Глава 5. Провокатор

Стояла середина октября. Накрапывал промозглый и тихий неутомимый питерский дождь. Листва с деревьев уже давно обрушилась, и теперь к небу тянули облысевшие ветви одни унылые остовы, ничем не радуя взгляд. Толпы туристов на улицах уже начинали редеть. Теперь в Питер ломились разве что сытые и не слишком географически грамотные личности из Дальнего Зарубежья, вооруженные хорошими непромокаемыми ботинками, но напрочь лишенные представления о том, что значит настоящая, чахоточная и свинцовая, питерская осень.

“На сердце растрава и дождик с утра, - любила в таких случаях цитировать Роза, - откуда бы, право, такая хандра?”

Из общего вагона выбрался паренек, до того гармонировавший с общей картиной, что на него даже никто не обратил внимания. Хотя вид у него был настолько жалкий и нелепый, что в другое время на него наверняка бы везде начинали падать косые взгляды.

Володе Опрятнову было 22 года. Пожалуй, приодевшись, он мог бы сойти за симпатичного. У него было простоватое, но правильное, доброе, очень русское лицо с немного грубоватыми чертами, небольшими светло-карими глазами, в которых застыло удивительно кроткое и беспомощное, совсем детское выражение, и покатым лбом, большие натруженные крестьянские руки, стройное тело, закаленное тяжелой работой и ежедневной гимнастикой. Но его слегка вьющиеся каштановые волосы были так некрасиво, неровно острижены, а одежда, вся заношенная и словно с чужого плеча, сидела на нем до того неловко, что Володя производил впечатление урода. Точно задавшись целью закрепить это впечатление, юноша натянул на голову когда-то синюю, засаленную и дырявую, вязаную шапочку, называемую в просторечии “презервативкой” и совершенно ему не нужную - в городе в то время держалась устойчиво теплая погода, а на плечи накинул старый отцовский темно-коричневый плащ, из тех, какие продаются в секонд-хэндах на вес, а покупаются автолюбителями, чтобы мыть ими машины. Правда, в его бесформенной объемистой сумке прятались кожаная летная куртка и почти новый свитер. Володя держал их на торжественный случай.

Непромокаемых ботинок у Володи отродясь не водилось, хотя были и относительно приличные. Джинсы - тоже папины обноски, размера на три больше, чем надо, - он сейчас заправлял в безобразные сапоги-бахилы, самые дешевые, какие только были на рынке, но купленные им из последних сил.

Роза, помнится, часто ему повторяла - ну, что ты отдаешь все свои жалкие гроши предкам? В вашем, извини за выражение, гнезде все деньги уходят Бог знает куда, так, что их никто и не видит. Оставляй себе по десятке, глядишь, и стянешься на что-нибудь хорошее. Володя слабо возражал - у нас в семье принято все класть в общий котел. Естественно, и я кладу…

Розе, он не раз в этом убеждался, было виднее. Ибо смотрела она хотя и со стороны, но неравнодушным взглядом.

Ей было виднее и то, что Володя, старший в семье, был нелюбимым ребенком. Его младшие брат и сестра знавали куда больше родительской заботы. Виднее Розе было и то, что Опрятновы, словно издеваясь над собственной фамилией, жили нелепо и бестолково, не умея ни работать, ни отдыхать, ни зарабатывать деньги, ни тратить их. Она часто советовала: уезжай ты из этой провинции и из этой семейки, сам же видишь, что ты из всех Опрятновых единственный нормальный человек. А из-за них, из-за твоей родни, за тебя не пойдет ни одна приличная девушка.

Они вполне могли бы сойти за брата и сестру. Почти одного возраста - Роза была двумя годами старше, оба из семей отставных офицеров, оба далеко не богачи. Оба не отличались крепким здоровьем. Володя страдал сильнейшей близорукостью и мучительно заикался. Розу то и дело навещали жестокие приступы головной боли, которые она небрежно именовала “мигренью” и лечила цитрамоном. Оба писали стихи, и оба считались интересными авторами отнюдь не только в маленьком Козельске.

Разница состояла в том, что Роза (если уж быть точным, то Ася Розенблюм) была родом из далекой Одессы и все время, проведенное в Козельске, отчаянно тосковала по морю, по солнцу, по блеску одесской оперы, по шуму и смеху родной Молдаванки… а Володю занесло в Козельск из еще более далекой глухой дальневосточной деревни, и поначалу Козельск ему казался едва ли не столицей, а доморощенные “поэты”, с их простодушным самомнением и кое-как срифмованными надуманными страстями, - настоящей и недосягаемой богемой. И когда на одной из тусовок, торжественно обозванной “заседанием литературного объединения”, черноволосая, вызывающе по козельским меркам одетая девчонка принялась остроумно и зло потешаться над собравшимися, Володю это покоробило. Но девчонка понравилась. Понравились ее жгучие, слегка навыкате, глаза, ее нос с горбинкой и блестящие белые зубы, ее блестящие обтягивающие брючки. Почему обратила внимание на него Роза, для Володи и посейчас оставалось загадкой. Он не считал себя ни приятным собеседником, ни завидным ухажером. Впрочем, ухажера в нем и Роза не видела.

Других друзей и у нее, и у него не было. Володя вскоре убедился, что козельские обитатели не особенно интеллектуальны, а их неизлечимая предвзятость и стремление заклевать любого, кто хоть чем-то отличался от них, его очень угнетали. Розу угнетать было весьма нелегко - ее Козельск просто раздражал. Он ходили друг к другу в гости, обменивались книгами и кассетами. Потом Роза уезжала в Москву, где училась на заочном в МГУ, месяц спустя приезжала оживленная, с порозовевшими щеками, с сохраненными - и потом трепетно сохраняемыми - билетами в театр... а еще две недели спустя она снова увядала и превращалась в куколку, чьи поникшие крылья спрятаны в кокон от грубых рук. На свою знаменитую мигрень она легкомысленно не обращала внимания, уверяя, что это все от козельской духоты. Володя же учился в Козельском техникуме, старательно выковывая из себя бухгалтера.

Однажды он рассказал Розе, что у него в доме нет своего места для занятий. На кухне стол ему недоступен - занят мамой, хлопочущей по хозяйству. В гостиной он мешает папе смотреть телевизор. Поэтому его выгоняют в коридор, где вполне можно расположиться на трюмо, только при этом приходится сутулиться. Он долго не понимал, почему Роза пришла в такое негодование и перестала здороваться с его родителями. Зато она предложила ему готовиться у себя дома.

Затем закончилась пора студенчества. Оба долго не могли найти работу. С растущей день ото дня безработицей это было и неудивительно. Но Роза устроилась гораздо быстрее и лучше; при этом она не переставала искать другую работу, повыгоднее и поинтереснее. И наконец нашла. Володя же, робкий, беспомощный, убежденный в собственном ничтожестве, даже не знал, куда ему ткнуться. Наконец в школе, где подрабатывал военруком его отец, директор сжалился и взял его истопником. Зрение у парня стремительно начало ухудшаться. Он стал еще более замкнутым и пугливым. Мизерная зарплата служила поводом для постоянных попреков - и что ты такой безмозглый, никому ты не нужен, толку от тебя никакого… Лишь в доме Розы он видел обращенные к нему приветливые улыбки, слышал добрые слова, пил крепко заваренный чай из красивых чашек, разрисованных готическими замками.

Под влиянием подруги Володя стал меняться. Медленно, с трудом, но все же заметно. В нем начало просыпаться чувство собственного достоинства. Он потихоньку учился принимать самостоятельные решения, пусть по мелочам, но раньше он вообще не мог ни на что решиться. Ему все еще было далеко до ее стальной воли и холодного упорства, до ее оптимизма и готовности постоять за себя. Однако он уже иногда собирался с духом и возражал родителям. Они смеялись над всем, что бы он ни делал - он стал скрытен. Они бранили его стихи, называя его бумагомарателем - он показывал их только Розе и ее близким. Мать безжалостно уродовала его голову своими экономными ножницами, жалея денег сыну на модную стрижку; отец даже не додумывался подвезти сына на работу, хотя сам ездил туда на стареньком, разбитом “Москвиче”, - Роза высмеивала бесхарактерность Володи и тут же брала его тетрадку и время от времени смахивала слезинку. Она рассылала его стихи по всем изданиям. И наконец их обоих напечатали в “Юности”. Немного, правда, по два стихотворения, но - факт оставался фактом! Опрятнов и просто Роза рядом с мэтрами.

Это обеспечило обоим дружную ненависть козельского пишущего сословия, но Розе изначально было наплевать на их мнение, а Володя постарался взять с нее пример.

Чуть позже она оказала ему еще одну услугу: подсказала, что в каком-то центре дератизации есть вакансия бухгалтера.

Чем бы я был, если бы не Роза? - думал Володя, бредя под непрекращающимся дождем.

Ничем. Он и сам это хорошо знал.

Однако, как бы он ни менялся, как бы ни старался превратиться в Розу №2, его слабая и безответная натура все еще оставалась слабой и безответной. Роза, при всей своей любви к искусству и несомненной одаренности, была практична, всегда готова сражаться - и умела побеждать. А Володя предпочитал забиться с книгой в угол подальше от родительских глаз, врубить погромче кассету с записями старого рока и уйти в мир заоблачных грез.

При этом частенько забывая почистить зубы, не говоря уж о ботинках.

“Хандра ниоткуда, но та и хандра…”

А потом она умерла.

Стояло лето, и Роза сумела скопить деньги на поездку в родную Одессу. Она то и дело звонила домой и Володе, захлебываясь, рассказывала, как там здорово, каких она нашла себе веселых приятелей, какой у нее завязался курортный роман с “очаровательным девственником 16 лет!” (самой Розе к тому времени исполнилось 25), как она загорает на нудистском пляже, как балдеет в опере, как…

С поезда сняли уже остывший труп.

Володя встречал Розу на вокзале вместе с ее родными. У него плохо сохранилось в памяти, что происходило потом. Он помнил: жару, вопли перепуганной проводницы, мать Розы, упавшую посреди перрона в обморок, запах чайных роз, которые он нарвал для подруги в своем саду, шум, суету, завывания сирены “скорой помощи”… По результатам вскрытия у Розы была опухоль мозга.

За день до поездки Роза составила завещание, аккуратно заверив его у нотариуса. Она и здесь не изменила своей практичности и трезвомыслию, расписав все свое небольшое богатство буквально до копейки. Володе досталась мужская кожаная летная куртка, незадолго до этого подаренная Розе двоюродным братом-летчиком, не новый, но надежный Розин проигрыватель и вся фонотека, золотой крестик и небольшая сумма денег. В ящике стола у Розы нашли пакет, также адресованный Володе. В нем были все ее тетради со стихами и короткая записка. В ней умершая называла Володю своим единственным другом и просила непременно вырваться из Козельска в большую жизнь.

Большая жизнь! В этом была вся Роза. Сама она так и поступила: зная, что умирает, все-таки вырвалась в свою Большую жизнь. Не то дело Володя Опрятнов. Никогда не видевший ни шумных городов, ни тревожных событий, он знал об этой ее “большой жизни” только по книгам и рассказам других. Прошло долгих три месяца, прежде чем он собрался с духом, понимая, что не сможет не выполнить ее последнее желание.

На сборы не понадобилось много времени: вещей у Володи было очень и очень мало. Поэтому он тайком сложил сумку, оставил родителям записку с просьбой не искать его и ночью укатил в Москву, а из Москвы - в Санкт-Петербург.

По слухам, в Питере гораздо чаще, чем в Москве, возникала нужда в бухгалтерах.

Денег у Володи тоже было в обрез. Правда, сумму, полученную в наследство от Розы, он еще не тратил. Ее должно было хватить на многое, однако юноша понятия не имел, как долго он будет искать работу и что вообще может случиться в ближайшие три дня. Его “Профдезинфекция” платила зарплату не слишком исправно, однако как раз перед его поездкой вдруг решила расплатиться с трехмесячными долгами. Володя из чувства долга перед любимой семьей решил оставить на хозяйство 50 рублей, а остальное почел за благо забрать с собой. Этого тоже могло хватить примерно на месяц, а то и на два веселой жизни (в Володином, конечно, понимании - он не был записным прожигателем жизни). Но веселую жизнь он пока боялся себе позволить. Поэтому бухгалтер в поисках лучшей доли нерешительно потоптался перед аппетитно пахнущими лотками со всякой снедью, коими уставлены все вокзалы мира, испуганно моргнул, наткнувшись на собственное изображение в огромном зеркале, впрочем, довольно мутном и исцарапанном, и зашагал, вобрав голову в плечи, по направлению к станции метро.

В метро Володя еще ни разу в жизни не ездил. Он успевал только затравленно озираться: со всех сторон его толкали, галдели, шумели, пестрели отрепья цыганок, успевавших заловить растяпистых клиентов, метались их дети, внося немалую лепту в общую сумятицу, оглушительно скрипели и визжали тормоза; затянутый всеобщим водоворотом, Володя буквально был внесен в вагон и только тогда, когда тронулся поезд, робко поинтересовался у соседа, как проехать на Невский.

Выйдя на проспект, юноша понял, что от главной улицы Петрограда толку ждать не стоит. Огромные автомобильные пробки, яркие, роскошные витрины дорогих магазинов, беспечные и нарядные люди, главной проблемой которых, казалось, был непрерывно сеявший дождь, разноцветные зонты и, что хуже всего, соблазнительные лотки, с которых продавали гамбургеры, хот-доги и ароматные кругляши пиццы, ввергли его в невыносимое уныние. Володя достал фотографию Розы, с которой она улыбалась так дерзко и так всепонимающе - уже перед лицом смерти, - посмотрел в ее никогда не смеявшиеся глаза, вздохнул и спрятал фотографию обратно. В груди у него заныло.

При виде книжных магазинов и торговцев кассетами Володя совсем стушевался, обреченно поняв, что вот-вот не удержится и истратит свои сбережения, и поспешил свернуть куда-то направо. Он по-хорошему завидовал Розе. Та легко смиряла свои первые порывы и вожделения, столь же невинные, но куда более управляемые. Сам Володя, у которого просто не было возможности научиться самостоятельно вести хозяйство и планировать расходы, охотно признавал за собой прозвище недотепы.

На первых этажах некоторых зданий в окнах висели объявления: “Сдается” или “Ночлег и ужин”. И то, и другое ох как не помешало бы Володе, однако, стоило ему сунуться в первую же попавшуюся дверь, как какая-то старушенция сердито заворчала: “Опять бомжи попрошайничают! Ничего не дам, уходите! Самой пенсию задерживают!”. Володя не удержался от мысли, что Роза бы показала ей бомжа. Сам он только покорно развернулся и засеменил по ступеням. Его старенький плащ промок, промокла и шапочка-презервативка, за ушами бежали тоненькие противные струйки, а в ботинках мерзко хлюпало. В животе все сводило от голода. Хотелось забраться в теплую ванну. Роза не раз говаривала, что ему следует нормально постричься, купить новые джинсы и так далее. Кажется, она опять была права. Она всегда была права. По одежке встречают. Володя увидел заброшенный дом, в котором уже начали какие-то работы - очевидно, фасад собирались оставить, а остальное построить заново, Роза рассказывала, что так часто делают в Одессе - забился в угол, где почти не было пыли, и принялся перетряхивать сумку.

