые выходят за пределы, за рамки колючей проволоки, его уже не применяют и быстро забывают, такого обычному человеку нельзя сказать, он страшно, ужасно обидится.

В Летнем Лагере

существует специальная группа по подготовке спаянных коллективов для длительных опасных экспедиций или для любого рода длительной совместной работы, где требуется без шуток сразу сплоченный коллектив с самого начала и без времени на промедление. Эти люди не хотят переродиться сами по себе, им ни к чему этот изнурительный процесс. Они только хотят слиться характерами, чтобы не было потом смертельных драк во время долгой полярной зимовки с совершенно малознакомыми людьми, от которых неизвестно чего ждать и как себя с ними вести и будут ли они вообще совместны. А не подерешься ты с человеком, если ты про него знаешь, что он твой настоящий старый знакомый, что уж что бы там ни было, как старый друг он всегда будет с тобой. Старый друг тем и характерен, что он почти что родственник. Как родственников, старых друзей не выбирают. Их не нужно спрашивать, хотят ли они помочь в беде, они просто обязаны помочь.

Старый знакомый -- человек, при котором ты чувствуешь себя свободно и не стараешься никак себя вести. Что делает человека настоящим старым знакомым? Только одно, он хорош тем, что ты не раз уже при нем попадал в самые неловкие и постыдные ситуации, бывал глуп, смешон, низок так, что дальше уже некуда, так, как с каждым много раз неизбежно бывает, но нечасто, в обычной жизни для того, чтобы совместно с кем-то попасть много раз в такие ситуации, нужно провести вместе очень много времени. Только тогда ты можешь его совсем не стесняться, если между вами есть что-то такое, чего ты очень стесняешься и никогда никому не скажешь и будешь стесняться всю жизнь.

Опытные педагоги изолируют вашу группу в специальном маленьком уютном дворике, отгороженном от окружающего мира колючей проволокой, и за короткое время в интенсивном эффективном режиме подвергнут таким унижениям и издевательствам, что ваши новые очень большие, по существу, самые большие друзья на всю жизнь, никогда этого не забудут. Вы будете бить женщин по морде, чтобы спасти свою шкуру, вы будете испражняться в их присутствии в свой головной убор, потом все это жрать, потому что в течение 20 дней (интенсивный режим, потому что время дорого для деловых людей, а вам эти дни платят ваш полный оклад от компании, и это немало) вам ничего другого давать не будут, а потребуют выполнения тяжёлой физической работы, вы будете все это запивать своею же собственной водой, и т.д.

"Талант руководителя ". Заметка в Лагерной стенгазете, пришпиленная к стеклу на концерте лагерной самодеятельности в так называемой бане -- мальчики с девочками вместе, всё есть, полки и душ, нету только воды, а фактически это газовая камера, во время концерта в зал сверху кристалликами, лиловыми хлопьями начал падать цианид, все остались очень довольны, заметку прочитали все присутствующие, а в слудующий раз её нашли и прочитали уже после концерта.

Эсэсовец вошёл в комнату и положил автомат поперёк стола.

-- Здесь кто-то что-то сказал?-- деликатно, чтобы не раздавить душу, вежливо осведомился он.-- Или мне показалось?

Для того, чтобы быть эсэсовцем, недостаточно иметь автомат. Вы что же думаете, что если у кого-то есть автомат, то он сразу же уже и эсэсовец? Ничуть! (Отнюдь!) Партизаны, например, тоже бывают с автоматами.

Эсэсовцем надо быть в душе. Эсэсовцем нужно родиться. Эсэсовец -- это огромный и чуткий тонкий политический нюх и психологический, я не побоюсь этого слова, глубокий педагогический талант. Мы все благодарны за то, что у нас в Лагере такой грамотный и отзывчивый, горячо внимательный персонал.

Плохие у нас просто не удерживаются. У плохого в руках автомат -- что у домохозяйки кочерга. Он не умеет с ней обращаться! Вспомните только, ребята, сколько много мы перевидели таких! Внешне он -- ничего особенного, никогда по нему не скажешь, в чём-то другом он несомненно очень даже может быть неплохой парень, но вот только почему-то не идёт у него это дело -- быть эсэсовцем!

Мы таких не любим. Мы таких решительно и быстро смещаем. Он входит в палату -- и в него сразу летит подушка. И неизвестно от кого! What a problem! What a life, ah! В эсэсовца запустить подушкой! Какое бессмысленное остолопство! Но мы на него идём. Мы таких ненавидим. Мы с ними мгновенно расправляемся. Не нашёл контакт с коллективом -- быстро прощай!

И пускай он в своей бессмысленной злобе сразу хватается за его бестолковый в неумелых руках автомат и, пройдясь по полкам ненаправленной очередью, сразу больше половины из нас положит -- всё равно он же ничего не может нам сделать, вы же все здесь, друзья, меня прекрасно понимаете!

В Летнем Лагере

вчера показывали пальцем на одного человека. Говорили: вот этот недавно побывал в миру (вне стен Лагеря, с той стороны территории, обтянутой колючей проволокой) и снова вернулся домой.

Ну что ж, это его собственный путь. Значит, он ещё не готов, недостаточно хорошо успел ещё переродиться. А иные иногда и не пробуют. Они просто знают, друзья, что они никогда не могли бы жить ни в каком другом месте вне стен Лагеря. Женщины в этом плане наиболее вообще благодарная публика. Где бы они ни жили, они обычно всегда влюблены в своего надзирателя. Хотя это никак не поощряется.

В Летнем Лагере

денежные премии выдаются только за то, что тебя никто не заставляет делать, за всё то, что ни в каком разрезе не входит в обязанности пассажира-пациента, например, чистку зубов. Денежные премии по традиции приклеиваются сухим дерьмом к стенке Лагерного Сортира.

В Летнем Лагере

заключённых всегда почему-то называют пассажирами. Эсэсовцы шутят, что они все пассажиры в большинстве своём, конечно же, на тот свет. Каждый получает то, для чего он сюда пришёл. (Пассажиров, окончательно потерявших вес) Пассажиров, потерявших управление, называют мусульманами. Вон идёт один их них качающейся походкой. Ему всё равно уже, куда идти. Кто ни скажет ему, иди туда-- то, он туда в точности и пойдёт.

В Летнем Лагере

сейчас как раз набираются специальные группы, обещающие радикальную потерю веса для толстяков.

В Летнем Лагере

каждый волен иметь свою линию поведения. Приведу хотя бы один пример. Как-то ведут большую партию женщин. Они все уже раздеты, и их ведут в газовую камеру. Они ещё точно не знают, что именно хлынет на них через форсунки душа, вода или цианид (газ или цианид), но на самом деле все уже знают, поэтому бредут особенно послушно покорно. Душей в Лагере нет из-за экономии денег. Экономически Лагерь на полном самообеспечении. Принимающий партию офицер узнаёт среди идущих женщин известную актрису. Он очень доволен тем, что ему удалось её узнать: вообще-то женщины без одежды лишены индивидуальности, остаются только причёска и мокияж, а тут как раз у них у всех волосы были одинаково сбриты. Так вот, он сразу же останавливает колонну и подзывает актрису к себе.

-- Покуда тебя ещё никуда не отвели,-- говорит он ей,-- станцуй для меня.

При этом он не обещает ей за это никаких привилегий, что, может быть, она будет освобождена от необходимости идти вместе со всеми умирать. Но она понимающе охотно согласно кивает головой и начинает перед ним танцевать.

(Заключённые вообще, например, постоянно стучат друг на друга, хотя все знают, что это никак не поощряется. Из заключённых каждой группы всегда выбирается один староста, наиболее всегда мерзопакостный субъект, хотя староста не имеет никаких обязанностей, равно как и никаких прав.)

Танцует она прекрасно, как можно танцевать только последний раз в жизни. В танце, мурлыча для себя популярную песенку ("I Will Do Everything for Love but I Won t Do This"), она приближается к офицеру, обвивается вокруг его талии, обвивается вокруг его ног, обвивает за шею, после чего неожиданно (а на самом деле все только этого и ждали, ни один не дурак) она выхватывает пистолет из его кобуры и, раньше чем эсэсовцы, держащие её на прицеле, успевают как-то отреагировать, в два выстрела застреливает его. После первого выстрела он у неё ещё шевелится под копной толстых волос и даже пытается ещё что-то сказать, так что для того, чтобы быть окончательно уверенной, она его ещё и в нос. Потом пытается сама застрелиться, но не успевает, изрешеченная очередями конвойных, можно бы, конечно, её после этого ещё и помучить, но у них уже никакого терпения больше нет. Партия вся попадала голыми животами на холодную землю, спасая себя от пуль.

Ну вот и всё. Партия проследовала дальше намеченным ей путём. Такая вот история их необыкновенной любви. Нужны ли ещё какие-то комментарии?

В Летнем Лагере

у администрации постоянные финансовые затруднения. В общем, Лагерь -- нерентабельное предприятие, до него нет никому никакого дела, которое держится, в основном, силами энтузиастов, которые работают целыми сутками только за еду. Офицерам почти ничего не платят, заключённых нечем кормить, патроны стоят дорого, цианид, в общем, не дорог, и его нужно немного, но его при этом постоянно забывают завести. По счастью, заключённые проявляют очень хорошее понимание ситуации и очень хорошо умеют слушаться приказаний. Это часто выручает.

Например, выводят как-то раз партию заключённых. Им говорят:

-- (Поздравляю вас. У нас сегодня радостное событие.) Ваш барак предназначен полностью на ликвидацию. Еды, чтобы вас дальше кормить у нас нет. Но патронов на вас жалко, а цианида сейчас в Лагере нет, одни перебои. Поэтому приказываю всем лечь и просто умереть.

Ну, они легли все и умерли.

Врач Лагеря, исключительно образованный человек, профессор, три класса образования, сам бывший из заключённых, он считал, что это физиологически невозможно, так нет же, Лагерь делает чудеса методами тонкой психологии, (врач) он окликнул одного:

-- Рядовой Воскобойников, ну уж хоть вы-то!.. Стыдитесь!..

Рядовой Воскобойников слабо приподнял голову и сразу же уронил, шея вся в крови. Как будто бритвой у него было перерезано горло. Хотя все знают, что бритвы никакой у него не было. Хотя, может быть, у его соседей-однокамерников -- было? Никто уже не узнает.

Так это или иначе, но, согласитесь, господа -- какая храбрость, а?! Какое прекрасное самопожертвование!

Врач Лагеря, правда, считает, что в такие игры можно играть со смертью только тогда, когда в жизни всё обрыдло, но он ренегат, мы его осуждаем.

В жизни тоже есть место для такой храбрости, но обычно она не проявляется, потому что для этого нет случая.

Психологически всё возможно!

В Летнем Лагере

комендант вывел на плац группу заключённых и произнес перед ними такую короткую речь.

-- Я уделю вам одну минуту своего времени (сказал он, зевая и явно отходя ко сну). Вы у меня самая сознательная группа, самая ударная бригада, самый хороший барак. Вы, конечно же, должны понять.

Ваша группа предназначена на уничтожение. Нужно это сделать сегодня. Но Лагерю в настоящее время очень сильно сокращают финансирование. Поэтому давно приходится экономить патроны и тратить только в крайних случаях дисциплинарных нарушений, которые, слава Богу, в последнее время случаются крайне редко, и все реже и реже. Газ сегодня не завезли. Я, конечно, мог бы заставить вас всех искупаться в ледяной воде в одежде, и потом долгое время продержать на плацу на ледяном ветру. Но сегодня как на грех тёплая погода, и вообще лето, от жары деваться некуда. (Он ещё раз мучительно зазевал от тоски во всю пасть, рискуя свихнуть себе челюсть.) Так что я просто и не знаю, что с вами делать.

Я думаю, что вы должны проявить понимание к тяжёлому положению, в котором находится администрация лагеря. Поэтому вам придется просто умереть самим. Мне очень жаль, что я ничем не могу в этом деле вам помочь. Тут я все сказал. Аудиенция окончена.

Он ещё раз зевнул и пошёл прочь.

Кто-то лениво сказал с места: -- Повеситься бы что ли...

На него так же лениво прикрикнули: -- Да ну, дурак. Веревки-то ни у кого нет. Или ты думаешь, что тебе специальную дадут?

Взвод весело захихикал.

Все легли.

Кто-то шёпотом виновато сказал кому-то на ухо: -- Ты извини. Но я не умею. Не знаю, как это делается.

Ему объяснили:

-- А это нестрашно. Ты просто лежи. Ты это и не почувствуешь. Как будто уснешь.

Наутро всю группу нашли послушно лежащую на плацу. Ни одного не нашлось, кто как-то нарушил бы дисциплину.

А тут как раз пришла комиссия врачей проверять лагерь. Во-первых, проверили санитарные нормы состояния бараков, не слишком ли они переполнены. Оказалось, что нет, все в порядке, с учётом этой группы, что вчера осталась с вечера на плацу, всё вполне отвечает каким-то там стандартам, которые администрация лагеря сама же для себя придумала и обещала поддерживать когда-то в начале.

Потом осмотрели группу, не несут ли тела следов жестокого несправедливого обращения. Ничего не нашли. Никаких причин смерти.

Любая статья про Летний Лагерь

-- это важное психологическое исследование.

Комендант Лагеря

-- самый умный человек в мире.

Я хочу, чтобы каждая статья про Летний Лагерь начиналась словами:

... есть специальный свод законов, говорящий о том, как пациент должен и как не должен вести себя в минуту расстрела.

Вот надзиратель Лагеря. Хороший работник. Вот посмотрите на его фотографию, на фоне чего сфотографировался этот человек. Брат и сестра, вместе приговорённые к расстрелу. Брат уже разделся, сестра ещё только раздевается, но тоже уже почти готова. Всё чинно, спокойно, послушно. Никто не рыпается, хотя глаза и испуганные, но никто не кричит.

Вот хорошее, правильное поведение перед расстрелом, и правильно, что он желает сфотографироваться на этом фоне, он вправе гордиться, потому что это хорошо доказывает, что он опытный работник и талантливый педагог.

Кто гадит, а кто не гадит в штаны после расстрела.

Преподаватели в Лагере (эсэсовцы) -- все тонкие психологи. Они могут некоторые и не иметь высшего образования, и вообще по их роже никогда не скажешь, что они могут вообще что-то знать, а уж тем более такую тонкую вещь как психология людей, для этого надо иметь много дипломов и учиться в крупных университетах больших городов, а они очень часто бывают из простых крестьянских семей, или из семей парикмахеров.

