Повсюду на Земле, от Востока до Запада, в сотнях тысячах храмов, церквей, ашрамов, мечетей, синагог воздают Богу, исполняют Божии службы, восхваляя Всевышнего, обращая к Нему молитвы и песнопения, устремляя ввысь любовь и скорбь, надежды и чаяния, отчаянные вопли, горькие рыдания, сладкие благозвучные мелодии, тихие молитвенные вздохи, зажигаясь Божественным откровением, воспламеняясь выспренным, воспаряясь в сиятельные высоты Святых откровений... В миллионах домов, индивидуально ли, либо у священных алтарей, пред свечами и у лампадных огней люди произносят молитвы, обращаются к Вседержителю. И так круглые сутки, двадцать четыре часа по Земле идет культовая волна молитв. В тысячах кабинетах, на чердаках или в подвалах, во всевозможных уединенных местах множество одиноких мыслителей, подвижников медитируют, молятся, размышляют о всевозможных вещах, кристаллизуя новые смысли, рассуждая о предназначении и предопределении всего сущего, ища целесообразности и гармонии мира.
    Воспаленные глаза вперяются в тайные письмена, древние фолианты, эзотерические манускрипты, каббалистические знаки, мистические терафимы. Зайчики поблескивающих линз очков скользят по страницам глубокомысленных книг. Толстые и тонкие, покрытые волосами и без них пальцы ударяют по клавишам органа и фортепиано, держат штурвал самолета, притрагиваются к кисти или ножу, перебирают складки платья или гладят подушку. Миллионы сердец любят и надеются, множество уст мечтательно, затаенно, а может страстно шепчут слова любовных признаний, поют веселые, печальные или скорбные песни, декламируют стихи, удрученно или восторженно твердят слова молитв. Но такие же уста способны извергать и извергают мерзостные реплики, бросают вызов Богу. В тех же сердцах пылает жар ненависти, зреют семена нечеловеческих притязаний, сверхамбициозных претензий и чудовищных желаний, патологических страстей и влечений, сминающих свежие утренние цветы молодости, заливая их вином, потом, пьяным угаром, топя в волнах наркотического дурмана. В тех же сердцах вызревают вероломные планы, вынашиваются грязные замыслы, поселяются сатанинские образы. Те же руки, способные складываться в проникновенной молитве или сжиматься в жарких любовных объятиях. те же ноги, сгибающиеся в молитвенном поклоне в темном углу храма, - те же человеческие члены, исполняясь волею их хозяев, в состоянии совершать и во множестве совершают ужасные насилия, от которых стынет кровь в жилах: жгут и убивают, живьем закапывают в землю и сдирают кожу, надругаются и насилуют, разрушают и разметают... Каждую секунду на земле совершаются тысячи убийств, в том числе и ритуальных, осуществляются тысячи преступных актов, миллионы злодеяний против самого ценного, что есть на свете - души человеческой: растлевают и пакостят, творят хулу на Святого Духа... корчатся в предсмертных муках на смертном одре, утопают в сладостной неге на мягком ложе любви, либо спят тихим невинным сном в покойной колыбели, вскакивают глухими ночами, разбуженные лаем собаки, уличными воплями, ужасом кошмарного сновидения, истошными причитаниями жены, плачем ребенка, невнятным бормотанием старухи. Бросаются в лобовые атаки на кронштатском льду, стоят в длинных шлангах очередей, сидят в ресторанах или ночных клубах, корчатся в огне газовых печей, либо прикуривают папиросу, кокетливо выпрямив мизинец, держат граненый стакан в заскорузлых руках, гладят холст картины или грудь женщины, ласкают пушистого котенка или месят глину либо податливое квашное тесто... делают то, что заведено.