С джинсов капало. Старый, во многих местах заштопанный и почти потерявший первоначальный цвет свитер промок так же, как и плащ. Да и рубашка, плохо стиранная и с катышками ниток на воротнике, была не очень-то сухой. Пришлось доставать вещи получше, предназначенные для походов по потенциальным работодателям. Хорошо, что документы в целлофановом пакете, подумал Володя, ох тут и мокро!

Он достал и другие ботинки. Это были ботинки отца, уже малость вышедшие из моды, но мало ношенные: отец утверждал, что они ему велики. На самом деле, должно быть, ему не нравилась грубая ребристая подошва. Зато к летной куртке она отлично подошла, даже стильно получилось. Носки Володя, подумав, бросил: они состояли из сплошных штопок. Бросил и шапочку. Роза на день рожденья в прошлом году подарила ему берет. Вот в берете и пойдем. У Володи осталась еще вода в пластиковой бутылке-торпеде, поэтому он, не мудрствуя лукаво, умылся, почистил зубы, сбрызнулся дешевеньким одеколоном, расчесался и даже протер очки, хотя они все равно мгновенно запотели. Сейчас он впервые в жизни понравился самому себе, разумеется, весь, кроме пустого желудка.

Мокрая одежда отправилась сперва в большой пакет, затем в сумку, Володя немного повеселел и вознамерился идти дальше, как вдруг услышал голоса, а затем увидел две фигуры в проеме. Фигуры отнюдь не походили на бездомных. Более того - они выглядели столь прилично, что вообще нельзя было понять, что эти двое солидных господ делают в полуразрушенном доме, где дождевая вода капает с висящей дратвы и валяются кучи строительного мусора. Женщина только что сложила черный шелковый зонт. Это была элегантная дама в черном - в модном пальто до колен, небрежно наброшенном на плечи, из-под пальто виднелось красивое глухое платье, прикрывавшее щиколотки; этот эффектный и сдержанный туалет завершали изящные ботинки на высоких каблуках, тонкие кожаные перчатки и шляпка с густой вуалеткой, под которую были упрятаны аккуратно собранные волосы. В трауре, что ли? - подумал Володя, но мысль эту додумать до конца не успел, потому что спутник дамы вдруг выдал нечто совсем уж заковыристое и не одним бухгалтерам непонятное.

Дело в том, что поначалу в нем не было ровно ничего примечательного. Эдак от сорока до пятидесяти, плотный, но не толстый, высокий, но не слишком, в хорошем костюме и хорошем плаще, в шляпе, с обручальным кольцом на пальце. Володя снял очки, чтобы протереть их, а когда надел, рядом с дамой уже стоял очень мускулистый, упругий, стройный молодой человек чуть постарше его самого. Глаза у парня сверкали так, что впечатлительному Володе стало не по себе. Он напоминал пантеру перед броском. Волевой подбородок, тяжелая складка между сросшимися бровями, надменно изогнутый рот - нет, с таким Володя побоялся бы сесть в одно купе… Если бы у него хватило денег на купе, конечно. Однако с дамой он разговаривал с подобострастием, тем более странным, что ничего величественного, грозного или хотя бы внушительного в этой хрупкой и, чувствовалось, немолодой женщине не было. Мила, изящна… но в голосе отзванивала тяжелая сталь. Володя был заинтригован. У него достало ума затаиться: почему-то он понял, что попадаться это сладкой парочке на глаза не стоит.

- Так ты не можешь одолеть эту лесбиянку, уважаемый Михаил, - со смешком сказала дама.

- Ты знаешь, как это нелегко, досточтимая леди Астерикс, - отозвался Михаил, не забыв отвесить почтительный поклон. - Мы делаем все возможное.

- Мне не нравится юноша, которого ты нанял, - холодно произнесла леди Астерикс. - Он слаб. Он импульсивен. Он чувствует к ней симпатию. Ты не опасаешься предательства с его стороны?

- Он рожден, чтобы быть предателем, леди Астерикс. Он уже не раз предавал, - задумчиво ответил Михаил. - На вид он смел и умен, отважен и тверд. Ты разглядела в нем червоточину. Но именно благодаря этой червоточине он выполнит обещанное! Червивое яблоко скорее упадет и охотно потащит за собой здоровое.

- Это ее ты называешь здоровым яблоком? - возмутилась леди Астерикс. Впрочем, нет. Не возмутилась. Она говорила так же иронически и холодно, но от ее голоса у Володи внутри все задрожало. - Нет, уважаемый Михаил, она - не яблоко, она - червь мироздания! Яблоко, вверенное мне, я должна беречь. И я сберегу его, чего бы это ни стоило!

Они замолчали. Потом Астерикс нарушила молчание:

- Я надеялась, что левитаторша будет нам помогать. Ее сила, ее ярость и неудовлетворенная обида сослужили бы нам хорошую службу. Мои лучшие варки атаковали их! Сама судьба помогала им! Но нет - та, что смогла бы затянуть левитаторшу в наши сети, предпочла смерть. А сама левитаторша убила моих верных слуг. Где их тела? Нету их - огненная ведьма забросила их в Небытие, в то самое Небытие, из которого сумела вернуться. Моя доверенная женщина пыталась отнять у Черной Сильфиды то, что по праву должно принадлежать нам, мудрейшим. Но она мертва, и только твои, уважаемый Михаил, смелые действия помогли нам избежать ненужной огласки.

- Я не требую награды, досточтимая, - почтительно перебил Михаил, - позволь только служить тебе.

- Ты делаешь это, и я благодарю тебя.

- Ее ковен, - произнес Михаил, - они преданы ей почти, как мы - тебе. С объединенной силой восьми огненных магов мы не сможем тягаться.

- Темная что-то нашла. Ради этого ее и убили. Найди убийцу, Михаил, найди то, что он отобрал у нее, и восемь огненных магов не смогут тягаться с тобой!

Снова молчание. Долгое. Володе стало тревожно.

- Я найду, - пообещал Михаил. - Пари держу, что это и есть Кольцо, ключ к Звездному Молоту. А имея Звездный Молот, мы сможем…

- Мы сможет, но делать ничего не будем, - перебила Астерикс. - Я повторяю тебе: мне вверено то, что вверено, и я не позволю никому нарушить равновесие.

- Разве его не нарушили Чингисхан и Гитлер? Разве его не нарушали эпидемии чумы и холеры, Конкиста и ядерные испытания?

- А разве оно не восстанавливалось само? Нет, Михаил, пока все идет своим чередом, о равновесии беспокоиться не стоит. Неразумный ребенок ползет сам и тянет за собой других в пропасть, но рано или поздно дети поймут, что следует остановиться. Речь идет о взрослой, разрушающей равновесие намеренно. Никто не сможет остановить ее, кроме меня!

- А почему ты не сразишься с ней…

- Потому, что я знаю больше тебя. Ей ничего не стоит уничтожить все вместе с собой. Твой юноша, банальный, примитивный, глупый - вот что действенно. Девять граммов свинца - самая проверенная гиря на чаше весов.

Володя вжался в стену. Он порядком продрог под дождем, но теперь, в сухой одежде, ему стало жарко. Он с трудом сдерживал учащенное дыхание.

- Что нам делать с атомщицей, владычица? - поинтересовался Михаил. - Лесбиянка вот-вот найдет ее. Дублю доверять нельзя, она слишком вжилась в роль человека.

- Да, это так, - спокойно ответила Астерикс. - Атомщицу уже ничто не спасет. Она умрет. Но я хочу, чтобы она пожила еще немного. Потому что мертвых легче найти, чем живых, но лишенных мысли, не забывай об этом! А дубль… разве в первый раз случится пожар или катастрофа?

- Не худо бы заодно убрать и мальчишку, - добавил Михаил. - Он мал, но силен и опасен. Кто знает, чему они успели его научить.

Они прошли мимо Володи и вдруг замолчали. Слишком резко. Юноша, дрожа от ужаса, вжался в стену. Он понял, что вот она - Большая жизнь, которая очень скоро для него закончится Большой смертью, жизнь, полная измен, предательств, интриг и преступлений, прикрытая мистической болтовней о магах и сильфидах. Мимо него только что прошли двое хладнокровных убийц, прячущихся под маской нормальных и даже приятных людей, двое, которым ничего не стоило убить женщину, ребенка, кого угодно, для которых девять граммов свинца были лучшим разрешением проблемы. У Володи затряслись губы. Он подхватил сумку и вылетел из окна, больно ударившись коленом о мостовую. Немногочисленные прохожие с удивление глазели на него. А Володя кинулся куда глаза глядят, не разбирая дороги. Сумка, воздетая на плечо, больно колотилась о его ягодицы, воздух обжигал горло, очки сползали на нос, а он все бежал, содрогаясь от непереносимого страха, и шум толпы казался ему шумом погони.

Лишь через час Володя остановился - не потому, что счел себя в безопасности, а потому, что окончательно выбился из сил. Все, проходившие мимо, казались ему пособниками той жуткой пары. Он шарахался от женщин в черном, от солидных мужчин. Люди с изумлением оборачивались на всклокоченного юношу с безумными глазами. Наконец он немного успокоился, еще раз достал фотографию Розы, укорил себя за чрезмерную эмоциональность - Роза, та уже давно бы что-нибудь придумала, например, пошла бы в милицию. Он даже вспомнил адрес одного из отделений милиции - Петроградского района, так как с удовольствием смотрел вместе с Розой детективный сериал о приключениях служивых как раз из этого отделения, и решил направиться туда. Правда, ему пришлось обратиться в справочное бюро и потратить драгоценных 50 копеек, но обращаться к прохожим и спрашивать, как проехать по такому-то адресу, он побоялся: а ну, как услышат прислужники этой ужасной Астерикс? Как там она их называла? Варки? Что-то из литературы фэнтези… так эта группировка, которую она возглавляет, явно любит колдовскую лексику. Киллеров небось вампирами называет, грабителей - зомби или еще как-нибудь. Володя на минуту отвлекся от этих неутешительных мыслей, обнаружил, что проехал свою остановку, методом ненаучного тыка выяснил, что можно выйти прямо сейчас и… а куда вам надо? А! Так это же… и выпал в раскрывшиеся с металлическим лязгом двери. Это была какая-то захудалая, гулкая и пустынная станция, не блиставшая ни оформлением, ни изобилием торговцев-коробейников. Володя облегченно вздохнул: ему все еще не хотелось тратиться, зато есть уже хотелось невыносимо, поэтому отсутствие соблазнов его устроило. По станции прохаживался очень рослый и плечистый молодой мужчина с “хвостиком” на затылке, в очках и во всем черном. Володя вжал голову в плечи, с отчаянием думая, что, может быть, это один из боевиков леди Астерикс, но парень не обратил на него ни малейшего внимания. Он уткнулся в книгу с какой-то совершенно непонятной надписью на обложке и время от времени бормотал что-то вроде: “Процессоры у них все галимые… еще два гигабайта… с таким антивирусом только блох ловить” и еще что-то уничижительное, неясное и оттого пугающее. Володе как-то не верилось, что эдакая махина может быть увлечена чем-нибудь мирным, поэтому он нервно поеживался. На парне с “хвостиком” была короткая кожаная куртка, джинсы плотно обтягивали упругие и мускулистые бедра, и Володю даже взяла зависть от того, что этот высокий красивый человек с книгой так беззаботно разгуливает по станции, погруженный в свои беззаботные мысли, и знать не знает ни о “Профдезинфекции” с ее вечными задержками по выплате зарплаты, ни о трюмо в коридоре, ни о мертвой девушке, вынесенной из плацкартного вагона, ни о страшных людях в доме на слом.

Второй - на станции их было всего трое, считая Володю - спокойно стоял себе спиной к Володе и человеку с книгой и особого беспокойства не вызывал.

За несколько секунд Володя успел обозреть всю эту не особенно обнадеживающую, но и не особенно жуткую картину, немного успокоиться и даже прикинуть, не слишком ли близко он подошел к краю перрона. Решил, что не слишком, и уже с облегчением перевел дух: его смерть пока откладывалась.

Что произошло дальше, он не успел понять. Внезапный сильный толчок - удар головой о что-то холодное и железное, очки слетели с его носа, он попытался было пошарить рукой, влез во что-то липкое и масляное, в нос ударил запах железной дороги и подвальной сырости, слух разорвал оглушительный высокий свисток, и два снопа слепящего белого света бросились к Володе, леденя кровь в жилах. Уже в полубессознательном состоянии Володя ощутил, как сильные и бесцеремонные руки с грубоватой бережностью подхватывают его за плечи, ударился плечом об облицованную голубым кафелем колонну, услышал лязг за спиной и рванулся куда-то бежать, но снова упал и начал воспринимать происходящее только через несколько минут, а может, и через час.

Его голова свесилась вниз и ритмично покачивалась. Володя не сразу понял, что его кто-то несет на очень широком и сильном плече.

- Сумка! Моя сумка! - испуганно пискнул он, вспомнив о деньгах, белье и золотом крестике.

- Молчи уже, бомжара! Шляпа! Кретин! - добродушно отозвался беспечный низкий молодой голос. - С тобой твоя сумка. Интересно, что в ней такое, что тебя за нее прихлопнуть хотели?

- Н-не знаю, - прошептал Володя. Он хотел было сразу же начать рассказ об ужасной Астерикс, но, во-первых, в перевернутом положении разговаривать было не слишком удобно, во-вторых, его все еще мучили опасения, как бы его спаситель не был из той тепленькой компании. Поэтому Володя ограничился другими объяснениями: - Я не бомж… я бухгалтер… я работу ищу…

- Ты? Да ну! Бухгалтера везде в золоте ходят, а ты свои штаны, наверно, в секонд-хэнде спер, - не поверил обладатель низкого голоса. - Ну ладно, потом разберемся. Где живешь-то?

- Н-нигде… я только приехал… у меня тут никого… я думал комнату снять или там койку…

- Ладно, переночуешь у нас, - после минутного раздумья ответил его собеседник. - Можешь заткнуться. Придем, первым делом врача вызову. Башкой ты треснулся капитально, ничего не скажешь.

Юношу захлестнула теплая волна благодарности. С ним еще никто не разговаривал так уверенно, так небрежно, так запросто. Еще никто не заботился о нем с такой беспечной простотой. Он покорился этой могучей руке, прижимавшей его к плечу, этой несокрушимой и доброй уверенности. Мужчина, несший Володю, принялся насвистывать какую-то мелодию, явно фальшивя; похоже было, что ему действительно не о чем было беспокоиться. И снова Володя почувствовал прилив незлой зависти.

А потом свет померк, и наступила теплая и уютная тьма.