Но тем не менее, они все прекрасные специалисты. И тот, кто недостаточно хорошо знает свою работу, не удержится на этом месте никогда.

Приведу только один пример. Поведение людей перед расстрелом. Очень часто бывает, что в Лагере проводятся массовые ликвидации людей. Это необходимость, совершенно бытовая, каждодневная деталь в жизни Лагеря.

Лагеря все на очень ограниченном бюджете, они никогда не получают почти никакую дополнительную помощь от государства.

Так вот, например, если продуктов в Лагерь в последнее время не завезли, или государственные чиновники сообщили, что каким-то постановлением Лагерю сократили поставку продуктов, значит, нужно избавляться от некоторого лишнего количества людей.

Ну, можно, конечно, сократить рационы, что тоже делается сплошь и рядом, но это просто только ещё один другой путь.

Или, скажем, барак прохудился, его давно пора уже сносить, а другого жилого помещения нет, а чтобы перестраивать барак, нет безналичных фондов.

Как провести расстрел?

Обычная процедура -- это когда заключённых пригоняют к краю поля, всем каждому дают лопату в руки, они вместе вырывают большую и длинную яму, потом по команде становятся за руки к краю этой ями, и, когда эсэсовец проходит вдоль этого строя с длинной автоматной очередью, они просто падают туда все, чем, конечно, значительно облегчают работу эсэсовцев, которые и так трудятся по очень многу часов в сутки, перерабатывают (хотя и может показаться, что они ничего не делают, но это не так). Они просто падают все сразу туда, куда надо. Потом пригоняют соседний к ним барак, которые их всех закапывают. Так в Лагере соблюдаются правила санитарной гигиены.

Бунты в Лагере случаются исключительно редко, потому что в основном в Лагерь попадают люди, которые сами по себе чаще всего бывают исключительно дисциплинированны. Но всё же, если дать каждому в руки лопату и отправить их копать яму, если их всех очень много с лопатами, а эсэсовцев с автоматами мало, если смена сегодня маленькая, если двое, к примеру, из пяти, перепив пива, валяются где-то с головной болью или пошли утолять свои чувства, свою тоску в женский барак -- может случится бунт.

Но если людям говоришь, что их ведут на расстрел, а не просто так -- то бунта никогда не бывает. Это явление очень хорошо знакомое всем, и если отвод на расстрел, то это очень легкий отвод. Для этого сильную смену никогда не назначают, а чаще всего бывает достаточно только одного или двух эсэсовцев.

Бывает даже, что нужно вырыть простую яму, но смена сегодня слабая, эсэсовцев недостаточно много вышло на работу. Для того, чтобы достаточно было одного конвоира, людям говорят, что их ведут на расстрел -- ну и они идут спокойно, никто не думает о том, чтобы бунтовать.

Можно даже сказать: -- Ребята, ваш расстрел в шесть часов, нужно, чтобы за это время вы успели прокопать канаву вон до того дерева.

Когда без расстрела, это тоже, бывает, работает, но не очень. Но когда всё то же самое перед расстрелом -- вы просто не поверите, какие это иногда даёт результаты.

Вот это -- психологи!. И это то, что знакомо каждому эсэсовцу. Только когда говоришь такое, нужно, чтобы действительно люди тебе поверили. Чтобы тогда уже ни одна чёрточка лица не дрогнула не туда, куда тебе нужно.

Это, конечно, забирает у работников Лагеря бесконечно много душевной энергии, поэтому и пьянство-то среди этих работников так очень распространено.

Ну, вот теперь вы видите, какие опытные и квалифицированные работают у нас люди!

Впрочем, и опыт они, конечно, набирают такой очень быстро, потому что они работают с человеческим материалом, которого на других работах гораздо меньше.

Эсэсовцем может стать каждый. Нет, это не преувеличение, а просто известно по науке совершенно точно, что в каждом из нас живёт эсэсовец.

В одних их нас эти способности больше развиты природой и всей дальнейшей жизнью, в других меньше, но во всех нас эти способности есть.

Вот такой пример. Вот вам задача, классический тест на эсэсовца. Роется в земле зоны третий барак. Ковыряют в земле какую-то канаву, в которой должны проложить то ли какой-то кабель, то ли трубу, но в действительности канаву просто разрывают и зарывают каждый месяц. За их работой наблюдает эсэсовец. Двое ребят совсем измотаны и истощены. Пользы от них всё равно уже никакой. Они присели отдохнуть, скорее, упали, потому что всё равно уже просто валятся с ног.

Такой пример поведения совершенно недопустим. Эсэсовец назначает ребятам меру наказания. Поскольку провинность их дисциплинарная, естественно, что он не может их просто так расстрелять перед строем. Это понимает каждый эсэсовец как опытный педагог. Нет, за такую более серьёзную провинность должно быть по заслугам назначено что-нибудь более длительное. Он предлагает ребятам вырыть самим себе яму. Небольшой окопчик глубиной в полный человеческий рост, в который могут поместиться только они сами, чтобы без расстрела, который им при их плохом поведении от Лагеря не полагается, не заработали они на него, их там сразу же живьём закопать. Это ребята сразу очень быстро и сделали, и, хотя раньше у них сил совсем не было, но тут, конечно, сразу же силы у них опять появились. Вот окопчик уже вырыт, каждый из ребят туда встал, и проверено, что они туда оба помещаются в полный свой рост с головой. Закопать из назначен некто Ржездничек, бывший из польских аристократов. И тут случается непредвиденное. Польский шляхтич отказывается закапывать ребят. Это будет, как он говорит, дескать, против его убеждений. И он знаком с этими ребятами, всё-таки, из того же барака, после этого их закопать -- это будет с его точки зрения не по-товарищески. И то, что его могут тут же без промаха расстрелять, его не сбивает с толку: в его роду польские аристократы привыкли жертвовать жизнью из-за своих убеждений и поступать только таким путём.

Как поступает эсэсовец?

Кипятиться? Кричать? Нелепо. Расстрелять Ржездничека за такое вопиющее нарушение внутриЛагерной дисциплины? Но тогда это будет его моральная победа, он умрёт несломленным, что в Лагере не годится, оставив полную возможность остальным следовать его примеру. Это позволит им ошибочно полагать, как будто бороться с эсэсовцем -- можно.

Ну, конечно же, эсэсовец командует, и ребята с Ржездничеком сразу же меняются местами. Ржездничек лезет в яму, а ребята начинают лопатами закидывать его землей. Но закидывают они его не до конца, а оставляют его так, чтобы из земли только торчал ещё кончик носа, чтобы Ржездничек там внизу мог ещё дышать. Но только Ржездничек об этом не знает.

Тогда эсэсовец приказывает прекратить работу.

Ржездничек, одно дело проявлять гордость на открытом воздухе, когда есть чем дышать, а другое -- понять, как это может выглядеть, когда ты действительно на краю, не можешь ничем пошевелить и уже задыхаешься в говне. Когда Ржездничек начинает совсем окончательно задыхаться, эсэсовец отдаёт приказ, и ребята откапывают Ржездничека, после чего снова становятся сами в яму. Эсэсовец командует, и Ржездничек больше уже не сопротивляется, он послушно закапывает ребят с головой.

После этого можно расстрелять Ржездничека, а можно этого и не делать, это более не имеет значения. Ржездничек сломлен, и это самое главное.

Я проверял эту задачу на очень большом множестве моих родственников и знакомых. И вот что получилось: не было ни одного, ну, понимаете, ни одного, который не нашёл бы правильного решения за эсэсовца.

Так что если вы лично не эсэсовец до сих пор, и вы завидуете им, их общительности и раскованности, их глубокому и настоящему большому знанию людей, умению себя вести в любой ситуации -- вы можете уверены, что и для вас в вашем возрасте тоже не всё ещё потеряно.

Эсэсовец на отдыхе.

Эсэсовец рассказывает своим друзьям. Эсэсовец, когда только хочет -- он очень интересный собеседник, потому что он может рассказать о таких вещах, про которые без него не вдруг узнаешь. Он говорит:

-- Я разложил перед собой автомат. Солнышко припекало и было неторопливое настроение. Я ему говорю:

-- Ваших расстреливать неприятно. Как только кто-то шлёпается на землю, а по совести говоря, даже раньше, пока только оседает или летит -- у него нарушается контроль над собой, он первым делом накладывает в штаны. И запах сразу, и портят одежду, ею потому не может воспользоваться никто другой, а в Лагере одежды не хватает. Я в последнее время всем говорю, чтобы снимали с себя также и бельё.

Он уже как раз раздевался, его младшая сестра раздевалась рядом с ним, ну, ему хотелось пофасонить перед девчонкой.

-- Ну,-- он говорит,-- со мною такого, конечно же, не случится. Нет, со мною этого не произойдёт.

-- Ты,-- я говорю,-- снял бы лучше, всё-таки, свои кальсоны. Я тебя первого работать буду. Ты за своё хозяйство не беспокойся, что сестра его увидит. Я почему-- то уверен, что у тебя там нет ничего такого особенного, на что нельзя было бы смотреть. Скорее всего, оно у тебя совсем не отличается ни размером, ни цветом от того, что я уже и так видел тысячу раз. Сестра твоя совсем ещё молодая, она, может быть, и вообще ни разу не видела, ну так пускай хоть сейчас посмотрит. Что тебе, жалко что ли.

-- Нет,-- упрямо и решительно они мне оба говорят в один голос.-- Нет.

Ну, нет так нет, пожалуйста, не хотите -- не надо. Гордые они, значит, такие были, фасону в них много. Это с вами, я им говорю, такое в первый раз, а я же знаю, как на самом деле лучше.

Ну, конечно, когда начал только оседать и сам он наложил на глазах у сеструхи-то, она, дурочка, ещё чего-то хихикала в кулачок, ну и сама она тоже, конечно же, дело молодое, порядочно наложила.

Это только наши ребята в школе эсэсовцев проходят специальную тренировку, готовятся, как это делать, что если это с тобой, если почувствуешь, что готов, то что сразу же такое нужно сделать, чтобы не наложить.

Ну а с пациентами -- если есть немного времени, то можно ему рассказать, как следить за своими физиологическими отправлениями, чтобы остаться чистым и избежать позора. Но да только они народ довольно бестолковый, и часто всё равно не помогает.

В Летнем Лагере

постоянно проводится тестирование, кого бы ты вынес из горящего дома, родителей или детей. Конечно, понятно, что тебе очень дороги и те и другие, и нельзя никогда ставить человека перед такой проблемой выбора, это может навсегда поломать ему психику. Но основной задачей Лагеря является именно поломать человека и его психику, слелать из него кого-то другого, и тут даже неважно кого. Опытные педагоги, работающие в Лагере, все с высшим образованием, знают, что это на самое деле не так просто. То есть, для них с их дипломом это просто, стандартная процедура, всегда получается и не составляет труда. Но они знают, что без специальной подготовки и опыта поломать психику человека случайным образом практически невозможно, это совсем даже не хрупкая вещь.

Примерно то же самое как металлическую чушку всегда и без проблемы распилит опытный слесарь по металлу, но её невозможно разбить, случайно уронив.

Так это или иначе, но Летний Лагерь свободен от проблемы о сохранении душевного равновесия человека, это не ресторан, где тебе принесут за твои деньги все, что захочешь, ты в нем и не платишь-то ничего, всё на общественных началах.

Именно поэтому Лагерь является настоящей свободной зоной, где всё разрешено. В нем ставить человека перед любым выбором -- можно.

И вот охранники Лагеря постоянно это делают. Они любят ставить, например, мать перед выбором, кого она больше хочет спасти из своих двоих детей, мальчика или девочку. Очень эффективная освежающая процедура, которая заодно очень много проясняет в голове человека, позволяя ему, наконец, понять, кого же она, собственно, больше любит из своих детей, мальчика или девочку.

Процедура стандартная и очень хорошо проработана. Служители Лагеря выполняли этот трюк многие сотни раз.

Служители Лагеря вообще все -- мудрецы. Их действия преисполнены огромного опыта работы с людьми. Опыт набираешь, работая в эсэс, за две недели такой, какой не получишь за всю жизнь бухгалтером в каком-нибудь секретариате. Служители -- понимают человеческую психологию действительно очень хорошо. Они знают, что человеку действительно нужно. И как человек поведет себя в какой ситуации.

Служители знают хорошо одну очень важную вещь. Они знают, что люди все одинаковы.

Приведу довольно простой пример. Одна из сцен по типу того, что можно наблюдать в Лагере буквально-таки ежедневно.

К женщине подходит педагог в униформе и сообщает ей о том, что оба её ребенка тоже находятся вместе с ней в Летнем Лагере, проходя отдых. Это уже является для женщины очень большим откровением. Она припоминает, что никогда не подписывала такой бумаги о заключении в Лагерь своих детей.

Служитель терпеливо объясняет ей, что люди, добровольно пришедшие в лагерь, являются законными лишенцами любых прав. Не только с ними, но и со всеми членами их семей администрация Лагеря имеет право поступать по собственному усмотрению, и администрация, конечно, всегда использует это право, чтобы иметь ещё дополнительный человеческий материал.

Как? что? вы не знали об этом, когда шли сюда? Это, однако, ровно ничего не меняет. Этого не было непосредственно в той бумаге, которую вы подписали, но это есть в стандартных правилах лагерного распорядка. Что, вы хотите посмотреть эти правила? Да кто же их вам даст. Они являются секретным документом, по крайней мере для отдыхающих, которые с момента подписания бумаги и поступления на отдых стандартно лишены всех прав.

А что же вы, собственно, думали? Вы знали, например, что вы лишаетесь привелегий участия в выборах, а также всех других гражданских прав? Вы также лишаетесь права проконсультироваться со своим адвокатом. Вы также лишаетесь права содержать свою семью в условиях нормальных для нелишенца.

Довольно, у меня не очень много на вас времени, и я не могу провести свой целый рабочий день здесь беседуя с вами. Я и так уделил вам слишком много времени. Короче, вот фотография вашего мальчика в полосатой лагерной кофточке и фотография вашей девочки в полосатой лагерной маечке, чтобы вы могли быстро убедиться.