    Так устроена жизнь, наша З(з)емля, эта арена страстей, ристалище эмоций, место молитв и жертвоприношений, огромный театр, где каждый живущий - актер, ярмарка тщеславия, университет мудрости, крикливый базар Бога, а может Его бессмертный храм, мастерская художника, поле непрекращающейся битвы не на жизнь, а на смерть, школа злословия, испытательный полигон, гостиница, временное пристанище тленных оболочек, колоссальная вешалка белых одеяний и грязно-коричневых роб, космическая больничная палата, юдоль печали и скорби, долина страданий, родник наслаждений, духовная вселенная, теснина, где сгрудились безмолвные немые толпы, место у водопоя в засушливую пору года, где теснятся и хищники, и их жертвы, объединенные единой жаждой жизни, спаянные одним страхом смерти. Это несветлые окна людей, в которые смотрятся сонные очи и сальные гляделки. Равнина со стоящими на ней толпами обезумевших людей, глаза которых вглядываются в серебристо-лунное сияние кораблей пришельцев. Это и лобное место, где обезглавливаются преступники, а также жертвенный алтарь, на который возлагают кровные и бескровные жертвы. Это место дьявольского иступленного шабаша, пьяных шумных оргий и диких гудящих застолий, брачное ложе и смертное одро, сжатое пространство под епитрахилью, которой священник накрывает голову кающегося и исповедующегося. Это сияющие белоснежные горные кряжи, покрытые сверкающим снегом, а под ним - вековым льдом. Это и зияющие пропасти, глубокие глухие провалы, кладбищенская тишина, темный, уходящий вниз лестничный пролет. Это колоссальный храм, в котором поклоняются Высшей Реальности, свершают молитвы и песнопения. Это и безмерный зверинец, где пленные звери голосят как умеют. Это трибуна оратора, с которой слетают призывные кличи и лозунги, зовущие к резне, кровопролитию. Это церковные амвоны, с которых обращаются с благонадежными проповедями, светлыми повествованиями, воспламеняющими надежду. Это и судейские кресла с высокими кожаными спинками, поддерживающими тех, чьи уста лгут или правдийствуют, произносят приговоры - оправдательные или обвинительные. Это покачивающаяся люлька, в которой навзрыд плачет дитя, зеленое футбольное поле и заснеженный погост, заплеванный уголок на паперти среди нищенствующей братии, крутые ступени амфитеатра, где восседают сильные мира сего и громоздятся толпы, требующие хлеба и зрелищ. Это уютное купе международного вагона курьерского поезда, со свистом рассекающего прохладный ночной воздух. Это и львиная клетка, в которую бросают праведника, яма, куда опускают грешника, спортивная беговая дорожка, безмежное поле, усеянное костьми и культурными памятниками, устланное навозом и обезображенное пахотой, где пасут народы и гонят их, оторопевших, обезумивших, железным посохом к неизведанным безднам. Это безбрежные океанские просторы, где и в шторм, и в штиль, увлекаемые бурными потоками в цепкие водовороты, или устремляясь в тихие умиротворенные гавани плывут люди, - кто в утлом суденышке, а некоторые - на высоком океанском лайнере, белоснежной яхте, сверкающей никелированными поверхностями. Это и вечерняя прохлада темнеющего леса, предвечная утренняя жертва, алая роза в бутылке из темного стекла, пустые глазницы погасших окон, вымороченная двусмысленная улыбка собирающего обильную жатву в чужие житницы. Это фиолетовые небеса, расцвеченные букетами праздничных фейерверков, рассыпающихся каскадами переливчатого света. Это тягучие ночные серенады и пестро-неистовый карнавал, захватывающий своим похотливым весельем. Это курганы книг, заваливших тысячи юных дарований, похоронивших множество дерзновенных мечтаний и горьких разочарований, высоких устремлений и безвозвратных молодых годов. Это и дымчатые печи крематориев, в которые помпезные гроба, инкрустированные золотыми розами, превращаются в серые горки пепла. Это прекрасная царица, отсасывающая своим алым ртом мутный гной с разлагающейся, покрытой желтушными струпьями кожи прокаженных. Это хладные воды Стикса, медленно-лениво несущие тела среди белоснежной пены у водопадной пропасти подземного мира. Это хлесткие, зычные щелчки, опускающиеся на барашковые спины овец. Это смутные времена, грозящие разрешиться чредой бед и трагедий. Бледная холодная бесплодная женщина, кутающаяся в плед в зябкой коммунальной комнатке. Это могучий напор гениального духа, рвущегося из слабого сифилитического тела в ледяные