I
Полушкин, цепляясь за узловатые корни неизвестного растения, выбирался из канавы. Леонард уже поджидал его сверху, зябко поеживаясь, зевая и потирая щетину на бледной щеке. Завидев Полушкиновскую голову, начавшую маячить над краем канавы и испачканные землей руки, не помог ему вылезти, и пробормотав невнятное, сделал шаг в сторону и засунул руки в карманы поношенных галифе. Полушкин выбрался уже окончательно. На ноги вставать не стал, а замер на несколько минут лежа ни животе и глядя в землю. Перевел дух. Зачем-то поскреб правой ногой по земле. В канаву посыпалась земля. Не поднимая головы и не глядя на Леонарда, Полушкин произнес:
- Излишне серьезно, друг мой… И скорее наукообразно, нежели научно.
Леонард промолчал. Пауза затянулась на несколько минут. Леонард вынул правую руку из кармана и поглядел на свою выцветшую уже татуировку, на тыльной стороне ладони. Перевел взгляд на лежащего Полушкина. Открыл рот и произнес что-то вроде: “Неуверенно прав”, но севший голос подвел его, и конец фразы стерся и не удался. Леонард откашлялся в кулак, но фразы не продолжил. Зато Полушкин, приподнял наконец лицо, и попытался взглянуть на него снизу вверх.
- Никогда не сомневайтесь, в правдивости ответов, на такого рода вопросы, милейший Лео! – сказал он неуверенно улыбаясь. Брови и ресницы его были припорошены песком и испачканы глиной. – Право же мне неясен до конца ваш скептицизм. Что все это могло бы означать? Или вы отказываетесь верить в законы формальной логики? Или пытаетесь перевести наш спор в область абсолютной метафизики?!. – голос его окреп, в нем появились требовательные нотки. – Или вы, как всякий закоренелый идеалист, думаете свести все факты в сторону недоказуемого?
На протяжении этого монолога Леонард, казалось бы совершенно ушел в свои мысли и никак не отреагировал на россыпь предложенных Полушкиным вариантов своего отношения к происшедшему. Правая рука его слегка покручивала верхнюю пуговицу пальто.
- Нет! – наконец твердо и внятно произнес он. – Нет, нет и еще раз нет! – Взглядом он уперся в спину Полушкина. Нервно переступил с ноги на ногу.
- Хорошо же! Это просто замечательно! – с притворным удовольствием глядел на него снизу Полушкин. – От чего же, в подобном случае вы еще здесь, mon cher? И куда подевалась ваша хваленая принципиальность, коею вы не раз пытались обезличить меня и направить нашу дискуссию в совершенно противоположную сторону? Будьте же хотя бы до конца последовательны в своих заблуждениях, милостивый государь!!!
С этими словами Полушкин, неловко заворочавшись на земле, наконец приподнялся и сел прямо, обхватив колени руками. Черные, некогда новые брюки его, украшали дыры разного размера и происхождения. Попытался отряхнуть лацканы пиджака, но, шлепнув по ним два раза, оставил это занятие. Пошарив во внутреннем кармане пиджака Полушкин вынул легкие позолоченные очки и поглядел сквозь них на Леонарда. Одно стекло в очках отсутствовало, второе представляла из себя ряд осколков, чудом не вывалившихся из оправы. Полушкин, не глядя, кинул их через плечо в канаву.
- Мда… Видеть вас без помощи оптики, Лео, мне, право же, удобнее и, главное поучительнее! – заметил Полушкин.
- Особенно в этом месте и в это время? – мрачно осведомился Леонард.
- Да-с, милостисдарь, хотя и сарказм ваш мне вполне понятен, хе-хе! Вам, очевидно, не дает покоя та давешняя мысль, высказанная мною, якобы сгоряча? Более того, по скорби, омрачающей ваше многомудрое чело, я полагаю, что она имела соразмерное своей неоспоримой новизне продолжение в ваших мыслях, не так ли?
- Я имею на это полное право. – сказал Леонард – и не вам искать причины и следствия моего истинного отношения ко всему этому. – сделал он неопределенный жест в сторону канавы. – Это право каждого до конца честного перед самим собой человека.
- О, да, конечно! А не вы ли, голубчик, еще совсем недавно убеждали меня, что называть такого рода вещи их истинными именами, суть глупость и софизм? А то, что “третьего не дано” вообще не применимо к выдвигаемой мною доказательной базе!!! Или для вас накопленные тысячелетиями и выстраданные в муках знания несчастного человечества вообще пустой звук!!!! – Полушкин наконец встал на ноги и указующе поднял на Леонарда руку.
Леонард отвернулся от него и отошел на один шаг вдоль канавы.