Далее служитель предлагает женщине свои услуги в обмен на стандартную процедуру любви. Он мог бы получить любовь этой женщины и так, ему не нужно для этого её согласие, он использует любовь чисто как воспитательную процедуру, но женщине обычно это никогда не приходит в голову, она настолько взволнована, что считает себя действующим лицом в этой сделке, в которой она в действительности держится за болвана, а не за игрока. Окончив операцию, он рассказывает женщине, что её девочка предназначена для газовой камеры, а мальчик предназначен для того, что всю их группу маленьких ребят выкупают в реке, а потом выведут выдержать на плацу в холодную погоду, чтобы они все умерли от воспаления легких, потому что Лагерь сейчас, как всегда, в очень тяжелом финансовом положении, и выпущено очень строгое указание экономить патроны. Он объясняет женщине, что его власти недостаточно, чтобы спасти их обоих, он может спасти только кого-то одного по её усмотрению, он все же пришел, чтобы предложить ей эту услугу, потому что он считает, что она очень красивая женщина, и он знает, что она раньше была очень известная актриса кино, он очень большой поклонник её таланта и смотрел все фильмы с ней, и всегда, когда смотрел фильмы, у него была мечта позаниматься любовью с ней, и вот только сейчас эта мечта, наконец, исполнилась.

Так что не трать, паскуда, больше моего времени, а отвечай прямо, как есть, кого из них ты больше любишь. Времени на размышление, естественно, никакого нет.

Женщина выбирает из двух фотографий одну, она выбирает сына, и чувтствует себя при этом последней предательницей, но что же она может сделать. Эсэсовец говорит: -- Я извиняюсь, это ещё не всё. Я не собираюсь иметь никакие сложности с твоей дочкой, если она будет недостаточно хорошо себя вести, это не входило в наш уговор. Для того, чтобы наш уговор имел силу, ты должна сама направить свою дочку в газовую камеру и убедиться, что она послушно пройдёт весь путь самостоятельно.

Ну что же, женщине, как будто, не остаётся слишком много чего терять, так что она сама своими руками отправила свою девочку в газовую камеру, вывела её на дорогу указала рукой и сказала: "Иди туда".

Потом, через два дня, эсэсовец вернулся к ней и сообщил, что он всё равно ничего не смог сделать, и что сын её всё же оказался в этой партии детей, который вывели на плац для уничтожения.

Прекрасная очищающая процедура, она сбрасывает многотонный груз прошлого, сбрасывает с неё всё, её домашним по почте просто приходит извещение, кого именно из двоих она выбрала, но это не имеет очень большого значения, потому что после Лагеря человек считается все равно что умершим, он считается перед законом формально умершим и начинает новую жизнь под другим именем.

Бывает часто ещё, что человеку дают выбирать, кого он больше хочет спасти, своих детей или своих родителей. Опыт показывает, что большинство всегда больше хочет спасти родителей. И это очень естественно. А потому что родители нужны человеку гораздо больше, чем дети. Подсознательно нужен кто-то, кто будет тебя безоговорочно любить, кто будет о тебе заботиться всё время, несмотря ни на что. Люди рожают детей только ввиду невозможности родить себе новых родителей.

Кстати, комендант Лагеря сказал вчера в своей приветственной речи, что для тех, кто хотел бы сейчас и немедленно быть отпущенным из Лагеря, есть один способ, относящийся, правда, только к случаю, когда вместе сидят отец и его маленький сынишка. Отец берёт лом и раздробляет сыну коленку с одного удара, только так, чтобы починить больше было нельзя -- и только тогда выходит.

В Летнем Лагере

комендант сказал однажды своему заместителю.

-- Ты понимаешь этих физиков? Я, к примеру, совсем-таки их не понимаю. Столько экспериментов -- и все без толку. Кому может быть от них какой-нибудь интерес? Разве они не понимают, что самые интересные эксперименты -- это эксперименты на людях?

-- Наверное,-- ответил заместитель,-- скорее всего они имеют вокруг себя просто не очень много людей.

Начальник Лагеря и его заместитель -- это те люди, вокруг которых всегда слишком много людей.

В нашем Летнем Лагере

был проведен классический эксперимент. Эсэсовцы заперли в газовой камере мать и дочь и пустили газ. Изучению подлежало сразу многое. Кто из них более жизнеспособен? Кто из них дольше и насколько проживет? Как они вообще будут себя вести?

Думали, что, может быть, мать инстинктивно придёт к тому, что найдет тот единственный способ передачи жизни, как можно отдать свою жизнь другому существу. Думали, что, может быть, этот способ можно будет потом применять во многих других случаях, когда это за чем-то нужно, когда одно существо захочет почему-то передать свою жизнь другому, более ценному, чем оно само, например, изобретателю всех Лагерей Адольфу Гитлеру, обогатившему человечество идеей Лагерей, для того, чтобы он, может быть, восстлел из гроба и обогатил человечество ещё чем-нибудь. Кто-нибудь, конечно, пошёл бы на это и отдал свою жизнь, потому что надежда на то, что ты сам чем-то обогатишь человечество, знаете ли... Уж лучше перепоручить это дело Адольфу Гитлеру и на этом успокоиться, я знаю, многие бы так сделали.

Или, может быть, была надежда, что найдется способ отбирать жизнь насильственном способом в свою пользу у другого живого существа, даже если оно и не хочет.

Не знаю, не буду говорить, может быть, в этом, на самом деле, состояла идея эксперимента.

Хотя, когда планировался эксперимент, никто, на самом-то деле, конечно, тогда ни о чём таком не думал. Насколько я знаю тех людей, которые проводили эксперимент.

Конечно, никто не проводит такой эксперимент только постольку, поскольку ни у кого нет такой вожможности. Нету, никакого сомнения, что ни один человек не удержался бы от того, чтобы провести такой эксперимент, если бы у него только действительно была такая возможность.

Все матери проявили удивительное единодушие и старание в деле спасения своих дочерей. Как только они понимали, что им самим всё равно никак не спастись из газовой камеры, они начинали искать способ, что, может быть, им хоть удастся спасти их дочерей.

Конечно, ни одной из них это не удалось. Но это ничуть не огорчало устроителей эксперимента. Вы, возможно, не поверите, но это их не огорчало ничуть.

После, потом, фашисты собирались иногда, вспоминая своё прошлое, выпивая за это, вместе прекрасно понимая, что такого прекрасного прошлого больше ни у кого ни когда не будет, никогда.

После, потом, в Нюренберге, они все никак не могли понять, за что же их судят, они действивали во всем ради науки, только ради науки. И их эксперимент, ставший потом классическим. Каждый приписывал этот эксперимент себе. Никому не было дела, кто же в действительности его, этот эксперимент, придумал. Было только твердое понимание того, что этот эксперимент -- прекрасен. Это представители других наук очень интересуются такими вещами как научный приоретет, тыры-пыры. Нас тогда, представьте, этот вопрос совершенно не интересовал. Мы работали только ради интересов науки. Эксперимент каждого -- это был его эксперимент, каждый это знал, каждый это просто чувствовал. Один из осужденных орал тогда в Нюренберге: ну хорошо, я, конечно, понимаю, что вы теперь можете сделать со мной просто все, что захотите, но это ничего, я, собственно, не больно-то ценю свою персону, но я прошу вас только об одном, не убирайте этот эксперимент из учебников психологии!!! Не убирайте, прошу вас, чтобы эксперимент не погиб, чтобы люди хоть надеялись, чтобы они хотя бы верили, чтобы они хотя бы просто знали, что такой эксперимент был!! Все равно уберёте, я знаю, но правду скрыть не сможете, люди без всякого знания сами подумают про себя, и они догадаются, что такой эксперимент был.

Люди (инструктора) сами погибали, но они хотя бы пытались выгородить свой невинный эксперимент, который был точно ни в чем не виноват, равно как и сами они были ни в чём не виноваты. В этом они в точности повторяли поведение тех матерей, которые старались по мере возможности спасти своё детище.

Сначала мать не понимала, что происходит, но когда она поняла, то она стала всем телом защищать свою дочь, она стала закрывать дочь своим телом, чтобы до неё как можно дольше не дошли ядовитые испарения кристалликов цианида, она пыталась даже выдыхать ей в рот, она не знала, думала, что, может быть, так будет лучше.

Эсэсовцы все столпились у маленького окошечка и сосредоточенно увлеченно наблюдали. Никто уже не помнил, кому именно пришла первому в голову идея эксперимента, но идея была замечательная, просто прекрасная.

Потом этот эксперимент стал классическим. Эсэсовцы любого лагеря старались, как только можно, сразу же повторить этот эксперимент у себя. Многие лагеря проводили этот эксперимент по многу и многу раз с разными матерями и дочерьми разных возрастов и национальностей, они работали без устали день и ночь, экспериментируя без остановки.

Эксперимент поражал своей стабильностью. Он всегда давал один и тот же результат (положительный).

Кто никогда не проводил такой эксперимент, ни за что не удержится от того, чтобы в первый раз попробовать. Кто когда-нибудь пробовал, ни за что не удержится от того, чтобы не повторить. Если только действительно есть такая возможность.

Я думаю, что люди, у кого в жизни никогда не было вожожности провести этот эксперимент, просто не могут судить тех, у кого она действительно была.

Летний Лагерь

-- обобщение всего того прескрасного, что человечеству известно о Лагерях (по книгам).

В Летнем Лагере

имеется Летний СаД.

Надзиратель: -- Говорят очень часто так, в таком разрезе, что в Летнем Лагере человек сразу теряет человеческий облик. А я бы сказал так: приобретает, ещё как приобретает. Сколько я их перевидал (людей), у меня большой опыт, уж мне ли не знать, как они выглядят по-настоящему. Причем, что самое характерное, все выглядят совершенно одинаково, так что узнаётся сразу. Стоит ему, к примеру, один день не пить -- сразу начинает выглядеть так, как мне надо. Заодно очень много настоящего узнаёт о себе, какое он на самом деле дерьмо. А то он раньше не знал, но мне уже заранее всё было известно, что с ним будет, у меня просто очень большой опыт работы с людьми.

С другой стороны, посмотрите, если взять другого человека, который ещё не был в Лагере -- сколько в нём ненастоящего, сколько в нём наносного! Самый верхний слой (культура) довольно скоро уходит, если его поместить в Лагерь, но для того, чтобы он стал действительно настоящим -- сколько над ним ещё нужно проделать работы, снимая всё слой за слоем, сколько его ещё нужно терпеливо полировать!

В Летнем Лагере существует специально разработанная процедура выписки. Не то чтобы её кто-то когда-то проходил, это ещё очень большой вопрос, выписывается ли кто-либо когда-то вообще из лагеря, никто не может на это ответить точно, администрация таких сведений не обязана никому давать, а выписывать никого они не заинтересованы ничем. То есть, неизвестно, применяется ли такая процедура на практике, но все про неё знают.

Подлежащий выписке должен найти где-то на воле женщину, которая согласилась бы стать его новой матерью. Старый человек, считается, как бы умер, а новый должен заново родиться и иметь другую мать. На официальной церемонии, как на похоронах, он залезает ей под юбку, и, когда ведущий объявляет, что вот, новый человек родился, то он просто распахивает юбку и вылезает из-под неё. Все могут присутствовать при этой церемонии и наблюдать её в деталях, как при рождении наследника французского престола.

-- А ты-то здесь зачем?-- спросили однажды удивительно молодую и симпатичную девушку, неизвестно каким образом оказавшуюся в Лагере.-- Сразу же видно по глазам, что тебя не интересует политика. И для чего тебе рождаться заново, когда ты в первый раз-то ещё не родилась. Ты родишься по-настоящему с рождением твоего первого ребенка.

-- Вы не поверите,-- сказала она,-- но я убежала сюда от большой любви...

-- Тоже мне, нашла место...

-- Он был так хорош, так красив. И внимателен ко мне. Мне вдруг неожиданно стало с ним так хорошо, что я испугалась. Я не знаю, как бы вам объяснить, но это было как бы не по настоящему, как бы не взаправду. Это было слишком хорошо для меня, мне не по заслугам. Я недостаточно хорошо себя вела в своём детстком саду, чтобы заслужить такое счастье, поэтому-то я решила вернуться в Летний Лагерь, который есть по существу мой старый забытый детский сад. Я здесь, если вы заметили, очень хорошо себя веду. И всегда чищу зубы по утрам, хотя никто меня не заставляет.

И потом, это нахлынуло на меня с такой силой. Я никогда раньше ничего такого не испытывала. Это меня взбесило. Я боялась, что это могло выйти из-под контроля.

-- Слушай, а как же все эти эсэсовцы, что очень любят наказывать тебя за малейшие провинности или без них по нескольку раз в день, а мера наказания у них только одна -- изнасилование?

-- А, они мне безразличны, я только в первый раз переживала, потому что думала, что должна переживать, потому что меня с детства научили, что любая женщина обязана очень переживать, когда её насилуют. Но потом я поняла, что это необязательно, чему я очень рада.

Кто был летом на курорте -- знает отдых. Кто был в Лагере -- знает жизнь.

"Погружение в детство".

В Летнем Лагере

детству уделяется очень большое внимание. Прежде чем принять нового человека в общую семью под свою опеку, эсэсовцы всегда внимательно изучают, какие у него есть рекомендации и поручительства, рассматривают его детские фотографии, старые игрушки. Ну, конечно, со стороны это может выглядеть, что они просто роются в старом говне на чердаке, отрывают головы плюшевым медведям, перебрасываются сальными замечаниями. Многие, конечно, говорят, что это они испытывают особенное удовольствие в дальнейшем, издеваясь над человеком, который не просто так, а который как будто бы им хорошо знаком, каждому из нас ведь невероятно хочется помучить как-нибудь не просто человека, а именно какого-нибудь своего родственника или близкого друга, которому знаешь, чем можно хорошо насолить. Лучше всего, наиболее понимающие люди всегда для этой цели выбирают любимую женщину, это вообще самая большая радость, высшее удовольствие для действительно интеллигентного человека -- это замучить, застебать любимую женщину (но только обязательно до смерти, иначе нам неинтересно, мы -- по-молодёжному максималисты, мы не довольствуемся малым).

Ну что же, мы здесь в Летнем Лагере все давно привыкли к резкой критике со стороны людей, которые не понимают и не хотят наших ценностей, нам до этих людей давно уже дела нет, станем мы, что ли, обращать внимание и тратить наше драгоценное время.