Очнулся он уже в чьей-то постели, укрытый одеялом в нарядный цветочек. В дальнем углу комнаты горел свет. Там же помещалась спина уже знакомого человека со станции, волосы его были все так же собраны в “хвостик”, а книга валялась возле Володиной кровати. По комнате ходила женщина. Володя испуганно дернулся; женщина заговорила, и он облегченно перевел дух, поняв, что это не Астерикс.

- Ба, два кота за машиной, - весело сказала женщина совсем юным, жизнерадостным голосом, - персидский и русский голубой.

Человек со станции обернулся.

- Здорово, жаба, - ответил он так же весело. - Видала, какого я тебе жениха принес? Больше не будешь у меня открытки таскать!

- Все равно утащу, - пообещала “жаба”, - они тебе не нужны, у тебя Ляжка есть.

- Да его ляжки худее твоих, - запротестовал мужчина. Девушка засмеялась и подошла к Володе.

- Смотри, живой! Как самочувствие?

- Не знаю, - честно признался Володя, - есть хочу.

- Ты кто?

- Бухгалтер, - встрял мужчина, и оба захохотали. Володя смутился.

- Я правда бухгалтер, - в отчаянии выпалил он.

- Да правда, правда, - успокоил его мужчина, - я же видел твои документы. Я перетряхнул твою сумку, не обессудь. Тряпье в ванной сушится. А бумаги прочел из любопытства. Удивляюсь, что ты два года высидел в этом Козельске! Мы там были как-то проездом, самый галимый городишко на свете!

- И Роза так говорила, - прошептал Володя.

- Та черненькая? У тебя хороший вкус, чувак! Заберешь ее сюда?

На глаза у Володи навернулись слезы. Мужчина наклонился к нему, и он увидел участливое, доброе лицо с беззащитными голубыми глазами, подслеповато моргавшими без очков. Почему-то Володе захотелось рассказать этому кроткому великану историю их дружбы с Розой и своего отъезда в Питер. Мужчина внимательно выслушал его и поджал губы.

- М-да, брат, дела. Ну че, Нинка, есть чего похавать?

- Давно, - ответила Нина. - Да, а ты меня не познакомишь?

- Точно, - спохватился хозяин дома, - совсем из головы вылетело (из дырявой головы да еще бы не вылетело, насмешливо вставила Нина). Я Санек. А эта жабокозявка - моя сестренка Нина. Иногда ухитряется сварганить что-нибудь вкусное. Мы оба с компами возимся, только я программер, а Нинка юзерша. У нас еще мама есть, Ольга Ивановна, она сейчас у подружки сидит.

- А я Володя, - робко прошептал Володя. - Очень приятно…

Брат и сестра снова засмеялись. Теперь Володя понял, что они немногим старше него, а Нина, пожалуй, даже моложе. Нина показалась ему очень красивой.

- А почему вы все в черном? - вдруг спросил он.

- Все программеры (все юзеры, в тот же миг сказала Нина) носят черное, - Саня даже слегка удивился. - Тебе что, не нравится?

- Нет, - объяснил Володя, - я боялся, что вы преступники.

Тут уж оба компьютерщика покатились со смеху, в изнеможении стеная.

- А где кот?

- Барсик! Тобой интересуются! - позвала Нина. Огромный пушистый черный котище мягко соскользнул с письменного стола и подкрался к кровати.

- А… второй?

Очередной взрыв смеха. Володе почему-то не было обидно, хотя он прекрасно понимал, что смеются над ним. Это был теплый дружеский смех, на который нелепо было бы обижаться.

- Русский голубой - это я, - пояснил Саня. - Чего смотришь? Голубых никогда не видел?

Володя вынужден был признать, что его представления о сексменьшинствах малость отличались от реальности. Про Ляжку он спрашивать постеснялся, но тут раздался звонок, и Нина хихикнула:

- А вот и Ляжка! Какая сцена ревности будет! Ты перед сном молился, Александр?

В дом вошло эфирное, хрупкое и удивительно привлекательное создание. Глаза у него лучились. Он поздоровался тихим нежным голосом. Нина и Саня принялись, хохоча и перебивая друг друга, рассказывать ему историю Володи. Ляжка - на самом деле его звали Алеша - подошел к Володе, поздоровался и протянул руку.

- Ага! - обрадовался Саня. - Прелесть моя, эта жаба хотела, чтобы ты меня задушил!

- Зачем? - кротко удивился Леша.

- Из ревности! Как Отелло Дездемону.

- Сейчас задушу, - воодушевился Леша и, скроив свирепую мину, ухватил друга за шею.

- Да идите же за стол, крокоидолы, остынет же все! Вовка, встать сможешь? - надрывалась смеющаяся Нина.

- Смогу, но…

- Ладно, мы отвернемся, - Саня первым догадался о причине заминки. - Пошли, народ! Не смущайте девственника! А то он как Нинку увидел, так и дар речи потерял: говорит, вылитая крестная мать мафии!

- Да нет, это он про тебя так сказал, - уверяла Нина.

В белой водолазке (купленной по наущению Розы) и сравнительно мало ношенных джинсах Володя показался себе еще и ничего. По крайней мере, когда он сел за стол, никто и не подумал снова обозвать его бомжем.

Несколько раз Саня поглядывал на него очень пристально. Володя не мог уяснить себе выражение его лица, так как попросту не видел без очков, но чувствовал на себе внимательный взгляд, и это его очень тревожило.

- Эй! - отвлекла его от невеселых раздумий Нина. - Ты чего сосиски не берешь?

- А что, есть сосиски? - удивился Володя.

Стол качнуло от смеха.

- А ты что, не видишь? Они же у тебя под носом! - в свою очередь удивился Леша.

- Да у меня зрение минус восемь, - Володя совсем растерялся. - А очки разбились… там, в метро…

- А у меня минус девять, - Саня хлопнул его по плечу. - Ничего, старик! Очкарик очкарику друг, товарищ и брат! Найдем тебе очки, не беспокойся.

После ужина - ибо это, без сомнения, был ужин - Саня действительно покопался в каких-то залежах и вырыл оттуда очки, объяснив, что ему они уже не подходят, так как рассчитаны на семь с половиной, а Володю должны бы удовлетворить. Теперь он уже мог получше рассмотреть своих новых товарищей. Нина оказалась вовсе не такой уж хрупкой, даже полноватой, но все же стройной, с грациозными движениями. У нее было очень приятное округлое лицо, не тронутое косметикой, с большими синими глазами, составлявшими впечатляющий контраст с блестящими иссиня-черными волосами. По цвету волос ее можно было бы принять за еврейку, зато лицо было типично славянским. Долговязый брат был очень похож на нее, только Нина казалась совсем юной и жизнерадостной, а у Сани в уголках губ и глаз залегли тонкие печальные морщинки. Почему-то Володе вдруг показалось, что брат и сестра окутаны странным и удивительно красивым серебристо-лиловым сиянием, одного цвета, но у Нины оно было веселым, а в Сане чувствовалась какая-то обреченность. Отчаявшись понять, что это может значить, Володя тряхнул головой и перевел взгляд на Лешу. Он казался гораздо более хрупким, чем Саня, с тонкими женственными руками. В нем не ощущалось особого веселья, которому так охотно предавались брат и сестра; наоборот, выражение его тонкого, с резкими нордическими чертами лица поражало тихой серьезностью и сосредоточенностью, а холодные голубые глаза северянина были слишком прозрачны, чтобы уловить истинный оттенок их странной, рассеянной задумчивости. На тонких коленях у Леши взгромоздился было кот, Леша рассеянно погладил его, но внезапно Барсик взвыл и, подняв хвост трубой, опрометью бросился из комнаты. Люди растерянно переглянулись, не понимая, что произошло с их любимцем. Понял только Володя.

Произошло то, что Леша тоже был окутан тем же серебристым сиянием, только внутри его странно и жутковато пульсировала темная багрово-черная опухоль, от вида которой у Володи кровь застыла в жилах. Леша встал, и зловещее багровое сияние на минуту ушло, оставив только хрупкое тело и нежное лицо юноши, но Володя уже не мог смотреть на него прежними глазами. Все, что бы ни делал и ни говорил теперь Леша, даже само его присутствие, сама мысль о том, что он может снова прийти в этот дом, - все теперь наполняло бедного бухгалтера-недотепу ледяным ужасом.

С утра Володя собирался отправиться бродить по городу в поисках работы. Саня, правда, убеждал его, что это зряшная затея, однако не очень настойчиво, под конец вручил ему черный зонтик и несколько газет с объявлениями. К радости Володи, спрос на бухгалтеров был действительно немаленький, что сулило ему скорое трудоустройство. А там уж я отблагодарю этих двоих, да и родителям смогу что-нибудь послать, подумал он, завязывая шнурки на своих ботинках. Теперь-то он понимал, каким убожеством эти “грязедавы” должны были казаться Сане и Нине, да и вообще окружающим. Вот и первая трата запланирована. И на джинсах, если присмотреться, и даже если не присмотреться, заметны сильные потертости. И свитер, хоть и “почти новый”, тоже “украшен” парой штопок. Ну и ладно, зато видно, что человек живет на одну зарплату! Роза говорила, что в Одессе пожелание жить на одну зарплату считается самым страшным проклятием…

Володя выпрямился - и обомлел.

По коридору бродило существо, на человека хотя и похожее, но отдаленно. Маленькое, ростом с десятилетнего ребенка. Задрапированное в небесно-голубое, с каким-то амулетом на шее. Длинные, вьющиеся черные волосы повязаны синим шарфом. В тоненькой шестипалой ручке существо держало яркую книжку. Да, а лицо! Тонкое и очень красивое, но какое-то инопланетное, с огромными зрачками, заполнившими миндалевидные глазницы, с узким подбородком. За плечами виднелись наполовину развернутые кожистые крылья.

- Привет тебе, досточтимый, - вежливо сказало существо. - Я еще не видела тебя здесь. Кто ты? Я Александра, дочь Александры. Живу в доме родственников.

- В-володя, - прошептал ополоумевший Володя, - я тут… э… в гостях…

Тут до него дошло, что крылатое и глазастое существо мало не только по росту, но и по возрасту. Перед ним стоял ребенок.

- Удачи тебе в твоих поисках, - девочка явно знала о нем куда больше, чем он о ней.

Она повернулась и прошла на кухню, а Володя вылетел опрометью из подъезда, пытаясь хоть что-нибудь понять. Странные враки мистической леди Астерикс, потом сияние, окружавшее людей, приютивших его… может, это и не люди вовсе? И в популярных фантастических кинофильмах проскальзывает правда? Теперь эта Александра дочь Александры!

На улице, как всегда, дождило. Город казался сплошным разноцветным морем зонтов. Володя тоже раскрыл зонт Сани и зашагал по первому же найденному им адресу.

Найти это ЗРК “Ритм” не составило особого труда - оно занимало отдельное небольшое розовенькое здание. Начальник отдела кадров, немолодой усталый лысый человек, внимательно выслушал Володю, аккуратно записал его данные, дал ему заполнить несколько бумаг (автобиографию, еще чего-то) и объявил, что результаты конкурса будут известны через неделю. Володя понял, что если здесь ему и светит, то только отказ, и отправился в следующую контору с претенциозным названием ЗАО МП “Роза ветров”. Там ему пообещали ответить через три дня. Эта же история повторилась еще в трех учреждениях. Володя порядком устал и упал духом, потом вспомнил, как говаривала Роза, - ничто не дается за бесплатно, разве сыр в мышеловке, - и решил, что все нормально и законно: хочешь работать, значит, надо побегать. С этой мыслью он, подстелив пластиковый пакет, посидел немного на скамейке в парке возле Исаакиевского собора (последняя контора, куда он заходил, располагалась рядом), затем выбрался на Невский, резонно решив, что подзакусить ему не помешает, купил себе пиццу, которую ни разу в жизни не пробовал, и принялся с аппетитом уписывать за обе щеки неведомое лакомство, созерцая спешащих прохожих и проезжающие мимо автомобили.

Такого количества роскошных машин он еще не видел. Собственно, такого количества просто машин он тоже не видел, а уж о роскошных и говорить не приходилось. Он проводил взглядом, щурясь - очки Сани ему все-таки немного не подходили и съезжали на кончик носа - сначала яркую красную “Альфа-Ромео”, потом элегантный “Порш” цвета морской волны, далее темно-зеленый перламутровый “Мерседес” последней модели, а затем его внимание привлек блестящий “БМВ”, такой блестящий, что Володя даже не сразу понял, какого он цвета - черного или белого, а поняв, удивился, как это ему удается оставаться таким чистеньким в дождливую погоду и при такой манере езды. В правилах дорожного движения Володя ничего не соображал, но инстинктивно почувствовал, что выезды на встречную полосу, вихляния по всем четырем “родным”, двойные и тройные обгоны, словом, весь “фристайл”, демонстрируемый машиной, отнюдь не являются образцом для подражания дисциплинированному водиле. Молодая девушка-регулировщица, по-видимому, разделяла его мнение, так как оглушительно засвистела, затем заторопилась вслед “БМВ”, тут же к ней присоединился “гаишник”, стоявший на обочине, на ходу записывая номер нарушителя и кого-то вызывая по рации. Раздался визг тормозов, прижатый к тротуару особенно дерзким маневром “БМВ” автомобиль резко дернулся, но не остановился, а вылетел-таки на тротуар и перевернулся на бок, сбив с ног каких-то прохожих, другая машина вынуждена была шарахнуться на встречную полосу, где немедленно столкнулась с микроавтобусом; словом, в считанные секунды шумный, но мирный Невский превратился в сплошную преисподнюю. Люди загалдели, засуетились, собираясь в толпу. Судя по всему, зеваки были взволнованы - еще бы, не каждый день такое увидишь! - но не удивлены: Невский не так уж редко становился “ареной” подобных шоу. Завыла сирена “скорой помощи”, к месту происшествия уже мчался милицейский “бобик”, но на людей из “БМВ” это не произвело ни малейшего впечатления. Они действовали быстро и обстоятельно - вышли из машины, в руках у них что-то заблестело; Володя не успел ничего сообразить, как его щеку задела сначала взвизгнувшая у самого виска пуля, а через секунду осколок штукатурки, рикошетом отлетевший от стены. Юноша в испуге отшатнулся, и как раз вовремя: рядом с ним просвистели сразу несколько других пуль. С ужасом Володя понял, что попал в самый эпицентр бандитских разборок, и ринулся бегом, но бежать было некуда: вокруг метались такие же, как он, прохожие, случайно оказавшиеся подставленными под пули. Следующая пуля просвистела прямо у Володи перед носом, а еще одна…

Сильный толчок в плечо заставил парня полететь куда-то в лужу. Очки свалились с его носа, он беспомощно зашлепал по грязи ладошкой, наконец нашел их и принялся судорожно протирать замусоленным носовым платком, пока не получил весьма ощутимый пинок пониже спины и не услышал сразу же всплеска очередной пули, ударившей точно в то место, где он находился секунду назад. Его бесцеремонный спаситель даже не оглянулся. Володя суетливо пополз в сторону, оглядываясь на гибкого мужчину в черном плаще, мгновенным движением выхватившего пистолет и хладнокровно палившего по людям из “БМВ”. Пули свистели вокруг мужчины, но он ловко, неуловимыми движениями уклонялся от них. Один из “БМВэшников” уже упал, но, по-видимому, он не был убит, так как корчился, зажимая плечо; второму пуля мужчины в плаще попала в ногу, и он с криком припал на колено. Прохожие продолжали бестолково носиться, охваченные паническим ужасом; прибывали все новые подразделения милиции. На помощь мужчине в плаще примчался еще один, тоже в плаще, но другого покроя, с длинными волосами. Внезапно Володя понял, что это женщины в мужской одежде. Лесбиянки! Те самые, за которыми охотится Астерикс. Он даже хотел им об этом сказать, потом сообразил, что они наверняка в курсе дела и еще неизвестно, кто хуже. Может быть, они тоже убивают бедных атомщиц и мальчишек?

