"Лучший способ отобразить крушение общества - это наблюдать за изменениями его языка", - утверждал в минувшем столетии немецкий мыслитель, последователь Хайдеггера, Георг Гадамер. Всесторонняя критика современной лингвистики, начатая в академических кругах германских университетов, достаточно быстро развилась в самостоятельное направление западной политической философии. Уже в классической теории Гадамера язык как структура анализируется с позиций двух дисциплин - семантики и герменевтики. (Семантика - описывает данную нам языковую реальность, как бы наблюдая её со стороны; герменевтика, напротив, сосредоточена на внутренней стороне общения.) Сопоставляя свои исследования Гадамер обнаружил, что современный язык почти всегда не отражает смысл высказывания, что произнесённое слово и его внутреннее первоначальное значение всё больше расходятся друг с другом.
Если это действительно так, то за стерильной объективностью речи и грамматических правил вполне могут скрываться общественные предрассудки или "партийные" интересы - предположил Гадамер. Разоблачение языка как средства политической диктатуры и манипуляций удачно продолжил доктор Маркузе. Приведу здесь лишь наиболее важные тезисы его критики.
1. В современном языке проявляется технологический способ рассуждения, который стремится к отождествлению вещей и их функций. В результате понятие утрачивает всякое содержание, кроме того, что обозначается словом. Постепенно и слово теряет внутренний смысл, ограничиваясь только своим публичным значением. (Такие понятия как "демократия", "свобода", "тоталитаризм" превращаются в пустые вербальные фетиши.)
2. Вновь и вновь вколачиваемые в сознание индивида слова заключают его в круг навязываемых условностей. Это имеет прямые политические последствия. Так, например, партия, направляющая свои усилия на развитие капитализма, называется "социалистической", деспотическое правление - "демократией" и т.д.
Подобный язык состоит из конструкций, навязывающих искажённый и урезанный смысл, заставляя принять только предложенное и именно в предложенной форме. К этой же области манипулирования сознанием относятся приёмы персонализации (ваш/твой депутат, автомобиль, порошок), отождествление людей и их функций (т.е. человек и его профессия воспринимаются как единое целое), многочисленные аббревиатуры и прочие целенаправленные мистификации.
3. Репрессивный по своей природе язык становится преградой для понятийного мышления и, таким образом, для мышления как такового, ибо понятие (внутренний смысл слова) как раз и даёт возможность различать вещь и её функцию. Отталкиваясь от анализа Маркузе, можно проследить настоящую мутацию социального сознания под гипнозом незаметных, на первый взгляд, лингвистических приёмов. Становится совершенно очевидным, что современный язык с его специально или произвольно установленными терминами блокирует мышление, не давая проникнуть в сущность определяемых словами вещей и событий. Простой пример: слова "экстремизм", "террор", "насилие" - заранее заданы в политической лексике как негативные, и, напротив, термины "демократия", "права человека", "гуманизм" - однозначно ассоциируются с позитивными явлениями. Исходя из предлагаемой языком интерпретации, любой социально-этический феномен, попадающий под формулировки первой или второй группы слов, автоматически становится тождественен мировому злу, либо добру. Соответственно, радикальный дуализм этих определений отражает глубинный конфликт "темного" и "светлого" начал, в котором каждый порядочный человек обязан выбрать сторону "добра", т.е. встать на службу "демократии", "гуманизму" и т.д. Именно поэтому господствующая сегодня идеология глобализма оперирует преимущественно "светлыми" по определению словами, оставляя свой истинный смысл для большинства людей совершенно не ясным. Рядовой обыватель знает только о внешнем фасаде будущего One World и ненавидит его противников, демонизированных словами-заклинаниями . По мере же угасания "коллективного бессознательного" народов, язык системы становится всё более жёстким и тоталитарным. Привычные ранее либеральные "но" скоро исчезнут из него насовсем. Может быть только тогда обществу и станет ясно, что разговаривать с системой на её языке уже невозможно.