Вот она бежит, и кто-то гонится за ней. Она еле удерживает равновесие на скользких бревнах. Враг огромен, он может одним ударом челюстей перекусить ее всю пополам. Но — спасена. Укромное место, тень… И что это? Ах, снова вляпалась в смолу… И так уже несколько раз снилось, эдакий индивидуальный кошмар.
Кто-то постоянно тонет, кто-то опаздывает на поезд, мечется среди непредсказуемых рельсовых путей, щелкающих стрелок, а Лида увязает в тягучей смоле… Муж ее вырос на крупном железнодорожном разъезде, ему и снилось соответственно… Ее лучшая подруга, Леночка, в детстве провалилась в прорубь, чуть не утонула… Но при чем тут это чудовище, эта смола?
Если бы Лида не жила свою жизнь, а как-то наблюдала со стороны — читала ее, или, скажем, смотрела в кино, она бы вычислила источник без особого труда, где-то уже на первой странице, в первой же серии…
После школы, за успешно сданные экзамены отец подарил ей янтарный кулон — в обрамлении позолоченной проволоки массивную каплю древней смолы, а внутри крохотное, в сломанной позе погибшее насекомое — вот и весь сон, но прошли годы, пока стала явной эта естественная связь.
Сделан он был довольно неумело, но стоил, казалось, дорого, правда вскоре выяснилось, что это не так: кто-то сведующий посмотрел и определил происхождение, и Лида вообще перестала его носить.
А первое время, ничего не зная, Лида часто всматривалась, прильнув глазом к удивительному веществу, в этот таинственный мир неогена, где в волокнах солнечного камня мерещились высоченные стволы золотистых сосен, огнедышащие вулканы, прекрасная, просторная планета, еще девственная, без людей, и насекомое, будто живое, глядело на нее сквозь миллионы, грустными черными бусинками, мертвое, увязшее в лавине смолы… Надо было сразу догадаться насчет этих несчастных снов.
В восьмидесятом году родилась дочка, когда дочке исполнилось двенадцать, стало ясно, что с мужем Лида больше жить не может. Черное наступило время. Денег не хватало, муж пил запоями, дни пролетали мгновенно, в трудах…
Она и забыла, когда ей в последний раз везло. В институт поступить не удалось, несмотря на отличный аттестат — срезалась: прокатившись в столицу, домой вернулась с позором. Ей бы на следующий год попытаться, но Витька подоспел: вышла замуж и сразу родила. Вот и вся история с высшим образованием.
Жизнь потекла тихая, тупая, от получки до получки, медленно все вырастало и строилось, и как-то вдруг оказалось, что Леночка, ее лучшая подруга, которая всегда за ней тянулась, бессильно завидовала ей, стала ее потихоньку по жизни обгонять: все у Леночки оказывалось чуточку лучше — и муж попался непьющий, и зарабатывал больше, и здоровья им Бог дал… Внезапно — если считать, что количество и впрямь переходит в качество — Леночка грандиозным скачком вознеслась.
Весна девяносто второго года, город превратился в огромный базар. Леночка неожиданно обнаружила у себя предпринимательский талант: стала кататься в Польшу, туда возила товар и оттуда, сначала сама стояла и ездила, потом челноков и продавцов наняла, и вот уже Леночка с мужем руководят фирмой, сидят в собственном офисе с факсами, каждый ездит на своей машине…
В гости ходить друг к другу перестали: Лиде и прийти-то не с чем, и стыдно, что не с чем… Иногда зайдет к Леночке на фирму, посидит, кофе попьет, но ясно: до нее теперь дела мало, все дела, дела… Как-то раз Леночка посоветовала ей к гадалке сходить, понятия не имея, чем это ей самой обернется…
— Камень тебя тянет, — сказала гадалка. — Желтый камень тебе покоя не дает… Золото, что ли? Да нет, не золото… Но желтое что-то, желтое… Избавься от него. Только так: не выбрасывай, не продавай, а отдай кому-то в руки.
И она отдала. Как раз на днях был день рожденья у Леночки, и Лида подарила ей кулон, и вскоре забыла всю эту мистическую историю, потому что жизнь ее вдруг круто изменилась, и думать о чем-то постороннем стало некогда…
Вот идет она с двумя сумками, согнувшись — песок с оптовки несла — идет вдоль шоссейки, за автобус платить жалко, осень, к мысочку ее серенького сапожка прилип желтый кленовый лист… Этот момент своей жизни Лида часто потом вспоминала.
Скрип тормозов — машина — за рулем — он…
Дальше идет нечто удивительное, совсем уж напоминающее какой-нибудь латиноамериканский сериал.