просторы духовной вселенной, где он от века по праву безраздельно господствует. Это девичий стан, обвитый лентой закатного солнечного луча. Дикий запушённый сад, благоухающий дождливой осенней свежестью, пожухлой листовой и терпкими плодами. Копна иссиня-черных волос, засушенных в спекшейся крови. Колья ржавых копий, белеющие оскалившими зубы черепами. Это и хмурый поэт, изнемогающий под грузом самовлюбленности. Это вечность, стерегущая тишину ночной пустыни. Застенчивый долговязый подросток, наделенный целомудренной душой из размягченного воска, наедине с млеющий, истекающей половой истомою подружкой. Это яростный полет пленника свободы в верхнюю и захватывающее дух погружение в нижнюю бездну трансцендентности. Это дикая тоска по вечности, по целостности человека надломленного, ощущающего ущербность от половой расколотости, от проклятия неслиянности. Это и тяжкое бремя свободы, несомое человеческим сыном чрез цепь случайностей, которыми Господь говорит с людьми, действуя через свободу и присутствуя только в свободе. Это согбенная, униженно-подавленная старица, вымаливающая подаяние у церковной паперти. Это дивный овал лица, белеющего сквозь дымную вуаль, скрадывающую угловатые формы, искаженные гримасой едкого призрения. Это дикие звери, стерегущие вихрей северную дочь. Это и славный святой муж, снедаемый кошмарным конфликтом между безмерной жалостью ко всем существам и сатанинским стремлением к свободе. Это неописуемое, грозящее коллапсом напряжение сферы земной цивилизации, на одном полюсе которой скоплен безмерный информационный потенциал в виде галактического нагромождения книжной и электронной продукции, а на другом - в пламени дремлющих цепных реакций клокочет ядерная энергия. Это гармоничная личность, несущая на себе печать демиурга, сопрягающая в себе баланс противоположностей, от которой веет огромным напряжением, а поэтому - колоссальной мощью. Это белый саван, увитый снежными цветами. Это тернистая философская тропа с колючими шипами и острыми камнями, уводящая высоко в заоблачные выси, становящаяся тем пустыннее, чем круче по ней восходишь. Это усталый чернокнижник, привычно склонившийся над древним манускриптом, на почерневшей обложке которого тесненные буквы заповедают тяжкий приговор вечно скитающейся и мятежно томящейся, обремененной многими великими делами и низкими преступлениями жалкой тщеславной вечной душе человеческой. Это и лес, растущий корнями вниз, а листвой вверх, а также исполинское дерево, достающее своими глубочайшими корнями самих глубин ада, а возносящимися мощными ветвями достигающее небесных глубин, изобилующих парящими эфирными существами. Это лес вскинутых вверх рук, осененных коричневой свастикой, в которой дремлет древний дух бесконечной мудрости. Это большая и малая истина, золотые тускнеющие венцы скандинавских владык, далекие созвездия, исходящие гармонией светил. Это и нервная истеричность юности и осторожная умеренность старости. Твердая, прямая и крепкая, наступающая вперед, напирающая и одолевающая мужская воля и нежная, мягкая, податливая и уступчивая женская душа. Это источающая нежный тонкий аромат белая роза в пепельной пыли, прибитая первыми тяжелыми каплями летнего дождя. Это папиросный голубой дым и вздохи при Луне, селедка пряного посола, щекочущий ноздри запах прелого сена и лошадиного навоза. Это темная аллея, уводящая под своды пещерного грота, в котором белеет женское платье. Это черный ангел смерти, летящий по небесам и громким голосом призывающий покаяться. Это и души праведников, возопившие о возмездии. Батарея закопченных бутылок из-под вина в паутине чердачного угла. Пугающая бездна свинцовых океанских просторов, немая путина неба, на которую всходят дремать хороводы изумрудных звезд под опрокинутым лунным серпом. это калейдоскопически разноцветные стайки рыб меж причудливо преломляющихся в солнечных лучах красных кораллов. Это дикие, молящие, глядящие в кошмарную пустоту глаза обнаженных женщин и детей, белые тела которых рассыпались у сырых земляных углублений в кошмарной грозовой атмосфере расстрела. Это мягкая, ласкающая теплота яркого полуденного солнца среди колышащихся сочных глубоких, густых теней буйной тропической растительности, исполненной всеми цветами райского сада. Это и улыбающаяся юная мать, пеленающая розово-молочного младенца. Пухлые чувственные губы, умасленные и блестящие стекающим с них