гордый холод был предан мне,
по железным напутствиям хвои
я бежала
над травою по воздуху ночи, на дне
полнолунного воя
своего с тенью страха от
черных птиц в чуть нагнувшемся небе,
прокричавших
о моих обращениях в голос, не пьет
дождь из сердца, а мне бы
так хотелось из жил, из вен
проростить в черных ангелов крылья
вместо листьев,
из которых сплетаются нимбы- затем,
чтобы шелестом плыли
берега, не кончаясь вдруг
с чужеродностью ветра,я дальше,
над горами
исчезаю, не прячу испытанный груз,
умерев в своей краже-
остается вся шерсть земле
под размокшие ветви и сонность
вековую,
дикий рык по туману упавшему, мгле
в замутненные звезды
я пускаю для памяти- ран
слишком много я с болью роднила,
голубую
свою кровь возле волн проливала и над
первородностью пыли;
снова голой легла, а ночь
обо мне, такой странной, не вспомнит-
я сбегала
каждый раз, отвыкая лишь резко и прочь
расправляться с любовью;
терпкий мех всех заблудших троп
снова эхом впивается в тело,
вижу месяц,
о который в ожогах я резала лоб
и рычала, робела,
и металась-мой нюх и дым
за овраги вели- на чужбину
перьевую,
а я вечность попробовав с рук, уходить
в несогретые льдины
робких глаз собралась- уже
я влюбленная в брошеннсть яда
под когтями-
забываю повадки подлунные; щель
всех багровых закатов
мое горе смывает вод
освященностью с кожи и с прежней
длинной смерти,
что-то дышит со мною.. и все-таки ждет
возвращения. брежу ли?
поэма моей души II
бесприютнее зверя,
упавшего в скорбь, я не видела,
даже оскал не пугает
в его затемненности,
я люблю его горе, качнувшее время
к самой медленной гибели-
одиночество грудью
не греет сквозь запах вечернего
дикого бега сквозь лунные
дороги-он брошенный
в запустения храма, он ищет, он будто
за свое обречение
только чувствовал голод-
так легче и так можно травами
давних дождей опьяненье
впитать с одержимостью
умирать каждой ночью, чтоб только о боли
в отчужденни сдавленном
не шепнуть; дальше, дальше
он мчится, он тень прожигает всю,
терпит движенье по теплым
невидимым впадинам,
чтобы вывернуть эхо, прочувствовать даже
то, что с миром свыкается-
бездну страха в погоне
к холму,за туман (если выдержит
слишком пустое паденье),
по нюху, по памяти
проберется и ляжет под немостью стона,
человечнотью раненый.
он же видит кочевье
безумств и ветров над собою и
в землю не прячется, вжавшись
в тропу исчезания,
мне так нравится нежность его обручений
без влюбленности, с болью он
смотрит на небо, как птицы
бегут от зрачка в мутный обморок.
взмах от чужого пера здесь
к свободе не тянется.
он, наверное, вечен... и. мне кажется, снится
утомленному странствию