Она отказывается, он настаивает, машину ведет по обочине, призывно машет рукой, Лида сдается: сумки тяжелые, да и вообще, как давно не сидела она так удобно, в обнимающем кресле…
Алексей…
Они прощаются, она не дает телефона, он сует ей в авоську свою визитку, она никогда ему не позвонит…
Но вот отца в очередной раз из больницы выписывают, слаб он, надо машину, чтобы домой довезти, и она звонит… И понимает, звоня, что отец больной — не столько на самом деле отец, а просто надежный и неоспоримый предлог, и гадкой она кажется самой себе…
Вечером он приглашает ее в лучший ресторан города, она соглашается, как бы мужу назло, ей нечего надеть, она берет у Леночки платье напрокат…
Той же ночью все и происходит — у него на квартире, огромной квартире, двухэтажной, в доме, который молва окрестила дворянским гнездом…
Муж швыряет об пол тарелки, топочет ногами: дрянь, проститутка, я тебя столько лет кормил, одевал… Потом хлопает дверью, напивается, ночью рыдает, обняв ее ноги: не уходи!
Но она уходит, потому что это безумие, иначе не назовешь их жаркие ночи, потому что это — любовь, которая, оказывается, впервые в жизни ей улыбнулась…
Она живет с Алексеем, в его роскошной квартире, встречает его в халате, готовит ему изысканную еду по кулинарным книгам, они пропадают в ресторанах, он везет ее в Москву, затем — совершенно немыслимо! — на две недели в Испанию…
И все это длится, длится, уже полгода, уже почти год…
Так, в волнах неслыханного счастья купаясь, счастьем захлестнутая, она забыла о многом, что прежде составляло суть ее жизни, забыла о Витьке-алкоголике, который теперь, пропивая вещи, долеживал свой век на старой квартире, с какой-то новой пьяной подружкой, забыла о дочери, которая то у отца, то у деда с бабкой перебивалась, и о лучшей подруге, Леночке, забыла, долго ничего о ней и не слышала…
Но вот, как-то раз, решила позвонить.
— Плохо мне, — сказала Леночка. — Не могу по телефону. Приезжай, пожалуйста.
— Давая лучше ты ко мне. Посмотришь, как я теперь живу. Записывай адрес.
И Леночка приехала. Лида встретила ее в лучшем своем халате, в сережках, столик накрыла изысканно, она вся сияла, предвкушая, как будет рассказывать о своем счастье. Но говорить пришлось вовсе о другом…
Леночка была худая, осунувшаяся. В руках волокла какой-то огромный, туго набитый баул.
— Наехали на нас, — с порога сказала она, бегло оглядев ее новое жилье. — Ты прости, но у меня одно на уме: как без боли из жизни уйти…
Хорошо у них шли дела, деньги сыпались дождем, оборот рос неуклонно, как благосостояние при социализме, и вдруг все кончилось, оборвалось. Мировые и местные цены почти выровнялись, нечем стало маклачить, только крупные фирмы могли теперь себе это позволить. Спрос на товары упал: не на что стало покупать. Можно было и сразу догадаться, что всеобщая спекуляция приведет лишь к тому, что в стране вообще кончатся деньги…
Год назад они взяли мафиозную ссуду, теперь не то чтобы долг, даже проценты выплатить было нечем. Осталось отвечать квартирами, машинами и всем нажитым за эти годы. И все равно не хватало. Оставалось только одно: отдать все, что есть, и бежать…
— У меня к тебе просьба, — сказала Леночка, — сохрани пожалуйста вещи. Места много не займут, а может еще пригодятся…
Лида нахмурилась. Не так она собиралась встретить подругу.
— Ой и не знаю, как Алексей… — сомнительно произнесла она, и ей тут же стало гадко, от того, что отказывается подруге помочь.
— А там ничего такого ценного нет?
— Да нет, шмотье всякое… Пожалуйста, Лид. Я все самое ценное в ломбард сдала, а тряпки вот по друзьям рассовываю.
Вместе подняли баул на антресоли, и Лида вскоре забыла о нем, не придала этому никакого значения, никакой смутной мысли не промелькнуло в ее голове, хотя точно: будь она не героиней рассказа, а его читателем, то сразу бы догадалась, что в этом бауле находится, уютно свернувшееся между носильных вещей.
Вскоре Леночка позвонила, сказала, что уезжает, куда — большой секрет от всех, даже от нее — со временем жди вестей. И надолго исчезла из ее жизни, если не навсегда…
Говорили, что уехали они с мужем в Москву, там и затерялись. Года через два пришло письмо, действительно: из Москвы. Леночка писала, что времени у нее нет приехать, да и опасно все еще, но дела ее наладились, новую фирму окрыли в столице, квартиру купили, живут… Между прочим, вещи мои, как — целы еще? Ты береги, подруга, мало ли, что в жизни бывает, может еще и пригодятся…
А в тот вечер Алексей вернулся какой-то странный, рассеянный.