Женщина с оружием обернулась и пристально взглянула на него. Даже в слабоватых очках Володя разглядел ее невероятное косоглазие. Но дело было даже не в нем: от этой дамы исходило нечто зловещее. Как и в Астерикс, в ней не было ничего угрожающего и демонического - женщина как женщина, молодая и симпатичная, с необычным темным загаром на приятном лице и модно остриженными волосами, но Володю от ее взгляда передернуло. Еще более пристально взглянула на Володю другая, длинноволосая. Обе тотчас же отвернулись. Женщина с модной стрижкой продолжала целиться в своих противников, а длинноволосая молниеносным движением вытащила фотоаппарат, защелкала им, затем подскочила к поверженным людям из “БМВ” с явным намерением сфотографировать их, но вдруг замерла на месте, как вкопанная. Сквозь шум толпы Володя расслышал ее возглас:

- Но этого не может быть! Я же убила тебя!

Она все-таки сделала несколько снимков, потом медленно повернулась и пошла, ни на кого не глядя, пошатываясь; выглядела она до того растерянной и ошеломленной - почти как Володя после столкновения с Астерикс. Ее подруга смахнула челку со лба и устало скользнула по Володе взглядом, точно говоря: “Ты еще здесь, ты, шляпа? Вали отсюда, да поживее!”.

Может быть, ничего такого она и не думала, но Володя явственно расслышал этот немой приказ и поспешил ему подчиниться. Он основательно промок, да еще и вывалялся в грязи. Продолжать поиски работы в таком виде не имело смысла. Поэтому юноша побрел к Сане, по пути размышляя, что ему делать и не стыдно ли торчать у почти незнакомых людей, злоупотребляя их гостеприимством.

Однако Нина, открывшая дверь, улыбнулась ему так приветливо, а Саня, сидевший в комнате у компьютера, так весело заорал: “А, бухгалтерия пришла!”, что Володе расхотелось уходить от них куда бы то ни было. Он быстро переоделся и включился в приготовление ужина.

- Эй! Здесь одной воды не хватит, возьми “Рекса”, - посоветовала ему Нина. - Ну, “Рекс”, господи… ты что, никогда не покупал шампуни для мытья посуды?

Попутно выяснилось, что Володя не покупал также туалетных утят, порошок для чистки ванн, отбеливатель, освежитель полости рта и еще много всякого, без чего Нина не мыслила жизни. Еще он не умел готовить разные вкусности, чему Нина учила его на ходу, заодно болтая о газетных делах. Он уже знал, что она - дизайнерша в самой популярной газете Санкт-Петербурга и к тому же дружит с лучшей журналисткой из этой же газеты. И, когда Нина в лицах, заставляя Володю умирать от хохота, изображала, как эта самая журналистка Джиневра чехвостила начальника районного ГАИ за немытый служебный автомобиль, хлопнула дверь.

- Между прочим, это ты его таким воспитал! - произнес раздраженный женский голос. Володя не сразу понял, что это вошедшие продолжают давно начатый разговор, и напрягся - а вдруг это явился его отец и разыскал его, Володю, вот кто-то из домашних Сани и заступается за него, от чего у бедняги внутри все похолодело. - Ты все время давил его, командовал, требовал послушания. Вместо того, чтобы вырастить его настоящим мужчиной, ты сделал из него девочку в брюках. Ты его первого приятеля видел? Видел, я спрашиваю? Такой мускулистый юберменш!

- Так ты знала и ничего не сказала мне? - заорал мужской голос в выраженном негодовании. - Ах ты… Из тебя такая же мать, как и все остальное!

- А из тебя такой же отец, как и все остальное, - парировала женщина, проходя в гостиную. Теперь Володя видел говоривших. Это были люди средних лет: полноватая крашеная блондинка с темными красивыми глазами и большой коричневой родинкой на лбу, одетая в строгий серый костюм, и худощавый мужчина с желчным лицом и пронзительными взглядом серых глаз, с неприятной манерой почесывать подбородок во время разговора. - И ты настраивал его против Саши. Постыдился бы, она уж четверть века как мертва! Ты и меня с ней все время пытался рассорить…

- Я воспитал, я воспитал, - передразнил мужчина. - Это у него наследственное! Твоя сестрица была, прости господи, лесбиянка и злобная ведьма. Ты сама ее терпеть не могла, пока она была жива.

При слове “лесбиянка” Володя напрягся, рассудив, что для простого совпадения лесбиянок многовато.

- А это еще кто? - тут до мужчины дошло, что в гостиной появилось незнакомое лицо.

- Мама, молодец! - объявил Саня, входя с кухни и вытирая узкие изящные руки о фартук. - Давно пора было расставить точки на “И”. Больше, чем ты, папа, меня никто не “воспитывал”, и надо сказать, ты преуспел! Теперь меня тошнит от всего, чему ты пытался меня научить. А насчет тети Саши я попрошу помолчать. Я ее уважаю, и не смейте при мне говорить о ней гадости!

Обстановку разрядила Нина, появившаяся из кухни в переднике с оборками.

- Папа, мама, знакомьтесь, - светским тоном произнесла она, держа нож в одной руке и морковку в другой. - Это Володя, наш новый друг. Он бухгалтер. Володя, это мои папа и мама, Ольга Ивановна и Сергей Иванович.

Барсик подошел к Володе и потерся спиной о его ноги.

Ольга Ивановна не стала возражать против Володи - у нее своих забот хватало. Сергей Иванович, правда, высказался насчет сменщика Лешки, на что Володя, подумав, решил обидеться, но его слова никто не принял во внимание. Нина по секрету рассказала, что их отец всегда недоволен всем, что бы они ни делали, поэтому к нему никто не прислушивается. Зато, смеясь, прибавила она, знал бы ты, как его боятся подчиненные! Как огня!

Володя поужинал и сел в уголке писать письмо, рассудив, что на мучившие его вопросы вряд ли кто-то согласится отвечать.

Письмо Володи Опрятнова домой

Дорогие мои родители, Наташка и Андрюха!

Пишет вам ваш сын и брат Володя. Извините, что так быстро уехал. Но жить на такую зарплату стало невозможно: ни поесть как следует, ни одеться, а другой работы у нас в Козельске нет, вот я и решил поискать работу в Петербурге. А вам не сказал, потому что вы наверняка начали бы меня отговаривать.

Пока у меня все нормально. Правда, работу я еще не нашел, потому что искал ее только один день. Но вакансий бухгалтеров тут много, и зарплата вдвое больше моей в Питере считается маленькой. Поэтому я смотрю вперед с оптимизмом.

Город очень красивый и большой. Все время идет дождь, но не холодно. Папа, твои ботинки мне как раз впору, жаль, что тебе они не пришлись. Цены повыше наших, зато товары гораздо лучше.

Я уже подружился с хорошими людьми. Это брат и сестра. Брат работает программистом, а сестра - дизайнером в газете. Они очень добрые. Я сейчас живу у них.

Со мной в первый же день случилось несчастье: я разбил свои очки. Саня, мой новый друг, дал мне свои, они мне почти подходят. А сегодня я стал свидетелем настоящих мафиозных разборок: две группировки стреляли друг в друга, совсем как в кино. Это было жутко, но интересно. И знаете, что? В одной группировке были только девушки.

Пока у меня больше ничего нового. Деньги есть, меня никто не обижает и вообще все в порядке. Не волнуйтесь за меня. До свиданья. Целую, Вова.

Нина подошла к нему и заглянула через плечо.

- О том, что тебя толкнули под поезд, ты, конечно, не написал, - полувопросительно проговорила она. - И правильно, чего предков зря беспокоить. А что такого произошло, что тебя хотели убить? Урла?

Володя долго расспрашивал, что такое урла, и узнав, отрицательно покачал головой.

- Нет, это не хулиганы, - ответил он. - Это… мафия.

К тому времени уже пришел Лешка, и они с Саней уединились в спальне. Но тут, словно угадав, что Володя готов что-то рассказать, влюбленные объявились в гостиной и уселись за столик с чашками кофе, выжидающе глядя на него.

- Не знаю, наконец выговорил Володя. - В общем, я промок и зашел в разрушенный дом переодеться. И тут слышу - голоса. И входят двое таких солидонов, дама и господин. Даму звали леди Астерикс. А мужчина, Михаил его зовут, он сначала был как бы пожилой, потом смотрю - а он уже лет двадцати пяти, не старше…

Дальнейшие подробности заставили троицу широко раскрыть рты.

- Вот это да! - только и сказал Лешка. Похоже было, что он намерен еще что-то сказать, но он промолчал и весь вечер был необычайно задумчив. Зато брат и сестра отчаянно спорили, тем более, что потом Володя, воодушевленный успехом своего повествования, рассказал и о происшествии с “БМВ”, отчего присутствующие и вовсе потеряли головы.

- Ты правильно хотел пойти в ментуру, - говорила Нина. Саня не соглашался:

- Ментура нынче вся продажная. Глядишь, стуканули бы этой Астерикс. А то еще может быть, что их контролирует другая группировка, и так они цапаются посреди Невского…

- Да, - кивнула Нина, - такого еще не было - чтобы на Невском и стрельба!

Они так ничего и не решили. Лешка, молчавший все это время, на прощанье сказал Володе:

- Дурак ты, Вовка. Не в девушек стреляли. В тебя. В тебя, помяни мое слово. Да, и… что сказала та девушка с фотоаппаратом? Она его убила? Ну-ну… тут еще много чего случится.

Сны после этого зловещего пророчества Володе снились странные и скверные.

Следующий день у него прошел так же, как и предыдущий, с той лишь разницей, что на этот раз в него никто не стрелял, под поезд не толкал. Наученный горьким опытом Володя старался все время держаться в толпе. Зато он хорошо понял, что значит “кормить завтраками”: в каждой второй конторе ему говорили: “Приходите завтра”, наконец завтра стало казаться ему чем-то жутким и бесповоротным, похожим на старые покосившиеся кресты на козельском кладбище. Больше всего его мучило то, что Лешка вполне мог оказаться прав. Что тогда? Ведь, живя у этих славных людей, он подставляет их под пули проклятой леди Астерикс. Он не имеет права так поступать с ними. А с другой стороны, как ему хочется, чтобы они были его семьей, чтобы он никогда не расставался с ними. В конце концов он решил, что сегодня вечером поговорит с ними начистоту, и они вместе придумают, как им быть.

В доме Нины и Сани его ждал сюрприз.

- Вовка! Знаешь, кто была лесбиянка с длинными волосами? Наша Джиневра! - радостно объявила Нина. - Я ей про тебя рассказала. Она сегодня уже притащила фотки. Материалец получится забойный! Она сегодня придет, я ее пригласила. Расскажешь ей. Очевидец, хи-хи!

Володю это вовсе не обрадовало. У него не выходили из головы слова Лешки. Но вскоре явилась и Джиневра, да не одна, а с целой компанией - молодой и очень красивой дамой, мальчуганом лет восьми и большой овчаркой с необыкновенно умными глазами.

- Извини, что не предупредила, мы сегодня к тебе, как видишь, тусовкой, - произнесла Джиневра. Она говорила медленно и спокойно, тяжко роняя слова, и ее манера говорить снова напомнила Володе Астерикс. - Знакомься, это моя подруга Тина. Валентина Павловна. Это Виталик. Это Рекс. А это моя подруга Нина и Саня.

- А это Володя, тот самый, который видел тебя у “БМВ”, - ответила Нина.

Тина улыбнулась Володе дружелюбно, лицо у нее было добрым и привлекательным, но смотреть в ее зеленоватые миндалевидные глаза Володя почему-то не смог.

Рекс вильнул хвостом, но чувствовалось, что это он делает исключительно для того, чтобы не выделяться из среды прочих овчарок. Володе показалось, что пес понимает людей не хуже, чем другие люди, если не лучше. Рекс посмотрел ему в глаза и усмехнулся, от чего Володя малость струхнул.

Виталик казался славным парнишкой, но в больших карих глазах мальчика стояло что-то неподвижное и даже пугающее. Он держался вежливо, но немного отстраненно. Вообще, вся эта компания произвела на Володю странное впечатление.

Но самым удивительным была Джиневра. Тогда, на Невском, он ее почти не рассмотрел. Теперь же… о, на нее стоило посмотреть!

Обитатели Петербурга, с их породистыми бледными лицами, все сплошь казались Володе писаными красавцами. Но лишь теперь он понял, что такое настоящая красота. Речь не шла о приятности и обаянии, - нет, на тонком и резком лице Джиневры лежала печать красоты страшной и роковой, какой-то нездешней, почти потусторонней. Твердая линия губ и сросшиеся брови придавали ей необычную, угрюмую суровость. Ведьма, подумал Володя, и прикусил губу, потому что как раз в этот момент Джиневра внимательно посмотрела на него. Ему стало не по себе от ее взгляда, словно бы она читала его мысли. Джиневра криво усмехнулась и кивнула, соглашаясь неизвестно с кем.

Володе пришлось снова во всех подробностях рассказать о странных происшествиях, свидетелем которых он стал. Джиневра смотрела на него с отрешенной грустью. Юноша хотел было ограничиться рассказом о случае с “БМВ”, но, во-первых, Нина заставила его пересказать все, в том числе и его собственные домыслы насчет наклонностей Джиневры и ее подруги, а во-вторых, она убедила Джиневру, что у Володи есть и еще история в запасе.

Вторая история просто потрясла слушателей. Давненько у него не было столь благодарной аудитории! Рекс ощетинился и зарычал. Виталик встревожился и начал спрашивать Тину и Рэй (так он называл Джиневру), не значит ли это, что его мама умрет, и не умрет ли тетя Саша. Володя немного обалдел. Он вспомнил, что покойную тетю Нины и Сани тоже звали Сашей, удивился странному совпадению. Тина серьезно спросила:

- Ты уверен, что этот Михаил менял внешность?

- Ну да, я же еще удивился, что он только что был старый и вдруг помолодел, - Володя растерялся. Он не был так уж уверен в своей правоте и легко тушевался. Но Тина не стала спорить, только очень помрачнела и попросила еще кофе.

