Утром в небо

...Черные облака были совсем рядом, чуть выше, так близко. Ему не хотелось оставаться здесь слишком долго и каждая минута, которая еще, накатывалась на него звенящей тошнотой. Так ли важно, зачем он был здесь - ведь все и так было сразу понятно...
    В небе сентябрь, холодно. Ветер бросал в лицо не успевшие еще пожелтеть листья и они словно что-то шептали ему... Пытались... Солнце уже клонилось к закату... а это что за странные дети, они словно живут здесь... На аллее, где была нужная ему могила, было пусто. Он машинально читал имена, даты... Год один и тот же. При чем тут, какой именно, но это было давно.
    Он пытался вспомнить, подошел к могиле и уронил свой букет. Совершенно случайно. Он почувствовал, что плачет и не хочет остановиться. Все произошло так внезапно, он ничего не успел понять... Боги, что это со мной... Скорее надо идти отсюда, что за сентиментальные приступы.
    Ясно было, что уходить сразу невозможно и он сел на деревянную могильную скамейку. Пальцы впились в дерево, боль на боль, только не плачь, зачем... Ты ведь знаешь, это бессмысленно.
    Конечно.
    Надо посидеть минут пятнадцать и назад. Только не бегом и только не разрыдаться... тише. Он не понимал, почему перестал контролировать себя - он ведь никогда не плакал с детства. Поднял глаза к соснам, глубоко вдохнул, вроде отпустило. Теперь было просто грустно. И никак, только вдруг воспоминания ожили яркими, цветными, он увидел события тех лет с небывалой ясностью, отчего стало так больно, что он просто закусил губы.
    Как волны прибоя. Он чувствовал, что за волной слез, нежной и безжалостной болью - всегда штиль, но каждая следующая волна мощнее. Он испугался и пошел куда глаза глядят, сквозь могильные ряды, в дальний древний угол и так порядком заброшенного кладбища.
    Здесь было совсем пустынно, чувствовалось, что никто не приходит к этим могилам. Ни цветов, ни стаканов с водкой - серые плиты серая пыль. И только забвение на всем.
    Он шел не разбирая дороги, пока не дошел до стены. Перелезть было невозможно и приходилось искать дорогу назад - но только не мимо... Любым другим путем, только не мимо. А уже почти семь и начинает темнеть... И давно уже пора быть в Москве, и сердце болит.
    Воздух... воздух такой необычный сегодня, запах чего-то необыкновенно волнующего, отчего постоянно хочется плакать. А может, это просто кажется, обычный озон чуть выше нормы... И лесом пахнет...
    Он закурил и мерными шагами пошел вдоль забора до ближайшей аллеи. А ее все не было, не было и через пять минут. Он понял, что заблудился и не может даже представить себе, в какой стороне искать выход и как скоро его можно найти. С одной стороны странно - где посетители, вокруг только камни и птицы, и, если идти, надо выйти на аллею перпендикуляром. Если идти... Но он шел и никуда не вышел. Для упрямства он продолжал идти еще минут пять, не надеясь найти дорогу.
    Он ее и не нашел. Тогда он прислушался, куда зовет его сердце и направился совсем в неожиданную сторону, наискосок. Только успел подумать, что и побежал он тогда инстинктивно в ту же сторону - чуть налево и вперед.
    В его пачке было еще несколько сигарет. В его голове было еще несколько мыслей. Все ни о чем, воспоминания с запахом сентября и облаков. Клубника со льдом, ветер с неба. Ветер всегда с неба... Значит, там пахнет так же... Наверно...
    Он вышел на аллею без всякого удивления и пошел к выходу. По расчетам выходило, что идти надо минут двадцать, не меньше.
    И что это за странный белый камень... ангел будто падающий в небо... или с неба... И тень у него...
    Он увидел одинокий женский силуэт в тени безумных деревьев. Она была в черном и оттого казалась незаметной на фоне падающей с неба темноты. Девушка сидела на скамейке у белого ангела, необычно наклонив голову. Казалось, она находится на самом святом месте - он и в самых ярких местах никогда не видел таких красивых созданий и думал, что они бывают только во снах. Он даже не смотрел на нее, она осталась где-то позади, а все равно ощущал себя взорванным...
    Но увидеть такую леди на старом московском кладбище было выше всех фантазий. Это невозможно, он отверг саму безумную идею, но сразу понял, что ничего не может с собой поделать. Он обернулся назад и тихо сел на первую попавшуюся скамейку, не упуская ее из виду.
    Леди была одна, теперь это было совсем очевидно. Видимо, она принесла тот букет черных цветов на могилу родственников, скорее всего далеких, ведь надгробие казалось таким старым.
    Боги, но как же она невыносимо прекрасна... Нет, нет смысла даже подходить ближе, только смотреть на нее издалека, дико, неприлично, в таком месте, в такой день, да, да!!!
    Но он ничего не мог с собой поделать. Он просто смотрел на нее. Час или полтора...
    Она словно и не собиралась уходить. И темнота окружила ее, но ближе чем на метр не подошла. И леди сидела словно в пятне свежего небесного света, как на острове. Конечно, это не чудо, просто кроны деревьев расступались как-раз над ее скамейкой и света сюда попадало чуть больше, но ощущение чуда было неостановимо.
    Она ушла внезапно и неслышно, опустилась и дотронулась до камня, а потом быстрыми шагами пошла назад, неся букет черных роз в руке. Отойдя шагов на двенадцать, она не оборачиваясь кинула их в небо и цветы полетели в стороны как осколки разбитой любви. Во всем, что она делала, в каждом ее движении присутствовало ощущение такой тайны, такой трагедии, такой непохожести на все, что было до и после будет... Ему стало страшно, он шел параллельной дорожкой, навстречу уже начали попадаться люди, выход был близко, а он не знал, что делать, он мог только идти за ней, рядом с ней. Но приблизиться к ней он не мог - так же неизбежно и таинственно.
    Странный наряд - теперь он видел его ближе. Небрежная накидка, из-под которой распущены светлые волосы, голубые глаза, смотрящие мимо, не грустные, не веселые, неземные... Алая лента на правом запястьи, и сама она - не бледная, но ясная, заоблачная... Так же она могла быть одета в любой стране и в любое время, хотя и смотрелась бы немного странно. Как в театре...
    Девушка уходила очень необычно, он заметил это только потом, когда второй или третий раз оказался возле одной и той же развилки, странно, но ему казалось, что второй раз он вышел сюда с противоположной стороны. Впрочем, он все равно видел только ее и все остальное уплыло.
    Но она вышла за ворота. У тротуара стояла машина, черная, дорогая и с затемненными стеклами. Кто-то открыл ей дверь, кто-то усадил ее рядом с собой...
    А он подошел к самой машине и тут сообразил, что это уже совсем неприлично. Машина резко тронулась и уехала, быстро, нелепо и неотвратимо.
    Вот, впрочем, и все. Странное гуляние (уже девять!!) кончилось тем, чем не могло не кончиться. И зачем ты шел за ней... впрочем, иногда бывает так таинственно и неизбежно впустить видение в свою жизнь.
    Он шел назад. Зачем?.. неясно, и так до тех пор, пока он не вернулся к странному камню, выстрелившему в его воображение. Он подошел ближе...
    А вот здесь стояла она. Еще только минут пятнадцать назад. В воздухе пахло ее духами и ветер был с той стороны, куда она ушла.
    Навсегда. Но почему? Ведь если она была здесь, она, верно, вернется, надо только запомнить день и тогда есть шанс, есть шанс, что она была здесь не случайно именно сегодня. Быть может, она приехала на кладбище на годовщину... Тогда можно увидеть ее еще...
    Ангел (или белый призрак с женским лицом) обнимал обеими руками луну, упал в небо, упал в небо... Откуда ему был знаком этот сюжет? Архонт Эйнайя улетает, чтобы встретить Алую Азантэ и, поднявшись над землей, теряет ее из виду и не может понять, где собственно небо а где земля. В ужасе он рвется в разные стороны, как ребенок заблудившийся в лесу. Он понимает, что заблудился совсем и никогда уже... И тут он чувствует что словно водоворот увлекает его куда-то вбок и он не в силах совладать с ним. Он догадывается, что падает без сил на землю, но падение его прекраснее полета. Словно морская волна поднимает его и нимфа целует в безжизненные губы, чтобы никогда никогда никогда не уйти из его снов - доля мгновения, и он падает, расставив руки. На землю? Нет... Луна, луна в его сердце. Так падают в небо...
    Это был взлет или падение? Никто не знает.
    Наутро его находят, он ни жив, ни мертв, словно во сне, словно там все еще... Утро настанет через несколько мгновений и робкие проблески рассвета озаряют его лицо. Но кто это?...
    И тогда братья видят, что это совсем не он, а неведанная фея, что летела к нему с той стороны. А он... он улетел туда и им его никогда не найти.
    Лунная нимфа умирает через несколько минут, так и не придя в себя, потому что воздух планеты отравлен. Те, кто живут здесь, привыкли, а она не может дышать им.
    Легенда была ему хорошо знакома, но все же он удивился, увидев такой неожиданный памятник на московском кладбище. Ни даты, ни имени не было на нем - только те самые слова

    НЕБО ЭТО ПУСТЫНЯ

    и облака вокруг...

    Дмитрий посмотрел по сторонам. Никого... Не беда, здесь можно сообразить. Образ девушки преследовал его со всех сторон - куда он не смотрел, за каждым деревом он видел ее, и только. Какая связь между ней и этим камнем? Что она делала здесь... Единственно, что все это подтверждало, так это ее особую, ни с чем несравнимую таинственность.
    Если пройти по аллее дальше, можно выйти к старой беседке, там должен быть старый смотритель. Он и был там, одинокий, бессмертный и бесстрастный. Таким, наверное, и должен быть кладбищенский сторож.

- Простите, уважаемый, - начал Дмитрий, - вы не могли бы поведать мне тайны здешних тайн?

Лицо сторожа теперь выражало радость обретения бытия. Старик словно очнулся от многолетней летаргии и встал.

- Буду польщен, - а он, оказывается, мог выражаться столь же витиевато без особенных проблем.

- Не примите меня за одного из маниакальных кладбищенских гуляк, я вполне нормален, во всяком случае до недавнего времени был таким... но здешние тайны кажутся мне дороже многих радостей по ту сторону ограды...

Сторож задумчиво посмотрел ему в лицо и протянул яблоко.

- Здесь разные ходят, - только и сказал он.

- Ненормальность, - добавил он спустя некоторое время с выражением, - тоже разная бывает. А я психов много повидал, поэтому и здесь сижу. Вот скажите, к примеру, что в мире реально, а что - сон? Сюда ходит один сумасшедший профессор, он говорит, что все нереально.

- Фигня, - возразил Дмитрий на такую высокоинтеллектуальную сентенцию, - все реально, что способно волновать. И пока... Но все же, расскажите мне, пожалуйста, об этом месте, где грезят вечерами одинокие темные романтики. О странном месте...

- Почему странном... - только и сказал привратник.

Дмитрий улыбнулся своему неожиданному собеседнику. Кладбище показалось ему сумасшедшим домом для безнадежных, расположенном на открытом воздухе.

- Дай закурить, - произнес вдруг старик совершенно обыкновенным голосом уже без тени всяких претензий. Дмитрий зажег ему сигарету и закурил сам. Сторож посмотрел по сторонам, словно собирался сказать что-то важное...