Ну, тут, конечно, что уж говорить, все мы понимаем, что дело не в этом, главное дело в глубоком изучении детской психологии того человека, огромный психологический перевес над которым необходим, капитальной психологической перестройки которого всем нам хотелось бы добиться, для чего мы, собственно, и работаем.

Если у тебя в руках детство человека (и "шмассер"), то ты ему господин.

Правда, однако, довольно часто бывает, что все эти очень большие труды пропадают даром, когда обучаемый-воспитуемый (брачующийся с обручающейся) бывает полностью расстрелян за нехорошее поведение в первый же день его пребывания в Лагере. Многие даже спрашивают, из тех, которые не понимают:

-- Послушайте, но, может быть, не нужно так много расстрелов? Может быть, как-то всё-таки можно без них обойтись? Эсэсовсцы валятся с ног от усталости, штат маленький, штата не хватает, новых не набрать. Эсэсовцы работают 24 часа в сутки, встают в шесть утра каждый день и прекрасно понимают, что пытка лишением сна -- это самая страшная пытка. Жалко же, что так много воспитательной работы тратится зазря!

Глупенькие, как же они ничего не понимают, как же они совсем ни хрена не рубят! Расстрелы -- существо нашей гигиенической процедуры. Расстрелы необходимы, расстреливать нужно больше, больше и больше, чем больше, тем лучше. В том-то и смысл работы (по расстреливанию населения), что она вся тратится впустую.

Один эсэсовец почему-то был какое-то время ко мне особенно расположен, я даже так чувствовал, что он, по-моему, собирался меня расстрелять, но его в самый последний момент перевели куда-то в другое место, так вот он любил говорить:

-- Это же совсем другое дело, когда ты расстреливаешь человека, которого ты хорошо знаешь. Это совсем не то же самое, что бывает, например, на войне или при бандитизме.

В Летний Лагерь

люди только специально и стремятся-то что из-за расстрелов. 40-50% некогда стандартная норма расстрелов (бандитов и хулиганов) никого давно уже не пугает и не устраивает, люди требуют больше расстрелов, чтобы их было по крайней мере 60-- 70%. Прежде чем записаться в Лагерь, прежде, чем выбрать правильный Лагерь для себя на время Летних каникул, люди долгое время, как правило, изучают по справочникам, хотят убедиться, чтобы там была достаточно большая норма расстрелов, а то с недостаточно большой нормой, хотя и гарантируется, что, пока ты не сломаешься, эсэсовцы несут за тебя ответственность и никогда не выпустят, но всё же остается некоторый шанс, что тебя, возможно, недостаточно хорошо перевоспитают. Посколько сейчас между Лагерями очень большая конкуренция, то это становится особенно важно.

Люди говорят:

-- Пусть лучше будет большой шанс, что я умру, чем то, что я уже умер и вместо меня нужен кто-то другой. Пятнадцать лет проработать над одной темой -- да я же импотент в теоретической физике!

Люди говорят:

-- "Если все пьесы писал один автор,

В слещующей то же , что в предыдущей".

(Другой вариант -- "то же говно").

(Если, конечно, автор не побывал в промежутке между написаниями пьес в хорошем Лагере, из которого он вернулся новым человеком, но только по-- настоящему новым, без балды, если он недостаточно хорошо изменился, читатели, у них ведь нет перед автором никаких обязательств, конечно же скажут, маловато он изменился.

-- Когда Кинчев во второй раз приехал из Москвы, я специально заранее приходил смотреть на его репетиции, чтобы увидеть, как он изменился.

-- Ну и что же?

-- Маловато он изменился...)

Молодых в Лагере не любят, потому что у них не бывает золотых зубов. Как только поступает кто-то с золотыми зубами, он сразу же от ворот прямо идёт под расстрел, или же для дешевизны в газовую камеру, и эсэсовцы, которым нужен новый доход для поддержания своей семьи, забирают себе зубы.

Или опять же золотые кольца. Одна эсэсовка другу эсэсовцу говорит: -- Слушай, я так хочу настоящий большой красивый изумруд, но только не один из этих последних искусственных, а настоящую вещь, из старых, пожалуйста, сделай его для меня, если он когда-нибудь тебе попадётся, ты можешь быть уверен, я в долгу не останусь.

Его давно привлекала золотоволосая красотка Хильда, только он не знал подступа к ней, так что он очень обрадовался случаю, он сказал старосте одного из своих бараков, чтобы тот сказал ему про изумруд, если ему случайно попадется. Но изумруд оказался на пальце еврейской актрисы, которая вскорости поступила к нему на излечение, актриса нравилась ему, он не знал, как поступить. Наконец понял: отобрал изумруд у актрисы, изнасиловал её на унитазе, для чего ему не было нужно её согласия, и, опять же, это было ей очень полезно с целью воспитания.

В Летнем Лагере

главный эсэсовец говорит: -- Если я иногда смотрю современное телевидение, это не означает, однако, что я разделяю всё, что они там говорят. С некоторыми положениями я прямо-таки никак не могу согласиться.

Женщинам не следует избавляться от лишнего жира. Тогда из них мыло гораздо хуже получается.

В Летнем Лагере вы возможно иногда заметите немолодую полноватую женщину интеллигентного вида с огромным веником печально-зелёных цветов, неспешно бредущую к зданию одного из полуразвалившихся уже забытых обгорелых строений прошлого времени. Сейчас она оперная певица, правда что, только в хоре и только на вторых ролях, но это ничего не значит, Летний Лагерь позволяет только начать с начала ... жизнь, для тех, кто просто хочет ещё раз попробовать и попытать счастья, никто и никогда не возьмется, конечно же, вам гарантировать, что эта жизнь будет у вас так же ослепительно удачна, как и первая.

Если вы её спросите, она, конечно же, очень охотно расскажет вам, что она была в этом Лагере, когда ей едва только исполнилось шестнадцать лет, и влюбилась в надзирателя. С тех пор она каждый год заново приходит сюда и приносит цветы.

Она расскажет, что попала сюда по ошибке, но отнюдь не чувствовала себя одинокой, потому что вообще в Лагере всегда в основном молодёжь, только для них самым важным является измениться, хотя на возраст, конечно же, здесь никто не обращает никакого внимания. Она расскажет, что убежала в Лагерь от большой любви, которая была у неё такая большая, что это её пугало, что иначе она никогда больше не сможет от неё избавиться. Её забрали прямо с улицы, он оказался эсэсовцем и подонком, надзирателем этого же самого лагеря, потом сдал её своим друзьям, она не успела даже приготовиться, сложить сменное бельё, зайти домой, предупредить родных, куда, собственно, она делась, просто в середине города посреди бела дня к ней подкатила машина, ей накинули на голову мешок и увезли в неизвествном направлении. Ну что ж, все давно знают про Лагеря, что их очень любит молодёжь, сначала про них многие выступали по телевидению, а сейчас ничего, давно уже никто не обращает внимания. Это постарался один из ребят охраны со своими дружками, так устроить, чтобы она попала в Лагерь, потому что она собиралась заявить на него за изнасилование. Потом, конечно, выйдя из Лагеря, она не собиралась больше ни на кого заявлять, это ей было не нужно.

Так вот, она расскажет вам, если вы только захотите слушать, что, хотя их и убивали, и мучали, и недокармливали, и всё время всячески издевались над ними, а всё равно они были все молодые, все, без исключения, даже те, кто в действительности был очень стар годами, такое удивительное содружество молодых. И она навсегда всё равно запомнит и пронесёт через любые года, города и заводы свою удивительную любовь к надзирателю. Который её выставлял раком на койке на глазах всего барака и спокойно дрючил без всякого выражения на лице просто когда у него возникала такая необходимость, или же скучно было, или желание дурака повалять, вот он её у себя на этом самом конце как куклу-то и болтал, просто как в туалет ходил. Она пронесёт через года свою удивительную любовь к этому годящемуся ей по возрасту в отцы полноватому ограниченному человеку. Потом, уже после войны, много раз в её жизни были у неё красивые молодые мужчины, которые были очень вежливы с нею, любили и хорошо относились, прекрасно спортивно развитые, всё же ни одному из них не удавалось дать ей и половины того, что давал ей тот, выстреливая в неё своё жидкое содержимое спокойно и равнодушно, как плевок в душу.

-- Он меня оскорбил так, как ни одну женщину до меня ещё не оскорбляли,-- с гордостью и достоинством сказала она своим товаркам по бараку вечером того дня, когда он её в первый раз обнял.

Ну что же, её законная гордость понятна, не каждая женщина может этим похвастаться.

Её удивило то, что товарки её приняли это сообщение без особенного энтузиазма.

Это неважно, что он её ставил раком на виду у всего барака и за три минуты выстреливал в неё все из себя ему ненужное, как будто выплёвывал, без мысли, без чувства, спокойно, уверенно и весело, как будто на горшок ходил, избавлялся от этой своей нужды в любое время, когда ему только приспичивало. Она совсем ничего от этого не имела. Он не защищал её никогда, не покрывал, ничего, не заботился, её тоже, как и всякую другую дуру, могли расстрелять за любую провинность или без провинности, она никогда не имела ни особенного положения, ни привилегий, ни дополнительной порции. Просто облегчил себя, сразу одел на лицо выражение огромной заботы о судьбах всего Лагеря, и, не повернувшись лицом, застегнул штаны и пошёл по делам.

Но ведь он, такой занятый человек, выбирал её одну из целого барака, чтобы поправить своё здоровье, он останавливался на ней, это не значит, конечно, что он сохранял верность ей, иногда он просто для разнообразия вытаскивал какую-нибудь другую из замарашек, и всё же он тыкался с ней, хотя мог выбрать любую другую, и её сверстницы и товарки готовы были разорвать её за это, её все ненавидели, но она с этим мирилась, терпела всё во имя своей необыкновенной любви, никогда не принимала участие в общем разговоре и сидела всегда обособленно в одном углу.

И всё равно это было лучшее в её жизни, лучшее.

Кстати, удивительно, почему-то сотрудники Лагеря, призванные вообще-то быть педагогами и знатоками, лекарями человеческих душ, и все заключённые относятся к ним как к героям, потому что списки сотрудников Лагеря висят везде, даже в туалете, в особенности в туалете, и заключённые относятся к ним хорошо, как у больных всегда большое и тёплое чувство возникает к своему хирургу, который его резал, и при нём было плохо и больно.

Так вот, вроде как так получается, что на этих людях лежит очень большая ответственность по отношению к тому, как каждый человек, их подопечный, как он выйдет из Лагеря, если только он вообще выйдет, кем он будет и каким он будет, должны были бы быть чистыми, как зеркало совести.

Но в то же самое время они удивительные сволочи, грязнули и свиньи. Кровопийцы и псы, корыстные, поганые похотливые псы. Появилась однажды одна девочка пятнадцати лет, она была только раз на утренней перекличке -- вечером её уже нет. Следы ведут к начальнику Лагеря, охрана начальника узнала её фотографию, когда кто-то им показал, что она у них была, но никто ничего не говорит.

Удивительно также, почему в Летнем Лагере всегда так плохо кормят. Ведь они делают работу! Они складывают для просушки кирпичики из болотного торфа, из которого за пару миллионов лет геологоческого лежания, видимо, должен бы был получиться каменный уголь. Из кирпичиков потом получается прекрасное экономичное топливо, очень нужное обществу. Если бы их лучше кормить, они могли бы выполнять эту работу быстрее.

Но кормёжка у них одна -- жедудёво-дубовый кофе со вваренными туда листьями. Люди такое не едят. Как свиньям дают, свинская такая еда. Хотя здоровая такая пища, всё натуральное, лучше сосисок, сильный отвар из трав и пахнет приятно. Надзиратели ворчат, видя голодную ораву: -- Добро только на вас переводим. Дерьмом бы вас кормить! Да, точно! Дерьмом бы вас кормить!

Норму никто не может выполнить. Если недовыполнил норму, то получаешь полпорции. Хотя и целой всё равно недостаточно. Но на раздаче свои люди, из заключённых, которые понимают, и, если кто совсем ослабел и выполнять норму не может, они ему под тоненький слой кофе наваливают одной гущи, крутой овсяной массы, плотной насыщающей каши. Такой кофе нужно есть ложкой, нож, воткнутый в него, едва ли упадёт.

Главное, что мне всегда было непонятно относительно Летнего Лагеря -- это почему там так плохо кормят. Ведь они выкладывают брикетики торфа, это топливо, то есть они дают хорошую продукцию, которую потом можно использовать. Лагерь -- окупается! Лагерь приносит государству до 200% чистой прибыли. Если бы их лучше кормили, они бы тогда не были все такие дохлые, они могли бы тогда давать продукции больше. И кругом шумит нормальное здоровое государство, в котором как-то обходятся, что давно уже никто не голодный. Это же возмутительно нелогично, я просто не понимают, как этот так!

Я подошёл к эсэсовцу и задал этот вопрос.

Он обернулся ко мне пронзительным вглядом скучающих глаз. Немецкая, немецко-фашистская железная тоска.

-- Ну, вы уж скажете,-- снисходительно мне объяснял один конвойный.-- Здоровое, вы говорите, государство? И сытое?!

Государство не здорово, пока в нём есть такие люди, как эти. Ублюдки, которые не справились с нормальной жизнью и изменяют теперь себя, чтобы уйти от ответственности за то, что не могут измениться. Это раковая опухоль, которую нужно вырезать! Злокачественный гнойник на теле нашего общества и всей планеты! Сволочи, ненавижу! (Он кричал. Глаза его при этом горели любовью к людям.) Гвозди бы делать из этих людей! Дерьмом бы их всех кормить! Дерьмом!!

Глаза его засветились при этом глубоким внутренним мечтательным блеском.

Я понял так, что он и в самом деле был бы рад их всех кормить дерьмом. Но ему это не разрешает санэпидемстанция или кто-то ещё.

Известно ли вам, что

опыты немцев с насильственным гомосексуализмом были на все сто процентов удачными.

В Летнем Лагере

конвойный подвёл заключённого к калитке, потихоньку отворил и показал в неясную даль стволом автомата:

-- Твой срок окончен. Больше тебя никто не держит. Ты можешь идти.

Заключённый нерешительно потоптался на месте, зябко поёжившись от знакомого, как железная миска, как сигаретный окурок, ствола автомата, потом повернулся.

-- Нет. Знаешь, я, наверное, никогда уже не смогу.