жиром, отворяющие розовый рот, пережевывающий сочное алое мясо. Это васильковые озерные блюдца глаз, лучистые страстные взгляды, бросаемые исподтишка, осторожная кошачья поступь девушки в ночной рубашке из прозрачного тумана. Это сожженный рот стареющего юноши, затянутого во врак с увядшей розой в петлице. Неясное мерцание утр, золотящее предрассветные лабиринты дворцовых комнат. Это озорные игривые рыжие котята, катающиеся друг за дружкой пуховыми мячиками в высокой траве под босыми ногами девочки. Это и полутемное сырое помещение, в котором бледнеет фигура человека с лицом, искаженным гримасой неизреченной муки и ужаса: на белом теле его десятками повисли серые крысы. Это также яростно терзаемая сладострастная мазохистка, все волосики на роскошном теле которой встали дыбом от пронзительного удовольствия. Это чинно выступающая августейшая особа, облаченная в пурпурную тогу, а под ней - в оранжевую тунику. Это мрачное глухое подземелье и его нависающие каменные стены, освещенные кровавыми отблесками огня, горящего в треножнике у краснодеревного кресла великого инквизитора. Это и наемники одиннадцатого часа, запоздалые странники, души революционеров, толпящиеся в преисподней в очереди воплощения. Это высокий мраморный стол, а на нем - чаша из чеканного золота, совершенно почерневшая от времени, бутылка древнего вина в зеленоватой плесени, меч с клинком, уширяющимся к острию, отлитый из матовой платины, с ручкой из червонного золота. Это и огромная змея, обвивающая древко скипетра, вершина которого увенчана исполинской черепахой, а на ее панцирной спине стоят три белых слона, поддерживающих сферу с семиярусной пирамидой на ней и ослепительный источник света наверху в виде алмазного треугольника. Это обнаженная женщина, сидящая на гладком полированном кубическом камне, тело которой поражает своим восковым полупрозрачным цветом. Это страстная клокочущая речь харизматической личности, с ее упоительно-гортанными звуками, пламенно-кипучий поток патетических изречений, пылких славословий, перемежающиеся взорами горящих иступленным блеском очей человека, кутающегося в полосатый больничный халат, в восторженные эпиграммы и тирады. Это и значительные улыбки бравурно-ликующего триумфального шествия, а также мокрый глянец листа, гладкий на ощупь, с горящими на нем каплями утренней росы. Это призрак коммунизма, неприкаянно бродящий уже несколько столетий по Европе, а также изысканно-деликатные, жеманно-манерные, экстравагантно-утонченные представительницы прекрасного пола, которых вводит в сладостную дрожь беспардонно-кичливая, беспутно-вероломная суета мелких бесов. Это мягкий желтый туман, густые пахучие испарения, эфирные туманные завесы бледно-оранжевых облаков, струящиеся над изогнутыми женственными сводами увлажненных теплых гротов, отдающих влажно-знойным приторно-сладким дыханием, в которые увлекается человеческая душа, жаждущая перевоплощения. Это танцоры в дурацких колпаках и гротескно-шутовских нарядах, расположившиеся на кружевных покрывалах широченных лож. Это раздраженно-рассерженные, негодуюче-резкие возгласы людей, стоящих в очереди за неким выброшенным товаром. Это рассеянно-отчужденные, безмятежно-просветленные, отрешенно-бесстрастные, самоотреченно-опустошенные зеленые глаза йога, творящего аскетические подвиги. А также сентиментальная, эротически-вожделеющая, млеющая от сладостного предчувствия послушная дева. Это и смущенно-стыдливая, кротко-стеснительная, застенчивая развратница, проводящая ночь с безвольным стариком. Это хрустальные небесные сферы, на которых медленно вращаются светила и планеты, поблескивая и переливаясь искрящими снежными вершинами, перламутровыми материками, сине-зелеными океанами, издавая дивные торжественные гармонии органных аккордов, сливающихся с серебряными ликованиями ангельских хоралов. Это благостно-набожная, медитативно-богодуховенная, блаженно-молитвенная аура уединенной кельи далекого монашеского скита. Это и простодушно-веселая, непринужденная, раскрепощенная атмосфера безудержно-развратного пира во время чумы. Это нежно-трепетные, ласково-доверительные речитативы молодой вдовы, привечающей нежданных гостей, застигнутых снежной бурей. Это испепеляющий взгляд прозрачно-голубых очей дочери тьмы. Мечтательный, одухотворенный юноша, изводящий горы бумаги в надежде попасть на поэтический Олимп, где все места уже давно прочно заняты