Внезапно раздался еще один звонок.

- Небось опять папаня, - недовольно проворчал Саня. - Опять начнет высказываться насчет моих наклонностей! Зануда!

Но это был не отец Сани. Это была женщина, от появления которой все напряглись. Виталик спрятался за спину прекрасной Джиневры. Тина поднялась и холодно взглянула пришелице в лицо. Нина и Саня непонимающе переглянулись.

Вошедшая была элегантной, не первой молодости, но подтянутой и стройной блондинкой делового вида. И внезапно Володя снова увидел сияние. Нина и Саня сияли, как и в первый раз. Тина и Рекс казались похожими на две огромные лиловые звезды, холодные и спокойные, бесстрастные и полные решимости. А Джиневра… Джиневра походила на гигантскую бабочку, с ослепительно расходившимися во все стороны лучами-крыльями беспощадного серебряно-фиолетового цвета. В ней не было зла, но не было и добра в привычном понимании этого слова. Володя понял, что ее товарищи тоже были такими, но не столь могущественными, и ему стало страшно. Вошедшая же отсвечивала тусклым стальным блеском, напоминая неполированный бампер автомобиля. Но в ней были и враждебность, и неуверенность, и печаль, и даже какое-то отчаяние.

- Вам кого? - нерешительно полюбопытствовал Саня.

- Я пришла за моим сыном, - холодно ответила вошедшая.

- Сыном? - удивился Саня. Виталик выглянул из-за спины Джиневры и жалобно крикнул:

- Не отдавайте меня ей!

- Я ничего не понимаю, - спокойно, но, очевидно, с трудом сдерживаясь, заговорила блондинка, - приходит моя… э… родственница Александра, просит меня разрешить пожить моему сыну в ее семье, потом я узнаю, что он живет совсем у других людей. Что это значит?

- Ты не моя мама! - выпалил Виталик. - Мою маму хотят убить. А ты…

- А вам хотят подстроить автомобильную катастрофу, - жестко завершила Тина.

Блондинка смешалась.

- Но… почему? Разве я не делала все, что от меня требовалось?

Она заходила по комнате, полная отчаяния и решимости.

- Я почти человек. Скоро я стану неотличимой от людей, - говорила она. - Я стараюсь, я очень стараюсь! Я пыталась быть хорошей матерью и хорошим ученым. Знаю, у меня не получалось, но что из этого? Я бы научилась. Почему они не дают мне шанса? Почему меня преследуете вы? Кто вы?

- А почему нашего нагваля преследует ваша хозяйка? - резко спросила Джиневра.

- Я… я не знаю… никого она не преследует, - неуверенно ответила женщина.

- А убивать человека ради того, чтобы вы могли занять его место - это как? - Джиневра не отступала.

- Убивать? Вы что! Никто никого не убивал! Его мама упала в метро под поезд. Мальчик бы остался сиротой. Потому она и послала меня, чтобы я позаботилась о нем. А вы…

- А мы обнаружили ее лежащей в коме, причем ее можно было бы вылечить, если бы ей предоставили помощь, - злорадно отчеканила Тина. - А насчет метро - спросите у него, - она указала на Володю. - Он тоже… упал.

- Мальчик не сирота, - снова заговорила Джиневра. - У него есть отец. Дядя Костя, Виталик. Поэтому вам тут делать абсолютно нечего. Убирайся, нелюдь, иначе я уничтожу тебя, как уничтожила ту проклятую троицу!

Глаза ее дико сверкнули, она оскалилась. Волосы взметнулись со щеки, и Володя увидел чудовищные шрамы, обезобразившие прекрасное лицо.

- Видела? - продолжала Джиневра. - Это Промежуток! И ты отправишься туда!

- Нет! За что вы меня преследуете? Что я вам сделала?

Рекс зарычал и подобрался, готовясь к прыжку.

Они стояли и пристально смотрели на нее.

- Она ничего не знает, - наконец сказала Тина. - Не нужно ее уничтожать. Она лишь выполняла свою работу. От нее никому не было вреда.

- Потому-то Астерикс и хочет ее убрать, - ответила Джиневра. - Уходи. Мальчик отправится к отцу. Мы не будем тебе мешать, но и помогать - тоже. Знай же: мы тебя предупредили!

Блондинка повернулась и молча ушла. Виталик заплакал.

Если бы Володю в тот момент спросили, о чем он думал, он бы просто промолчал. Потому что после всего происшедшего думать было решительно не о чем. А странные гости не спешили что-то объяснять. Володя понял, что Саня и Нина были сбиты с толку не меньше него самого, так что и с их стороны рассчитывать на какие-либо объяснения не приходилось.

- Кто эта… лесбиянка? - наконец подал он голос.

- Эта? - Джиневра указала на себя.

- Нет… та, которую они хотели убить.

- Это Санди, наш нагваль, - ответила Тина.

- А что такое нагваль?

Володя подумал, что они сейчас покажут ему нагваля, чтоб не приставал с вопросами. Но женщины спокойно переглянулись, очевидно, приняв какое-то решение, и Тина произнесла:

- Нагваль - это лидер ковена, группы магов.

- А вы - маги? - у Володи перед глазами все начало плыть.

- Ну конечно, - по тону Джиневры было похоже, что она рассердилась. - Ты же видел нас!

Володя догадался, что она знает о его странных видениях.

- Ну что, - спросила Джиневра с той же кривой усмешкой, - хороши?

- Да, - честно ответил юноша, - как лиловая бабочка.

И снова они обменялись косыми и недобрыми взглядами.

- А кто эта женщина? Ну… светленькая? - снова спросил Володя, понимая, что уже достал окружающих своими вопросами.

- Это - варк. Дубль его матери, - Тина указала на Виталика.

- А кто такая Астерикс и этот Михаил? Они тоже маги?

- Кто такая Астерикс, - после недолгого молчания сдержанно ответила Джиневра, - мы не знаем. Михаил - маг очень высокого уровня. Чем им не угодила наша нагваль, нам пока тоже не известно.

Они произносили по нескольку слов и умолкали. Володя понял, что они не хотят ему рассказывать подробно. Впрочем, он это понял далеко не сразу: сперва ему показалось, что Джиневра и Тина просто не испытывают к нему симпатии, и он закомплексовал, думая с горечью, что его открытость и искренность в который раз наткнулись на стену отчуждения. Тина искоса взглянула на него.

- Мальчик, - послышался холодный неумолимый голос Джиневры, - тебе не кажется, что ты не там и не тогда ищешь друзей?

- Почему?

- Потому, что ты влез куда не следовало. Потому, что от тебя будет еще много неприятностей. Ты уже заставил рисковать жизнью нашего достопочтенного программера и подставил под пули кучу ни в чем не повинных людей.

- Я их не заставлял! - запротестовал Володя со всей решимостью, на какую был способен. - Я не знаю…

- А что ты вообще можешь знать? - резко бросила Тина.

Володя чувствовал себя отчаянно виноватым. Это был еще не все: он чувствовал себя беспомощным, слабым, никчемным, глупым, вылезшим некстати. Собственно, это чувство возникало у него всякий раз, как начинало что-то происходить с его участием. А под ледяными взглядами четырех ведьм - ибо собака была в лучшем случае оборотнем, и хорошо, если не имела обыкновения загрызать людей - он и вовсе потерял остатки воли, которой у него много никогда и не было.

- А ты не будь таким, - заговорил Виталик. - ТЫ должен быть героем! Как… как Хитмен или нагваль Санди. Потому что, если ты не будешь героем, тебя убьют.

В компьютерные игры Володя отродясь не играл, к компьютеру даже близко не подходил, и кто такой Хитмен, не имел ни малейшего представления. А уж быть героем он умел примерно так же, как танцевать кадриль. Поэтому он только обреченно опустил руки.

Четыре мага резко встали и ушли, даже не попрощавшись. Нина и Саня растерянно переглянулись, пожали плечами и тоже вышли, оставив Володю одного. И внезапно перед ним возникло видение.

- Почему ты грустишь, досточтимый? - поинтересовалось оно. То есть, она.

- Меня хотят убить, - честно ответил Володя.

- Нет, - возразила Александра дочь Александры, - ты грустишь потому, что боишься не справиться. Ты думаешь, что ничего не умеешь.

- Я и не умею, - вздохнул Володя.

- Так учись! Хочешь, я покажу тебе, как ставить барьер?

Володя в ужасе затряс головой. Страх, который внушало ему это существо, выжал из него последние остатки здравого смысла. Ему хотелось забиться в угол и накрыть голову руками.

- Тебя найдут в углу и побьют, - рассудительно произнесла девочка. - Почему люди так любят обижать друг друга? Моя мама, досточтимая арвенэ Александра, утверждает, что ее саму хотели побить несчетное количество раз. Но ее никто никогда не мог побить. Она сильная. Она не прячется в угол.

Не побить, а убить, думал Володя. Александра явно слабо разбиралась в этимологических различиях. Сейчас на ней было светло-зеленое свободное платье, надетое поверх черных брючек. На руках и тонкой смуглой шейке поблескивали серебряные украшения. Она села на пол, развернув кожистые перепончатые крылья, подозвала к себе Барсика и принялась играть с ним, с улыбкой глядя на Володю. Потом в коридоре послышался голос Нины, и Александра исчезла. Именно исчезла, растворившись в воздухе.

Колдовские дети призывали его быть героем. А он не был героем, он был просто бухгалтером, забитым, измученным, бедным и попавшим в жуткую передрягу. Неужели, в который раз подумал Володя, это и есть Большая жизнь?

Утром Володя снова пошел искать работу. Он хотел встать пораньше и улизнуть из дому, чтобы его не успели накормить - ему было неловко объедать приютивших его людей. Но его план, как, впрочем, и большинство других его планов, не удался. Саня заметил его, когда он уже собирался в коридоре, и позвал на кухню.

Шел дождь, и Нина, глядя в окно, мечтательно проговорила:

- На сердце растрава и дождик с утра…

Володя закусил губу. Они совсем не были похожи. Одна - худенькая, бледная, с высохшими костлявыми руками. Другая - крепкая, пышущая здоровьем и бодростью. Одна - зачахший в полутьме солнцелюбивый цветок. И другая - не знавшая горечи ностальгии, растущая на родной почве. Нина была одета в блестящие модные брючки, вопреки всем ожиданиям отлично сидевшие на ее аппетитных бедрах. Такие же были у Розы, только на три размера меньше. Отчего-то Володе вдруг почудилось, что Роза вполне могла бы быть сестрой Нины и особенно Сани с его грустными и добрыми глазами.

- Саша, - робко позвал Володя, - кто такая Александра?

- Ты о моей тете? Она была программершей и рок-музыкантшей. А еще она была альпинисткой и лет двадцать пять назад погибла в горах. А почему ты спрашиваешь?

- Нет, - упрямо сказал Володя, - я не про ту Александру. Я про эту, которая живет у тебя в гостях. С крыльями. Она еще маленькая.

- В гостях? - неподдельно изумилась Нина, а Саня покачал головой:

- Извини, браток, что-то ты путаешь. Если б тебя не столкнули тогда в метро, я бы подумал, что у тебя вообще башня рушится.

- Я подумала, что у нас у всех башня рушится, когда явилась эта блондинка и то, о чем они говорили… - волнуясь, произнесла Нина.

Володя понял, что из него сделали дурака, но не обиделся. Это было достаточно привычно.

Кормление завтраками, столь любимое потенциальными работодателями, тоже становилось привычным. Он обошел семь фирм, порядком устал. В это время утих бесконечный, казалось бы, дождь. Володя присел на скамейку. Он не знал, где находится, понимал только, что не очень далеко от дома Нины и Сани, и решил поиграть. Он спускал очки с носа, присматривался к расплывчатым цветным пятнам, потом резко придвигал очки к глазам - пятна превращались в людей. И вдруг ему почудился знакомый силуэт. Из-за того, что очки не совсем подходили ему, юноша не мог бы с уверенностью сказать, что это она, поэтому решил подойти поближе и рассмотреть. Я ведь ничего не теряю, убеждал себя Володя, эта лесбиянка меня и не узнает. Вряд ли она и разглядела меня тогда. Смуглая женщина, стрелявшая на Невском, стремительно шла мимо и куда-то вправо, и Володя быстро пошел за ней, на ходу все больше убеждаясь, что это действительно она. Наконец он окончательно понял, что был прав, и что она тоже узнала его, но тут женщина резко свернула в какой-то переулок; Володя растерянно остановился, бестолково вертя головой, и сделал несколько шагов, пытаясь понять, куда же она исчезла. За его спиной раздался свист, юноша обернулся, увидел все ту же фигуру и поспешил за ней, но грохот заставил его обернуться, и туча пыли обволокла его. Володя закашлялся. Отлетевшим куском камня попало ему по ноге. Он несколько секунд непонимающе пялился на обломки рухнувшего балкона, наконец до него дошло, что под этим балконом только что стоял он сам, и что смуглая девушка спасла ему жизнь своим свистом. И тогда Володя побежал.

Он мчался, задыхаясь, в боку кололо, но он не позволял себе остановиться, пока не добежал до дома Саши. Там никого не было - все ушли на работу, но ключ оставили под ковриком. Володя вскочил в квартиру и упал на кресло, стоявшее в прихожей.

- Теперь ты понял, что тебе нужно бороться, досточтимый? - поинтересовалась Александра дочь Александры, входя в прихожую. - Не бойся. Со всеми когда-нибудь случаются ужасные вещи, только не нужно их бояться. Давай я налью тебе чаю.

От чая Володя не очень вежливо отказался, моля Бога только об одном - чтобы все это поскорее кончилось. Он предпочел помыть руки и завалиться на диван. Ему пришло в голову, что не худо бы приготовить что-нибудь поесть, но он не знал, где у Нины что лежит. Наконец пришла Ольга Ивановна, занялась ужином, и Володя обрадованно принялся помогать ей. Ольга Ивановна похвалила его кулинарные способности, выразив убеждение, что дома, наверное, он был настоящим главой семьи.

Володя, конечно, не стал рассказывать, что готовить научился только в последние три дня под руководством ее дочери.

- Эй, Вовка! - хлопнула дверь, и Нина весело заорала с порога: - Ты, оказывается, у нас был. Ну, был же?

- Не знаю, - беспомощно отозвался Володя.

- Был, - уверенно продолжала Нина. - Джина тебя видела. И наш главный видел. Знаешь, как ты у него в картотеке числишься? Он на всех посетителей картотеку заводит. “Неопрятный молодой человек”!

- Я не неопрятный, - Володя хотел обидеться, потом вспомнил, что его одежда и впрямь не производит впечатления с иголочки, и попытался возражать: - Почему это я неопрятный?

- А кто тебя знает, - вклинился Саня. Он схватил бутерброд, только что намазанный Володей, засунул его в рот; Володя обалдело смотрел ему в лицо, наблюдая за движением челюстей, наконец Саня прожевал кусок и пригвоздил беднягу: - Не мылся небось месяц!

- Неправда, - тут Володя все-таки обиделся. - Я раз в неделю моюсь обязательно.