Ковойный:

-- Я так и думал. Конечно, однажды переступив через этическую границу, потом уже невозможно вернуться обратно.

И добавил, выдавая ему каску, эсэсовскую форму и автомат:

-- Вот так ты и стал взрослым, сынок.

Надо ещё сказать, что это всё происходило под висящим на заборе лозунгом: "Идеальный начальник -- идеальный подчинённый. Идеальный палач -- идеальная жертва. Идеальный модник -- идеальный портной."

Эпилог. Финальная сцена.

Конвойный подвёл заключённого в полосатой футболке к ограде из электрической проволоки и открыл ворота.

-- А теперь беги,-- сказал он ему, ткнув палкой автомата в хрупкие позвонки.-- Твой срок кончился. Ты уже достаточно изменился. Начальство решило, что держать тебя в Лагере более не стоит.

Заключённый вышел за ворота. Посмотрел на небо, не щурясь, навёл глаза на свежее в утренней росе блестящее солнце. В пять часов утра, пока никто не видит, не слышит, пока весь лагерь ещё спит. Ещё не грохочут то тут, то там короткие автоматные очереди -- обычный шум работающего Лагеря. Мастерская по переработке человеческой продукции.

Заключённый вздохнул не спеша. Расшнуровал и снял запачканные торфом и калом толстые тяжёлые ботинки. Впереди лежало полное заворотное царство, всё как на ладони. Странное дело: один только шаг из Лагеря, но здесь уже даже воздух другой. Не затхлый, не чалый, не насыщенный человеческими испарениями, прозрачный и влажный, как вата, и чистый, как серебро.

-- Ботинки оставляю тебе.

Заключённый шагнул на траву. Дрогнув, шагнул на росу, на трассу босой ногой. Задрав голову вертикально, ткнулся рожей в высокие перистые облака. Сразу же прямо за Лагерем начиналась трава. На самой территории Лагеря никогда не было ни травинки. Только жёлтый железный щебень и сухие колючие кусты.

-- Н-ну,-- снова сказал конвойный, нетерпеливо долбанув его дулом в спину.-- Давай, давай, всё, время уже, пора, не томи. Д-давай.

Заключённый пожал плечами, повернув к нему голову, и широко в первый раз за долгое время приветливо улыбнулся ему во всю пасть, обнажив редко стоящие кое-- где оставшиеся последние потрескавшиеся зубы.

-- Слушай, дурик,-- легко и весело сказал он.-- Ты же прекрасно знаешь. Никуда я не побегу. Там лес. Не могу я улитками и ёжиками питаться. Так что за пределами Лагеря мне делать нечего.

Впереди лежал путь, багровый от разляпанных кое-где сгустков запекшейся крови.

-- Жопа,-- серьёзно сказал конвойный и нахмурился разочарованно рассерженно раздражённо с выражением педагога, будто ждал чего-то другого. -- Многие бегут.

-- Многие, но не я,-- сказал бывший зэк и расхохотался в голос.-- Лагерь мне и мать и отец. Он хорошо поменял меня на другого и для другой (нездешней) жизни. Но жизни (и любви) за пределами Лагеря для меня нет.

-- Ну тогда...-- сказал конвойный и пододвинул ему мешок с эсэсовской формой.

-- Видишь ли, друг,-- сказал мужик в полосатой футболке.-- Я, конечно, знаю, что с точки зрения лагерных ценностей это будет для меня большое понижение. Раньше я был сам на обслуживании, теперь я буду, вроде как официант -- обслуживающий персонал. Но поскольку у меня очень большой выбор,-- он показал на лес, тяжело расстилающийся кругом, и на путь, устланный жёлтыми лучами утреннего солнца, розоватый в багряных разляпанных кое-где сгустках запекшейся крови...

(Здесь идёт исключительно сильная заключительная фраза, которую читатель, конечно же, давно ждёт, ну так вот дождался.)

Идеальный эсэсовец -- идеальный заключённый. Они даже сами не замечают, до чего они близки друг к другу и как часто они меняются местами. Наиболее никудышный конвоир может быть даже понижен до начальника Лагеря.

А теперь, как всегда, место для ПРИЛОЖЕНИЙ И ИЛЛЮСТРАЦИЙ

Об очень большой важности Летнего Лагеря, в особенности для писателей

Многие попытки применить средства медицины, несмотря на кажущуюся перспективность, оказались на поверку в доску совершенно непригодными. Так например, один писатель, все друзья вразнобой уверяли его, что все дела у него идут хорошо, впечатляюще, лучше не бывает, и что все они с нетерпением ждут его следующей книги, хотя сами понемногу всё больше отдалялись от него, на деле понимая, что слава этого человека скорее уже в прошлом, и скоро он потонет, ну и ладно, ну и хорошо, но только без них. Но его собственный приговор был окончателен и неумолим: он, такой-то, его фамилия становится коммерческим знаком, его издатели используют как машину для штамповки запатентованных бестселлеров. А у него самого нету уже той страсти, которую он привык закладывать в свои сочинения в молодости, он повторяет одни и те же заезженные мотивы, он весь выдохся, погас, стал усталым, старым и скучным козлом. А он так не может, он привык чувствовать ответственность, он считал, что не имеет права обманывать всю огромную толпу своих восторженных поклонников. Ранее герой-любовник у публики, становился импотентом. Это все равно, что проваляться с женщиной, которая нарочно тебя как её старого друга попросила помочь ей завести ребёнка, и схалтурить в неё пустой спермой. Или, хуже ещё, уложить в постель молодую женщину, изобразив на лице очень большую страсть, просто ради шутки, обмануть, хотя ты сам про себя прекрасно знаешь, что ты как раз сейчас в таком физическом состоянии, что вообще ничего не можешь.

Короче, он точно понимал про себя, что, хотя он когда-то и чего-то мог, но больше-то у него точно никогда не получится.

С этою-то целью он и пришёл к врачу, прослышав о том, что проводятся первые опыты по введению человека в клиническую смерть, и после этого он (человек) теряет огромные участки памяти его головного мозга, а вместе с ними теряет огромные куски своей старой индивидуальности.

Приобретает ли он при этом одновременно чего-нибудь -- об этом в рекламном проспекте ничего сказано не было. Но всё равно идея эта чрезвычайно завлекла его, и он среди ночи заспешил для того, чтобы к утру оказаться в числе самых первых пациентов. Ну, очередь за ним к утру выстроилась, конечно, порядком -- все те, кому нечего уже совершенно терять, хотели попробовать хотя бы это, начать жизнь сначала. Но взяли только его: он был первый на очереди, и это значало, что он жил ближе всех, в соседнем доме, и он больше всех хотел, ему очень нужно было. Ну и, кроме того, он был знаменитость, а они хотели попробовать сразу же на знаменитости, чтобы потом под это дело вместе с ним им легче бы было и самим прославиться.

На первый взгляд, эксперимент прошёл вяло, клёво и совершенно удачно: он действительно многое забыл, он забыл своё имя, и кем он раньше работал. Он забыл содержание всех своих предыдущих сочинений. Он не мог из них вспомнить ни строчки, ни слова, как ни старался. Он брал в руки свои книги -- он не мог поверить, что это его книги. Он взял себе новый псевдоним.

И что же: едва только он взялся снова за перо, он принялся строчить всё то же самое. Те же заезженные мотивы похожие на дурное подражание тому, предыдущему, которого он не помнил книжек и не верил, что это он. И, конечно, всё это при полном отсутствии страсти, молодости и содержания, ибо вышеупомянутая мозговая операция не могла и не имела своим намерением прибавить напора жидкости в его семенниках.

Гораздо больше повезло другому, его дружку, тоже писателю, кстати, который шёл на очереди сразу же позади него и очень огорчался, что не успел. Так уж было ему невтерпёж, что он тоже приперся среди ночи на площадь и спал в очереди. Когда до него добрались, ему несколько раз объяснили, что дело это, очевидно, не очень хорошее для писателей, и что опыт с первым писателем оказался неудачным, и все газеты в последнее время писали только об этом. Но он (был непреклонен) никогда не читал газеты, и не слушал, что ему говорят, был во всём необычайно независимым человеком. И, кроме того, ему тоже совершенно, ну, нисколечки не оставалось чего терять. С этой-то стати он настоял на операции, заплатил огромные деньги наличными. В отличие от предыдущего, он не забыл, кто он такой, не забыл свои сочинения, то есть процедура в этом плане не удалась. Но зато вместо этого что-то очень тонкое нарушилось в его мозгу, так что он мог всё, что угодно, но только писать книги у него ни в какую больше не получалось. Не клеились у него книжки, отмерло благополучно то маленькое место в его голове, которым он их писал. Вдобавок, атрофировалась вообще всякая способность к творческой деятельности и нарушилась координация движений, так что он был обречён весь остаток своей жизни коробочки клеить.

-- Вы не представляете,-- голосом идиота орал он своим хирургам, завидев из в конце коридора,-- до чего я вам благодарен. Вы спасли мне весь остаток моей бесконечно большой жизни. Вы мне теперь как отцы родные, я весь вам принадлежу и всё, что могу, для вас сделаю (если хотите, ещё две коробочки склею!).

Мне теперь совершенно иначе дышится. Не нужно думать! Я всю жизнь только и делал, что думал, едва ли я выдумал что-то стоящее, но зато -- мне так это надоело! А теперь я больше ничего не должен своим поклонникам. Они больше ничего от меня не ждут и не требуют, просто попереживали вместе со мной моё большое личное горе -- и забыли. Они больше не следят за мной исподлобья, изменился я с прошлого года или не изменился, или, может быть, изменился, но недостаточно сильно. Они-то всегда больше всего думаю, конечно, что не изменился.

Теперь я ничего не могу, зато и бесповоротно и окончательно принадлежу только себе. Я -- счастлив! (Больше, чем в день сведьбы.) День операции -- это для меня день личной свободы. Я -- счастливейший в мире!

Бланк заявления для желающих быть принятым в Лагерь. "Обращение к господину Фашистману"

Уважаемый господин Фашистман!

Я долгое время стеснялась написать Вам письмо. Тот маленький Лагерь, которым Вы руководите, находится неподалёку от моего дома. Каждый день, проходя на автобус по дороге на работу, я вижу, как с самого утра дымит труба Вашего крематория. Туда и сюда деловито снуют контейнеровозы, провозя большие цистерны с "Циклоном Б"...

Вопрос (в заявлении, на него обязательно нужно ответить): Что такого привлекательного в фашизме? Почему он всегда был, есть и будет. Почему все так хорошо понимают, что он никогда не умрёт?

Ответ (единственный правильный, который только и является пропуском в Лагерь, все только так отвечают): Потому что фашизм -- это (неувядающая) религия молодёжи.

Размышления об антисемитизме, сидя в газовой камере, а цианид уже начал капать сверху фиолетовыми кристалликами

Надо так зарыться носом в дощатый пол, чтобы сверху ещё очень много трупов нападало. Тогда, хотя и скорее всего что от удушья всё равно станешь навсегда идиотом, всё же есть шанс остаться как-то в живых (а это всегда лучше).

Хорошее подготовительное упражнение к Летнему Лагерю (некоторые говорят, что тех, кто не удовлетворяет этим основным начальным требованиям, в Лагерь не берут)

Представьте себе, что у вас есть газовая печь. Что детский садик напротив вашего дома -- это Летний Лагерь, и ваш папа -- комендант этого Лагеря. Теперь, проходя по улице или просто сидя в метро, внимательно оценивайте одного за другим людей, сидящих на скамейке напротив. Кого из них вы оставили бы на какое-то время ещё пожить, а кого отправили бы немедленно в печь? Кто молод ещё, и неизвестно по этой причине, что из него, может быть, что-то ещё и получится, а из кого уже сейчас понятно, что никогда ничего не выйдет. Тут имеет значение не только возраст даже, а выражение на лице довольства и самозаконченности. Хотя возраст, конечно, важнее всего.

Ну что я тут распространяюсь. Все же прекрасно понимают, о чём я. Только многие не высказывают это вслух, а если кто и высказывает -- что тут особенного?

Теперь оцените процент людей, который вы отправили в мусор. Должно быть не меньше восьмидесяти.

"Каждому -- своё или Никто не попадает в Лагерь против своей воли" (Адольф Гитлер)

Принято считать, что эсэсовцы, выйдя за ворота Лагеря, сразу же становятся самыми обычными гражданскими людьми, тихими и безопасными, любят классическую музыку и домашних животных, семью и т.д. Однако, это не так. Внешне, конечно, всё должно быть так, иначе Лагеря запретят как пропагандирующие насилие. Этого все эсэсовцы очень боятся и вынуждены соблюдать хорошую мину. Версия, к которой они стараются приучить общественность, такая, что Лагеря -- это как лечебные профилактории.

Да, конечно, за пределами Лагеря эсэсовец формально уравнен в правах со всеми остальными гражданами. За любое малейшее нарушение закона его будут судить так же, как и всякого другого.

Но в действительности, эсэсовцы настолько привыкают в ходе своей работы, что им дано право распоряжаться чужими жизнями, что чувствуют за собой это неформальное право, конечно же, и за пределами Лагеря. И, главное что, другие гражданские люди тоже внутренне чувствуют, что, несмотря на все законные ограничения, такое право у эсэсовцев есть. Оно дано им их особенной железной волей, заставляющей всех остальных людей подчиняться. И люди чувствуют это, и подчиняются. Гражданские суды вообще очень неохотно принимают дела эсэсовцев, судьи, во-первых, внутренне априори принимают право эсэсовцев совершать другие дела, на которые у нормальных простых людей прав нет, например, приставить на улице первую встречную женщину к стене ни с того ни с сего. И кроме того, судьи очень часто исходят из представления, что любое действие эсэсовца над человеком происходит с его, человека, внутреннего согласия и невысказанного волеизъявления. У эсэсовцев есть просто очень сильная внутренняя интуиция, и они проводят свои особенные опыты не со всяким.

Жену одного эсэсовца однажды спросили:

-- Скажите пожалуйста, это правда, что всякий, на кого только ни посмотрит ваш муж, признает его право особенности и превосходства и охотно позволит ему распоряжаться всей своею жизнью, телом и имуществом?

Она ответила: -- Вообще-то, это правда, но только он не на всякую посмотрит.