- Здесь ничего особенно интересного нет, не Новодевичье, и страшных историй рассказать не могу, здесь не случаются, тихо все, аще спокойно.

- Ужели ничего нет смущающего покой обыденности? - язвительно спросил Дмитрий. Его словно несло. Глаза сторожа светились в полной темноте как две зажигалки.

- Отчего же... - сказали глаза (остальное было скрыто в темноте), - там есть памятник Ане Миланевской.

Его словно ударило молнией, как никогда раньше... Склонность шутить покинула его сердце и то затаилось мучительным ожиданием. Он сразу понял, кто такая Аня Миланевская. Та девушка приходила именно к ней...

Сторож курил в темноте и молчал. Молчал и Дмитрий, он ждал. Ему было чего ждать...

- Ей всего девятнадцать-то и было, - сказал сторож и Дмитрий понял, что тот знает ВС¬.

- Посмотри вон туда, - сказал привратник, равнодушно глядя ему прямо в лицо, - третья аллея, чуть в отдалении, там камень стоит. Такой белый... С ероглифами.

- Это не иероглифы, - отозвался Дмитрий, - это письмена Эрайяны...

- Один хрен, - рассудил старик, - по мне это все одно. Два года назад ее хоронили - страшно было смотреть. Такого тут отродясь не бывало - столько народа, и все какие-то чудные. Они так плакали... Потом два чудака сюда приходили, каждую ночь, будто лунатики. Я одного раз спросил - чего ты тут сидишь да сидишь - а он как посмотрит на меня, я так и обмер. Правда... Так они сюда и ходили с полгода, а потом пришла эта странная барышня, ну, в черном вся, и что-то им сказала. Так они и перестали сюда ходить.

Только однажды пришли, и тогда было полнолуние... глаза у них совсем как у волков - ну того гляди сейчас завоют... Я заперся в домике, смотрю в окошко, а они все ходят, ходят, ходят... Потом один стучит ко мне в дверь железным посохом и голосом глухим говорит - ?дай фонарь¦. Зажгли в нем керосинку и пошли вглубь, я за ними - так, вроде, надо было. Они пошли к белому камню, я смотрю - а на нем пятно алое светится. Слабое такое... Один на колени упал и поцеловал надгробие. Другой стоит у дерева, белый весь, еле держится. Потом первый достает нож и режет себе руку, раз - и кровь! Тут я думаю - дело плохо, а он взял и чего-то написал кровью на решетке забора и руку потом перевязал. Так они и ушли, а утром не было ни света алого, ни надписи на решетке. Только след от крови. А потом сюда однажды приходили они все - и те двое тоже, только стояли в стороне. Год, наверно, прошел... По краям - какие-то террористы в черном, охрана их, все в стороны и разбежались. А эти опустились на колени перед могилой и все молчат. Я смотрю на их главного - странный такой тип. У него слезы ручьями текут. Потом он рукой махнул, они все стали букеты в небо кидать. Черные розы... И ушли без слов. Страшно было ужасно. От них такой мрак исходил - посмотришь и чувствуешь, что замерзаешь от одного взгляда. Антихристы явно... Потом еще несколько раз приходили, но уже не так много. Я стал нож с собой носить, но они вроде тихие. Ну вот и все, наверно...

- А кто она была? - Дмитрий нервно передернулся от этого разговора.

- Да кто знает... Я знаю ее имя по ведомостям, да и один из них тогда все повторял... Это неправильная могила, самоубийская... Или еще какая нехорошая. Я им тогда говорю - поставьте крест, а они двое так смотрят на меня - ой!.. Нет, говорят, нам не надо. Ну мое дело сторона, а все одно - нехорошо.

- А кто эта девушка, которая приходила сюда с ними?

- Я ее каждый раз здесь видел (сердце Дмитрия забилось быстрее и быстрее), она всегда справа от главного стояла - и такая печальная. По-моему, очень красивая...

- Да... - прошептал Дмитрий.

- Но кто она, я не знаю. Они, кажется, сами ее боятся. Тогда она им сказала не ходить - и они перестали. Но не дай вам Бог их увидеть - сердце стынет!

Было уже совсем поздно, где-то девять или больше... В небе совсем темно... И куда ты поедешь так поздно?..

- Можно, я останусь у вас? - спроил Дмитрий.

- Делай что хочешь, - ответил привратник и пошел к своей беседке пить чай.

Дмитрий направился к белому камню. Было темно, но он помнил, как пройти и не удивился, когда оказался совсем рядом. Он чувствовал, что не может подойти и уйти тоже... Тогда он опустился на землю и почувствовал под рукой что-то невиданно чистое, слабое, как туман. В руке его оказался платок, каковой барышни обычно носят поверх плаща, такой обыкновенный, но это был ее запах... Словно и не было ничего и все было, он ощутил, что она рядом, так рядом, рядом, рядом, рядом... Ведь это ее платок, чей же еще... И как я не заметил его раньше?

Дмитрий пошел обратно и какие-то тени словно шли рядом с ним, чуть впереди него. А вон и беседка сторожа, там свет горит. Старик стоял на крыльце и нервно всматривался в темноту.

- Куда ты исчез, я тебе кричу, а тебя нет! - сказал он.

- Я походил немного, - ответил гость тихо.

- Совсем псих, - пробормотал сторож, - нашел где гулять. Пойдем со мной, вот у меня фонарь есть, мне надо обход сделать, а потом - отбой и спать.

- Это можно, - согласился молодой человек.

Они пошли вдоль могил, но на этот раз в другую сторону, вдоль забора, к выходу и потом обратно. И ничего неожиданного...

- Все равно надо ходить, - сказал привратник, - работа у меня такая. Каждую вторую ночь.

Дмитрий молчал. Что скажешь ему? Впрочем...

- А где можно узнать про Аню Миланевскую? -спросил он и в ночном воздухе словно что-то изменилось. И тени вроде приблизились...

- Зачем? - спросил сторож резко.

- Странный камень... Я ведь занимался мифологией и что-то знаю про такие. В нем - тайна, огромная тайна. В Эрайяне такие камни ставили только на королевские гробницы...

- А она ведь и была принцессой, - сказал старик загадочно.

- Ведь вы знаете больше! - воскликнул тогда Дмитрий, - Вы знаете! Прошу вас, расскажите мне!

- Мало ли кто чего знает, - сказал тот совсем уже чужим глухим голосом.

- Скажи, - раздался в ночи дикий шепот и Дмитрий не сразу понял, что это его голос.

- А ты чай не из ихних будешь? - старик встал и направил ему в лицо свет.

- Зачем мне тогда спрашивать?

- Или противник какой.

- Тоже нелогично. Я бы тогда все знал и без вас.

- Тогда фиг тебе. Понял? - голос сторожа стал откровенно злым.

- Мне надо это знать, - получилось жалобно и неубедительно.

Старик резко дернул рукой и Дмитрий подумал, что он хочет достать нож. Но ему не было страшно и привратник видимо это почувствовал.

- Мне нечего сказать тебе, - произнес он.

И тут лицо его изменилось. Неведомое чувство, похожее на ужас, осветило его на мгновение и ели вокруг зловеще зашумели.

- Беги! - крикнул привратник, - это они! Они...

Он уже бежал куда-то к выходу, на ходу повернул в противоположную сторону и скрылся за деревьями. А из ближайшей аллеи вышли двое странников, одетых в черное. Они шли прямо на Дмитрия, но бежать ему не хотелось. Они ведь должны все знать, они были с ней и не раз... Он стоял посреди аллеи и ждал, а они все шли ему навстречу и молчали. Глаза такие необычные, похоже, они и вправду лунатики какие-нибудь.

Вот ближе. Он сделал шаг навстречу, но лица их не изменились. Они прошли мимо него быстрыми шагами - один справа, другой слева, даже не посмотрев. Дмитрий обернулся - они уходили... Говорить что-то было глупо, но он не ощущал враждебности, и потому пошел за ними следом.

Двое прошли под склонившимися липами в направлении все той же аллеи. Они молчали. Дмитрий шел едва поодаль, но так, чтобы не потерять их из виду. А они даже не обернулись ни разу...

А там, где был кран сырой воды, они резко остановились. Один из них открыл воду, другой впервые обернулся и посмотрел настойчивому гостю прямо в лицо.

- Подойди, - тихо сказал он.

Дмитрий не удивился, увидев в его руках навороченный черный пистолет с глушителем, как в кино. Впрочем, зачем здесь ночью глушитель...

- Зачем ты здесь?

- Я сам не знаю, - искренне ответил он.

- Почему ты не убежал от нас?

- Куда? - Дмитрий сел на придорожный камень. Двое теперь смотрели на него и плащи их черные качались на слабом ночном ветру, как крылья.

- Спрашивай, что хочешь, - внезапно сказал тот, кто все время молчал, - спрашивай и уходи...

- Я не любопытен, - сказал Дмитрий, - но что-то не отпускает меня отсюда. Скажите, что за история связывает вас с этим местом?

- Ты видел это? - черный странник показал на камень.

- Да...

- И ты хотел знать, кто была Аня Миланевская?

- Да...

- Аня Миланевская была той, ради которой Господь создал этот мир. Каждый цветок в округе, каждый опавший лист рядом с ней был влюблен в нее и болен. Они знали - она здесь и не просто... То, что она была здесь, единственный смысл вселенной. И я любил ее, как даже не мог себе представить. Даже не ее, а пыль под ее ногами, свет ее окон, двери ее подъезда. Но вот я здесь - а она там. Кажется, что мое сердце мертво - уже два года - но я все равно вижу только ее.

Второй черный странник сделал жест рукой, означающий молчание и обратился к Дмитрию:

- Он сказал то, о чем ты спросил. Теперь иди...

- А Эрайяна и легенда о Падающем в небо? - начал было Дмитрий, но те повторили жест молчания и быстрыми шагами пошли по аллее. Он не посмел идти за ними следом...

Дмитрий проснулся оттого, что наступило утро. Рассвет поцеловал его и вокруг запахло распускающимися цветами, ясным небом - сегодня будет тепло. Он сидел на кладбищенской скамейке и как в тумане видел все бессвязные события вчерашнего дня. Словно и не было ничего с ним, все ощущалось по-новому, не так, как всегда, не так, как раньше. А вокруг было так свежо и прекрасно - и верно, весна пришла.

Мимо него прошли первые посетители - степенные и безразличные. Бабки понесли цветы, двое странных субъектов, жаждущих опохмелиться - на вид им было лет по сто каждому - проковыляли от главного входа к дальним углам. Боги, неужели это и вправду было? И Она, и старый привратник, и двое в черном в час полночи... И все эти нездешние истории, как-будто из древних книг? Если да, подумал Дмитрий, то как я умудрился дойти сюда? Или я тоже теперь лунатик... Что же, очень возможно.

Он вспомнил, что не ел со вчерашнего дня, только яблоко (это он хорошо помнил), да и вообще место, где он находился, не вызывало в нем чувства здорового аппетита. Скорее, стоило поехать в Москву ближайшим автобусом или даже на попутной машине и зайти там в какое-нибудь кафе. А еще можно забрести на завтрак к Жене Григорьеву и его молодой супруге - кстати, эта идея получше.

Дмитрий шел к выходу, курил и не узнавал места. Вечером и ночью все вокруг казалось громадным лесом, неожиданным и полным теней, теперь перед ним предстало заурядное советское кладбище, ничего особенного. Только Та могила... Он понял, что должен еще раз вернуться к ней.

