All alone in space and time.
There`s nothing here but what here`s mine.
Something borrowed, something blue.
Every me and every you.
"Placebo"

Люди мне нужны, когда скучно и плохо. Когда мне весело и хорошо, люди мне не нужны. Моя мама говорит: «Ты такая несчастная. Ты почти всегда одна.» Даже когда скучно, лучше воспользоваться не людьми, а экстрактом лучшего от них – книгами, дисками, видеокассетами. Приносит гораздо больше удовольствия.
Я очень хорошо помню свою первую мысль.
Я была какой-то очень маленькой. Лежала в кровати, напротив пустой и белой стены. Они хотели, чтобы я спала, но я этого не хотела. От скуки я начинала кричать. Они появлялись на фоне белой стены. Я замолкала. Они говорили что-то упрямое и уходили. Опять пусто. Я опять кричала. Вдруг из слюны во рту образовался пузырь. Он вылез изо рта и завис на губах. Поболтавшись немного, пузырь лопнул. Здорово. Слюны было много. Выдыхая воздух через полуоткрытый рот, можно было надувать пузырей сколько угодно. Разных. Оказалось, это интересно. Я занялась творчеством. Тут и пришла ко мне первая отвлеченная мысль: «Все свободны. Вы мне больше не нужны.»
Около девяти утра я прихожу на работу. Четыре раза говорю: «Привет.» Если идти к своему стулу молча, не здороваясь, то ничего не меняется. «Привет» – слово-призрак. Его не видно и не слышно. Достаю все пришедшие за вчерашний день счета и начинаю печатать платежки. Работа, не требующая активности мозговых клеток. Поэтому мысли свободны, как малые дети без присмотра. К обеду в голове скапливается много всякой ерунды, принесенной неконтролируемым сознанием. Я, наконец, обращаю внимание на мысли. Ковыряюсь внутри черепа. Один мусор. Все – на помойку. Откуда берутся ненужные мысли? Снаружи, из бессмысленного мира. Некоторые говорят, что наоборот. Бессмысленный мир создается моими ненужными мыслями. В принципе, никакой разницы. Никакой разницы? Нет, абсолютно никакой.
В наушниках – «Слипин виз гоустс» группы «Пласибо». Диск заезжен до полного отвращения, но все равно нравится. Никак не могу отвязаться. Пыталась найти в Интернете слова их песен. Нашла только «Каждый я и каждый ты». Или, может быть, «каждая ты». Люблю английский за его неконкретность. От этого все становится гораздо понятнее. Так вот, текст песни оказался очень приятным. Иногда мне жаль, что я не улавливаю полностью тексты английских песен. Мне просто лень сосредоточиться на текстах. А лень – это защита организма от ненужных поступков. Все свободны.
Час дня. Обеденный перерыв. Город за стеклянной дверью сразу меняет все. У меня наверняка меняется выражение лица и походка. Это – обезличенная масса асфальта, камня, железа, плакатов, людей, грязи и снега. Это вещество шевелится, подогреваемое солнцем, глупо топорщится манекенами, воняет шаурмой из собак, добываемых на ближайшем перекрестке, продувается сквозняками, пыльными даже в мокром марте. У города нет лица. Нет глаз и ушей. Прекрасно. Главное достоинство урбанизации в том, что из места жительства убираются человеческие черты. Провинция отвратительна прежде всего своей человечностью. Поэтому я так люблю выходить в Москве на обед. Возможно, я даже люблю Москву. Но это – не то, что вы думаете. Мне нравится, что Москвы как бы и нет вовсе. Такой призрачный, бесчеловечный город.
Когда я родилась, я ничего не знала. Меня положили в кроватку, и я заплакала. «Ребенок проголодался,» - сказала медсестра и отнесла меня на кормление к матери. Всю дальнейшую мою жизнь выводы о моих желаниях, способностях и возможностях делали взрослые. Вернее, о моих неспособностях и невозможностях. Потом они мне их объясняли. Если ты уронишь стакан, он разобъется. Если ты дотронешься до кипящего чайника, обожжешь руку. Если не наденешь шапку, простудишься. Я верила. Стаканы до сих пор разбиваются. Вся жизнь – эффект Плацебо. А почему, собственно, я поверила первым встречным? Буквально. Поверила первым встречным.