Например, представим себе ситуацию, что эсэсовцу понравилась девушка. Это с ними случается довольно часто, причём, нравятся им всё время разные. Если она проститутка, тогда она, конечно же, не дура, она сразу поймёт, кто перед нею, не станет связываться и разрешит ему проделать с нею всё, что угодно. Но предположим на минуту, что это просто такая тихая и домашняя девушка, у которой вообще-то очень немного личного опыта. И что она ответит на откровенные притязания эсэсовца (конечно, ведь эсэсовец всегда откровенен, они тем привлекают женщин, а также вообще людей, своей откровенностью, что всегда говорят только правду) тем, что он ей не нравится, она не знает, где он работает, это не её дело, какая разница, ведь в нашем государстве все равны перед законом, правда? (и захлопает своими большими наивными глазками), ей только кажется всё время, что от него пахнет мертвечиной, и поэтому она просит его больше никогда не приходить и не звонить.

Конечно же, эсэсовец не может с этим смириться. Как он, спрашивается, завтра на работу пойдёт, если выходит так, что он не всегда может обломать волю другого человека! Он же может так просто не справиться с работой, правда? Не смог справиться с девчонкой, и она его огрела утюгом -- какой же это позор, срам и стыд, и вообще-то для любого, ну а уж тем более для профессионального человека, призванного быть властителем человеческих судеб и знатоком душ!

Здесь есть два варианта, как эсэсовец в этом случае может поступить. В первом случае он подговорит своего дружка, они вместе заловят девицу, и, пока эсэсовец будет спокойно наслаждаться ею, его дружок, задрав ей юбку выше пупа, будет сидеть у неё на голове, чтобы девушка не кричала.

Другой вариант наиболее распространённый. Девушке преподносится букет цветов, обсыпанный кокаином. Девушка нюхает и одурманивается. После этого её заворачивают в мешок, делают липовую бумагу о том, что она по своей доброй воле передаёт себя в полное распоряжение Лагеря для того, чтобы там из неё сделали другого человека, и в багажнике автомобиля её вывозят на окраину города, туда, где всеми трубами крематориев дымит Летний (студенческий) Лагерь. Это нелегально, это против закона, но на самом деле, неофициально, все конечно понимают, что девушка глупая, а у эсэсовцев просто есть такое право. Девушка, на самом-то деле, тоже понимает, что делает, а не просто так. Даже милиция чаще всего не останавливает машины, обнаружив в них такой груз, а оставляет их следовать до места назначения.

Так попадает в Лагерь самая большая часть их пациентов (молоденькие девушки).

А на следующий день, очнувшись в бараке, девушка, конечно же, сразу поймёт, куда она попала. Она и ожидала этого. Она же понимала, что эсэсовец не на шутку влюблён в неё и не остановится ни перед чем, это как раз её очень устраивало, это ей как раз и нужно было, в этом единственно и есть его преимущество перед простыми мальчиками в школе из её класса, ей нужен кто-то такой, кто бы сделал с ней что-нибудь настоящее, а не просто так себе, в кино ходить, её бы, напротив, никогда не устроила бы несерьёзная любовь вполсилы.

И там уже, конечно, девушка будет следовать любым указаниям эсэсовца.

"Никто не попадает в Лагерь против своей воли."

(От автора:) Что же мне ещё более жестокое написать после Летнего Лагеря? Куда уж дальше-то? Хотя критики, конечно, будут думать, что книга эта пронизана любовью к людям (любовью к окружающим), но в действительности это не так. Это раньше когда-то я людей ненавидел, а теперь мне на них просто наплевать.

Про эту вещь все будут, конечно, потом говорить, что она антифашистская, так вот будьте, пожалуйста, уверены, что это не так.

ЛЕТНИЙ ЛАГЕРЬ -- 2 ("Комические лагеря")

("Оперетточные фашистики") ("Танцующие фашистики")

Известно ли вам, что...

... опыты немцев с насильственным гомосексуализмом были на все сто процентов успешными.

Современная наука -- наука о человеке -- запрещает многие виды опытов над людьми. Опыты по поведению проводятся главным образом на животных, что, конечно, совсем не то же самое.

При этом неизвестно, что стало со всем тем огромным материалом по изучению человеческого поведения, который был собран нацистами в лагерях уничтожения. Его уничтожили? Уничтожили не читая? Где-то хранят? Где-то хранят не читая? В каких-то архивах, куда нет доступа ни одному человеку, даже тому, который их сам охраняет? Или, что скорее всего, эти материалы всё же где-то сохранены, и кому-то оставлен к ним доступ.

Пионеры всесоюзной организации, собравшись на свою летнюю сессию, выбрали своим почётным руководителем Адольфа Гитлера. Посмертно.

Девушка в чёрных джинсах и чёрной футболке с гитарой выходит на сцену в маленьком кафе в окрестностях Гарвардского университета в Америке:

( -- Мне много раз говорили, что нельзя писать песни про природу, потому что природа не продаётся. Но я всё-таки написала. Очень хотелось денег.)

-- На месте нацистских преступников любой повёл бы себя точно так же. Осуждать их нельзя. Никто бы не отказался от возможности поиграть с таким огромным необыкновенным человеческим материалом. Вы считаете, что вы бы отказались, смогли бы? Это оттого только, что реально вам никто не предлагает, и вы знаете, что никогда не предложит. А если бы кто-то и отказался, то это бы было не в его пользу, неестественно, некрасиво и не по-человечески. Вроде примерно как в том стихотворении (поёт):

Девочка красивая

В кустах лежит нагой.

Другой бы изнасиловал,

А я лишь пнул ногой.

Как вы считаете, много ли оснований имеет такой человек гордиться тем, что отказался от предложенной возможности?

"Оперетточный фашисты" ("Остаточные фашисты")

Комические лагеря -- их становится в последнее время всё больше и больше. Лагеря, проясняющие глубокую истинную внутреннюю суть взаимоотношений руководителя и подчинённого, в особенности тогда, когда это касается концентрационного лагеря. Лагерь -- очень важная единица для наших дней, пользующаяся очень большим интересом у молодёжи. Романтика концентрационного лагеря, включающая причудливые взаимоотношения жертвы и её палача -- это романтика наших дней.

Комические лагеря -- их открывают в последнее время один за другим на территории бывшей нацистской Германии, а также ряда других государств. Открытия новых комических лагерей уже даже перестали регистрировать в Академии Наук. Главное дело было просто открыть первый из них, тем самым указав направление, в котором их можно продолжать искать, и где они, собственно, находятся. Прыгающие, пританцовывающие фашистики становятся неотъемлемым атрибутом наших дней, и без них уже трудно себе представить наше здоровое общество.

Потешные лагеря -- когда союзные войска освобождали все остальные, так называемые поверхностные лагеря, то эти по случайным причинам просто были упущены из виду. Ввиду важности всего того, что происходило наверху, никто не обратил на эти двери вниз тогда особого внимания. Их не приняли в расчёт, про них забыли. Да и это не удивительно: проект лагерей находился только в одном экземпляре в личной канцелярии Геббельса и был самым тщательным образом уничтожен; Геббельс, сам по себе вообще очень педантичный и пунктуальный человек, когда он уничтожал свой род и своё семя, своими руками делал укол своим детям и жене и отправил надёжных ребят ко всем своим близким и неблизким родственникам, не забыл, конечно же, точно так же внимательно проследить за уничтожением всей информации о его последнем детище, даже о том, что оно вообще было, он хотел, чтобы сама мысль искать эти лагеря не пришла никому в голову. Кроме непосредственных участников проекта о нём знали немногие, и те в большинстве были убиты; рота автоматчиков СС, проделавшая огромную работу, загоняя заключённых и обслуживающий персонал туда, была приглашена впоследствие в полном составе присесть в специальном блиндаже, и туда поворотом управляющей вывинчивающейся рукоятки был пущен газ, и тот, кто поворачивал рукоятку, уже совсем ничего не знал о проекте, да и сам тоже погиб, выскочить из них ни один не успел, так что некоторые только просто сидели, не собираясь тратить свои драгоценные последние минуты на суету, они просто понимали, что то, что организовано их начальством, наверняка организовано отлично и без изъянов, а некоторые другие недисциплинированные типы, невовремя разобрав в чём дело, каким-то внутренним непонятным фашистским чутьём, которым фашисты по какой-- то причине без ошибки за версту узнают друг друга и до наших дней и понимают все намерения с полуслова, а так-то -- всем известно теперь, что мышьяковистый ангидрид не имеет ни цвета, ни запаха (и действует безотказно, хотя и несразу -- в течение двадцати минут, так что, когда они стали дрыгаться, они все были уже достаточно безнадёжно отравлены и спасти их на свете ничто не могло, ни один самый опытный врач), так что не вплоне понятно, как они об этом догадались, в отчаянии и беспамятстве бешено лупили из автоматов в бетонные стены глубокого блиндажа, да только куда там лупить! им сразу же выключили свет, и им не очень-то, конечно, это помогло. А последним троим офицерам -- прекрасные, вышколенные ребята -- перед самым концом на них была одета отутюженная парадная форма, они были настолько проверены, не было никакого сомнения, что на них можно положиться, Геббельс им лично каждому засовывал в рот ствол пистолета и нажимал на курок, они торжественно (распластавшись, ёрзая лопатками по полу), как награду, принимали смерть от руки героя, всеми ими любимого рейхсканцлера. Да, времена третьего рейха надолго ещё, конечно, будут служить для нас непревзойдённым образцом (послушания, героизма и жертвенности)!

Лагеря-дупликаты -- ну да, в то самое время, когда на поверхности лагеря под звук фанфар и шелест знамён торжественно освобождали, но ведь были ещё и подземные! Об их расположении и даже о самом существовании, хотя и догадывались, конечно, многие, всё же доподлинно не знал никто. Знал, конечно, Хонникен, 83 лет от роду, когда его прижала за жабры в Аргентине израильская разведка, но и он, взлетая на виселице, скрипя зубами, не сказал никому -- да его и забыли напрямую спросить, а сам он -- он ведь не выскочка.

Лагеря-копии: были сделаны маленькие подземные копии со всех более или менее заметных наземных выдающихся лагерей. Каждый лагерь имел несколько ответвлений, как виноградные гроздья. Ответвления ничего не знали друг о друге. Считалось, что лагеря являются очень важным атрибутом фашизма, и только сохранение лагерей даёт серьёзную надежду на возвращение фашизма когда-нибудь в будущем, они были оставлены как семена или ростки фашистского будущего. Один археолог, его звали, кажется, Гердах, его коллеги-историки считали его идиотом, когда он впервые упомянул про подземные лагеря, продолжающие функционировать до наших дней, он проделал в своё время очень большую работу по отысканию одного из таких лагерей, первого из серии, после этого уже не составляло труда откапывать их один за другим в разных местах, ну а тогда всё это было ещё внове, никто ничего не знал, и пока другие историки раскапывали истлевшие мощи чёрт-те кого, этот вырыл при помощи мощной техники ещё живых, если только можно так выразиться, людей.

В лагерях-притулках было навалом консервированных продуктов, чтобы поддерживать их многие десятилетия в работающем состоянии. Для них запасала еду вся порабощённая и истребляемая Восточная Европа. Кстати, они там все быстро почему-то перешли на другой режим потребления пищи, стали лёгкие такие, им почти ничего было не надо, и питались не чаще трёх раз в месяц, есть мнение, что это природная естественная приспособительная реакция к подземелью, если бы они там питались больше, то они так долго и не протянули бы. Какие-то генераторы энергии, работающие то ли от подземных рек, то ли от скрытых где-то достаточно больших запасов горючего, поддерживали тускловатое равномерное свечение. Их обитатели (лагерей) скоро смекнули, что обычный принятый для наземных лагерей режим жизни, построенный на постоянном оттоке человеческого материала, для них более не подходит, так как люди у них в этом случае могут быстро кончиться. Так что и уничтожения людей у них стали редкими -- нет, конечно, из нельзя было полностью исключить, но они стали выборочными и скорее уже ритуальными, чем за провинность, и выполнялись всё реже и реже по мере того как в них пропадала необходимость, поскольку подземные лагеря состояли сплошь все уже из опытных конвоиров и заключённых со стажем, их не нужно было ничему учить, ни тех, ни других, то и взаимопонимание между ними, и послушание было полным.

Лагеря-образцы во многом продолжают для нас служить эталоном государственности и порядка. Это -- любопытная для изучения модель общества, одной из разновидностей, каким общество могло бы быть, как бы оно могло существовать, не претерпевая в течение длительного времени заметных изменений. Удивляет долговечность людей, как они живут в этой системе, в которой совсем ничего не меняется и измениться не может без полной гибели этой системы -- как они живут так, счастливые, спокойные, уверенные в завтрашнем дне, в своих полуистлевших сапогах, с ржавыми автоматами, в полосатых залатанных костюмчиках и шапочках фасона 1945 года, а сами они при этом, хотя тоже поизносились и постарели, но уж никак не на 50 лет, иначе они все двано бы умерли уже.

Те, которые умирают -- не тлеют, они невесомы, очень мало весят и соответствуют полностью описанию -- как святые. Может быть, дело в условиях подземного микроклимата того конкретного места, но что-то не очень похоже, ведь эти микроскопические лагеря равномерно порастыканы во всех точках планеты, включая некоторые в Аргентине, так что уже сейчас понятно, что дело не в этом.

Любое вмешательство в дела лагеря-модели мгновенно приводит к трагическим последствиям. Даже сам намёк на возможность любого вмешательства извне, даже только известие о том, что их обнаружили, чаще всего оказывается фатальным, пагубным. Лагерь -- государство само по себе, замкнутая система, в которой все другие системы являются ненужными. Частью никакого другого государства он быть не может. Заметив, что их открыли (откупорили), они чаще всего просто сразу пускают газ, первый ближайший просто поворачивает рукоять с надписью "Тревога", и сверху начинает безостановочно сыпаться в фиолетовых кристалликах "Циклон Б". Или же они кончают все ритуальными самоубийствами. Взятые отдельно, заключённые под круглосуточный контроль и лишённые таким образом возможности шлёпнуть себя, они просто тихо и быстро угасают, оторванные от целого, от системы, лишённые основы своего существования. По этой причине наблюдение жазни карточных лагерей сильно затруднено. Общее впечатление, картину жизни картонного лагеря имеет, однако, любой школьник. Телевидение постоянно показывает документальные кадры, на которых офицер в облупившейся, спадающей с него слоями чёрной парадной эсэсовской форме, комендант лагеря, главное официальное лицо гарнизона, страж закона и порядка, выходит ...