Он впервые обратил внимание на странное соседство с белым камнем совершенно обыкновенных памятников - и в то же время они стояли на заметном отдалении, освобождая остров вокруг. А у самого камня была только одна плита, явно античного происхождения. Античного - значит никак не менее ста лет. И надпись стерта давно...

И тогда он понял, что тревожило его во всем окружающем - здесь на неслышных частотах звенели струны настоящей трагической любви. Этот тип в черном - странный конечно, но все же он настоящий Маджнун, или как его там еще... Дмитрий никогда не сталкивался с такими яркими чувствами в повседневности. Сойти с ума от такой красоты - это стильно, по меньшей мере. Пережить такое и остаться нормальным - невозможно... но и ненужно.

Белый камень был забросан цветами. Подойти ближе было невозможно и Дмитрий опустился на скамейку, на которой еще только вчера сидела она...

Ему пришлось пройти еще несколько минут, прежде чем он оказался перед беседкой сторожа. На дверь был навешен пыльный амбарный замок а около суетливо поднимала помелом пыль, имитируя уборку, некая натуральная баба-яга.

- Простите, а привратник бывает только ночью? - обратился он к ней.

Баба-яга посмотрела на него изумленно, как зверь на охоте.

- ЧT? - только и спросила она. Говорить ей, судя по всему, давно не приходилось.

- Дедушка такой, кладбище охраняет. Ночью.

- От кого?

Старуха либо старательно имитировала умственно контуженную, либо таковою в действительности являлась.

- Я жажду увидеть привратника, - терпеливо пояснил Дмитрий.

- Вам кого, молодой человек? - остановился проходивший мимо деловой господин при галстуке.

- Ночного сторожа, - машинально повторил Дмитрий.

- Я не знаю, зачем он вам нужен. Но знаете, у нас никогда не было сторожа, - ответил тот, - он нам, знаете ли, по штату не полагается.

- Вот в этой беседке живет, - пробормотал Дмитрий.

- Чисто по случайному стечению обстоятельств со мной ключи от мастерской, - сказал деловой человек, - и я могу предложить вам немедленно убедиться в собственной неправоте.

Он поднялся по лестнице и с видимым усилием отпер дверь. Внутри было сыро и пыльно, и видно, что по меньшей мере месяц здесь никто не показывался, и тем более не пил чай.

- Может, другая беседка, - рассеянно пробормотал Дмитрий.

- А другой нет, - ответил деловой, - если уж вам это так важно, могу продемонстрировать штатное расписание. Должность сторожа там отсутствует.

- Я верю вам, - сказал Дмитрий, изумленный последними новостями едва ли не больше, чем всеми событиями вчерашнего дня.

- А вы, собственно, кто? - перешел в наступление деловой, воспользовавшись его замешательством.

- Журналист, - нагло ответил Дмитрий, прежде чем успел что-нибудь сообразить.

- Замечательно! - воскликнул деловой, - прошу вас следовать за мной. Интересная тема, модная... да, модная сегодня, но жизненная, простите за некий абсурд моих слов - жизненная.

- Я не знаю, - отвечал Дмитрий, - я здесь не по поводу интервью или чего еще... Я здесь - просто так.

- Но от чая вы ведь не откажетесь? - пристально посмотрел на него деловой.

- От чая я не откажусь.

- Чудесно! - совершенно искренне, казалось бы, воскликнул тот, кто по всей вероятности, был здесь директором.

- Я здесь директором работаю, - пояснил он немедленно, увлекая за собой своего гостя, - и так бываю рад необыкновенному счастью поговорить с образованным человеком... Знаете ведь, э... простите...

- Дмитрий Андреевич.

- Дмитрий Андреевич! Так мало образованных людей - вокруг только стыд и срам и какие-то ублюдки, прости Господи. А жизнь скучна - до трагедии обыденна ведь жизнь! И только при виде смерти обретают многие в сердце своем цельность бытия, и, кто знает, быть может они и правы...

Начальник притащил Дмитрия к маленькому домику у самого входа, провел в кабинет и усадил под непонятно что означающим здесь портретом Менделеева, взяв на себя обязанности готовить чай.

- Вы что кончали, Дмитрий Андреевич? - прервал он молчание спустя пару минут.

- Ничего, простите.

- Отчего же ?простите¦? Хотя и странно - мне лично странно, а молодежь нынешнюю я не понимаю. Зовут меня Аполлон Зайцев, и я философский закончил. А вот здесь обретаюсь, неся епитимью обыденности - мерзейшую из всех возможных, надо заметить.

- Зачем? - Дмитрий искренне удивился.

- Знаете ли, - Аполлон Зайцев призадумался ненадолго, - было время, мне весь мир казался стартовой площадкой. Я в шестьдесят пятом Хайдеггера переводил - он запрещенный был тогда. На филфак поступил - думал новое слово в философии сказать. Книжку писал в стиле Ницше - тогда, правда, думал по наивности своей, что лучше... Потом понял, что все это дерьмо собачье и крещенье принял. Но искренне впал в самоуничижение паче гордости, странствовать отправился да образумили меня монахи от ерунды позорной. И рад был бросить ереси и преобразиться в скромного совслужащего, амбициям своим недостойным достойный найдя выход. Ведь тема философии - отношение к смерти. Здесь я к ней ближе всех живущих. И в то же время особенен не я, вовсе нет, но призвание мое, весьма непопулярное, но нужное дело - хоронить покойников. Вот что я вам скажу.

- В этом есть резон, - отпив чая, ответил ему Дмитрий, - но я не вижу в ваших словах обретения выхода.

- Куда еще?! - вопросил Аполлон так громко, что посуда не по-доброму зазвенела, - искать выход здесь бессмысленно. Смерть - выход, жизнь - только мечтания, добавлю - пустые мечтания. Для многих это боль...

- Это же оправдание самоубийства.

- В философском смысле - да. Но никак не в этическом. Самоубийство, несомненно, простейший выход, но и смертный грех. Попал сюда - не просто убегай, а попытайся победить этот мир. Потом, это ведь так просто...

- Так вы написали книгу в стиле Ницше?

- Сжег. Зря конечно, не потому что книга хорошая, нет. Но смеха ради можно было оставить. Вот вам бы сейчас показал... - Аполлон скосил на гостя пристальный взгляд, словно пытаясь о чем-то спросить.

- Я этим не увлекался никогда, - произнес Дмитрий, - По мне ближе тайны древностей, а не героическое изобретание велосипедов. Боюсь, то, что для вас тогда было гениальным, мне сегодня - просто смешно.

- Чем вы занимались? - живо спросил Аполлон, пропустив мимо то, что могло показаться упреком...

- Греция, Ирландия. ?Неведомые боги¦. Я изучал басков и езидов, немного индейцев Айдахо. Всего понемногу.

- И это для вас вполне современно?

- Во всяком случае - не книжно. Мне повстречались на пути замечательные люди, многие из которых действительно практиковали волшебство и магию. Это именно то, чего я искал...

- Странно... - сказал Аполлон, - сколько живу, не встречал ни одного человека, которого волновали бы мифы. Этакая антитеза литературе...

- Почему же, - Дмитрий начал делать вид, что устал, - фэнтэзи, например, это литературная подделка под миф. Что насчет ?волновать¦... знаете, что означало на языке Эрайяны egensan eyy eloria bre deela ele?

- ?Небо - это пустыня¦. Такое заклинание...

- А знаете, где я видел вчера эти самые слова, которым, как говорят, семнадцать тысяч лет?

- Вы видели тот памятник? - Аполлон изменился в лице, - простите, но эта история мне неприятна, потому я и замолчал...

- Что же вас так смутило? - удивился Дмитрий.

- А вы слышали, в чем дело?

- Почти нет.

- Так слушайте. Здесь есть множество легенд об этом семействе, они в России где-то с восемнадцатого века, но происхождения, видимо, польского или вообще непонятно какого. Доподлинно известно только, что они приехали в Петербург со стороны Варшавы. Там следы теряются...

Фамильный склеп их находился в Петербурге, именно он-то и привлек внимание к роду. Чисто случайно - однажды оказалось, что не соблюдены были какие-то церковные правила погребения. Дальше - больше, и когда этим занялись, то выяснили, что не какие-то, а никакие правила вообще не соблюдались. Ни одного... Тогда уже всплыли легенды об их родстве с алеманской династией непризнанных королей, исповедовали они не наши ритуалы и поклонялись Асмодеям бесовским... Фу, прости Господи!

Это мрачная история, молодой человек! Одно дело, когда говоришь о таких вещах отстраненно, совсем другое... В четырнадцатом году склеп решили уничтожить и он начал испускать по ночам какое-то фиолетово-синее сияние, такое мощное, что никто не осмеливался подойти ближе, не сойдя с ума. А те, кто решился, так и не вернулись в сознание. Однажды днем свечение прекратилось и склеп решили вскрыть. Но там ничего не обнаружили - совсем ничего, совсем.

Через несколько дней сторожа донесли полицейскому управлению о странных людях в черном, которые справляли неведомые ритуалы на том самом петербургском кладбище. Рядом с их склепом... Поймать тех не удалось, только надписи эти странные на стенах и знаки. Надпись - ту самую, что вы мне назвали...

После революции род оказался в Эстонии, потом - в Германии, а дальше уже неизвестно где. Потом тут всякая перестройка случилась и наследники вернулись. Впрочем, оказывается, уезжали далеко не все - здесь оставались многие родственники и, самое главное, масса откровенных маньяков, которые чертили на стенах домов все те же знаки, проводили ритуалы, пели какие-то неземные песнопения и тому подобное. Вы не слышали, что они учинили однажды?.. Это год был наверное, восемьдесят седьмой. Был у них какой-то там праздник, собралось лбов двести и начали свое вытье на луну. Трудящиеся, не будь они дураки, позвали милицию, те и приехали. А черные - раз в стороны и как в стенах расстаяли. Поймали только четверых. Те молчат - ни слова не вытянешь. Потом один из них как говорит, мол, вы теперь прокляты. Майор милицейский ему только засмеялся в ответ, а утром рано умер от разрыва сердца. Ночью был налет на отделение милиции - американский такой, со стрельбой. Их тогда всех товарищи освободили. И от преследования ушли профессионально. С тех пор они на глаза милиции не попадаются... А милиция им...

- А остальные? - спросил Дмитрий.

- Все, кто имел отношение к их задержанию, умерли в тот год. Зловещая история, но дело не в этом. Вы не слышали про Театр мистерии? Это фактически их крыша была, туда пол-Москвы заходило. Странный такой режиссер Глеб Михайлович Неглинцев, все, как вы, мечтал мифы реконструировать. Царствие ему небесное... Он пригласил эту молодую актрису, Аню Миланевскую, ?фею Азантэ¦, как они ее звали, играть у него в ?мистериях¦. И эти тоже начали ходить, потому что Аня была главной наследницей рода, хранившего их таинства и предания. Она ведь не умела творить никакие чудеса, хоть они в то и верили. Но от такого отношения она возомнила о себе невесть что - по каждому ее слову двести этих идиотов готовы были броситься в пропасть.

- Что же было дальше? - нарушил Дмитрий паузу, повисшую в воздухе. Аполлон, казалось, решительно отвлекся от своего рассказа и беспокойно смотрел по сторонам, затем в окно.

