Я всегда был чужим
И друзьям, и иным,
Я повсюду - издалека.
Мой заплаканный облик
Изменчив, как грим,
Моя быстрая речь - как река.
Я уверенный гость
Не своих очагов,
Я не помню, кем был окрещен,
Мне из счастья знакомы
Лишь нежность снегов
И богатство несметных имен.
Стоим
Между адом и раем.
Молчим-
Выбираем.
ВЕСНА
Как клювы, распахнуты двери церквей,
Голодных церквей пробужденного бога,
Ветра благородных, элитных кровей
Теплы от эпиграфа до эпилога.
СИМФОНИЯ ИМЕНИ
1.Ты простишь? Твое имя разорвано надвое,
Беззащитное имя.
Между букв, как в запястья распятого, загнаны,
Перья ангелов- клинья.
Это я. Это боль. Это вера и сумерки.
Познаю, разрушая.
Не могу!.. Но живу. Торопливыми сутками,
В ожидании мая.
2. Отрицание или пророчество?
Замолчи!
Отрицать - не хочется.
3. Ах, как смертен, как слаб
Неизбежно
Опустевший
Сосудик стержня!
4. А имя -
В пыли, низложено
Куском мела!?
За это
Отдам последнее
Тепло тела.
5. Я в аду.
Что же будет с нами,
Породнившимися
Именами?
Далеки мы.
И как нескладно,
Недозволенно далеки!
Я ищу
По-щенячьи жадно
Ядовитый сосок тоски.
Ток ожидания
От даты к дате.
Колесование
На циферблате.
Время в движении -
Кровопотеря.
Каплями, с жжением,
Об пол - недели.
Зима подступает к горлу,
Зима, не прикрытая снегом.
Атланты до крови стерли
Хребты о замерзшее небо
Они говорят, что я снова кричала во сне.
Боясь моей жажды, вода обращается в свет.
Под кромкой зрачков, источающих мирро и яд,
Как море под солнцем, навытяжку слезы стоят
Распятия птиц,
Уходящих в священное небо,
Растраченный голод,
По мелочи да впопыхах:
Опять отдается
Мое едва слышное "Где мы?"
Привычною болью
В искусанных жадных губах.
Безмолвие, как ветер,
Приносит одиночество,
И нет ни нот, ни стен,
Чтоб спрятаться от бури.
Касается лица
Незваное пророчество,
Пришедшее со свитой
Игривых черных фурий.
СЕЗОН ОХОТЫ
1. Вожак
Серебряный голод со вздыбленной холкой,
В шампанских очах нет ни страха, ни ярости.
Спокойная мощь безупречного волка,
Какому отмерено вряд ли - до старости.
2. Свобода.
Созвездия - камни в древесных оправах.
Пустые поля сладкой дочерна осени.
Ложатся под лапы последние травы,
Безжалостным бегом уверенно скошены.
3. Смерть
Жаль, не от стыда плотно кутают лица
Охотники. Красный флажок - крик о помощи.
Награда за кровь убиенной волчицы,
За призраки мягких плаксивых детенышей.
4. Печаль.
Как явственно скрещены ветви в оконца!
Под куполом цирка от жара окалина.
Бросаются волки в закатное солнце,
Как в обруч, зажженный о жертвенник Каина.
Выходили мы на лед,
Ох, на блеклый лед.
Поискать себе беды,
Ох, хмельной беды.
Там под берегом чужим -
Мертвый навий грот,
Там недобрые слова
Смоляней воды..
Ох, не тешит вера,
Не блазнит тепло,
Дразнит высшей мерой
Битое стекло.
Что ж, не в страх, не в диво нам,
Мы пройдем и впляс,
Ох, кнутом да саваном
Обручили нас.
Что нашли - то наше,
Что не наше - прочь.
Нет такого "страшно",
Чтобы нам невмочь.
LACRIMOSA
Ночь черна, словно редкостная роза
С бархатными лепестками.
Слезы льются, как речь,
Как история о любви и смерти,
Дерзости и одиночестве,
История, которой нет конца.
ОСАДА
Им не было страшно, им было лишь жаль,
Когда умирали за землю, за веру,
Так жаль покидать материнскую даль
Холмов беззащитных, взывающих, серых.
Кровавые космы лохматой войны,
Как сети, легли на соцветия улиц.
Как грозно и быстро века тишины
Туникой бессмертия вновь обернулись!
В тисках полудикой крикливой орды
Трещала скорлупка священного града,
И слабые судьбы крошились, как льды,
Под мощью литого вселенского "надо"
Взошли. Отстояли, как правду, свой мир.
На небо взошли, но зато - отстояли.
Дрожащие струны бродяжьичих лир
Столетья спустя о войне вспоминали.
Все было. У берега старой реки
Руины лежат под кощунственным пеплом.
Жил город. Он был. Был пустым и глухим,
Надменным, чужим. Покорившимся - не был.