- Раз в неделю? И это, ты считаешь, нормально? - изумилась Нина. - Мыться надо каждый день!

Володя помолчал, обдумывая информацию.

- Роза тоже так говорила, - наконец выговорил он. - Я раз попытался помыться. В четверг, что ли. А мать увидела и говорит: тебе что, делать нечего? Вот будет суббота, тогда и помоешься.

Ольга Ивановна покачала головой и вздохнула.

- Вот, - ехидно заявил Саня, - не моешься и дезодорантом не пользуешься. Ну?

- Я однажды пшикнулся, - простодушно сообщил Володя, - так у меня на него была аллергия.

- ЧТО?! - хором завопило все семейство Козельцевых.

- Ну, красные пятна, - Володя растерянно переводил взгляд с Нины на стол, на котором он готовил салат. - Я ж ничего не ел такого…

- Ты совсем больной или притворяешься? - спросил Саня. Нина возразила:

- Да нет, он не больной, он просто деревенщ… то есть провинциал. От дезодоранта никогда никакой аллергии быть не может! И вообще, Вовка, ты чего такой неадекватный?

- Он не неадекватный, - теперь за него заступалась уже Ольга Ивановна, - он просто многого не знает. А вы бы и научили, умники!

- Я тебя научу, - пообещала Нина. - Джина за тебя главного просила. Чем-то ты ей глянулся. Но смотри же, главный сказал, если ты и дальше будешь таким грязнулей, до конца испытательного срока не досидишь!

- Ладно, я пошел на тренировку, - крикнул Саня уже из коридора.

Володя отправился в ванную. Он достал свое мыло, дешевое, пахнущее старым прогорклым жиром. У Козельцевых лежало беленькое, ароматное, с пеной, приятно холодящей кожу. Нина, правда, разрешила ему брать и мыло, и шампунь. Наконец Володя принял соломоново решение: сейчас помыться мылом хозяев, а завтра купить им и мыла, и шампуня, и стирального порошка. Он как следует рассмотрел свое отражение в зеркале. Прыщеватое лицо с красной лоснящейся кожей. Липкие, сальные пряди оттенка поноса, торчащие в разные стороны. Желтые зубы. Словом, темный ужас.

Что там Нина говорила про какой-то скраб? Слава Богу, инструкция на упаковке! Ох и дерется… а спросить, что бы это значило - опять обзовут неадекватным. Зато какой шампунь: нежный, густой, восхитительно пахнущий травами. Володя заодно решил и носки постирать, и даже, по зрелом размышлении, рубашку.

Но, стоило ему выйти из ванной, как Нина фыркнула:

- Старик, я не против, чтобы ты брал мой бальзам для волос, но его же смывать надо!

Значит, это был не шампунь…

Наутро Володя полюбовался на себя в зеркало и удивился. Никогда в жизни его вечно неприбранные, несвежие волосы не лежали такими красивыми завитками. Никогда еще на его щеках не было так мало прыщей. Никогда он еще не чувствовал себя таким свежим и бодрым!

Он пришел по указанному Ниной адресу и понял, что действительно был здесь в самый первый день. Небольшой коридор с лабиринтом смежных комнат в конце. Рифленые обои с блестками. Репродукции Сальвадора Дали на стенах. Большой цветущий куст гибискуса в холле. Начальник, кажется, сидит вон там, в одной из смежных комнат.

Володя подошел к смежным комнатам и услышал голос, показавшийся ему знакомым. Говорила женщина:

- Одного не пойму и что ты в нем нашла, в этом деревенщине?

- Да он не такой уж плохой, - возразила Нина. Уж ее-то голос Володя различил бы из тысячи. - Вот увидишь, он скромный, добрый, искренний парень. У него чистая душа!

Интересно, подумал Володя, за кого же она так заступается.

- Зато задница отроду не мыта, - едко возразила собеседница Нины. - И слюнтяй, каких мало.

- Так это и к лучшему, - ответила Нина. - Терпеть не могу самоуверенных мужиков! Подойдет, - она изобразила, кривляясь, ненавистный ей тип мужика, - весь из себя, член из штанов выпирает, валите, девки, все ко мне в кровать! Тьфу!

- М-да, грибоедовская Софья а-натюрель. А вот ты, подружка, 69 любишь? - вместо ответа поинтересовалась вторая.

- Люблю, - Нина малость опешила.

- Так ты этого от него и не получишь!

- Ничего, научится…

- Ты его сначала мыться научи, а потом уже все остальное. Ладно, мне он тоже нравится. Потому я им и занимаюсь. Но такое в доме я бы не хотела держать. Да, он уже должен бы прийти… Короче: я пошла к главному.

Володя дождался, пока хлопнула дверь, и пошел вперед.

- Салют, - сказала ему Нина. На ней был темно-синий, в цвет ее глаз, джемпер и клетчатые брюки. Володе она показалась невероятно прекрасной в этом наряде. - Ты погоди немного, главный сейчас тут кое с кем перебазарит, тогда и ты зайдешь.

Володя сидел в какой-то полудреме и очнулся только тогда, когда Нина потянула его за собой. Главный скучающе посмотрел на него.

- М-да, э… так вы, молодой человек… ага, главный бухгалтер… гм… - промычал он. Это был обрюзгший, немолодой, пузатый мужчина с ускользающим взглядом бесцветных поросячьих глазок. - Гм, гм.. понятно… да…читали, читали ваше личное дело, гм… так вы к нам, значит, хотите?

Володя даже удивился, что этот тип способен на членораздельные высказывания.

- Ну да, - робея, поспешно отозвался он. - Тут написано, что вам нужен младший бухгалтер…

- Младший, да… с главного, гм… э… устраивает? Ну-ну…

- Да-да, устраивает, - так же поспешно ответил Володя, боясь, как бы главный опять не сказал “приходите завтра”.

- Ну, мне тут сказали… какое у нас?… ага… м-да… листик есть? Нет? Ай-яй-яй… гм… у нас газета, понимаешь, ответственность большая, надо понимать… с понедельника… такие дела.

Володя едва понял, что ему предлагают написать заявление с понедельника. Зато уж когда понял, заторопился, старательно выводя мелкие и неразборчивые, как у всех близоруких, буквы на протянутом ему листке. Главный редактор все в той же нечленораздельной манере пояснил, что получать Володя будет пока меньше, чем его предшественник, а уж когда пройдет испытательный срок, тогда и зарплата вырастет. Володю это вполне устроило: даже урезанная, его новая зарплата была почти в два с половиной раза больше прежней.

Он вышел из кабинета редактора, сияющий, не верящий своему счастью. Нина поджидала его в обитом синим плюшем кресле. Глаза ее смеялись.

- Ну? Без помощи ведьмы в наше время не обойтись, - жизнерадостно сообщила она. - Ты сейчас куда? Домой? Купи хлеб и кефир в гастрономе. Ну, ладно, я побежала, а то у меня работы по уши.

Володя был счастлив. Ему нравилось все: и синие плюшевые кресла, и то, что работы по уши, и покупать кефир в гастрономе, и больше всего - сама Нина. И даже нечто неведомое, обозванное парой таинственных цифр.

Раз уж она это любит…

Зазвонил телефон.

- Это канал Грибоедова, 8, квартира 11? - поинтересовался незнакомый голос.

- Да, - ответил Володя.

В трубке раздались короткие гудки. Володя пожал плечами и положил ее. Должно быть, сорвалось, подумал юноша. Или голос незнакомый, так решили, что не туда попали.

А вот ему этот голос был не так уж и незнаком. Определенно он его где-то слышал. Такой низкий, вальяжный, уверенный, привыкший командовать. Да ладно, может быть, это какой-нибудь начальник. У большинства начальников голоса именно такие. Володя решил не ломать голову и начал готовить еду. Пусть хоть раз он избавит друзей от этого сомнительного удовольствия.

Новый звонок.

На сей раз это был уже Саня, веселый и жизнерадостный. Сказал, что задержится на работе. Спросил у Володи, как дела.

- Сань, - Володя вспомнил и заторопился выяснить, - а что такое “69”?

- Чего? Ну, старик, ну ты даешь! Это не по телефону, - Саня от души расхохотался. - Ладно: это одновременный поцелуй интимных мест. Понял?

- Понял, - ответил Володя, хотя не понял ничего.

- А с чего это у тебя такой вопрос возник? А?

- Нина сказала, что любит…

- Она? Тебе? Она тебе такое сказала?

- Да нет, - Володя смутился, - не мне, а подруге…

- Ну жаба! Ну Нинка! Вот, значит, о чем она с подружками трандит! - Саня по-прежнему смеялся. Володя уже в который раз позавидовал его жизнерадостности. - Ладно, пока…

Дальше Володя вспомнил, что хотел сделать покупки. Делать их он совершенно не умел, понятия не имея, в каком магазине и что покупать. Потом вспомнил, что Роза советовала ему ничего не покупать с кондачка - по ее мнению, следовало обойти несколько магазинов, посмотреть, где что почем, и уж тогда выбирать что получше и подешевле. Володя так и сделал, радуясь про себя, что ему больше не придется пользоваться чужой зубной пастой и порошком. Он даже купил себе дезодорант и красивый черный батник. После этого у него не осталось денег, и он волей-неволей должен был вернуться домой.

Квартиру Козельцевых он уже считал домом.

И все-то у него было впервые. Впервые - такая дорогая зубная паста. Впервые - модный батник вместо заношенного свитера. Он попробовал поставить себя рядом с рослым жизнелюбивым Саней. А свою мать, обрюзгшую, заморенную, неряшливую женщину, - рядом с холеной, полнотелой, преисполненной достоинства Ольгой Ивановной. Ничего, когда-нибудь и он таким же станет. Вот теперь будущее рисовалось ему в радужных тонах, и он позабыл, точно и знать не знал, о страшной Астерикс и ее варках с их девятью граммами свинца. Не откладывая, даже не сняв батника, юноша уселся за письменный стол и принялся писать родителям второе письмо.

Второе письмо Володи Опрятнова домой

Дорогие мои!

Как у вас жизнь? Что новенького?

У меня все отлично, даже замечательно. Я устроился с понедельника на работу. Никто меня не обижает. Зато Нина все время воспитывает. Да и Саня не отстает. Я уже научился пользоваться скрабом, готовить суп с клецками, отбивные, винегрет и салат “мимозу”. Еще они приучили меня к чистоте. Так что я теперь образец аккуратности.

Работа у меня будет хорошая. Младший бухгалтер в самой популярной газете Санкт-Петербурга. Там работает дизайнером Нина и ее подруга Джиневра. Работы, конечно, невпроворот, но зато и зарплата большая. (Подумав, Володя решил пока не указывать сумму: все равно ведь не поверят). С первой получки обязательно вышлю что-нибудь вам.

Я купил себе батник. Стал таким модным. Еще я решил постричься. Вы бы меня на улице встретили - не узнали.

У Сани и Нины много книжек. Так что я в свободное время много читаю. Саня обещал научить меня работать с компьютером.

Это пока все. Завтра я хочу сходить в оперу, а то я там никогда еще не был. Целую вас всех.

Володя.

Юноша вложил письмо в конверт, аккуратно заклеил его и поднялся, чтобы отнести письмо на почту, а заодно и зайти в парикмахерскую. Он уже видел себя эдаким стильным парнем, вроде тех двух-трех стиляг, захаживавших на козельскую дискотеку. Тогда он не хотел быть похожим на этих стильных парней. Сейчас - совсем другое дело.

Ведь сейчас ему нужно оправдать доверие Нины и прекрасной Джиневры, главное, Нины.

Володя еще возился с “молнией” курточки, когда в дверь позвонили, и он удивился: кто бы это мог быть? Нина, Саня, Ольга Ивановна - все еще на работе и придут еще через пару часов, не раньше. Может быть, Лешка? А ему-то что здесь делать в отсутствие хозяев? Юношу кольнул страх, но он заставил себя отмахнуться от него. Нечего бояться. Чего ему бояться, в самом-то деле?

У двери стояли двое молодых людей, пугающе схожих на тех, кто стрелял тогда на Невском. Володе ни к селу на к городу померещился вдруг возглас Джиневры: “Я же убила тебя!”. Один из молодых людей немедленно поставил ногу на порог, не давая закрыть дверь.

- Здравствуйте, - растерянно произнес Володя. - Вам кого?

- Не кого, а чего, - молодые люди переглянулись, и один из них заговорил довольно вежливо. - Тут оставляли ящичек у Саши. Он, кстати, дома?

- Нет, он на работе.

Оттого, что Володя заикался, он казался еще более растерянным.

- А скоро придет? - спросил другой.

- Да нет, не очень. Часа через полтора, если не задержится, - в том, что происходило, вроде бы и не были ничего страшного, но Володя почему-то дрожал мелкой дрожью.

- Слушайте, - снова вступил первый, - этот ящичек нам очень нужен. Понимаете, очень. Там исключительно важные археологические находки.

- Если их обработать, это будет новое слово в археологии, - поддакнул второй.

- А мы работаем на кафедре, - первый невинно улыбнулся. - И нам диссертации писать. Скоро сдавать, каждый день на счету. И без этих находок, понимаете, никуда!

- Понимаю, - пискнул Володя. На самом деле он мало что понял. Хотя ему почему-то казалось, что диссертации таким макаром не пишутся. - Но я же…

- Наши вот попросили Саню подержать эти вещи у себя, - перебил его другой, не давая ни договорить, ни подумать, - но не сказали, когда вернуть! Вот так и получилось. Поможете?

- Я… я поищу, - пообещал Володя, немного потеряв голову.

- Мы через часик зайдем, хорошо? - второй улыбнулся, заулыбался и первый. Оба были довольны.

Они ушли. Володя сел и задумался. У него был час, чтобы найти этот ящичек. Володя даже не представлял себе, как он выглядит. А что, если это вовсе не находки, а, скажем, компьютер с секретными материалами? - вдруг подумалось ему. Или ценности какие? А что, если это никакие не работники с кафедры, а преступники? Чего бы хорошего, а преступниками Питер прямо-таки кишит, даром, что ли, он в первый же день на мафиози напоролся! Надо бы выяснить, что это за ящичек.

- А как? - вслух произнес Володя. Рыться в чужих вещах ему показалось неудобным - ничего себе, отблагодарить людей тем, что ящичек спер из комнаты. Тут его взгляд упал на кожаную небесно-голубую книжечку с надписью на обложке “жилища замечательных людей”. Имея представление о чувстве юмора Сани, можно было не сомневаться, что книжечка принадлежит ему.

Он набрал первый попавшийся номер.

- Алло, - чувствуя себя дьявольски неловко, сказал Володя. - А Гену можно?

- Я Гена, - радостно проговорил высокий, какой-то женственный голос с манерными кокетливыми интонациями. - А вам чего, мужчина?

- Гена, я друг Саши Козельцева, - робко начал Володя, но Гена тут же перебил его:

- Знаем, знаем! Обалденненько! А как он поживает? Он меня еще помнит? Скажите ему, нехорошо забывать старых друзей…

- А вы у него ящичек не оставляли?