издевательски-колкими, надменно-саркастическими громогласными витиями. Это беспечный, безразличный ко всему на свете немолодой пастух, плетущийся позади коровьего стада, а также поруганная богиня мудрости, лежащая на разгромленном золотом троне. Это легкий жар, набегающий под тонкой кожей женщины и мертвенная бледность ее чела в присутствии того, кто мог бы научить ее беспечности и освободил бы от бесконечных ночных бдений. Это боязливая тень, пробирающаяся по темным закоулкам провинциального города. Это и бесконечно утомленный странник, созерцающий неверное каминное пламя под стеклянный шум дождя. Грустно-скорбная, рыдающая мелодия, звуки гаснущий сильных шагов в вечернем пустом переулке, рассеянное женское "здрасте", запотевший бокал пива, похоронно-тягостная, сокрушенно-безысходная атмосфера прощания на века. Это мерная железная поступь истории свершаемая под марш рока, разрушающая миллионные состояния, возносящая на гребни славы случайных обывателей, вводящая юных цветущих дев в сонный хлад монастырских покоев, ввергающая царственных особ в гнилые каменные мешки, дарящая крылья вдохновения и поражающая геморроем, наделяющая неожиданным наследством и исторгающая изо рта кашицу пережеванной пищи, которую не успели проглотить, в последний момент дающая избавление тем, кто, разуверившись во всем, готов уже извергнуть презрительный плевок на святая святых, это мерная поступь истории коллективной и индивидуальной, обливающая душем юпитеров и слепящая вспышками фотоаппаратов, дарящая оазисную тень усталому путнику. Это сырая мгла карнизов, а также человек, собирающийся бросить злобный вызов небесам. Это сумрачно-угрюмое взглядывание львов сквозь ржавые металлические решетки. Глухое, непроницаемое, насупленно-приглушенное низкое облачное небо, это клетчатое пространство натертых до блеска паркетных полов, в котором, подобно белоснежным лебедям на ровной поверхности озера, плавает розовое белье и витают дробные звуки женских туфель, разлетающихся стаей испуганных птиц среди грязно-зеленых мундиров оккупационных войск. Это странно-таинственное, фантастически-загадочное, сквозящее призрачной затаенностью, иллюзорно-завораживающее свежее дыхание ночного воздуха, истекающего из области интригующе-призрачных теней, сотканных из лунного света, витающих среди парусных кораблей дальних странствий, лежащих в дремотном дрейфе в гавани и каналах голубого мира. Это гневно-неистовый, невоздержанно-свирепый, варварски-безжалостный, жестокосердечный, хищно-агрессивный, яроизуверский, свирепый пыл демона, бросающего вызов Творцу, с Которым в силу Его абсолютной природы можно вступать в любые мыслимые и немыслимые отношения. Это всадники на гнедых лошадях, в зеленых бархатных кафтанах, шитых золотом, в камзолах алого сукна, рукава которых их алого же бархата обшиты золотой бахромой, в желтых шапках их паюсного бархата с красными перьями, а через плечо - золотая перевязь с серебряным рогом на ней. Это тревожно-взволнованное, щемяще-трепетное, маящееся сердце ищущего вселенской правды человека, который раньше был безумным рабом золотой клетки любви, попираемой каблуком кокетки. Это просто прекрасная прохожая, тоненькая сахарная тростиночка, которую в свой час срежет серп на плантации и чья-то мельница размелет в порошок. Это сжигаемое неземной страстью нездешнее лицо под железной маской бесстрастия. Это капельки хрустального чистого как слеза сока, повисшие на гибком стебле виноградной лозы в лучах восходящего солнца. Это и нетерпеливо-упоительные объятия желающих пасть в спасительные страстно-клокочущие, бурные, нетерпеливо-стремительные потоки бездны инстинкта, уносящие прочь с фатально-эсхатологической, грозно-трагической арены Страшного Суда, над которой повисает давящая безысходно-жуткая атмосфера разрушения. Это тифозный стул в виде желтого горохового супа, а также темная моча, подобная черному пиву. Это также и сброшенный на пол малиновый халат и светлеющие в полумраке предметы нижнего белья. Это свободное, вырывающее дыхание из груди падение парашютиста над узорчатым зеленым ковром земной, это влажная, душная, густая атмосфера далекой ночной спальни, в которой глухой воздух повисает непроглядной темно-фиолетовой космической пеленой, разрываемой дикими всхлипываниями. Это идиллический уют просторной гостинной, обещающий тихое блаженство усталой душе странника. Это подстегивающее нас легкое