- Знаете, - добавил он приглушенно, - даже сейчас у меня на сердце необычное ощущение, что даже рассказывая об этом, я притягиваю их сюда...

Дмитрий вспомнил свой вчерашний разговор с ночными странниками и подумал, что ничего опасного в близости к ним нет. Ведь они действительно неагрессивны.

- Они очень агрессивны, - сказал резко Аполлон, как если бы слышал последние мысли своего гостя, - когда ее хоронили, их было очень много. Нацисты какие-то, сатанисты, все дикие, все в черном. Я собирался было сообщить в милицию, что у меня на объекте тысяча человек (представляете себе похороны - тысяча!) и почти все с цепями или другим холодным оружием. Они шли очень необычно, впереди - откровенная охрана, голодные волки. Глаза безумные... Они просто шли и оттесняли всех на своем пути. Дальше - главные их предводители и... ее отец. Безумно красивый мужчина, словно из раннего средневековья. Но когда я оказался рядом с ним, я ощущал себя очень неуютно. Они не подошли ко мне сами. Пришли два охранника, оба кстати в крестах, и говорят мне ?Иди сюда. С тобой хотят говорить.¦ Я было им говорю ?Кто?¦ и - ни с места. У советских ведь - особенная гордость. Тут один подходит, хватает меня за ухо и прямо вышвыривает на улицу. Я встаю с асфальта, весь в пыли (а тогда май был) - передо мной он сам. Не знаю, как его зовут. ?Если что-то случится с ее могилой, - говорит он мне, - я спрошу с тебя.¦ Я молча отошел а они все встали на колени и что-то залопотали на своем еретическом... Вестимо, мрак...

Ему хотелось остаться одному и было так тоскливо. Когда болит сердце, не хватает воздуха... А ведь просто он вспомнил ее, он вспомнил ее. Скоро уже двадцать четыре часа, как он в первый раз... Зачем? Раз та боль не ведет никуда...

Ему пришлось просто признаться любезному директору, что он чувствует себя плохо и выйти на воздух. Скоро он миновал ворота кладбища и на ближайшей попутке отправился в Москву, в Нескучный сад, где любил бродить, когда так сильно болело сердце. Любовь выстрелила в него отравленными очередями, он чувствовал их на себе всю ночь. А у него была только одна своя пуля - либо сопротивляться, либо в себя. То были простые слова ?ничего не было¦. Только сон... Болезнь...

И тогда раз за разом он доставал ее платок и последний его выстрел давал осечку. Нет, это было. Было...

Платок такой обыкновенный, и не специально ли оброненный, это ведь тоже тайна... Конечно, он любил ту девушку - странную, как весну. Как если бы его погрузили под воду и он почти было задохнулся, а потом резко - наверх и воздух, воздух... Он терял сознание и хватался за ветви деревьев, он понял, что ходит бессмысленными кругами и надо что-то делать, не то совсем можно сдвинуться...

Найти ее... Теперь это ведь достаточно просто, значит ночь на кладбище прошла не зря. Впрочем... неизвестно даже как ее зовут и каково ее отношение ко всем этим людям в черном. Она была одна на могиле Ани Миланевской. И сторож говорил, что она могла приказывать тем. Кстати, где теперь он сам - и кем он был - сном, кладбищенским сумасшедшим, их шпионом, кем-то еще? Предположить что-то одно было сложно.

Дмитрий позвонил своему другу Жене Григорьеву и забил стрелку на полшестого у одного из любимых кафе. Надо было идти на литературный вечер, вообще - заниматься своей работой, писать рецензии, но он чувствовал, что неспособен на это. Только одна тайна давала ему сил, а ведь он даже не знал, как ее зовут...

Только недавно прошел весенний дождь. Пахло озоном и цветами, и еще тем особенным и непонятным ароматом, который просыпается по весне в потайных углах старых московских улиц. Так прелестно... Он немного кружит голову, наваждение - и ощущаешь себя словно и не здесь... Так мираж касается слегка, незримый поцелуй, приглашает за собой и ведет к луне...

А вон в конце улицы в районе светофора появляется загадочный Женя Григорьев, художник и эзотерик, который всех читал и все знает, только что это ему дает, вот вопрос. Идет он медленно, словно с сомнением. В глазах вопрос, что за дела, ты куда пропадал, любезный, за тобой вроде не было привычки динамить порядочных людей...

- Прости, - громко сказал Дмитрий, чтобы тот услышал его с противоположной стороны улицы, - я не мог к тебе заехать вчера вечером. Я хотел, но не мог.

- Неужели посещал кого? Ты же вчера, по-моему, собирался на кладбище ехать.

- Я там и был. Только немного дольше, чем предполагал.

- Дольше - это всю ночь и еще почти весь день?

- Да... Там со мной приключилась очень необычная история, надо посоветоваться с человеком сведущим в делах оккультных.

- Ты и сам вроде не дурак, - только и сказал Григорьев.

- Мои познания бессистемны. Тут дело другое.

- Ну, пошли, - ответил Женя, открывая дверь кафе и пропуская Дмитрия вперед.

В кафе было немного народу, играла тихая музыка, иными словами - можно было спокойно и приватно пообщаться.

- Что ты знаешь о тайнах Эрайяны?

- Обожди, - ответствовал Григорьев, изучая меню, - два кофе, два эклера, два виски. Спасибо... Теперь говори, - обратился он уже к Дмитрию.

- Ты слышал.

- Дело давнее. Последние следы наследников Эрайяны в Европе теряются в четырнадцатом веке, в России же вообще никогда не отмечались. Так что возможны либо глубоко потаенные ордена, либо культурологические подделки глупых подростков. На последнее ты, судя по всему, наткнулся на кладбище... хотя кладбище странное место. Они же не некрофилы какие-нибудь.

- Кладбище здесь как таковое не при чем. Там просто есть одна могила, святая для них.

- Тогда ясно. И все равно - практически поверить в их присутствие здесь невозможно. Если они здесь - то давно. Если мы о них ничего не знали, значит они умело конспирируются. Так зачем же им сейчас выходить из подполья?

- Я видел, они действуют открыто. Их не замечают только потому, что люди глупы. Посмотри, - он достал платок, оброненный незнакомкой.

- Красивая вещь, - согласился Женя, - только при чем...

Внезапно глаза его расширились и он непроизвольно издал совсем непристойное ругательство, как то иногда бывает принято у эзотериков, когда они выражают свой особенный восторг по тому или иному поводу. А иногда и без всякого повода...

- Ты это видел? - буквально просвистел, а не прошептал он, показывая Дмитрию платок.

- Что именно?

Григорьев развернул то, что было у него в руках и показал рисунки на платке - на которые Дмитрий не обратил никакого внимания, приняв их за обычные узоры.

- Да тут столько их символов, что профессор свихнется, - восторгался Григорьев, - а расположение по сложнейшим канонам. Такое я мог ожидать увидеть только на манускрипте, которому тысячи лет. Как профессионально, блин... Я не знаю никого, кто мог так точно расположить письмена и соблюсти все перспективы и пропорции. Где ты это стащил?!

- Нашел у одной могилы. Только не проси даже - я тебе ее не покажу, это не место для научных исследований. Платок, говоришь, непростой?

- Да ему цены нет! Потом ты понимаешь, что это за материал?

- Шелк...

- Сам ты шелк! Это стоит тысячи долларов - только ткань. Вот балбес! А чье это, знаешь?

- В том-то все и дело... - Дмитрий попытался улыбнуться, - ты пойми, дело для меня совсем не праздное. Это как исследователю было бы мне тоже интересно, но тут дело личное. Я видел там юную леди, отныне овладевшую моим сердцем. Это ее платок. Я не знаком с ней, нет... только видел, даже - подсматривал. Но произошли еще некоторые события, я стал их невольным свидетелем и потому кое-что знаю о ней. Достаточно для того, чтобы ее найти.

- И передать случайно найденный платок? Прелестно. Переснять его на слайд хотя бы позволишь?

Дмитрий отрицательно покачал головой.

- Ну ты и жадный, - сказал Григорьев, - ладно, понимаю, большая любовь, сердечная страсть. Чем могу помочь?

- Эта девушка явно имеет отношение к этим людям, которые там собираются, чтобы отправлять очень странные ритуалы... я о них раньше что-то читал. Помнишь Братьев Эйнайи?

- А то! Чудесные люди! Вот с кем бы предпочел не встречаться ночью на московском кладбище!

- Почему? Чем они так всех пугают? Людоеды, кровопицы что ли?

- Дмитрий, мы с тобой знающие люди. То, что ты назвал, далеко не самое страшное. Не кажись наивнее, чем ты есть.

- Ну так что тогда?

- А о проклятии души ты слышал? Это посерьезнее чем смерть, намного посерьезнее. Они на что-то надеются, они связаны своим особым обетованием. Но на что надеяться тебе, зачем ты-то с ними будешь связываться?

Узнав подробности, Григорьев ненадолго задумался.

- Через моих знакомых диггеров я постараюсь устроить тебе связь с каким-нибудь человеком из Братьев Эйнайи. Но, разумеется, не с самым главным. И потом, это потребует времени.

- Сутки, - решительно сказал Дмитрий, - это максимум.

Григорьев посмотрел на него печальным взором.

- Тогда еще два кофе, - сказал он.

- Хотя, впрочем, ты действительно свихнулся, - добавил он минуту спустя.

Наступал вечер и они вышли на улицу немного погулять.

- Я, конечно, могу повезти тебя к Антону немедленно, - рассуждал Григорьев, - но он считает меня серьезным человеком. Серьезный человек не спешит. Это повлияет на его отношение.

- Пусть.

- Пусть! Он тебе откажет и посмотрит, как на обормота.

- А что, его диггеры такие солидные?

- Они сами по себе. Но мы-то с тобой должны иметь респектабельный вид. Не вздумай им рассказывать про свои любовные похождения на кладбище - это весьма дурной тон. Я скажу, что мы с тобой исследуем различные экстраординарные культы. Ни слова больше - и вообще, слушай, что говорю я.

- Женя, а может есть другой способ?

Григорьев закурил сигарету, выпуская дым в небо. Он молчал, видимо, обдумывая ответ. Дмитрий посмотрел по сторонам и ему показалось, что он не узнает город. Во-первых, весна за эти два дня изменила все вокруг неузнаваемо. А потом... что-то новое ощущалось в этом воздухе, запах дождя, майского поля, перевернутой жизни вопреки обыкновению - той, о которой он мечтал.

- Мои связи здесь вряд ли помогут, - произнес, наконец, Григорьев, - понимаешь, мои знакомые - это все равно люди слова, а не дела. Авантюристов не знаю - ты вот только такой один... Это страшное дело, причем даже по человеческим меркам страшное. Выйти на такой контакт - это обязательно означает заплатить. Я имею в виду не деньги. Ты готов к этому?

- Все что угодно...

- Ну вот. А мне-то зачем? Мне ты даже платочек не даешь сфотографировать... Ну ладно, есть и более интересные новости. Я вот сейчас книжку интересную пишу про индейцев... Обещают издать...

Антон казался с виду совсем обыкновенным хиппи и ничего не выдавало его ?подземной¦ ориентации. Дмитрий раньше представлял себе диггеров иначе: такие сосредоточенные, большие, с лопатами - в целом, похожие на шахтеров.