Чего-чего, а перебивать собеседника Володе еще не приходилось. Просто он почувствовал, что Гена может эдак болтать целый час, не тормозясь.

- Ящичек? - изумился Гена. - Какой ящичек? С беленькими, сладенькими?

Конфеты жрет небось килограммами, подумал Володя. И пастилу. И зефир. То-то у него и голос такой писклявый, что все мысли о сладком. Впрочем, кажется, он имел в виду не совсем это…

- Нет, там не сладкое, - пояснил Володя. - Там вообще ничего съедобного. Какие-то археологические находки, что ли…

- Съедобное! - залился смехом Гена. - Ой, не могу! Че, совсем пионер? Анальные презервативы - слышал такое? Чему тебя только Саня научил!

Володя смущенно замолчал.

- Мужчина, - тем временем Гена что-то вспомнил, - вы меня слышите, мужчина? Археология - это по части Севочки Вампира. Ах, какой парень! Редко, очень редко, но метко! М-м-м! У вас есть его телефончик? Могу поделиться, мне не жалко. Я альтруист.

Володя нашел на “В” в книжке Волконского. В скобках значилось “Вамп.”. Должно быть, это и был ах-какой-парень-Севочка. Однако от предложения альтруиста Гены не отказался, клятвенно пообещал передать Вампиру сладенький приветик от старого дружочка, поблагодарил и еле дождался, когда же болтливый альтруист наконец положит трубку.

Чудные они все какие-то, альтруисты, подумал Володя, набирая номер Вампира. А вот интересно, Сева Волконский тоже альтруист?

- Слушаю, - раздался далекий и холодный, беспредельно усталый голос. Низкий, с тяжелыми жесткими нотами. В нем не было ни намека на приторную любезность Гены. Володя опять стушевался, но отступать уже было некуда.

- Здравствуйте, - промямлил он, заикаясь.

- Что? - раздраженно переспросил Сева. Должно быть, он очень устал, а Володя его разбудил.

- Здравствуйте! - отчаянно заорал Володя. - Я вам звоню от Саши Козельцева! Понимаете, мне ваш телефон дал Гена. Ваш старый друг.

- Какого черта? - нелюбезно рявкнул Сева.

- Он сказал, что вы археолог. Просил передать сладенький приветик.

- Ближе к делу, - холодно отрезал Сева. - Зачем вам понадобился археолог?

- Ящичек, - Володя уже начинал поддаваться отчаянию. - С находками. Это не вы его оставили?

- А вам какое дело?

Сева, похоже, уже по-настоящему взбесился.

- Да тут двое пришли, говорят, что с кафедры, и он им нужен для диссертаций, - беспомощно пролепетал Володя. - А я подумал, какое я право имею отдавать чужие вещи… вдруг это и не их…

- Я сам с кафедры, - Сева вздохнул. - Какие двое?

Описывать внешность Володя не умел. Он и себя-то рассмотрел как следует только вчера. Но все же припомнил, что они оба были молодые, от двадцати до тридцати, приятные, аккуратно одетые.

- А особые приметы? - безнадежно вопросил Сева.

- Да нет, - Володя совсем растерялся. - Они какие-то такие… ну никакие были. Вот.

Сева минуту помолчал.

- Сиди, - наконец велел он, - я сейчас буду. Дверь никому не открывай, понял? Голос мой узнаешь?

- Да, - Володя облегченно вздохнул. Значит, не зря он заподозрил неладное. Воры, как есть воры! Ну ничего… Почему-то он был уверен, что Сева и не с такими справится.

Легкие шаги заставили его вздрогнуть. Александра стояла, задумчиво созерцая его своими огромными миндалевидными глазищами.

- Что ты будешь теперь делать? - очень серьезно спросила она.

- Не знаю, - честно ответил Володя. - Я думаю, что это ворюги. Как ты думаешь, может, милицию вызвать? А то они чего доброго, и пристукнут этого Севу за ящичек…

- Если милиция поможет, то надо ее вызвать, - решила Александра. - Я не знаю, как вы решаете свои проблемы. Я только знаю, что главное - не падать духом. Моя мать всегда говорила, что главное - не падать духом. А она попадала в такие передряги, что хватило бы на целую книгу.

- А может, они и ничего? - предположил, сомневаясь, Володя. - Может быть, они просто хотели взять без спросу?

- А разве это хорошо? - удивилась Александра.

Она еще немного помолчала, потом заметила:

- Ты боишься.

- Ага, - согласился Володя. - Я, это… не знаю, что делать.

- Они тебя напугали, - продолжала Александра. - Ты чувствуешь, что они вовсе не те, за кого себя выдают. Скажи, какое зло они могут тебе причинить?

Володя подумал.

- Не знаю, - признался он. - Я боюсь, что меня убьют.

- Тогда делай то, что тебе советуют другие, - решила Александра. - Что тебе сказал Волконский?

- Чтобы я не выходил из дому.

- Вот и не выходи, пока он тебя не выпустит. А если те двое снова придут, я отведу им глаза. Я умею.

Володя размышлял над тем, почему двое не убили его сразу. Наверное, чтобы он отдал им ящичек. Это было действительно жутко. Александра, заметив его состояние, посоветовала ему заняться чем-нибудь вроде приготовления пищи и даже предложила свою помощь в этом полезном деле. Она была удивительно приятным собеседником. Володя уже не мог понять, почему он так боялся ее поначалу. Наконец суп уже сварился, распространяя по квартире аромат куриного бульона, а в дверь позвонили.

Александра прислушалась.

- Кажется, это не они, - уверенно шепнула она.

- Открывайте, это я, Волконский! - крикнул знакомый голос. Крикнул, наверное, на весь подъезд, раз Володя услышал его даже на кухне. Юноша заторопился к двери; руки у него дрожали, и он не сразу справился с замком.

- Так это ты звонил, - Волконский хмыкнул. Володя опешил. Перед человеком такого роста, как Вампир, и впрямь можно было бы опешить, - макушкой он касался притолоки двери. А телосложением напоминал не то микеланджеловского Давида, не то еще кого-то могучего и агрессивного. Володе было жутко даже заглянуть ему в лицо. Впрочем, и лицо того стоило: с резкими чертами, жесткой линией губ, прямыми сросшимися бровями и тонким аристократическим носом с горбинкой. Через левую щеку пролег светлый шрам. На плечи в беспорядке ниспадали густые и блестящие темные волосы с роскошным бронзовым отливом. Волконский устремил на Володю холодный, немигающий, неприятно пристальный взгляд льдистых серых глаз, и тому стало болезненно неуютно, хотя глаза у гостя были даже красивые: большие, лучистые, мохнатые от ресниц.

- Где ящичек? - спрашивал тем временем Волконский.

- Н-не знаю, я его не доставал, - пролепетал Володя, испугавшись при мысли о том, что этот колосс сейчас разозлится (он и так казался раздраженным) и съездит ему в глаз.

- Умница, - одобрил его, вопреки его ожиданиям, Волконский, ушел в комнату Сани, вернулся оттуда с небольшим ящиком и, засунув его под мышку, протянул Володе руку: - Сане привет передавай. Скажи, я все забрал, и ему очень благодарен за хранение. Ты куда идти хотел?

- В парикмахерскую, - машинально ответил Володя, не успев удивиться.

- Ну так иди. Да поживее. Лучше, если тебя тут не застанут.

Володя охотно последовал этому совету. Волконский, правда, не знал, что юношу могли настичь и на улице, однако проводил его до самых дверей небольшого дешевого салона, ткнул длинным узловатым пальцем с красивым овальным ногтем в фотографию манекенщика, походя добавив, что Володе это бы подошло, и испарился.

Последующие полчаса Володя наслаждался. Последний раз в парикмахерской он был лет десять назад. С тех пор мать совершенствовалась на почве возможно более безобразного обкарнывания бедняги, умело превращая его в настоящего Квазимодо, а в последнее время он начал отпускать волосы а-ля Рембо с довольно плачевными результатами. В конце концов на него из зеркала глянул симпатичный очкастенький паренек с правильным и приятным добродушным лицом и весьма стильным имиджем. До Володи не сразу дошло, что вот этот симпатяга отныне и есть он сам.

Ко времени его возвращения Нина и Саня уже вернулись, а Ольга Ивановна пришла почти сразу после него. Все немедленно и наперебой принялись хвалить и суп, и новую прическу, и модный батник, а после рассказа о странных визитерах - и разумные действия Володи. Нина жизнерадостно дернула его за ухо. Володя чувствовал себя на седьмом небе от счастья.

- Тут, кстати, приходили какие-то, - припомнила вдруг Нина. - И тоже спрашивали про ящик. Я сказала, что ничего ни о каком ящике я не знаю, никакого парня дома не было… это ты, наверное, был, да? Я не сообразила. И вообще, предложила им зайти попозже. А потом Саня… тебе кто звонил?

- Звонил Сева, сказал, что ящик он забрал и можно не беспокоиться. Потом звонил еще кто-то, тоже спрашивал про ящик, я сказал, что его забрал хозяин и я даже не знаю, что там. Фигня какая-то.

- Действительно, какая-то чепуха, - Ольга Ивановна пожала плечами. – Ну, ладно. Молодец, что так поступил. И суп очень вкусный. Садись, поужинаем. Я конфет купила.

По счастью, утро следующего дня было субботним. Утро 28 октября 2024 года.

Володя теперь боялся оставаться один. Поэтому он напросился идти вместе с Ниной и Саней на рынок - помочь что-нибудь нести, а заодно и научиться, наконец, делать покупки. С рынка они зашли в театральные кассы и купили билеты в оперу. Саня вспомнил, что его тетя страстно любила оперу, особенно Вагнера и Чайковского. “Евгения Онегина” они намеревались слушать вчетвером - брат и сестра, Володя и красивый Лешка.

- А он симпатичный, - заметил Володя.

- Кто, Лешка? - Саня улыбнулся.

- Да этот же… археолог. Такой молодой и уже ученый.

- Мне он тоже нравился, - раздумчиво проговорила Нина. - Настоящий мужик. Лешка, он больше на девочку смахивает. Да ладно тебе, пес, я же не против ни того, ни другого!

- Жаба, - Саня хмыкнул. - Я оттого с ним и разбежался, что ты все равно бы его отбила! Отбила, как пить дать, с твоей-то толстой задницей.

Володя непонимающе переводил взгляд с брата на сестру.

- Ему предстояло ехать на раскопки в Ирландию, - пояснил Саня.

- А ты, как красна девица пацана из армии, не дождался, - Нина хихикнула.

Им было весело. Володя вдруг подумал, что лучше бы дождался. Лешка его с каждой встречей пугал все больше и больше. Даже его непритворная доброжелательность казалась какой-то зловещей. Улучив момент, он поделился было своими опасениями с Ниной, но та мотнула головой:

- Да ну! Он отличный парень, только уж больно скучный. Или ему самому скучно. Знаешь, как бывает: живешь себе спокойно, живешь, а душа приключений просит. И бывает, что и допросится… на свою задницу. У тебя, что ли, не так было?

- Ммм, - на большее Володя не решился. Хотя бы потому, что и сам не знал, что он делает в славном городе Питере, если его прежняя жизнь его, можно сказать, устраивала. Во всяком случае, зарплаты он, как другие его сотрудники, с нетерпением не дожидался и особенно ей не радовался. На кой ему леший деньги, если все равно они перекочуют в обшарпанную шкатулочку, а из нее потихоньку испарятся на нужды семьи? Удовольствия в том, чтобы сорить деньгами, он еще не видел.

Брат и сестра после того, как им удалось вытянуть из него некоторые объяснения по этому поводу, только непонимающе переглянулись. Опять я у них неадекватный, подумал Володя.

По телевизору шла какая-то научно-популярная передача. Нина обожала такие передачи, поэтому немедленно уселась на диване, потеснив мать, и позвала Володю. Тот, правда, совершенно не понимал, о чем идет речь, так как абсолютно не знал астрономии, а умный дядя с телеэкрана вещал как раз о проблемах этой науки. Наконец бедный бухгалтер уразумел, что у Солнца, оказывается, есть звезда-спутник, но она почему-то темная и называется Немезидой. Подлетает она к Солнцу поближе раз в сколько-то миллионов лет и вообще, это она виновата в том, что вымерли динозавры. В ближайшее время Немезида намеревалась грохнуть тем же макаром человечество. Особой радости от этой новости Володя не испытал, подумал, что следовало бы перед тем, как все закончится, объясниться с Ниной, ибо не может быть, чтобы одному человеку все время хотелось видеть другого, трогать его за руку, заглядывать в глаза и так далее, и чтобы это ничего не значило, и решил, что нужно это сделать в кратчайшие сроки – ну, хоть сегодня. Тем временем Саня притащил почту.

- Вовка, тебе письмо! И похоже, что от родителей. Быстро же оно дошло, - возвестил он. Володя почему-то не очень обрадовался. В письме наверняка содержалась куча упреков.

Письмо матери Володи Опрятнова

Здравствуй, сын!

Пишут тебе твои родители. Нечего сказать, хорошо же ты отблагодарил нас за нашу заботу. Променял на чужих людей. Они тебе и воды не поднесут, если заболееш. И так и не научился деньги ложить, куда надо, навалил в кучу, чтоб ветром разнесло. Какая там у тебя работа, не знаем. Не забывай, что сестре надо пальтишко справить, а то у нее зимнего пальта нету. Кто тебя такого принял.

На девку рот не разевай. Они столичные все в постель горазды. И на брата ее смотри, чтоб последнее не отобрал, знаем мы их. Один ты дурак не знаеш.

Стишки твои в газете третьего дня напечатали. Два штуки. Плохонько, бумагу зря переводиш, ну а соседям понравелось.

Отцовы башмаки забрал, скотина а отцу теперь и ходить нечего. Зарплату получиш, помни.

Целуем. Родители.

Саня попросил показать, прочел и истерически захохотал.

- Нинка! Ты, оказывается, в постель горазда! А я, значит, у Вовки последнее отберу. Класс! А ты не написал, что я голубой? Напиши, напиши.

- Да ты что, - Нина даже испугалась, - они же на ребенке крест мальтийский поставят. Дай почитать. Вовка, можно?

Семейство Козельцевых покатывалось от хохота. Володе это было не то чтобы неприятно, просто он впервые испытал чувство неловкости за своих “стариков”. Все-таки насколько Козельцевы солиднее наших, с досадой подумал он. Мать, поди, бомжихой рядом с Ольгой Ивановной покажется.

- Не переживай, - Саня махнул рукой. – Я тоже с ошибками пишу. А вот то, что они тебя не любят, это хуже. Правильно ты сделал, что ушел.

Володя попытался было возражать, но понял, что неправ.

Он решил купить Козельцевым (да чего уж там, и себе тоже) торт. Вчера в гастрономе, покупая кефир, он присмотрел один – большой, красивый, с нарядными кремовыми лилиями. Кусочек, конечно, достанется загадочной Александре. Он уже не сомневался, что общается с привидением. Однако привидение, если оно ребенок, тоже, должно быть, не прочь полакомиться.