счастье, нечаянная радость. Это и ослепительно-белые журавли на фоне фиолетовой кромки грозовых облаков. А также влажное дыхание вечернего воздуха, напоенное сладким ароматом южного курортного города. Молодая ведьма и ее обнаженное тело, а развивающиеся волосы ее парят в прозрачной дымке ночного тумана над зеркальной поверхностью лесного озера, в черных водах которого отражается полная луна, зажигающая бисерные капли на упругой матовой коже русалок хрустальными переливами. Это вереница истрепанных странников, гнусящих козлиными голосами свои псалмы. Это разлитая в воздухе магия сверхчувственного, дуновение легкого ветерка накануне погружения в экстатический транс. Это глаза за толстыми линзами очков, где, как за гофрированными стеклами океанских иллюминаторов, освещаемых заходящим красным диском, робко тлеет жар, способный вмиг перерасти в бушующее пламя паровозной топки. Это и дико-кошмарные лиловые покойники с раздувшимися телами, покрытыми зелеными трупными пятнами, преследующие лунными ночами художника с больным воображением. Это бородатый увалень, слитый с прекрасной незнакомкой в длительном поцелуе, жадно впивающий благоуханный нектар любви из нежного податливого источника влажно-алых губ. Это тускнеющие поблекшие глаза, в которых синеет море, а также уносящая в заоблачные выси нервная скрипичная мелодия, невесомые крылатые рифмы, воспаляющие воображение. Это заряженный электричеством воздух вечернего предгрозового неба. Сетка осеннего дождя и низкий дым над стылым жнивьем. Это тонкая игла громоотвода, на острие которой скапливается все атмосферное электричество. Это твердо-незыблемый, повелительно-чеканный, угрожающе-мессианский, сурово-непреложный ход времени. Темно-ватные густые сумерки, перерастающие в непроглядную тьму перед ослепительной вспышкой молнии. Это неслыханные перемены, невиданные мятежи, вначале смутное зарево далекого космического пожара, затопляющего небо от горизонта до горизонта. Это и осыпанные белым весенним цветом деревья, источающие милый аромат чего-то невнятно-прекрасного. Это древний эзотерический принцип, превращающий потенциально-возможное в актуально-действительное. Запечатленный божественный звук, окутанный в тишину, покоящийся в безмолвии как бриллиант в мягком темном бархате шкатулки. Это и обыкновенный штатный сеанс интуитивного прозрения, нежданно просветляющий нас, восхищая в духовные сферы, призывно манящие к вознесению из подлунного мира. Это банально-обыденный, плоско-тривиальный наводящий вопрос, внезапно пронизывающий сознание током гениальной догадки, творчески интегрирующей разнящиеся, контрастные и противоположные факты и реалии. Это и множество людей, спящих сном серой обыденной жизни и умирающий так и не проснувшись. Это великая тайна вечности-бесконечности, пред которой все предметы, будь-то маленькая букашка или колоссальная Вселенная, одинаково незначительны и поэтому взаимно равны. Это возвышенно-вдохновенный, окрыленно-сердечный, доверчиво-чистый взгляд Учителя, посещающего нас темными ночами, вкрадывающегося в лабиринты горьких раздумий, порой тщетно стучащегося в наши запертые двери, священный гробы наших душ, охраняемые злыми тварями. Это и неподвижное вкрадчивое болото, затерянное в дикой лесной глуши. Ураганный ветер перемен, сметающий как карточные домики и опрокидывающий все, что веками и тысячелетиями кропотливо создавалось миллиардами тружеников. Это и социально-экономическая пирамида человечества, время от времени подвергаемая процедуре срезания ее вершины в результате революций, всевозможных катаклизмов, стихийных бедствий. Это и относительно вампирической любви, печально склоняющийся над спящей и горячо дышащей красавицей, чтобы вонзить аметистовый перстень в белое плечо. Это повсеместное уродство тел, чувств, мыслей, торжествующее в падшем мире, истребляющее ростки гармонии, пробивающиеся сквозь мусорные завалы испаганенной земли. Это и торжество самоорганизующейся низости и деспотической обыденности. Изнуряющий быт солдатской казармы, отдающей кислым потом и сапожным кремом. Потонувшая в мохнатых сугробах лесная сторожка на картине неизвестного художника, пробуждающая нашу генетическую память. Каверзно-лукавые, кощунственно-буфонные низменные речи и манеры молодых нахалов, обрамленные густыми ресницами и широкими бровями зеленые глаза. Революционный бунт, опьяняющий, энергезирующий и вводящий в истерический