Жил он в уютной квартире в центре, где опять же ничего не говорило о не совсем типичных увлечениях ее обитателя. Обыкновенное, вполне тривиальное пространство его, было, однако, заполнено совершенно невозможными в обыкновенном квартирном ландшафте предметами. Будь то какие-то невообразимые камни или фотографии подземных пещер.

- Я ведь не только в Москве пробавляюсь, - вполне заурядно произнес он так, будто речь шла о развлечениях и приключениях. Позавчера с Киева вернулся - города не видел совсем, только по катакомбам мотался. Холодно... И ничего не нашли, пусто все и тоскливо.

- Говорят, у вас какие-то особенные отношения со спецслужбами? - начал было Дмитрий, но в то же мгновение поймал на себе изумленный взгляд г-на Григорьева. Тот быстро поправил его:

- Мой знакомый - очень необыкновенный человек. Я просто знаю, он живет в воображаемом мире, мало пересекающемся с нашим...

- Как и мы, - дружелюбно закончил Антон, - а со спецслужбами я лично дел не имею - тайны подземелий их сейчас не волнуют.

- Ну это тебе так кажется только, - отхлебнул чая Григорьев и пошел смотреть книги. Когда он скрылся в лабиринте комнат, хозяин начал проявлять некоторый интерес:

- А кто такие Братья Эйнайи? - спросил он у Дмитрия.

- Они древние, как мир, но в то же время почти неизвестны исследователям культов. Да и эзотерическим авторитетам тоже. Но я знаю, они есть в Москве - причем существуют вполне открыто. Но, понимаешь, для моей работы мне необходимо общаться с ними лично.

- Я что-то слышал о таких, - произнес Антон, - но они вне наших законов и мы с ними не пересекаемся. Однажды один из моих ребят рассказывал мне о людях в черном с красной лентой на обоих запястьях - прямо так, как ты говоришь. Но это были жуткие истории, хотя я-то многого повидал и мне все это мало интересно... Мы можем, конечно, по своим каналам найти их человека - учти, что пойдешь на встречу один и в то место, куда они тебе скажут. И помни : что-то не так - и их действия непредсказуемы...

- Вполне предсказуемы, - улыбнулся Дмитрий.

Он задумался, что сможет сказать, если такая встреча состоится. Пожалуй, его могут принять либо за провокатора, либо за идиота. Надо было придумать, чем лично он может быть полезен - и тогда, быть может, он вправе рассчитывать на ответный интерес.

Его же самого вряд ли что-то интересовало теперь в этом мире. Вся его огромность и сложность казались ему ничем. Условности, о которых они говорили, напоминали язык описания снов, чем он занимался раньше, когда-то... Он вспомнил ее и ему снова захотелось плакать, он не мог вынести столкновения с этим непонятным, волшебным, единственно настоящим чувством. И туман, туман вокруг... Голоса из тумана...

- Друг мой, не балдей раньше времени, - говорил Григорьев, - головой сдвинешься, точно тебе говорю.

- По фигу...

- Не знаю, какие-то странные у вас дела, господа. По-моему, вы и сами не больше моего понимаете, - заметил главный диггер.

- Почти так, - улыбнулся Дмитрий, - но это неважно.

Антон тем временем вышел в другую комнату, чтобы позвонить своим информаторам по телефону. А Дмитрий продолжал ощущать, что его уносит ветром наверх, над городом, в небо ее небо...

А ведь это уже было с тобой раньше, помнишь?

Я обнаружил, что ночью в Москве происходит совершенно таинственная жизнь. Это не пресыщение где-нибудь в найтклаб, и даже не романтика одинокого гуляния по ночной...

Нет, это совсем другое. Однажды я вышел на балкон - было около трех часов ночи. И было совсем тихо, словно... Словно так долго еще до рассвета. И вот в этой глубокой ночи раздались шаги. Так громко... Вернее, они бы обязательно затерялись в шуме дня, но сейчас только их и можно было услышать. Без сомнения, это была барышня ослепительной красоты, непонятно куда идущая в три часа ночи, когда даже ночные романтики начинают забывать о своем романтизме...

Я чувствовал, что она прекрасна. Я чувствовал ее дыхание - всего четыре этажа, я чувствовал всю болезненную волшебность ситуации - на меня накатило такое ощущение красоты, что я ничего не соображал. И тогда я понял - она идет ко мне, она мне нужна и именно ее я ждал... И понял еще, что не сдвинусь с места и не побегу за ней следом вниз по лестнице, а буду безвольно стоять на своем балконе с догорающей сигаретой и смотреть в ночь, туда, где секундой раньше скрылись ее шаги...

За открытым окном шумел ветер. Как на море...

...Эта боль в сердце - она настоящая. И жизнь только пародия на то, что могло бы случиться... и иногда это приходит во снах. Как музыка, неземная и красивая до боли... ах, мне так хорошо. И так плохо.

Я люблю тебя, шептали его губы беззвучно. Но это слова, просто так. Не верь мне, я и сам себе не верю. Кто я такой в конце концов? Страшнее всего, если все это окажется сном...

Он достал ее платок и расстелил на столе.

Вошел довольный Антон:

- Сейчас мы быстро-быстро собираемся и едем к моим знакомым. Одно условие - ты не спрашиваешь даже их имен. Тебе помогают, и довольствуйся этим.

- Лучше я сам с ними поговорю, - предложил Женя, - а этот одинокий романтик пусть отдыхает. Он уже и без того несколько минут на мои вопросы не отвечает.

- Нет, я поеду, - сказал Дмитрий рассеянно и нетвердыми шагами пошел одеваться.

Путь был неблизким и они добрались на окраину больше чем за час. На условленном месте их ждали трое странных человек, чей вид был сумрачен и невозмутим.

- Сразу скажу, - изрек главный из них, - что я вообще не рекомендую подобные встречи и заранее снимаю с себя всякую ответственность. Теперь внимательно вас слушаю.

Григорев изложил суть дела, добавив, что на встречу Дмитрий пойдет один. Главный покачал головой, явно выражая свое неодобрение всем этим играм, но разъяснил условия:

- Сейчас мы подъедем к одному из парков. Ты будешь говорить с их человеком. Про нас ему - ни слова, скажи только, что имеешь им что-то сказать но не можешь назвать людей, которые помогли тебе на них выйти.

- Можешь сказать, что знаешь Московского Волка - они с ним тусовались раньше, - добавил другой, и еще : никаких ваших глупых названий, ?братья¦ какие-то. Слышать не желаю. По-моему, они обычные маньяки типа нацистов и прочих ублюдков, все в игры играют. Не думай, что это всерьез, на самом деле все эти ритуалы для них самих совсем не важны. Но это клан, достаточно серьезный, чтобы с ним считаться.

- А чем они известны? - полюбопытствовал Григорьев.

- Ничем. Мы в их дела не вмешиваемся и вам не советуем. Но то, что с ними в парке порядком психов разных тусуется - это факт. Экстремистская тусовка, молодые бездельники. Но стреляют они профессионально, это да.

- И не только стреляют, - добавил третий незнакомец, до сих пор хранивший молчание.

- Ну да хватит об этом, - предложил Григорьев, - а то все стоим да словно триллер какой перессказываем. У нас еще три часа, я понял? Никто не против посетить ближайшее питейное заведение?

Возражавших не нашлось. Зато Дмитрий заметил, что хитрый Григорьев предпочел действовать не мытьем, так катаньем, избегая лобовых столкновений. Сняв напряжение, возникшее вначале, он разузнал массу необходимой информации. Оказывается, Братья вступили в конфликт буквально со всеми с кем только можно - от официальных до криминальных структур. Но в то же время заручиться их дружбой хотели многие. Непонятными были и многочисленные упоминания экстремистских политических организаций, то ли сотрудничавших с Братьями, то ли рассчитывающих на это. Дмитрий ощутил себя персонажем низкосортного детектива - и это было далеко не самое приятное ощущение. Уж лучше в дешевую мелодраму...

- Уже полдевятого, - прервал разговор главный незнакомец и одел перчатки. Все встали из-за стола и направились к выходу. И там, на потемневшей улице, и в качающейся машине, и от резкой скорости на незнакомых поворотах он ощутил, что просыпается, просыпается после долгого сна, которым может быть и была до сих пор вся его жизнь.

У входа в парк все четверо - и незнакомцы, и Григорьев - оставили его. Впереди была одинокая пустынная аллея, где нет ни фонаря и тьма... Неизвестно, ждал ли кто-нибудь его там, в темноте, а может и нет, а если да, то кто... и зачем...

Дмитрий не помнил, что они говорили ему - голоса тонули в гулкой и вязкой атмосфере. Когда все равно и ничего... Шаги звучали предрассветным шорохом, а еще только полночь... И в небе тихо и загадочно, они затаились и ждут, они смотрят, они видят...

Он прошел уже метров двадцать. Никого не было. Хотя аллея могла продолжаться еще на полкилометра - парк вокруг был пустынен и необозрим. Он твердо решил идти до конца, хотя начал терять из виду даже полосу гравия, по которой шел поначалу. У ворот еще можно было что-то видеть, здесь же было совсем темно.

Дмитрий включил зажигалку. Так и есть, тропа меняла направление и он было углубился в чащу.

Тогда он убыстрил шаги, стараясь не смотреть на дорогу, чтобы идти правильно. Непроизвольно достал он ее платок и прикоснулся к нему губами. Платок хранил еще слабый запах и оттого сердце его почувствовало прибой, как от наркотика.

И я буду идти дальше, там ты, быть может...

Ветки уже три раза хлестали его по лицу - местность была непроходимая. Аллея расстаяла, словно и не было ее - только исчезающая тропинка, вот и все.

Никого... Никто не пришел. Значит, тебе не увидеть ее. Будь спокоен... Чудеса происходят, но не каждый день, и тебе стоило быть подальше, не то ты сгоришь, сгоришь в огне этой болезни. Зачем тебе все это? Просто увидел на мгновение прекрасную принцессу из собственных слов - здесь, наяву. Словно наяву... А что на самом деле... какие-то братья, люди в черном, тайны, ритуалы. Зачем тебе это, ведь ты попал в чужой сон.

Да, пусть.

Но и жизнь тогда не имеет никакого смысла. Там, где была она, ее нет. Вот и все. Не плачь. Просто иди дальше, не возвращайся назад, Григорьев подождет и поймет, что все... Не надо искать... С той стороны парка шоссе, где можно броситься под ближайшую машину...

Это дождь или слезы? Это поцелуй тоски, свежесть полуночи, снова ветер с неба. Неба... Небо видело ее. Но небо тоже пустыня.

- Небо - это пустыня, - громко сказал он и ушел.

- И облака вокруг... - раздался голос в ночной тишине, тихий, как ветер, неслышный и неведанный, как песня звезды. И непохожий ни на что из того, что есть...

Ты ли это, любовь моя?

Ты ли это?..

Он резко обернулся и увидел среди деревьев две тени. Первая была ближе, так, что можно было видеть. Впрочем, даже за километр он бы узнал ее. Вторая была безлична и темна, но, когда обе приблизились, Дмитрий смог разглядеть во второй тени зловещего охранника в черном с перевязанными алыми лентами запястьями.

- Анна, - сказала девушка и посмотрела ему прямо в глаза. Она явно не узнавала его, и слава богу. Дмитрий не мог сказать ни слова, только поклонился в ответ...