Карточные лагеря -- так называют их потому, что одно неосторожное прикосновение -- и они рассыпаются в пыль, один поворот рукояти -- и всё диковинное образование разом падает к ногам незадачливого исследователя, им даже разлагаться не надо, они сотканы все из мумифицированного почти воздушного состава.

У всех на уме танцующие фашистики, высохшие и тоненькие, как бабочки, в этом танце, напоминающем лезгинку, или гопак, или же полёт насекомого, стремительно взлетающего на помост над плацем, и серая колышащаяся масса внизу, не в точности, но подчиняясь скрытой определённой логике повторяет его движения. Никто почти что никогда и не слышал, чтобы они вообще употребляли слова на каком-нибудь языке. Но, дети разных народов, они не просто понимают друг друга, а составляют единое целое, как насекомый военный организм, муравейник или улей. Их язык, язык танца -- это язык пчёл. Таков результат этого социологического эксперимента, одного из самых больших в истории. Их пляска, смешная и странная, в результате пятидесятилетней практики и тренировки доведена до причудлового совершенства.

Вот откуда берется маршировка солдат на плацу, занятие по мнению многих не имеющее отношения к воинской науке, к умению убивать людей, в действительности же являющаяся важным моментом по сплочению воинского коллектива в слаженный организм.

И главное, первое, что можно заметить, и что всегда производит особое впечатление, когда снова и снова пересматриваешь эти кадры -- у них у всех такие счастливые, счастливые лица!

Пляска эта заразительна в том, что производит сильное впечатление на смотрящих её людей, сразу появилось много имитаторов, наиболее прыткими и ретивыми из них переполнились больницы. По этой причине, довольно скоро танцы эти изъяли из телевизионного показа.

Молодёжь -- та вообще сразу всё восприняла, сплошь стала поражена, увлечена играми в лагеря из картона, днями напролёт репетируют их танцы, и так далее, ну что же, у них есть больше времени, чем есть его у нас, людей среднего возраста.

Пока поземные метро-лагеря взяты под защиту государства, их берегут, как малую народность, уникальный памятник истории или явление природы, если кто-- нибудь, к примеру, узнав о существовании такого лагеря, не сообщит в соответствующую организацию охраны, а сам как-то неудачно проявит себя, так что обитатели лагеря его заметят, и лагерь перестанет существовать, если в этом поведении заметят умысел -- то такого человека будут судить по закону, и скорее всего, что он попадёт в тюрьму. Хотя раздавались неоднократные призывы все эти лагеря как семена возрождающегося фашистского режима, как зловредные семена инородной другой цивилизации на Земле, как можно скорее уничтожить (уничтожидь), как дурной пример, если мы не хотим сами все вскоре заболеть этим танцевальным неврозом или чтобы хотя бы младшее поколение наших детей, которые наиболее чувствительные, превратились бы в скором времени все только в прыгающих фашистиков.

Собственно, фашисты всегда были на полпути в этом направлении. Если посмотреть на хронику бесноватого фюрера, его движения всегда были во многом как в балете. Есть такая хроника, которая зафиксировала Гитлера подпрыгивающим на одной ножке, и есть ещё, кажется, такой балет, в котором бесноватый фюрер в стремительном порыве в танце влетает на трибуну на пуантах. Вот это, кстати, и выглядит очень похоже.

Все это, открытие танцевальных лагерей, пришлось очень в жилу как раз в нашу эпоху танцевальных неврозов и аллергий. То тут, то там в глухих местах стали возникать (возбухать) танцевальные молодёжные коммуны. Они начинали всегда с того, что изучали подробно все видеоматериалы имеющиеся о танцевальных фашистских лагерях, затем в балетных классах перед зеркалом разучивали каждое движение, и мальчики, и девочки, не жалея сил и времени, оттачивая до полного совершенства, покуда оно не войдёт в плоть и кровь, станет естественным и единственным способом передвижения, общения и выражения. Естественно, что в коммуну не брали, если не мог продемонстрировать движения на каком-то начальном довольно высоком уровне, никто даже не стал бы к тебе подходить и говорить. Другое непременное нерушимое требование -- безукоризненная дисциплина, строгое подчинение большинства меньшинству настолько, что понимание должно происходить без слов. Если не понимаешь без слов -- ну давай и вали отсюда. Молодёжь любит военную дисциплину, и любит войну. Война на руку молодёжи.

Если кто-то без слов не научился сам понимать, что от него требуется, он безжалостно удалялся их коллектива. Они говорят:

-- Нам хорошо только тогда, когда мы можем без слов понимать друг друга. Когда нужно что-то ещё объяснять, это нам сразу уже и неинтересно.

Другая общая черта -- нетерпимость к постороннему вмешательству. Всякий раз, когда возникает угроза или хотя бы опасение, что кто-то может как-то вмешаться или хотя бы что-то узнать о внутренней жизни коммуны, она моментально саморазрушается. Пускай даже этот секрет, который утёк на сторону -- это что-то совсем малозначащее или неважное, какая-нибудь пустяковая бытовая деталь из их жизни. Или это только со стороны кажется, что эта деталь пустяковая или только бытовая, а для них это важно, я не знаю.

Довольно часто даже бывает, что коммуна расположена в каком-нибудь диком месте, в горах или в лесу, и одно даже обнаружение коммуны, открытие факта её существования приводило тотчас же к её полной гибели. Сколько было случаев, когда даже если кто-то сбился с пути и приближается к коммуне, чтобы спросить, как ему отыскать дорогу куда-то там (местные-то жители давно знают, что это коммуна, и никогда не приближаются к ней), из зарешёченного окошка ближайшего домика раздаётся сухая очередь из маленького автомата "Узи"; когда непрошенный гость падает, как подкошенный, из толпы в середине лагеря раздаётся дружный смех, что он так смешно упал, после чего с четырёх сторон лагеря автоматически включается химическое шипение и, прежде чем кто-то успевает что-то сообразить (это "Циклон Б", традиция есть традиция, они никогда не применяют ничего другого), на лагерь спускается плотная фиолетовая туча, и все эти жизнерадостные малознакомые мальчики и девочки, чистенькие в своих шортах и кедах, задыхаясь, как ватные, в судорогах осыпаются, сваливаются друг на друга, как осенние листья. Правда, очень часто бывает, что руководитель-организатор коммуны, как правило, рок-музыкант, или другая довольно заметная в микрорайоне личность, вскоре затем появляется где-- то в совсем другом месте и сразу же принимается за организацию новой коммуны; пресса пару раз попыталась сыграть на таком безобразном поведении молодёжных лидеров, но не добилась успеха, никому не было никакого дела, им сказали только: -- Ну и что с того, они подчиняются другим законам, они совсем не обязаны умирать вместе с нами. Вы что же думаете, что Ричи Блэкмор не бессмертен оттого только, что его публика состоит не из бессмертных людей?

На этом стороны прекратили бессмысленную дискуссию. Но результат есть результат: власти и общественность скоро оставили всякие попытки проникнуть в жизнь танцующих коммун, узнать хотя бы что-нибудь из их жизни. Журналисты ещё некоторое время пытались подделаться и проникнуть в их коллектив, с риском для жизни -- своей и всех мальчиков и девочек из коммуны; коммуна распадалась, считалась распущенной (выпускался газ) даже в случае, когда хотя бы один из её членов пропадал без вести, и никто не знал, где он -- коммунары к роспуску коммуны относились не больно-то серьёзно, а вот утечку секретов, напротив, принимали очень всерьез; но на то, чтобы выучить все необходимые фашистские танцы, уходили месяцы напряжённого труда, при этом, если их исполнение в дальнейшем происходило без понимания и без души, то всё равно ничего не получалось, и новый кандидат в коммуну не принимался просто по той причине, что он туда не подходил. Когда же что-нибудь получалось, то это всегда приводило только к куче фиолетовых трупов -- и ничего больше. За деньги получить информацию от кого-либо из членов коммуны представлялось совершенно бессмысленной затеей, не стоило даже и пытаться, потому что если кто-то уже пришёл в фиолетовую коммуну (их эмблемой стал фиолетовый цвет), то он пришёл туда не из-за денег, так что как дальше развивались дела внутри коммун, никто просто ничего не знает. Были разговоры, что коммуны не делали ничего плохого и предосудительного только до той поры, пока добились, того, что они хотели с самого начала, чтобы от них действительно совсем отстали, и вот теперь они начали работать над более серьёзными вещами, такими как возвращение фашизма, который есть и всегда был религией молодёжи -- но это всё уже точно не установлено, газеты просто на определённом этапе перестали публиковать всякую информацию про коммуны, считали неэтичным, невзирая на то, сколько месяцев данный конкретный журналист провёл в коммуне, питаясь только баландой, как он потом прикинулся упавшим в расщелину и погибшим, никого это больше не привлекало, получить ещё одну кучу фиолетовых детей никто не хотел.

Нарисуй картину послевоенной Европы после того как Германия победила. Лица побеждённых национальностей будут принуждены иметь столько детей, сколько только могут. Но наказание смертью станет обычным за любую провинности: не успел закончить работу в срок -- и т.д.

Формируется новый тип человека, и новый вид рабства, не такой, какой был в древнем мире. Тогда берегли рабов, их было мало, их нужно было очень трудно в доставать бою. Теперь их много, и нечего беречь.

Это тип государства будущего, которое грядёт.

Уже сейчас формируются островки такой государственности.

Это Летние Лагеря.

Сначала, конечно, самодовлеющим является страх. Потом он, напротив, притупляется, и вырастает поколение -- спокойное, не боящееся, без страха за свою жизнь.

Это невероятно, до чего идея концентрационных лагерей становится популярной среди американских мальчиков. Раз узнав, у них словно бы что-то переворачивается внутри, они стараются побольше читать, потом начинают играть в него. Выследили бывшего настоящего нацистского преступника и пригласили к себе в концлагерь руководителем.

Фашизм -- это прекрасно. Но то, что больше всего привлекает в фашизме -- это концентрационные лагеря.

Фашизм -- превосходная вещь для того, кто привык всё воспринимать на эмоциональном уровне (в эмоциональном ключе). В этом плане он сродни христианству. А также для тех, кто не боится умереть, кому на это, можно сказать, наплевать (только такие с действительной лёгкостью лишают жизни других).

Фашизм -- религия молодых. Как много сейчас в Америке молодых людей, что во сне видят только концлагеря! Видимо, именно в Америке и именно сейчас особенно остро назрела эта необходимость. "Да здравствует революция, свергающая власть стариков!" (Э.Багрицкий). Сверкающая революция!

Фашизм -- это же религия молодых! Пока ещё думаешь, что тебе не совсем напрасно даны руки и голова, что с их помощью в жизни что-то возможно, хоть что-- то изменить, что можно вообще что-то придумать, такое понятное и простое, что всем сразу в результате станет хорошо -- значит ты и есть фашист.

С возрастом ум уходит, уступая место мудрости, и начинаешь понимать, что изменить-то на самом деле ничего нельзя.

Законным путём фашизм никогда не победит, потому что у власти всегда стоит старшее поколение.

Вам может быть интересно узнать, что по статистике в настоящее время миллионы молодых людей бредят концлагерями. Конечно, большинство комендантов концлагерей были люди немолодые. И все же была такая возможность, что в шестнадцать-восемнадцать лет, пусть не ты, но хоть кто-то мог стать комендантом концлагеря, и жизнь всех этих людей была бы в полном, я подчеркиваю, полном его распоряжении.

Отнюдь не секрет, что многие американские подростки спят и видят во сне газовые камеры. Чистые, вымытые до блеска. На такие, как были раньше, а новые и оборудованные по современной моде. И у них прямо слюни текут, все железы сок вырабатывают, когда они представляют, как они входят туда. Ну или, на худой конец, сами загоняют туда других.

Сталинские годы -- золотой век молодёжи. За счёт постоянного выбивания командного состава -- необычайно быстрое, почти мгновенное продвижение по службе. В шестнадцать лет Гайдар командовал полком, и это было прекрасно. А что кого-то там расстреливают, так это может быть страшно только для старшего поколения, что же до молодёжи, то это им ничего, молодёжь не боится умирать, она не против.

Молодёжь стремится к любым потрясениям общества, в особенности она может быть заинтересована в диктатуре или гражданской войне. Поэтому реакция на группу незнакомых подростков, которые никак, ни поведением, ни одеждой не проявили себя, а ещё только просто шагают по улице -- реакция на группу подростков может быть только одна, что это шагают фашисты.

Борьба с фашизмом -- это борьба с молодёжью. То, что происходит всё время, естественный процесс.

"Танцующие (на одеяле) фашистики или Летний Лагерь 50 лет спустя".

Поэтому в последнее время часто бывает в Германии, что многие, особенно молодёжь, приходят на места расположения бывших лагерей и не плюют в этом месте на землю, нет. Они стоят на этом месте, не даже как на месте священного захоронения, а иначе. Для того, чтобы это понять, надо быть там.

Один приятель говорил мне:

-- Если ты придешь на место расположения бывшего Лагеря, то ты не сразу сможешь оттуда уйти.

А я, признаться, не верил. Но, однако, оказалось...

Земля Лагеря притягивает к себе. Это особое место. Раз попав, оттуда не вдруг уйдёшь. Хочется там остаться лежать навсегда. Даже если на вышках у него и не стоит. Некто с пулемётом. Хоть в виде пепла из крематория, хоть как. Прежде всего, земля Лагеря притягивает к себе.

Стены Лагеря также притягивают к себе. Они завораживают дыхание. Это не объяснить. Вы это не поймете. На фотографии вы ничего не увидете, покуда не придёте на это место и не будете лично присутствовать, стоя рядом со Стеной.

От стены исходит неповторимое тепло. Она теплая. Она прямо-таки излучает особое тепло. Тепло ощущается всем телом или душой. Хотя температура стены не повышена. Хотя термометр ничего не показывает. Хотя администрация лагеря-музея принимает меры, чтобы охладить стену, чтобы лишить её привлекательности, чтобы людям не хотелось прикасаться к ней. Считается, что с прикосновением к стене в человека может проникнуть фашизм.

Хочется подойти к ней. Хочется прикоснуться. Хочется упасть на колени и потрогать её губами. Хочется, припав к ней, никогда больше не отрываться.