экстаз, раздвигающий пространство и время. Это переход из света в свет, разверзающий бездну, пред которой меркнут все имена земли. Это Дух Божий, не имеющий пространственно-временной локализации. Широкий барский стол с разнообразными, почти прихотливыми закусками: темно-зеленые голландские сельди, желтый немецкий сыр с плесеневой слезою, черная яикская икра с лимоном, красная стерляжья икра с перцем, мягкий донской балык, пикантные заморские колбасы, семга архангелогородская, ало-красная вестфальская ветчина, сиги в уксусе из Питера, белые отварные грибы, россыпи вятских рыжиков, пироги подового бела с хрустящей оранжевой коркой, пышные оладьи и пряженцы с яйцами, а в хрустальных графинах водка - золотая, зорная, кардамонная. Это и оцинкованный стол в безукоризненно чистой операционной, залитый свежей алой кровью. Сметановидный гной, а также плевок в виде малинового желе. Это тесное материнское лоно, где в питательных водах плавает ребенок, собравшись в клубок. Черная, поблескивающая свежим лаком доска, испещренная меловыми формулами, перед которой буйствуют юные старики в предвкушении научного триумфа. Это и сельская осенняя хлябь, растянувшийся по земле мировой океан, в водах которого плавают первые живые организмы. Это тесное пространство орбитальной станции, в которой уже никого нет, а также сиротливый перрон вокзала. Бурые испражнения, замерзшие на ослепительно-белом сверкающем снегу. Это возвышенная философская башня из слоновой кости, где бодрствуют дни и ночи глубокие старцы. Это дальние тайные комнаты, заветные таинственные пределы, где среди непроходимых ущелий и вершин призывно сверкает храм Истины. Это и огонек свечи, стоящей на могиле, освещающий кладбищенские холмы дрожащим неверным светом. Это грязная тюремная камера, где на заплеваном полу вповалку спят разумные существа. Молитвенная тишина отшельнического стика, а также пышные царские чертоги, сводящие с ума своей неслыханной роскошью. Увитые цветами ложа в гареме восточного владыки, на которых помещаются ждущие зова. Это множество званных, но мало избранных. Железная кровать в родильном отделении захудалой больницы, где вот-вот свершится чудо появления Божьего творения. Это и сон - кошмарно-многомерный, матрешечно-многоэтажный, эротически-интеллектуальный. Это мертвенный покой сырого могильного склепа, чугунная ванна, наполненная плавающими в крови органами убиенных младенцев, в которой возлегает отдающий приказания. Это робкое и нежное с затаенной страстью "да", сорвавшееся с губ девственницы. Это мягкие усыпляющие подушки комфортабельного салона модного легкового автомобиля. Это горький вздох сожаления и нервно заламываемые руки. Торжествующий победный взгляд из-под густых ресниц и манящая улыбка, порхающая в кораллах губ и искрящаяся в жемчужинах зубов. Искаженный нездешней злобой багрово-лиловый лик демона, изгнанного из его вампирических угодьев - печальной долины вечных дождей. Это забрызганный потом пол боксерского ринга, окурок сигареты, отмеченный печатью красной губной помады. Первый ком земли, глухо ударяющийся о крышку вишневого лакированного гроба. Это тронутый тленом распада гноящийся женский сосок, скрытый за пестрой шелковой тканью, легкие складки которой нежно ласкают обворожительную фигуру. Это утомленное сонное море, прощающееся с заходящим солнцем, а также угрожающее шипение узорчатой гадюки, парализующее беспечного дачника, сверкающее радужным переливчатым светом алмазное колье на гипсовой шее увядающей красавицы. Жесткое каминное кресло, на котором дремлет под неровный треск сосновых поленьев седой властелин замка. Шаркающая нетвердая походка наркомана, вызывающая неодобрительное восклицание перетянутого ремнями стража порядка. Лысеющая голова, сжатая кольцом железной боли. Прирученный дикий зверь, под колеблющейся мелкой дрожью шерстью которого клокочет едва контролируемая мощь кровожадного инстинкта. Это белоснежно-голубой унитаз в обрамлении сверкающих кафельных плиток. Тонкое белье не первой свежести, отдающее запахом лавандового масла. Это желтый початок кукурузы, упавший с воза в вязкую коричневую жижу. Раскидистый сноп роз различных цветов и оттенков, стоящий в огромной хрустальной вазе среди букетных корзин. Это прекрасная принцесса в сопровождении ослепительного эскорта. Созвездие алых сочных ягод, издающих сладкий медовый запах из глубины ветвей колючего кустарника. Радужное