- Принцесса, - молвил человек в черном, - он назвал наш пароль и после этого он нам либо друг, либо враг. Я хотел бы понять это как можно скорее...

В его руках щелкнул затвор.

- Подожди немного, - ответила она и обратилась к Дмитрию, - кто вы?

- Анна, я видел вас тогда, на кладбище...

- И что?

Он протянул ей платок.

- Идите за нами, - она обернулась и пошла в сторону. Он успел заметить, что одета она совсем не так, как тогда. Обычные джинсы и куртка, разве что не черные. И еще такие классные ботинки...

На поляне было человек двадцать. Девушка отошла в сторону и Дмитрий оказался лицом к лицу с явным предводителем.

- Откуда ты знаешь наш пароль, прохожий? - спросил тот.

Другой из братьев подошел и шепнул что-то предводителю. Дмитрий узнал в нем одного из двух странников, встреченных им прошлой ночью на кладбище.

- Можешь не говорить, - снова сказал предводитель, и, спустя паузу, спросил, - что ты там делал?

- Я был там по своим делам и случайно оказался рядом с той самой могилой. Там я видел вас, - он обернулся к девушке, - и нашел ваш платок. А после... после я не мог уйти, пораженный увиденным всем и этой тайной, что витает вокруг, ночью видел вас (он показал на ночного собеседника)... Я ведь раньше занимался историей и потому знаю, о чем говорит надпись на камне и даже могу прочесть ее на том языке, на котором она была написана. Но сейчас я сказал это, не зная про пароль, они просто совпали с моими мыслями...

- Он был там, элиэн. Я его помню, - сказал тот, в черном.

Дмитрий осмотрелся по сторонам. Чуть вдалеке был разведен костер, на земле было разложено нечто, напоминающее темно-красный плащ. И еще его удивило большое количество птиц, вьющихся в небе, так нежданно низко. Явно, они не боялись братьев... Казалось бы, ничего особенного, но он ощутил сильное энергетическое поле, подсказывающее, что и место, и все, происходящее здесь в данный миг - неслучайно и не вполне обычно. Мистерия?.. Быть может...

- Ты можешь остаться, - сказал главный после недолгого молчания. Братья расступились в стороны, пропуская его в центр. Он смутно запомнил то, что происходило потом, помнил только, что они пели песни на том языке... Так прошло несколько часов. Он ощутил, что поляна расширилась, потом исчезла и он оказался на берегу большого и неизвестного океана, где вода имела не вполне тот цвет и запах. И, казалось, разлетающиеся капли прибоя были ненамного, но легче тех, что бывают обычно на земле. Картина была необычайно яркая, но время от времени сквозь нее проступало темное очертание ночной поляны, как если бы это была кинопленка, на которой едва проступала прежняя незатертая запись.

Потом все вдруг резко кончилось и песни смолкли.

Он заметил, что вокруг - почти никого, только Анна и два охранника, явно приставленных к ней.

- Я хотела бы поговорить с вами, - только и сказала она, и не дожидаясь ответа пошла вниз с холма. Дмитрий последовал за ней. Один из охранников шел рядом с ней чуть впереди, другой шел совсем позади, иногда оглядываясь назад. Дмитрий обратился к нему:

- Кто она?

Человек в черном так странно посмотрел на него и едва слышно промолвил:

- Она принцесса на небе для тех чей дом на земле...

- Как и та, которую тоже звали...

- Что значит ?тоже¦? Она ее младшая сестра.

В апреле часто случаются дожди. Так и сейчас - раннее утро, в столице - где-то шесть утра, и на пустынных улицах центра - небольшое затопление.

- Простите, Анна, - сказал тогда он, - позвольте на руках перенести вас через эту мерзость?

- Извольте, - отвечала она.

Они шли не зная куда. Их никто не ждал во всем городе и от этого было легко и свободно, так воздушно... Та, о которой он грезил уже несколько дней, превратившихся в непрерывный бред, спокойно шла рядом с ним, в полуметре от него. Одна...

Она не захотела гулять с охранниками и довольно резко приказала им удалиться. Те пробовали возражать, но Анна улыбнулась им:

- У меня есть вот это...

Действительно, у нее был с собой здоровый пистолет последней модели. Дмитрий понимал, что охранники просто отошли на расстояние, но находятся рядом, и все равно он чувствовал себя с ней наедине. Рассказ его этой ночью был сбивчивым, но она слушала его молча и терпеливо.

- Вы не любите дождь? - спросила она внезапно где-то в четыре утра, - странно. Я так очень люблю.

Он отвечал, что сам не знает теперь, что он любит, а что - нет. И правда, ему было достаточно того, что она рядом. Он нес зонтик и слушал ее голос, такой очаровательный, такой волнующий... Боги, я же не смогу с ней расстаться, подумалось ему. Ее глаза голубые, ее улыбка, ее движения... без этого мир будет казаться черно-белым и пустым-

- Тебе куда сегодня? - спросил он.

Анна задумалась.

- Я хотела спать, но уже поздно... А в двенадцать меня ждут у Нескучного сада.

- Это одно из моих любимых мест...

- И моих тоже, - молвила она.

- Позволь, я провожу тебя?

- Конечно, - она произнесла это с тем непередаваемым выражением, которое пристало только настоящим принцессам. Это одновременно звучало как повод для самой смелой надежды и в то же время явно показывало, что шансов нет.

- Скажи, а почему вас с сестрой назвали одинаково?

- Это закон нашей семьи, - отвечала она, - так принято, когда рождаются две наследницы. Эфрани Эйе говорят, что имя означает связь с небом, а фамилия - с землей. Поэтому нельзя было иметь только общую фамилию, это значило бы только земное родство. А так она моя сестра по-всякому. И на небе - тоже... Хотя на самом деле, Аня - это только по-русски. На языке Эфрани мое имя Азантэ...

- Что же с ней случилось, скажи, если это не тайна?

- Моя сестра улетела от нас... она не смогла выносить эту войну. Еще в детстве нам сказали, что первая Азантэ улетит домой рано-рано, на рассвете. Так она и ушла... совсем ушла.

- Прости меня, - только и смог сказать Дмитрий.

На глазах ее были слезы. Она встала у одной из стен и отвернулась. Дмитрий остался на почтительном расстоянии и не двигался с места, пока она через полминуты не подошла сама:

- Это ты прости. Мне ведь нельзя плакать.

- Почему?

- Нельзя...

Теперь она шла немного впереди, не оборачиваясь. И ночь уже уходила, совсем. Далеко на небе было сыро и тоскливо. Ах, как это все ненужно, подумалось ему. Быть с ней так рядом и сказать такую ерунду-

- Не думай, что это из-за твоих слов, - будто ответила она. И встала на месте, позволяя ему подойти ближе.

- Мне иногда бывает очень грустно, когда я вспоминаю ее. Тогда время словно катится назад, так странно. Она- она очень близко иногда, мне кажется. А иногда мне страшно бывает, что я осталась одна и потому так холодно- Ты видел ее когда-нибудь?

- Нет...

- О, она была совсем волшебная. А все говорили : ?Аня хочет чуда, Аня сама такая¦. Никто не проходил мимо нее спокойным.

- Это я почувствовал там- - прошептал Дмитрий. Он вспомнил волнение прошедших дней, которое привело его сюда. Говорят, так не бывает...

- А откуда ты сам?

- До какого-то момента истории я просто - бессмысленный прохожий. Потом пути таинственно пересекаются и когда я увидел тебя там, на кладбище, я по всей видимости сошел с ума. Той же ночью я встретил двух странников в черных плащах, одного сумасшедшего сторожа, которого вроде и не было совсем, вел беседы с неким Аполлоном, который там страдает от одиночества и еще видимо от чего-то... и убежал в город, искать тебя здесь.

- Так ты меня искал? - она удивленно посмотрела на него. Я и не заметил сразу, подумал Дмитрий, она ведь только сейчас первый раз посмотрела на меня прямо. А так - смотрит непонятно куда...

- Да, тебя. Но не спрашивай, почему. Все, что я скажу, будет только еще глупее, чем этот мир.

- А например?

- Понимаешь, ты для меня - тайна. Самая волнующая и невообразимая, на самом деле. Я ведь жил с неким чувством, которое не умел назвать. Но теперь я знаю - это было ОЖИДАНИЕ. А потом... потом совсем непонятно. Как-будто я вспомнил что-то, что-то совсем необыкновенное, а потом снова забыл. Но со мной осталась какая-то боль. И я догадываюсь, как ее зовут.

- И как ее зовут, скажи мне?

- Самое близкое и самое банальное это ЛЮБОВЬ.

Она посмотрела на него странным взором:

- Откуда ты знаешь, что такое любовь?

- Ниоткуда...

- Это слова. Прости, но ты сам не знаешь, о чем говоришь. Я и сама об этом почти ничего не знаю. Я видела любовь только однажды, на ее венчании...

- Венчании?

- Так ты вообще ничего не знаешь? А зачем ты пришел тогда к Эфрани Эйе?

- Я сказал тебе...

- В это я не верю. Но и не ощущаю в тебе врага. У меня это впервые так, ведь я обычно общаюсь только со своими.. Эфрани Эйе, говорят, душу губят. Вот это и есть Любовь. Я люблю их, я люблю свою сестру, и всего больше - Его, о котором вы ничего не знаете. И тех, кто стреляет туда, где Его нет-... Но когда любовь совершенна, ее уже не может быть здесь. И тогда она улетает.

Моя сестра любила молодого человека, который ушел. И она ушла за ним. Но они не произносили слов...

- Прости меня, - сказал Дмитрий, - но мне сейчас это очень важно. Бывает, словно какая-то сила толкает тебя в непонятное и там что-то ждет тебя. Так и сейчас - я понимаю, что прикоснулся к нездешней тайне, ты ли это... Или все это - просто бред от чтения книжек... Я раньше занимался мифологией вашего культа, и в то же время я здесь не поэтому. Та причина, которая очевидна - это ты. Но тайны неожиданно превращаются друг в друга.. Я почувствовал это там, когда увидел памятник и надпись. Я не ожидал увидеть этого в Москве... Скажи, как можно быть с братьями Эйнайи?

- Никак. С нами только мы.

- А как стать одним из вас?

- Это невозможно, Дмитрий. Это странные вопросы, и люди так никогда не говорят. Но Эфрани Эйе так не говорят тоже...

- Быть вашим можно только по рождению?

- Нет, но и так вот просто - нельзя. Это не решают. Быть с нами - судьба, а не выбор.

.-..Утром в небе кто-то пел о ней, утром в небе слышны голоса... Зачем ты волнуешься, она не твоя. И не могла быть... А ведь она такая прекрасная, будто фея из сна и быть с ней рядом словно и не быть вовсе... Наваждение в моем сердце... Я словно проснулся среди ночи после взрыва... И вокруг - оглушающая тишина, словно и не было ничего... Никогда... Но она здесь. И НИКАК ИНАЧЕ!.. тише.

Зачем тебе кричать?

Птицы с неба, летите сюда, я покажу вам маленькое представление...

- Ты ничего не знаешь о нас, на самом деле. Ничего о том, что происходит и о великой войне-...

- О великой войне?..

- Каждую секунду... - она была печальна.

Дмитрий почувствовал, что маятник неслышно отчетливо полетел в другую сторону и ничто уже не удержит ее здесь. Случайная встреча в полночь... и никакого будущего. Она, конечно, из другого мира... но неужели она уйдет так скоро?