Я видел, многие женщины, включая и тех, включая и ветеранов, и прежде всего ветеранов, которые в этом лагере были, уже старенькие, всё равно каждый год приходят сюда и приносят свежие полевые цветы к стене.

Я видел, пришла женщина и положила под стену барака живые цветы. Потом ещё постояла немного над ними в задумчивости.

Я спросил, почему она это делает.

Она рассказала, что во время войны она была совсем ещё маленькой девочкой четырнадцати лет, несмышлёнышем, подростком. Но это неважно, ничего, во время войны, особенно в лагере, все взрослеют исключительно быстро, только так. И она была в этом лагере. В этом бараке, это её барак. И она была влюблена в надзирателя.

Это было лучшее в её жизни. Лучшее. Потом надзирателя убили. Она плакала, никак не могла прийти в себя. Она и сейчас ещё толком не может прийти в себя.

Потом, сколько ни было у неё мужчин, никто из них не мог и вполовину сравниться с тем, одним.

Она приходит к бараку как к самому светлому воспоминанию в её жизни.

Кто-то один пустил слух, что старые лагеря имеют с новыми много общего. Конечно, администрация новых Лагерей пытается подчеркнуть, что это Лагеря нового типа. Даже не так, они пытаются сказать, что это вовсе не Лагеря, что они не имеют со старыми ничего общего, просто оздоровительные организации добровольного порядка. Но ведь все же понимают. Все, кому только надо, всё прекрасно понимают.

Ну, конечно, в новые Лагеря никто никого не принуждает силой. Хотя, говорят, бывают случаи, особенно с женщинами. Женщины в Лагере пользуются большим спросом. Не то чтобы их там было маловато. Но всё же мужчины-эсэсовцы очень часто предпочитают иметь своими пациентами более женщин, чем мужчин. Ну что ж, у каждого свои предпочтения. И при этом, хотя и считается, что эсэсовцы, только выйдя за ворота Лагеря, сразу превращаются в самых обыкновенных людей, ничем не выделяющихся законопослушных обывателей, но некоторые говорят, что это не так, привыкнув, что им дана власть над людьми, дано оружие и неограниченное право его применять по своему усмотрению, выйдя за ворота, они часто, особенно когда выпьют, не помнят себя. Им дано законное право распоряжаться людьми, их жизнью, и они знают, что это право дано им справедливо, потому что они лучше. Каждый же понимает, на самом то деле, что бывают люди первого и второго сорта, людям первого сорта дано природой право распоряжаться над всеми остальными, остальные -- только рабочий материал, глина в руках этих первых людей, предназначены природою для их пользования и удовольствия, чтобы им было неодиноко, нескучно и хорошо. Все на самом-то деле знают это, но не все говорят, многие стесняются это высказать просто так. А многие, смелые мужественные люди, которые не боятся, проводят это в жизнь, и живут так.

Так, все понимают, что эсэсовцам дано право, потому что они особые люди и на особом положении, потому что они просто действительно лучше всех тех остальных людей, которым природою предназначено представлять просто мусор под их ногами. Например, старые -- мусор под ногами молодых. Можно это сколько угодно скрывать и замалчивать, но ведь это все всё равно понимают! И когда молодой обижает старого, старый, конечно, внешне очень серьёзно обижается, зовёт милицию и пытается восстановить свою справедливость по закону. Но при этом внутренне он, конечно же, понимает, что всё очень справедливо, что так и должно быть, и что тот, молодой, имеет право распоряжаться его жизнью и имуществом по своему усмотрению. Так что, при том что это выглядит внешне как несогласие и борьба, внутренне всё происходит при полном согласии и понимании.

Так вот, эсэсовцы понимают, что власть и все земные права даны им, что они имеют право распоряжаться живыми людьми, как они только захотят, и что все живые люди только и мечтают о том, чтобы ими распорядился по своему усмотрению какой-нибудь эсэсовец. Если человек спокойно и без происшествий прожил большую жизнь, то он чувствует себя несчастливым из-за того, что за всё время не нашлось ни одного (НИ ОДНОГО!) эсэсовца, которому его жизнь и имущество могло бы понадобиться, которому это всё могло бы послужить.

Люди почему так охотно идут в Лагерь, идут добровольно и многие. Потому что каждому ведь хочется встретить в своей жизни настоящих Людей, людей с большой буквы, которые сумеют лучше, чем мы сами, распорядиться нашей жизнью.

Эсэсовцы, хотя внешне и подчиняются общим законам (это ненадолго, я надеюсь, что скоро придёт какая-нибудь революция, которая восстановит эсэсовцев в их настоящих истинных правах), но всё же знают, что им позволено ВСЁ. И, конечно, когда им нравится какая-нибудь женщина, то они часто могут сделать что-- нибудь незаконное для того, чтобы затащить её в лагерь.

У эсэсовцев чисто практическое отношение к закону, они стараются внешне не вступать с ним в конфликт, который привел бы к длинному и дорогому судебному разбирательству. Внутреннего же послушания закону у них начисто нет, внутренне они убеждены, что закон не для них.

Эсэсовцы берут ту женщину, которую они хотят. Часто они могут сделать это. При этом, они солидарны, и в таких проявлениях человеческих чувств всегда прикрывают друг друга, готовы помочь друг другу с алиби в суде, ну и т.д.

Это можно сделать, например, так. Девушке преподносятся в роскошном букете розы, обсыпанные кокаином. Девушка нюхает -- и одурманивается. В этом состоянии она готова подписать любой документ, в том числе и о том, что они согласна по доброй воле пойти в Лагерь. Она подписывает такой документ. И сейчас же на носилках она проследует в машину, и на ней за колючую проволоку. Потому что эсэсовец не привык ждать. Эсэсовец не может ждать, это против его (и её) природы. Все же это понимают. Если он хочет её, живую и тёплую, он обязан иметь её сегодня же вечером. Или лучше ещё сразу же через час. В течение часа. Если он не будет иметь в течение часа или одного дня то, что ему захочется -- какой же он эсэсовец тогда после всего этого? За что же мы все его тогда так любим и ценим? Такие эсэсовцы надолго не задерживаются у нас на работе в Лагерях, над такими смеются.

Другие же два эсэсовца являются его свидетелями, они подписывают ту самую писульку, что женщина подписала её, завещая себя, всю свою душу и, что ещё более важно, тело -- Лагерю, находясь при этом в здравом уме и абсолютно трезвой памяти.

Потом, когда эту женщину насилуют во второй раз, то это проходит уже легче, без морального ущерба и потрясений.

ЛЕТНИЙ ЛАГЕРЬ -- 3

Пляска смерти ("Возвращение святого Витта")

В течение некоторого времени сначала никто не мог понять -- откуда она взялась, "пляска святого Витта", та самая двигательная аллергия, в Средние века скосившая целые города. Возрождение заболевания связывали с общей предрасположенностью, скученностью людей в современном цивилизованном мире, во многом схожей с теснотой и безысходностью средневековых городов, развитостью средств информации, через которые болезнь подцепить ничего не стоит, зараза эффективно распространилась по компьютерным сетям мгновенно во все части света, после чего с этим поделать было уже ничего невозможно.

До этого были только предвестники бури, случаи мгновенного распространения более или менее безобидных эпидемических неврозов, таких как анурексия -- добровольное, часто -- тайное лишение себя пищи до полного истощения. Анурексики почти что одновременно появились во всех странах.

Кстати, "пляска" тоже во многом связана с анурексией, поскольку развитию её в Лагерях способствовала экзальтация на фоне общего физического истощения.

Теперь многие считают, что болезнь началась с Лагерей. Лагеря воспитывают идеальных людей (идеальных конвоиров, идеальных заключённых -- универсалов), но они же и потенциальные больные. Кто-то первый распространил мысль, что болезнь родилась в Лагерях, пошла из Лагерей. Проверить это, установить, было невозможно.

Так это или иначе, но за Лагерями долгое время никто не следил, они перешли на самодостаточное замкнутое существование. У Лагерей и их обитателей были свои интересы, которые не пересекались с интересами окружающего мира никогда. Они были никому не нужны, и им был никто с улицы не нужен, не понимающий их внутренних проблем. Они прилагали усилия к изоляции, и их оставили в покое, всё равно в плане закона они не подчинялись ничему другому кроме своего особого внутреннего распорядка.

Так это или иначе, но когда однажды заглянули в эти Лагеря, то обнаружили, что они все в основном уже давно умерли. Остался только один мужик, похожий на скелета, весь в бородавках, ошалело прыгающий вокруг в полосатой футболке, он скоро умер. От него и несколько журналистов, насмотревшись, стали через несколько дней тоже прыгать, мгновенно похудели и покрылись бородавками. Так и пошло.

Группа рок-музыкантов, покинув студию, вооружившись микрофонами, вышла в мир и настоящую жизнь. Они прошли лепрозории и клиники неврозов и психических расстройств. Они искали настоящую "пляску святого Витта", сохранившуюся в чистом виде со Средних Веков.

Это была новая и перспективная очень хорошая группа. Про них говорили, что они проводят все свои концерты на развалинах забытых газовых камер. Устраивают специальные расследования, открывая новые места, где были когда-то газовые камеры, они стараются приобрести эти территории в свою собственность. Утверждают: газовые камеры рассыпаны по земле не случайно, а возводились в строгом порядке...

Ни один другой музыкальный стиль их уже больше не устраивал. Каждый новый танец, все эти сменяющие в бесконечном хороводе и стоящие друг друга брэйки, рэпы и рэггей -- это же, по существу, та же зараза, распространяющаяся от человека к человеку. Если она приживётся и найдёт в человеке для себя питательную почву, то человек сам начинает так двигаться, а скоро эти движения перенимают и все его друзья. Распространяются только такие движения, которые хорошо отвечают глубокой внутренней сущности человека. Это не означает, однако, что распространяются только такие движения, которые для него полезны и приносят ему что-то хорошее. То же самое ведь можно сказать и про вирусы, правда? Хорошо приживаются в организме только те вирусы, которые для него подходят. Специфические вирусы от животных, к примеру, человеку исключительно не передаются.

И вред вирусы, попав в организм, начинают приносить не сразу. Вернее, не сразу становится заметен этот вред.

Так и эта пляска. Люди не сразу раскусили, что на этот раз в ней есть что-то особенное, существенно отличающее её от всех предыдущих танцевальных пандемий.

Одно только понимали все. В танцевальных подвалах предэпидемического периода простого рок-н-ролла было уже мало. Давно хотелось такого танца, который бы все внутренности выворачивал наизнанку.

Музыканты прошли по обыкновенным больничным палатам, внимательно наблюдая агонию умирающих, впитывая в себя каждое движение. Особенно они любили, когда только удавалось, смотреть, как умирают дети (организм, полный большого запаса ещё жизненных сил).

Сначала в их видеороликах всё чаще стали появляться сцены насилия, когда подробно показывали агонию умирающего. Это были либо натуральные съемки, либо же кто-нибудь из их ритм-балета эти движения копировал, но только по настоящему, на основе серьёзной работы с подлинным видеоматериалом. Клипы имели ошеломляющий успех. Зрителю очень понравилось непослушными от пива губами, сидя перед экраном телевизора, повторять гримасы агонии. Это же уже не выражение боли, а, как правило, гримасы человека перешагнувшего порог и находящегося по ту сторону болевого шока -- "пляска смерти".

Так он возник, этот танец, внезапно и мгновенно распространившийся по планете. Сообщение о смерти всех участников музыкального коллектива пришло совершенно неожиденно. Публика не могла понять, зачем умирать-то им, находящимся на вершине коммерческого успеха. А они просто перетанцевали на своей репетиции. Они в последнее время что-то стали особенно много и яростно репетировать. С особым остервенением. Концерты же их, напротив, стали уже проходить довольно вяло. Публике были нужны они, публика же им была на фиг не нужна.

Когда пошли первые смертельные случаи, и стало понятно (что это на самом деле за танец и), что с ним связана болезнь, было уже поздно.

Среди людей распространяется бешеный недуг, что-то наподобие средневековой пляски святого Витта . Никто не знает, откуда это изначально пошло и взялось. Характерной чертой его является то, что это заразное, но неинфекционное заболевание. Очень тяжёлое, практически, смертельное на все сто процентов. Оно передаётся не бактериями и не вирусами, а личным примером, в ходе общения человека с человеком. Если человек даже ещё сам и не пляшет, у него только инкубационный период, всё равно можно подхватить, всё равно в его поведении, речи есть что-то неуловимое, что оказывает влияние и впоследствие приводит к развитию заболевания. Болезнь можно подхватить даже от того, что просто знаешь, что в городе есть такая эпидемия, этого во многих случаях уже достаточно, просто размышления ложатся на благодатную почву, которая имеется в каждом индивидууме, вот, глядишь, дальше оно и пошло. Многим достаточно увидеть такого больного, ты волей-неволей начинаешь думать об этом, а всё остальное твой организм уже доделает сам, ты почти наверняка уже заболеешь. Внешне это проявляется в том, что начинается специфическая судорожная пляска, как правило, до полного изнеможения. Но это не только внешний процесс. Активизируются глубокие внутренние силы иммунной системы организма. Сильнейшие аллергические реакции, кожные бугры, ямы, язвы, нарывы. И первым делом организм съедает собственную нервную систему. Что-то по типу рассеянного склероза, только гораздо более интенсивное и быстрое. Скручивает каждого за день-полтора. Внутри каждого человека сидит мощнейший саморазрушительный механизм. Обычно он зачищает человека. Но стоит человеку заболеть -- и ужасный механизм поворачивается рожей внутрь.

Вот идёт крупнейший в мире специалист по иммунным системам мистер Арчибальд Норт. Наш журналист задаёт мистеру Норту вопрос:

-- Это загадочное нарушение иммунной системы... Как вы думаете, почему оно происходит?

-- Я бы иначе поставил вопрос. Не почему в системе происходят какие-то сбои и изменения, а почему она до сих пор работала нормально?

-- И что же?

-- И вот на этот вопрос я никак не могу ответить.

Я только могу сказать, что существование иммунной системы противоречит сразу ряду основных законов физики, включая второе начало термодинамики. Иммунная система обладает свойством временно и локально понижать энтропию. Это свойство присуще только живым системам (ну и ещё искусственним системам, созданным человеком, но человек сам -- это живая система) и никогда не встречается в неживой природе. А живая материя из неживой никогда не возникает.

Russian Gothic Project