Стоило ему выйти на улицу, как к нему подобралась собака. Да не простая, а породистая, огромная немецкая овчарка с большими человеческими глазами. Володе стало не по себе рядом с ней, он заторопился, надеясь оторваться от зверя. Однако псина не отставала. На ходу она даже пыталась улыбнуться, обнажая страшные клыки.

За гастрономом находилось небольшое возвышение, а на нем – высокое здание в лесах. Володя вспомнил, как Нина рассказывала, что там когда-то очень давно была церковь позапрошлого века в неорусском стиле, потом ее разрушили, но не до конца, а в последнее время новый мэр города решил показать, как он заботится о восстановлении исторических ценностей, и распорядился начать реставрационные работы. Однако из церкви доносились звуки, вовсе не напоминавшие о строительстве и реставрации. Кто-то вещал нараспев, словно читая проповедь.

Володя по природе своей не был склонен к осмыслению происходящего. Но на сей раз чудеса в разрушенной церкви показались ему до того интересными, что он даже решил подойти. Пес двинулся за ним. Володя ускорил шаги, пес забежал наперед и встал прямо перед юношей, недовольно рыча.

- Ты чего, собачка? – испугался Володя. – Нет у меня колбасы и косточек. У меня только тортик. Ну давай, не рычи…

Пес абсолютно человеческим жестом пожал плечами и снова побежал рядом с человеком. Но теперь на его морде застыло тревожное выражение, словно бы он пытался предостеречь парня от чего-то и не сумел.

Уже начинало темнеть, хотя час был еще не поздний. Шелестел неизменный дождь. Силуэт одетой лесами церкви на густо-сизом небе вдруг показался Володе зловещим. Он подошел достаточно близко, чтобы расслышать слова.

- Братья, - говорил звучный, хорошо поставленный низкий голос, - я заклинаю вас отдаться эре мрака! Грядет мессия, и с ним четыре всадника! Готовьтесь же встретить их, как подобает!

Сектанты, сообразил Володя. Во дают. Наверное, тоже про Немезиду обслушались. Сам он сектантов не любил и не уважал, считая придурками.

Он подобрался к самому окну, расположенному невысоко над землей, вытянул шею и заглянул внутрь.

Обстановка внутри была эклектическая и не вполне христианская, даже если принять на веру гипотезу о сектантах. Громоздились кучи хлама и строительного мусора; расчищена была только небольшая площадка в центре. Амвон был задрапирован кусками черной и красной ткани; вверху висели козлиная голова и огромная блестящая перевернутая пентаграмма. Вокруг горели черные свечи. Проповедник вдохновенно размахивал руками, и широкие рукава его развевались, как крылья невиданного птеродактиля. На шее у него висело что-то сверкающее, и Володя вспомнил об изображении пуделя, повешенного на шею Маргариты Николаевны. Вокруг проповедника правильным кружком выстроились люди, одетые почти обыкновенно, но во всем черном и в наброшенных на плечи плащах средневекового покроя.

- Только кровь верных может насытить грядущего отца нашего! – призывал между тем проповедник. – Выйди наперед, младший брат мой! Скажи, готов ли ты принести последнюю жертву?

- Я… я не знаю, достоин ли я, - ответил проповеднику робкий голос.

На середину круга выбрался закутанный в черное силуэт. Он поспешно опустился на колени, затем по приказанию проповедника выпрямился и откинул капюшон. Что-то определенно знакомое было в это фигуре и в длинных белокурых волосах, Володя не мог понять, что.

- Готов ли ты оставить отца своего и мать свою, чтобы пойти за мной?

- Да, - твердо ответил неофит.

- Готов ли ты покинуть друзей своих и всех, кого любишь?

- Д-да, - на сей раз это прозвучало совсем не так уверенно.

- Готов ли ты убить любого, не угодного отцу нашему?

Неофит замолчал. Молчал он долго. Затем, по-видимому, он принял решение.

- Да, - он вызывающе вскинул голову. Теперь Володя понял, что это совсем молоденький паренек. И что и его голос, и тяжелый бархатистый голос проповедника он уже слышал. И похоже, что и не раз.

- Ты будешь заступником нашим перед отцом! – возвестил проповедник. – Ты принесешь последнюю жертву! Кровь вернейшего из последователей искупит грехи наши перед отцом!

- Да будет так, - тихо и торжественно проговорил юноша. И теперь Володе показалось, что он узнал обоих. Проповедник изрядно смахивал на Михаила, товарища ужасной Астерикс. А молодой неофит – на Лешку. Лешку… вот ведь нашел приключения на свою задницу, как сказала бы Нина. Или нет?

Володя развернулся и побрел домой в сопровождении собаки. Пес понуро трусил рядом с ним, изредка поглядывая на него. Володя спрашивал себя, отстанет ли зверь от него. Пес довел его до самых дверей квартиры. Однако стоило юноше переступить порог дома Козельцевых, как пес куда-то исчез.

- А это вам! – Володя с размаху бухнул торт на стол. – Отпразднуем!

Нина радостно завизжала. При ее комплекции можно было бы и раньше догадаться о ее любви к сладкому. Праздник действительно удался. Володя незаметно отначил большой кусок торта для Александры и засунул его за горшок с пеларгонией на подоконнике. Чуть позже пришел Лешка, и его тоже пригласили к чаю, и потом Саня, естественно, уединился с ним в комнате. И Володя попытался убедить себя в том, что все происходившее в заброшенной церкви – дурной сон, не было там никаких сектантов с их трепом о жертвоприношениях, а если и были, то уж конечно, Лешке с ними не по пути. Лешка не отречется, любя, от Сани. Разве можно его предать? Но чем дальше он себя так убеждал, тем ему было неуютнее. К тому же воспоминание о странных визитерах и ящичке не давало ему сосредоточиться. Наконец он набрал номер телефона.

- Слушаю вас, - игриво ответил ему на том конце провода альтруист Гена. –А-а, дружок Сашеньки! Здравствуй, здравствуй! Ах ты, моя сахарная косточка!

К подобному обращению Володя не очень привык.

- Гена, - запинаясь, начал Володя, - а кто такой Вампир… ну, археолог?

Ему пришлось выслушать достаточное количество восхвалений в адрес Вампира, его мужских качеств и, главное, полного отсутствия у него наличия болтливости. У Володи создалось впечатление, что Гене есть что скрывать. Однако он все же уяснил, что Сева Вампир был кандидатом наук и личностью в определенных кругах (правда, не вполне понятно, кем определенных и каких именно) весьма уважаемой. Тут как раз альтруист Гена прервал на полуслове свою оду в прозе и поинтересовался:

- А почему ты спрашиваешь? Он тебе понравился? Но при чем тут…

- Понравился, - Володя вынужден был это признать. – Понимаете, Гена, тут приходили какие-то люди. По-моему, они хотели украсть этот его ящичек с находками…

- Ах, так это же ничего удивительного, - протянул Гена. – Знаешь, какие ценности они там находят в курганах и не помню где? Так Севочка нашел надежного хранителя своего золотишка? Очень, очень мило! А в милицию обращаться не пробовали? Или побоялись объяснять, что ты делаешь у него в посте… - тут он перебил сам себя: - а как же Стерильный?

- Да с ним все нормально, - ляпнул Володя, понятия не имея, о ком идет речь.

- Я думал, что он ревнивый, - Гена фыркнул. Володя поблагодарил и откланялся.

Он, пожалуй, впервые в жизни попытался подумать. Не облечь в слова свои эмоции, как он это делал до того, а построить логическую цепочку. Логическая цепочка не выстраивалась. Но мало-помалу отдельные звенья начинали всплывать. Мистическая болтовня леди Астерикс. Двое “с кафедры”. Археологическое золотишко Севы. Стрельба на Невском. Странная секта в заброшенной церкви. Смуглые женщины с оружием. Наконец, его собственные злоключения. Во что же я влез, с тоской спросил себя Володя.

- Спасибо за торт, - за его спиной сказала Александра. – Очень вкусно.

Он обернулся. Естественно, никого не увидел. Очки в этот момент сползли с его носа. Володя окончательно удостоверился, что имеет дело с привидением. Однако что там ему советовало это привидение? Хорошо, когда есть с кем посоветоваться. А советовало оно не падать духом.

Володя вышел из гостиной и пошел на кухню, где Нина о чем-то разговаривала с матерью. Неожиданно доносившиеся из спальни Сани голоса заставили его затормозить. Это было отнюдь не воркование влюбленных.

- Я тебе покажу мировое господство! Я тебе покажу миллионы! – негодующе шипел Саня. В ответ раздавалось ойканье, наводившее на мысль о нещадно надираемом ухе. – Говори, что это за сволочь и где ты ее взял!

- Я-то? Ай! Отпусти! Пусти, говорю, козел! – пищал Лешка. – Стащил втихаря…

- Вот! – патетически возопил Саня. – Я ему верю, как себе, а он стащил! Втихаря! Ах ты…

Лешка снова завопил, приглушенно, чтобы их не услышали, но разговор велся явно всерьез.

- Говори, где взял? У кого?

- Чего ты меня допрашиваешь! – возмутился Лешка. – У мента. У этого, как его… забыл. Но я его знаю. Он выбежал из какого-то дома на Фонтанке. И все приговаривал: мол, это то, что надо, за это мне отвалят побольше их вшивого миллиона. У него оно и было в руке. Я пошел за ним, - продолжал он, успокаиваясь (очевидно, Саня ослабил хватку на его ухе), - подождал, пока он войдет в метро и сунет его в карман. А из кармана вытащить – раз плюнуть.

- Ты что, карманник?

- Ну… - Лешка замялся, - понимаешь, у меня это как хобби. Я ничего такого серьезного не украл, а всякую мелочь типа носового платка – это запросто. Вот.

- О господи! – только и сказал Саня.

- Мы с тобой могли бы получить уйму денег за эту штуку, - уговаривал его Лешка. – Получить и смыться в Швецию. А?

- Леш, ты чего? На билеты до Стокгольма нам я и так заработаю, - растерянно заговорил Саня, - я уже скопил кое-что… Разве так можно? Это же кража, Лешка! Ты свихнулся!

- Тогда я сам, без тебя! – зло закричал Лешка. Казалось, он глотает слезы.

- Ты… если ты решил стать преступником, тогда действительно без меня, - с надрывом проговорил Саня. – Я в этом деле не участвую!

- Ты… ты пожалеешь!

Лешка с глазами, и в самом деле полными слез, выбежал из комнаты, хлопнув дверью, и ринулся к двери. Саня его не удерживал. Володя ошеломленно наблюдал за этой сценой.

Внезапно ему вспомнилось еще кое-что. По пути домой из “Питерского фонаря” он видел двух молодых людей. Они разговаривали с напряженными. Серьезными лицами. У одного из них были длинные угольно-черные волосы, странно контрастировавшие с блеклыми голубыми глазами и светлокожим лицом блондина. Второго, настоящего блондина Володя тогда не разглядел. Они словно прятались от кого-то, на лицах их лежала печать некоей конфиденциальной таинственности. Может быт, это был Лешка? С кем-то из приятелей по секте? Неужели он предаст Саню ради этого линялого брюнета?

- Нет, - Александра подошла к нему и серьезно заглянула в глаза. – Он его любит. Жаль, что они поссорились. Я не знаю, что еще произойдет. Я чувствую, что случится что-то ужасное. Посмотри на небо! Кровавая луна уже совсем рядом!

Володя выглянул в окно. Небо заволокли тучи, однако сквозь них упорно и тускло, гораздо тусклее, чем обычная луна, пламенело коричневое светило. Немезида, вспомнил он. Немезида в ночь с 31 на 1 ноября пройдет ближе всего от Земли.

Саня наконец вышел из комнаты, совершенно подавленный, бледный, съежившийся.

- Вот так-то, друг Вовка, - он печально положил руку Володе на плечо. – Бросил меня Лешка. И ладно бы просто бросил – ворюгой заделался! Что ж это творится, а?

Володя попытался его утешать, естественно, ничего на этом поприще не добился, и закончилось все это тем, что Саня достал из шкафа бутылку крепленого вина и предложил Володе сообразить на двоих.

Светлое воскресное утро – действительно светлое и жизнерадостное, с проглянувшим из туч неярким питерским солнышком – застало в доме Козельцевых печальную картину. Саня страдал из-за измены Лешки. Нина переживала из-за брата. Володя переживал из-за них обоих и еще из-за того, что сейчас было явно не время объясняться с Ниной. А также его беспокоили результаты вчерашних умозрительных построений. Он несколько раз порывался Сане сказать, что Лешку затянули в сектанты, и его нынешние “братки во Христе” уже успели потребовать от неофита отречения от родителей, друзей и всех, кого он любит. Наконец все же сказал, но не Сане, и Нине, и та немедленно загорелась идеей духовного спасения Лешки; они вдвоем побежали к заброшенной церкви, однако там никого не оказалось. Храбрая Нина попыталась войти внутрь. Дверь церкви была закрыта на висячий замок, хотя видно было, что ее недавно открывали. Нина предложила сбить этот замок, и они вдвоем потратили примерно полчаса, но шедевр слесарного искусства не поддавался. Кончилось дело тем, что Нина заметила приоткрытое окно, и молодые люди ничтоже сумняшеся влезли туда.

В церкви было пусто. Однако расчищенный круг посреди нее убеждал Володю, что он не галлюцинировал. Подле амвона лежали небрежно свернутые рулоны ткани, в ящиках из-под компьютеров прятались черные свечи, пентаграмма, козлиная башка и перевернутый крест. Нина предположила, что, может быть, судя по позе, он изображает апостола Петра (того, как известно, распяли вниз головой), но посмотрела на остальную атрибутику и покачала головой:

- Это сатанисты, не иначе. Вот сволочи! Ну, что делать будем?

Володя собрался было ответить, что не знает, как вдруг раздался призыв, в котором он опознал голос Ольги Ивановны:

- Нина! Что ты там делаешь? Нина, дочка, выйди, пожалуйста, и помоги мне, у меня сумка тяжелая!

Нина недоуменно пожала плечами:

- И что она там понакупила? Мы же вчера были на рынке! – и, уже в окно: - Иду, иду! Ма! Ты где?

Девушка ловко, с удивительным для ее веса проворством выскочила из окна и побежала, на ходу оглядываясь и крича: “Ма, ты где?”. Володя с ужасом подумал, что тут какая-то ловушка, но предупредить Нину не успел. Двое молодых людей, разыскивавших ящичек с находками, вдруг появились неизвестно откуда, точно сгустившись из воздуха, и положили юноше руки на плечи. Володя завертел головой, хотел закричать, но сильная рука с тряпкой, пропитанной чем-то очень едким и пахучим, зажала ему рот. Он еще успел услышать, как один из парней говорил другому: “Доставим его госпоже, пусть пообщается. Может, он уже успел что-то растрепать?” – и потерял сознание.

К содержанию   Глава 6