цветение человеческой души, возрастающей в своем поступательном движении к совершенству. Это стая матерых волков с годовалого теленка, сидящая в рыхлом снегу на поляне, поднявшая оскалившиеся морды к лунному кольцу, просвечивающемуся сквозь волновую пелену белесых облаков, которые, кажется, упиваются долгим заунывным космически-мистическим воем. Это и меланхолическая осень с сугробами желтых листьев в парке и прохладным дыханием близкой зимы. Это светоносный астрал, струящий ностальгическую думу над печальными укрытыми снегом кровлями домой захудалой лесной деревушки. Серые с поволокой глаза, в которых отражается бирюзовое небо. Гостинная с узорчатыми мозаичными окнами, забранными тяжелыми барзатными шторами, в густом мраке которой колышутся прозрачные тени. Седое утро, свежее и туманное, воздух, пахнущий могильным хладом, поблескивающие золотоносными крупинками глубокие рудные залежи, представшие пред мутным взором колдуна и пронизанные сумеречным мышлением. Это и мудрый взор ясновидца, пронизывающий землю, небеса и ад. Протяжное сиплое завывание ветра в печной трубе и снежные заносы кругом, покрытые шероховатой коркой льда. Это страстная серенада соловьиных трелей в вечереющем небе городской окраины. Зловонная выгребная яма, жирная навозная куча, мусорная свалка, пестрящая самым причудливым хламом. Лестница с липкими ступенями и кислая, смрадная вонь, наполняющая суживаюйщийся спиралью перил темный проем. Это сквозящая злой волей гримаса отвращения, застывшая на миловидном личике, покрытом слоем пудры. Указующий перст судьбы, беззубая улыбка древней старухи. Дикие выкатывающиеся глаза лошади, закусившей удила и сорящей пенными хлопьями. Безрадостная и непостижимая улыбка сфинкса, нависающего над белыми барханами возле благоухающей в зелени оазисного озерца. Это золотая повязка, утопающая в смолистых волосах, южная приморская степь, дышащая влажным зноем. Спирающая дыхание атмосфера предвечерней бури. Печальная тризна по усопшим, первые торопливые поцелуи, гусеницы трактора, густо облепленные жирным черноземом, здание планетария, показывающее фаллический жест небесам, птица-тройка, возносящая в неизреченные пределы. Теплое место у печки, пережигающей конденсированное солнце. Дубовый стол, на котором совершают поминки, а может лакированный столик на изящных ножках, покрытый хрустящей скатертью, на которой изысканные угощения, редкие вина среди хрустально-серебристой россыпи бокалов. Это и тесный сосновый гром, задавленный тяжким прессом земли, невыносимо гнетущая атмосфера зала суда, а также асматический ужас газовой камеры. Сонный мерный стук метронома, отбивающего такт плавного танца под шуршание женского платья. Ядреный перегар пота, смешанный с запахом пудры, дешевых сигарет и тонким ароматом духов. Это и чад коммунальной квартиры, шипение керогазов под быстрые речитативы сплетен, лик Спасителя, осененный терновым венцом и увлажненный каплями кровавого пота... Тут все. Это человек, подобно микроскопическому организму, плесени, который в неописуемом ужасе смерти вцепился в глиняный шарик Земли и витает с ним во Вселенной. Это лучезарный ангельский образ, наполненный небесным смыслом, пробуждающий несказанную радость, щемящую светлую тоску по нашей далекой родине, поднимающий человека от долгого тяжелого сна обывательской жизни. Это и малиновые снегири среди серебристо-заиндевелых веток рябины, золоченые купола церквей в солнечный день, слепящие сусальный отблеском на фоне безоблачного глубокого бирюзового простора. Это и фиолетовые руки на эмалевой стене, вдохновенно чертящие звуки в звонко-звучной тишине. Догорающая свеча в застывших руках усопшего, роняющая последние горячие слезинки на леденящие пальцы. Это рыжий бездомный песик, жадно лакающий молоко, разлитое на мостовой. Серебряные шишки и золотые, фиолетовые шары на новогодней елке. Старые поблекшие фотографии давно отошедших людей, ушедших в небытие целых миров. Изящная стройная ножка хрустального фужера, играющая на свету всеми цветами радуги... это зов Единого источника, зародившего жизнь, нарушив однажды фундаментальную симметрию бытия.

(с) Вознюк А.В., Горобец С.Н. Написать нам Конференция

- - - 10 9 8 7 6 5 4 3 2 1

(c) Russian Gothic Project

---

Вознюк Александр Васильевич
40 лет, философ, преподаватель английского языка

Горобец Сергей Николаевич
25 лет, аспирант ЖИТИ, сотрудник фирмы "Радиоком".