- Ты можешь видеть, я говорю искренне. Это не авантюра, это судьба. Скорее всего, я не смогу больше жить так, как до этих дней. Все обесцвечено, безнадежно... Мир потерялся. Я только...

- Здесь холодно, - прервала его Анна, - и мне пора идти.

- А Нескучный сад? - тихо спросил он, не веря ей, не имея сил поверить...

- Скучный, - только и ответила она и пошла вперед по набережной. Потом обернулась и сказала:

- Только не обижайся на меня. Мне было с тобой интересно, правда. Я редко вижу интересных людей из мира. У тебя доброе сердце. Но ты сам обманываешь себя непонятными словами. Я ничего не могу сделать для тебя. Не таи на меня зла. Прощай. Благослови тебя Бог.

- Анна, - еле слышно сказал он, - я не знаю чего хочу, считай, что я ничего не говорил. Но не исчезай так просто. Пусть это наивно, но правда. Если я не увижу тебя, я утоплюсь в этой дрянной реке.

- Ты портишь такой красивый день, - ответила она, но неуверенно.

- Клянусь, я брошусь в реку! - закричал Дмитрий, - психам все доступно!

И он запрыгнул на камень набережной, забыв все на свете. Она смотрела на него сейчас и одного этого стоил весь мир. Он видел только ее необычную и несравненную красоту, звезду на небе. Правда, звезду на небе... И он не держал на нее зла...

- Я попрощалась, - произнесла она и резко развернувшись, исчезла.

Бух. Вода и в сердце лед. Как холодно, и на дно тянет...

А в небе танцуют ангелы.

Им тепло?

...И только холодные волны вокруг, а потом - ничего. Тишина. А потом звуки приходят неотсюда и тогда становится действительно холодно- Камень, на котором он лежал, был холоднее воды и такой неровный... И кажется, все напрасно и как во сне... Это было? Кто знает-

И снова - сон, беспокойный, а, нет... и пробуждение, доля секунды как полет в иные миры, красные круги (и снова вода?..), пробуждение и солнце, такое раннее и незнакомое.

И звезда на небе. ОНА-

- Ты сделал неправильно, - сказала Анна, - почему я должна быть тебе волшебницей?

Она склонилась над ним и смотрела совсем непонятно, то ли одобряла его, то ли совсем нет. Ведь ее никогда не понять...

- Ты спасла меня? - только и смог спросить он, прежде чем сон закрыл ему глаза.

И опять он упал в беспамятство, и снова очнулся, и снова увидел ее. Она сидела напротив него на камне набережной и опять, как и раньше, смотрела куда-то вдаль. Увидев, что он пришел в себя, она спустилась вниз:

- Ты очнулся?.. Сможешь идти или за тобой прислать людей?

- Я наверное, и полететь теперь смогу, - предположил неуверенно Дмитрий, - но как ты смогла меня оттуда достать?

- Умения мои велики, - с важностью ответила Анна, - все-таки я наследница великого рода. Они знают это и делают, что я скажу, даже если пропадут на вечные века и никогда не увидят больше миров Эфрани Эйе, куда так рвется сердце в полночь...

Она произнесла это как-то тихо и отстраненно, словно наизусть-

- Я боюсь что-то объяснять тебе. Я боюсь что-то опять сказать не так, и тогда ты снова уйдешь, - тихо сказал Дмитрий.

- Это верно, - согласилась она, - второй раз ты точно будешь купаться в одиночестве...

- Где же люди? - он оглядел совершенно пустынную набережную.

- Но если бы здесь были люди, они забрали бы тебя от меня в больницу. Разве не так?

- А как ты сделала, что никого нет? Тоже волшебство?

- Слишком много волшебства было бы для одного утра, - сказала Анна, - считай, что сегодня просто никому не захотелось здесь гулять, вот и все-

То, что было дальше, было как сон. Аня шла с ним по осенним аллеям, и странно смотрела куда-то, он не мог видеть куда. А потом он почувствовал, что должен отойти, и вышел на соседнюю параллельную аллею, чтобы не мешать ей- И тогда в той стороне аллеи он увидел Его. Незнакомец шел ему навстречу-

У него было такое странное лицо- Явно несовременное, словно герой фэнтези, сошедший в мир. Эта серо-бесцветная куртка вполне могла бы заменять средневековый походный плащ. И огонь в глазах-

- Желаешь полюбопытствовать, кто я такой? - спросил странник, подойдя к нему, но без тени неприязни, - а сам ты кто будешь?

- Я простой обыкновенный дурак, волею случая оказавшийся в полуметре от нее...

- А давно ты ее знаешь?

- Вот уж сутки скоро, - и тут он спохватился: ведь надо Григорьеву позвонить, как они там. Словно выпало...

- Теперь ты вряд ли сможешь ее забыть, - уверенно сказал странник, - быть с ней рядом тебе опасно : без нее ты потом не сможешь дышать.

- Чем она занимается? - Дмитрий попытался сменить высокопарную тему на более конкретную.

- Она есть... - сказал его собеседник, будто сказал мантру.

- Но что Анна делает обыкновенно?

- А ты не знаешь?

- Нет...

- С тех пор, как погибла ее сестра, она играет в театре. А еще она творит чудеса... Она спасла многих от верной смерти, я сам однажды был ранен в перестрелке... - тут он остановился, и принялся разглядывать листья на деревьях.

- Аня действительно с неба, - сказал он вдруг, - у меня товарищ есть, неважно как его зовут. У него смертельное ранение было - она просидела с ним в больнице четыре дня. Он был в коме, и она четыре дня смотрела ему прямо в глаза. Кто так еще сможет?

- Он выжил?

- Врачи говорили, что шансов ноль. А он выжил. Аня потом уехала домой и несколько суток спала. А еще она спасла мою кошку (тут он смутился, видимо сознавая, что становится излишне сентиментальным), так та теперь чувствует Аню за километры и бежит к ней. А еще я замечал, в ее присутствии оживают мертвые цветы - можешь проверить.

Странник начинал тяготиться наивными вопросами своего собеседника. Но Дмитрий не мог остановиться, словно чувствовал, на том - обет отвечать, пока его спрашивают.

- Она из другого мира, да?

- Да, - ответил странник.

Он увидел символы на его запястьях, явный знак воинов Эфрани.

- Сколько вас?

Странник посмотрел в сторону, словно спрашивая их, можно ли. Но все равно остался в нерешительности:

- Вот цветы в парке, где ты был вчера - все они приняли нашу веру. И птицы тоже... За то время, что мы с тобой говорим (совсем мне непонятно, о чем), сотни непонятных тебе существ уже напали на этот ?ваш¦ мир. И кто-то должен постоянно загонять их в ямы. А то, что делали вчера, спасло целую метагалактику.

- Эту?

- Нет, не совсем...

Пауза.

Он увидел, что Анна выходит из смежной аллеи, перпендикулярной той, по которой он шел. Она сдержанно поклонилась незнакомому страннику, как если бы давно его знала. Тот опустился на землю у ее ног. Однако она выглядела несерьезно, на губах усмешка:

- Вы еще не сошли с ума? Говорят, совсем близко от земли пролетает большая-большая комета...

Она грациозно указала ему в сторону.

Он не обернулся, когда уходил, просто расстаял среди деревьев. Как стекло превращается в осколки : незаметно.

- Ты печальна, - сказал Дмитрий.

Она словно хотела что-то ответить- Ветка, которой она слегка размахивала, полетела и ударилась о придорожный гравий. И тогда пыль-

- Неправильно ведь, - произнесла она отстраненно, - мне нельзя так напоминать, как ты.

- Прости меня, принцесса.

- Но ты же не знал, - сказала Аня все так же печально, - мне просто плохо сейчас.

Под липами становилось уже темно. Ночь шла им навстречу, задувая огни свечей, расставленных кое-где вокруг дороги. Анна шла молча, а он не смел говорить в ее присутствии, шел чуть поодаль. Она плакала. Неслышно, но громко. Он не знал, что делать. Она, его любовь, плакала уже полчаса... А потом поднялся ветер и стало страшно. И так несколько секунд, пока не налетел мощный грозовой порыв и деревья не закачались... Он сорвал плащ и накрыл ее. Аня отстранила его рукой, нежно:

- Нет, я люблю грозу. Я сама оттуда...

Она пошла прямо под проливным дождем по аллее, и дождь смыл ее печаль. Что-то сказала , но было неслышно. Тогда Дмитрий подошел ближе.

- Хочешь, пойдем до города пешком? - громко спросила Аня, пытаясь перекричать бурю.

(Странно как, он и не заметил, что они вышли из города, когда это произошло-) Теперь он услышал ее. И этот голос сводил с ума- Он снова предложил свой плащ.

- Не надо, замерзнешь, - сказала она, - надень, кому говорю! Это я могу так просто гулять под дождем.

Он послушался ее, хотя со стороны это и смотрелось очень неестественно. Аня не обращала внимания:

- Знаешь, моя сестра однажды сказала ?темный дом там где дождь¦. Ночной дождь... Слушай, это так красиво! А я-то думала, это просто фраза из спектакля.

- Неглинцева?

- Неглинцева. А откуда ты знаешь?

- Я тоже кое-что знаю. Я ведь искал тебя и много узнал.

- Ты ничего не мог узнать обо мне... - вздохнула она.

Вода лилась с неба фантастически неправдоподобно, и тогда он взглянул наверх и увидел там нездешнее небо. Без воздуха. Холодное, черное, с далекими звездами. Но светло- почему? Луна коснулась этого неба, серебряные отражения медленно двигались в лужах чистой дождевой воды, звездный свет- а за туманом было слышно, как кто-то шел и шел будто на неведомый праздник. Город совсем близко, почувствовал он его присутствие с подветреной стороны. Город, из которого уже не выйти, город, где мы с тобой сойдем с ума-

- Это и не театр даже был, - молвила Анна спустя минуту, - это был притон, но милый такой. Мне он нравился очень.

- А что стало с Неглинцевым?

- Он застрелился сразу же после смерти моей сестры... Но он не был из наших, просто тосковал по ней. По ней многие тогда тосковали...

...И дождь кончился. Она стала ближе, он взял ее за руку - не подумал даже, а просто взял. Но она ничего не сказала, словно просто не заметила и шла дальше в молчании, не запрещая ему ни словом. И так - долго...

А потом было много слов, он мало что помнил. Аня говорила о детстве, странных снах и сестре, робкой первой любви и театре, где играла первая Азантэ, о ее безумных поклонниках, которые дарили ей тающие цветы и не замечали ее семнадцатилетнюю сестру, стоящую поодаль.

Ее детство прошло в непонятных странах, где сны, волнующие и зовущие далеко далеко, причудливо смешивались с не менее таинственной и лунной явью. Она не помнила их имен, никогда и не спрашивала. Она с детства была нелюбопытна. Первые впечатления, странные гости, приглушенные голоса старших, вскоре привыкших говорить при ней открыто - ведь все равно не понять, хотя она понимала все языки, на котором говорили в их доме. Она понимала, хотя ее никто ничему не учил. Старшие не говорили ей назидательных слов, никто не занимался ее воспитанием. Так жила она среди людей, но в одиночестве. Нельзя сказать, что ее почитали как маленькую принцессу, ее скорее не замечали, и с детства она ощущала невидимый круг, не позволяющий приближаться к ней. А еще у нее были друзья, но те кто были рядом не видели их. Или делали вид...