— Баул, говоришь? Да хрен с ним, пусть его лежит…
Медленно, очень медленно наползала гроза.
Он стал задерживаться в офисе допоздна, часто не приходил ночевать, она ждала, ужин на теплой плите держала, а он все чаще придираться стал, повода для ссоры искать… Она уже все поняла, но молчала, затаясь.
— Я так больше не могу, — однажды пришел пьяный, с запахом чужих духов. — Я люблю другую. Извини.
И все кончилось.
Лида вернулась к родителям. С мужем затеяла развод, по причине его пьянства и неверности, отсудила комнату в коммуналке.
Тут что-то странное стало с дочерью происходить: то говорит без умолку, то спит часами, парни какие-то ее в подъезде ждут. Однажды пришел участковый и все раскрылось: кампания наркоманов втянула дочь в свои дела, единственный выход — уехать из этого города, чтобы связи оборвать.
А куда ехать, на что?
И умер отец… Беда с дочерью отодвинулась на второй план, да и виделись они теперь редко. Последние месяцы, мучаясь с отцом, она подолгу сидела у его постели, то на старой квартире, то в больнице, переговорила с ним больше, чем за всю свою жизнь.
Он был классическим неудачником. В юности начал карьеру футболиста, играл в сборной юниоров, чуть было не стал профессионалом, но сломал бедро и вылетел из спорта навсегда. Поступил в мореходку, мечтал о дальних странах, но за какой-то проступок (так и не сказал, какой) ему прикрыли визу, тут катастрофически стало портиться зрение, с флота его списали, вернулся домой, женился, сел во дворце пионеров, руководителем секции юных моряков, это в нашем-то сухопутном городке…
— Помнишь, — как-то сказал, приподымая голову с больничной подушки, — янтарный кулон я тебе подарил, бережешь?
— Берегу, — соврала Лида. — Только он не янтарный. Так, имитация…
— Верно. Эбоксидная смола. Я ж его, представь себе, сам, своими руками сделал, в мастерской дворца пионеров, от начала и до конца. А козявку на подоконнике поймал, на цветке… Береги его. Это, похоже, единственное, что я в жизни руками сделал.
Здесь, стоя за кадром сериала, или книгу на отлете держа, можно было представить весь механизм несчастья: несчастный непутевый человек, ничего руками не сделавший, денег не имевший, вдруг спохватился дочке подарок справить, чтобы было чем на выпускной вечер покрасоваться, и вот сам проволоку гнет, насекомое на подоконнике ловит, заливает смолой — живое — вот и янтарь собственной варки готов, и не миллионы лет с неогена он в себя вобрал, а лишь худое отцовское невезение. Схоронили отца.
И опять стали сниться эти сны: как бежит за ней кто-то, как вязнет она в смоле, погибая…
Все чаще она вспоминала гадалку, толстую темную старуху, которая тогда ей наплела что-то, деньги взяла ни за что… Однажды она оказалась в том районе: пошла в дальний магазин, где, как сказала соседка, яйца дешевые выкинули, дешевле, чем на оптовке, а магазин на обед закрыт. И позвонила у знакомой двери.
Старуха сразу узнала ее.
— Я же тебе говорила, три года назад говорила. Камень тебя тянет. Желтый камень покоя тебе не дает… Не золото, но желтое что-то… Избавься от него.
— Так я же избавилась! — вскрикнула, и тут же прикусила губу…
Придя домой, она порскнула молнией Леночкиного баула, быстро переворошила тряпки и нашла.
И как только раньше не пришло в голову?
Ведь, бывает, смотришь какой-нибудь сериал, и сразу ясно, что с ними там будет и почему… И болеешь за них, за то, что они такие несчастные, тупые, не видят очевидного. И вот теперь сама вляпалась, прямо в сериал, как в смолу, вляпалась.
Может быть, я и не человек вовсе, а так — персонаж, выдуманный каким-то пройдохой, чтобы заработать деньжат, задурить голову нормальным людям?
Это была небольшая перламутровая шкатулка, она
была замкнута, Лида знала, что находится внутри.
Там, среди прочих Леночкиных безделушек, лежало,
свернутое змеей, лучшей подруге давнее ее
подношение — фальшивый янтарный кулон с каплей
солнца внутри, откуда глядело на нее своими
черными бусинками — насекомое.
16 - 19 июня 1997
(c) Саканский Сергей Написать нам Форум |