Я все еще, хотя мне хочется уже.
Я изувер, убийца юных флейт.
Я ранен, и напрасна ворожба
Измученных сочувствующих фей.
Пустая трата чар, я потерплю,
По крайней мере, цель, - все веселей.
Вам ни убавить, ни прибавить ничего
К нещадной краткой радости моей.
Я чувствую время -
У него отвратительный вкус.
Но я не хочу отдавать без войны
Мое последнее сердце.
Ветер прогорклый,
Ласкавший мертвых медуз.
Травит собой паруса,
Как бродячих собак бесцветных.
ПАМЯТЬ
Я помню, как вертелись ураганы
На сизых дисках мертвых площадей,
Я помню, как детенышам вараны
Рассказывали сказки про людей.
Я помню, как касались осторожно
Цветные вьюги выщербленных стен,
Я помню, как по замковым дорожкам
Бродил усердный сумеречный тлен.
Я помню, как ворочались украдкой
На старых картах ленточки границ,
Я помню, как спокойно и как сладко
Цвела трава под веками бойниц.
Я помню, как уверенно входила
В пустые крепости соленая вода,
Я помню, как в слоях сухого ила
Лоснились ломтики нетающего льда.
Я помню, и шальная эта память
Мой тонкий сон нещадно бередит.
Наступит время на ликующее пламя,
И станет пылью самый яростный гранит.
До казни моей прыткой стрелке-
Два быстрых рывка.
Наточенный свет в нетерпенье
Дрожит у виска.
Пред ликом тоски преклонилась
Несмелая ночь.
Я тень, как улику,
Поспешно отбросила прочь.
SATURA
Все это - лишь мара: кончина свечи,
Урчание сытого темного эха,
Холодные холлы и цепь из парчи,
И корчи до крови избитого смеха.
Мой морок, мой мир, мой двуручный вопрос.
Уходит к другому гулящее время,
И смерть набухает от будущих слез,
Как в почве, до срока незримое, семя.
Мне страшно. Я знаю, что здесь меня ждет.
Все чище, все призрачней пар от дыханья.
Мне больно. Уже. Как медлительный мед,
Текут недомолвки последних желаний.
Но боль - моя сила. Я понял ее,
Я сделал ее своим вздыбленным эго,
Осталось лишь бросить ей тело мое
И пасть, как на меч, в цепенящую негу.
Не крикну. Пусть в горло вторгается сталь,
Взломав воротник, словно тайную дверцу.
Здесь нет никого, кто б, лелея печаль,
Простил мне мое неподвижное сердце.
С нами все - страшный мрак
и полусладкая дрема,
Мы стыдливо обернуты в мятые тени.
Ты не спишь? Я стою над тобой, будто ангел.
Мнится мне, что - то там бродит, у дома...
...Что это - сон или пыль?
Одно тело и для любви, и для боли.
Вспышки. Каленые слезы воска.
Я не хотела, прости!
Нет, я хотела...
Правдивая, невежливая нежность.
Ты сжимаешь ладони, словно
держишь осколки.
И на пол сброшенная одежда
Похожа на спящего волка.
ЧЕРНЫЕ ОДЕЖДЫ
Свой бесноватый вальс
Заводит темнота,
Без сил
Склонились
Пологи над ложем.
Мальчишеских одежд
Лукавые света
Забыты,
Смыты
С обреченной кожи.
Над горькой наготой
Сомкнулся, словно свод,
Державный цвет
Смелее
Чистой смоли,
Затем, чтобы укрыть
От взглядов и забот
Гнездо недремлющей
Готовой к взлету боли.
Я постился под оком
пристрастных пещер,
Выбрав место подальше от зла.
Я блуждал по писаньям
запутанных вер,
Где меж строчек - бескостная мгла.
Я исследовал устья
искрящихся рек
И изгибы морских берегов,
Я в надменных горах
созерцал из-под век
Пустоту в опереньи снегов.
Я цедил мутноватую
правду баллад,
Не пьянея, глоток за глотком,
И кошмары кровавых
пиров и услад
Царапали горло песком.
Я творил ворожбу,
я кричал в зеркала,
Я играл на запретных полях.
Меня дикая полночь
у врат стерегла,
Обещая изысканный страх.
Я молчал, я платил,
я седел от тоски,
Я срывался с надежд, как со скал.
Видел штили, пожары, смешки и клинки,
Но не нашел, что искал.
Пустые комнаты, пустые галактики.
Я бреду, опираясь на посох из птичьего когтя.
Ни слова, ни зова.
Четыре потерянных солнца
Играют в пыли беспризорного пустыря...
Я - шаткая тень. Под ногтями моими - звезды,
Слезы мои ядовиты, как ртуть,
Серебристы, как дождь
Из Магелланова облака.
Я бреду, и следы, как водой,
Наполняются чистым безмолвием,
И, словно решетки на окнах, смертельны
Клейма пустых перекрестков.