Вторая половина моего рабочего дня более разнообразна по телодвижениям. Иногда приходится несколько часов подряд копировать и раскладывать бумаги по папкам. Это особенно скучно, потому что нельзя слушать музыку. Время от времени я вслух говорю, что ненавижу свою работу. Это очень раздражает всех окружающих. Тогда я говорю, что эта работа – лучшая из тех, которые у меня были. Так оно и есть на самом деле. Я не вру. Моя зарплата позволяет мне спокойно относиться к всеобщей суете. Пофигизм в дзен-буддистской интерпретации доступен либо очень бедным, либо очень богатым. Мне больше нравится второй вариант. Пока что мне он не доступен. Тихо! Все свободны.
Как-то на днях я написала миниатюрку. Вот она:
«Хорошие книги стимулируют ощущение неправильности жизни. Нет, бестолковый ребенок, твои надежды на бессмертие иллюзорны, и вовсе не потому, что бессмертия нет. Бессмертие есть, но струится оно там, за барокамерой твоей биологической клетки, а ты гремишь своей цепью от окна к окну, прикованная. Прикованная. Пожизненно приговоренная к правилам наивной реальности. Не так. В надменном молчании своем ты греешься внутренней верой, что уникальна, что никак не меньше, чем вся остальная часть наблюдаемого мира, ограниченного панорамами окошечных видов. Опять не так. Кожа, прикрывающая твое Я, - бронежилет, чугунная граница, упрямо и навсегда отделяющая тебя от всего остального, какое бы оно, остальное, ни было. И то, что заключено внутри, в непроницаемом гнезде сознания, как любимая игрушка детства, ценится тобой почему-то выше всего. Выше бесконечного множества жизненных токов снаружи твоей кожи. Так вот, когда читаешь хорошую книгу, оказывается неожиданно и странно проглотить откровение о том, что вовсе нет никаких откровений, что твои сны уже приснились раньше чужим и далеким персонажам. Да, все сплошь архетипы, в грязи и клее миллиардократного использования, и нет ничего реально твоего, уникального, нет щекочущей тайны «я от вас отличаюсь». Твоя кукла принесена из секонд-хенда, нет, бильон-хенда скупыми родителями и подарена тебе в день рождения. Не на годовщину, а на тот самый день, единственный в истории Вселенной, зловещий и неподдающийся активной части мозга День рождения. И когда взрослеешь до этой отметки понимания, то беспомощная ярость превращает в кислоту все чистые ручьи духовных порывов, само понятие «духовный порыв» набухает гноем огромного фурункула с белесым стержнем ненависти по центру. Так.»
Конечно же, все не так. Глупости. Разные настроения сменяются внутри, как день и ночь. Сейчас все по-другому. Что будет завтра? Одному Богу известно. (Тс-с-с… Не надо комментариев.)
Домой я прихожу поздно. Кошка орет, потому что теперь ее есть кому слушать. Несколько минут, пока я не привыкаю к этому шуму и не перестаю обращать на нее внимание. Тогда она успокаивается и идет спать или есть. Вечер – пора удовольствий. Вообще-то, люди создали достаточно много интересного. Книги, диски, видеокассеты. Вот, компьютер с Интернетом опять же. Достаточно много удовольствий для каждого вечера. Да, и не только дома. Вне дома я тоже нахожу много интересного по вечерам.
Когда мне было лет пять, я поняла, что совсем не могу общаться с другими людьми. Это было плохо. Это стало большой проблемой. Много лет я потратила, чтобы научиться общаться, нравиться, быть любимой. Теперь я легко умею это делать. Теперь – практически всегда выбираю я. Остальные – свободны.