Она ходила по бесконечным анфиладам старинных комнат, прикасалась ладонями и губами к картинам и стеклам, часами лежала на земле и смотрела на розы в саду. Дома часто менялись, люди терялись в лабиринтах таких цветных воспоминаний и никогда больше не появлялись в ее жизни а потом стало нарастать чувство опасности... Опасности, но не страха. Она не боялась никогда. Она ходила по скользким карнизам, и никто не смел запретить ей это. Однажды ее лодка перевернулась, а она не умела плавать - но даже не закричала.

Она рисовала для них, тех кто был невидимо рядом. А потом они однажды не пришли к ней, она выбежала в парк и звала их, но их не было, и вместо на аллее показался всадник на белой лошади. Это был ее отец, привезший в дом ветер моря и странствий. Он внимательно посмотрел ей в глаза и ничего не сказал. А потом забрал с собой в Россию, о которой ей когда-то рассказывали, что там ее дом. В России у нее была совсем другая жизнь - много событий, бессонных ночей, знакомых. И сестра с ее же именем - поначалу это ее так удивляло... И только потом, потом она поняла, что та - тоже она. А сестра ее была прекрасна и притягательна для всех вокруг. Но сама она любила только одного человека, которого видела не так часто.

А однажды та сидела у себя в комнате и молча рисовала на листе бумаги. Так было целый день и еще ночь. Утром она ушла из комнаты, оставив лист на столе. Аня подошла к нему и увидела только одну единственную фразу

ВЕТЕР ДОЖДЯ ЗОВЕТ МЕНЯ К СЕБЕ И Я УЙДУ ЗА НИМИ СЛЕДОМ...

она уже ушла, когда младшая сестра читала эти слова. Днем, оказывается, ей принесли письмо, в котором говорилось, что ее друг уже не на земле... А она не сказала ни слова, не плакала, хоть и любила его больше рассвета. Нет, на земле не может быть другой такой любви...

Так Аня в одночасье стала единственной Азантэ. И Братья Эйнайи склонились перед ней, признав ее Той самой... Все летело как во сне, когда ее короновали и когда она очнулась от бешеного сна этих дней, сердце уже было спокойно. Кто-то ввел ее в беспамятство и не дал ей быть печальной. Ведь теперь ей предстояло сделать так, чтобы Братья выполнили то, что должны.

Роль ее была символической, а на деле Братьями Эйнайи руководил ее отец, которого она по-прежнему видела очень редко. Он все время был не там, где она, и в этом был какой-то рок.

Дни летели, как листья летят по ветру, так, чтобы уже не вернуться. И был еще рядом с ней тот, кого она, как думала, любила. Но потом поняла - нет... это только для нее сны снились наяву, а все вокруг жили иначе. Он был одним из них, и она попросила его уйти. Только на миг она ощутила тогда Любовь, когда почти забыла все, что еще кроме, но только на миг. Она пыталась вызвать это чувство еще и еще, но ничего не получалось. Тогда она убегала от своих, хотя они шли по ее следам и неслышно были рядом, чтобы прийти ей на помощь, если позовет. Но она никогда не звала.

... - Я увижу тебя еще? - спросил Дмитрий, когда она надолго замолчала.

Он протянул ей руку и она грациозно перепрыгнула через лужу.

- Вряд ли... не знаю, зачем это нужно. Я же вижу, что мучаю тебя. Так что лучше тебе и не видеть меня вовсе, так спокойнее. Ты случайно забрел сюда, случайно напал на мой след. Но я не буду... твоей добычей. Постарайся найти дорогу домой...

- Мне нечего терять... - он вдохнул воздух, как будто терял сознание, и улыбнулся, как приговоренный, - позволь, я провожу тебя, куда скажешь. И только благословлю те места, по которым мы прошли сегодня и буду любить каждый твой след на этой дороге...

- Если хочешь, можешь остаться до полночи, - сказала Анна, - мы заедем к моим друзьям на Неглинную.

Там она показала ему старинный подъезд невысокого дома:

- Здесь ты можешь всегда спросить об Эфрани Эйе, если тебе это будет нужно. Войдем мы вместе, но уйду я одна. И никогда не говори никому, что ты узнал от младшей Ани Миланевской - то, что она рассказала тебе по наивности. Она - глупая девочка, за это ее можно только пожалеть.

На улице еще светило заходящее солнце. Уходящее- Дмитрий смотрел на нее и не мог перестать- Он хотел попрощаться сразу и не идти в этот дом, но внезапно понял, что надо делать.

- Подожди меня только минуту, - он бросился к метро и купил большой большой букет роз.

Он бежал обратно, не в силах ни о чем думать, и только молился, чтобы она не исчезла. А она стояла у подъезда, где они только что расстались.

- Это тебе, - он протянул ей цветы. Аня засмеялась:

- Спасибо...

И больше ни слова... Она молчала, но не уходила.

- Ты очень добр ко мне, - нарушила она, наконец, молчание, - но видишь, а я к тебе - нет. Зачем же надо вспоминать обо мне?

- Ты говоришь это специально, я знаю...

Она промолчала и едва заметно кивнула - впрочем, что все это значит?..

- На самом деле мне очень хочется сделать для тебя что-нибудь хорошее. Но встречаться со мной я не позволю.

- Напиши мне что-нибудь, - попросил Дмитрий.

Она взяла его лист, она написала что-то, он не смотрел.

- Возьми, - она отдала ему, что написала, и еще платок, который он принес ей тогда ночью.

- Благословенны твои дороги, принцесса. Прощай навсегда.

Внезапно она поцеловала его, так нежно, так облачно...

И обреченно...

- Прости меня, что я сделала тебе больно. Зачем ты только меня встретил...

В следующую секунду она уже улетела вверх по лестнице, оставив след помады на его щеке и букет роз в его руках. Они упали на пол, на пол, медленно, как на замедленной пленке, как снег в безветреную зиму. И разлетелись как осколки, неслышно, неотвратимо... О как же мне трудно было найти тебя, как трудно будет забыть теперь...

Наверху хлопнула дверь. Звуки затихли отдаленным эхом, только грязный свет электрической лампочки на первом этаже как бы звучал и мигал, и скрежетали старые счетчики электроэнергии.

Он опустился на пол, лицом на цветы, как в море.

Он вдохнул их так сильно, как мог.

И поцеловал, не мимо шипов, ведь так нельзя. С губ текла кровь. С неба дождь. Любовь ушла.

На улице стало темно.

Он шел по бессмысленным московским улицам, никуда, как дождь. Его плащ безнадежно промок. Он не хотел плакать : ему было слишком плохо, чтобы что-то делать. Уже незачем... Запах ее близости преследовал его, а потом он понял и достал из внутреннего кармана ее платок. Повесил его на ограду, ушел. Потом испугался и побежал назад, найти бы то место. Платок висел все там. Он облегченно вздохнул и забрал его назад.

А потом - долгий путь до утра через ночь, через дождь. Он не искал дорогу, только находил ее. Люди мелькали мимо тенями, о, ненастоящие. Откуда их здесь так много, ночью, ночью? Где я, где? Какая разница. Никакой ведь.

Утром гаснут фонари, зажигают солнце. Он поднял глаза и прошептал что-то на ее языке. Какое счастье, что он знал его... Знал- Будто сердце его улетело как птица вверх и не болело больше... Аня... прекрасная Аня, не столько даже любовь, сколько дитя не этого неба, которое так невыносимо прекрасно. А они уходят, надо успеть - за ними следом. Братья Эйнайи знали Эту Тайну и ему казалось теперь, что он тоже знал. Когда-то знал... Откуда такая уверенность, непонятно. Наверное, оттуда же, откуда безумства последних дней. А еще можно лететь непонятно куда со скоростью света. Там ждут тебя, наверное...

Дома на столе его лежала маленькая записка от Григорьева : ?Почему-то мне кажется, что у тебя все хорошо. Только не переживай так сильно. Привет прелестной барышне. Посмотри, что я тебе достал. Г.¦ И еще там лежала старинная книга в алом переплете, как совсем древняя- Он открыл ее, хотя прекрасно понимал, что это может быть только- Так и было - заглавие гласило ?Древние предания Увядших цветов Последние песни еще оставшихся на земле странников Эйнайи¦. Это была сама невозможность, он не знал, где можно достать такую- И первые слова, которые он увидел :

Мне не нужны твои жертвы-

Стоило встать перед незанавешенным окном в ярком лунном свете и невнятными движениями пройти вперед, где лучше видно. Пальцы развернули ее лист, который она оставила на память

- Напиши мне что-нибудь-

он знал, что там увидит. И все же- Такое волнение в сердце, будто звезда вздохнула - прямо в лицо:

?Только не вздумай. Мне не нужны-¦

Тогда спать.

-порой мне хочется кричать от того, что ты не со мной. Так больно, ты бы знала- И никакого избавления, даже забывая себя, тебя я все помню. Проходя по этим улицам миллион две дысячи первый раз или какой там еще- я все жду увидеть тебя. Слово любовь ничего не выражает - это просто безумие. Но даже если бы ты была здесь, я все равно чувствовал бы эту боль. Навсегда-

Каждый дождь напоминал ему об Ане, каждый таинственный знак на стене. Его любовь перешла границы и притаилась за окнами, откуда оглушительно стреляла по нему, стоило только подойти к ним. А за окнами ветер, как тогда-

Ведь она не исчезла. Он очнулся наутро от телефонного звонка, не сразу узнал ее, хотя видел только ее. Все вокруг говорило о ней, кроме разве ее голоса тогда- Она была печальна и нежна, придешь в восемь на угол Неглинной - на тот самый, спросила она. Ты приходи, ладно?.. Он сказал да, как если бы ничего и не было. До свиданья, сказала она, и положила трубку.

Он был там в восемь. Аня была так грациозна, так красива. И волосы ее развевались на ветру- Он подошел к ней, она не двинулась ни на шаг, только смотрела на него не отрываясь, так необычно.

- Ты помнишь, кто я? - спросила она наконец едва слышно.

Дмитрий кивнул в ответ и опустился, чтобы поцеловать ей руку.

- Тогда ближе, - прошептала она, закрывая глаза.

И он впервые поцеловал ее- странную леди с белой лентой.

Белые полосы перечеркнули мир вокруг него, как фотографию или кинопленку. Он обернулся и увидел, что их все больше и они отовсюду. А потом через них хлынула вода, прохожие встали, как машины, послышался незнакомый запах и треск сломанной заводной пружины. Странно- все в этом мире оказалось картонным, дешевой декорацией, все рассыпалось или размылось водой, застыв в неестественных позах, и только она осталась настоящей и медленно шла ему навстречу среди тряпья и хлама, в который превратилась многолюдная улица. Но она снова была далеко- А вода текла ей под ноги, прорывая небо все в новых и новых местах, смывая дома и асфальт-

Реанимационные машины пытались проехать к нему по улице, но та внезапно исчезла, как разорванный холст. Ее обрывки были в мгновение снесены течением, будто прорвало плотину. Кто-то склонился над ним сквозь туман, ему что-то говорили, он не слышал.

Вдоль реки летели страницы, сильным ветром вырванные из книги в алом переплете, упавшей на каменной набережной.

И один из них говорил

НЕБО, НЕБО, ТЫ СНОВА ЗДЕСЬ