- Послушайте, Полушкин! – сказал он не глядя. – ведь вы в конце концов трезвомыслящий человек, за что я вас весьма и весьма уважаю. Я не вижу причин, чтобы быть с вами неискренним, да в противном случае вы бы все равно разгадали фальшь и лукавство. Поэтому я не хочу, вернее не имею права, продолжать этот разговор в таком тоне, ибо мне он давно уже напоминает безнадежно затянувший фарс. Да-да, именно так…
- Хм… Фарс говорите вы?! Однако и фарс не объясняет вашего пренебрежения разумными доводами и категорическое неприятие очевидного! Вспомните, будьте любезны, хотя бы тот нелепейший казус, тот катехизис, что я имел удовольствие слышать от вас еще не так давно. Или и это вы также спишите на (цитирую вас же) “отсутствие развоплощенной объективности”. Ну-с?
- Я все более и более убеждаюсь, Полушкин, что без веских и тем паче откровенно наглядных фактов, мне ни чем не опрокинуть вашу убежденность в отсутствии причинности и закономерности нашей ситуации, граничащую уже с упрямством. Посему, пока вы выбирались, я приготовил одну наглядную демонстрацию, этакий небольшой штришок, камешек в огород вашей самоуверенности. – Леонард повернулся-таки и поглядел на Полушкина. – Не желаете ли взглянуть?
- Сочту за особенное наслаждение, дружище! – потер грязные ладони Полушкин. – Чем же вы удивите меня на сей раз? Уже теряюсь в догадках.
- Оставьте вашу иронию, Полушкин и поглядите внимательно сюда. – Леонард достал из бокового карман пальто несвежий и смятый в ком носовой платок, белый в крупную красную клетку. Расправил его и взял за уголки, держа на уровне глаз Полушкина. – Вам хорошо видно?
- Но… позвольте же… зачем?! – самоуверенные интонации покинули голос Полушкина, уступая место растерянности и зарождающемуся сомнению, и может быть даже страху. – Это уже… это ниже пояса, это прямо таки противоестественно!!!
- Смотрите, Полушкин, смотрите внимательно! – Леонард надорвал платок ровно посередине, между верхними и углами, и легким, почти неуловимым движением, разорвал его надвое. – Что вы скажете на это, бывший мой учитель и наставник в области всеобщего неосознанного.
- Это нечестно, Лео! – бормотал, стремительно бледнеющий Полушкин, - Я отказываюсь верить. А этот ужасный намек, это не имеющая внутренних оснований беспредметная аналогия… - он запнулся - …или же это… нет, я отказываюсь верить!!! Это чудовищно!!! Это бесчеловечно, слышите вы, жестокий человек!!! Вы, изволите сравнивать материю духа, и обычную материю этого злосчастного платка!!! Ну нет, милостивый государь, я ожидал от вас цинизма, неверия, откровенной ереси, но только не этого! Вы понимаете, хотя бы, мальчишка, все последствия, даже не сделанного, нет, а только помысленного вами сейчас?!!
- Я не только осознаю, дорогой Полушкин, но и распространяю все это на место нашего с вами сейчаснего пребывания! А помыслил я это, как вы справедливо изволили заметить, еще третьего дня!!! – улыбался Леонард с видом нескрываемого торжества на небритом лице. Руки его сжимающие еще части разорванного платка подрагивали мелкой дрожью.
- Мальчишка, злой и неблагодарный мальчишка!!! – громко шептал Полушкин прижав ладони к лицу. – В ослеплении своей гордыней, ты не видишь главного… главного…
- Главного?! – откровенно уже издевался над ним Леонард. – Что же, может быть я и не вижу этого главного. – А вы, уважаемый учитель, его вообще никогда не стремились увидеть. Более того, вы всегда смотрели в противоположную сторону, объясняя это своим опытом и благородством духа! Что же, вот-с вы и получили достойный ответ, логическое, так сказать, продолжение своего тщательно скрываемого безрассудства, каковое есть лишь врожденная глупость пополам с отрицанием схем истинной логики!!!
- Что же… Право, я кажется понял вас. – перешел опять на “вы”, успокоившийся вдруг Полушкин. – И из сложившейся ситуации, я, кажется, вижу только один-единственный выход… - Он отнял ладони от лица, и будто впервые увидев их, потер грязные ладони о пиджак, силясь стереть грязь.
- Опять бесконечные увещевания и соревнование в празднословии? Увольте-с! Или моя демонстрация показалась вам недостаточно основательной? – смотрел прямо в глаза ему Леонард.
- Нет, все это уже явно излишне. Одно последнее слово на прощание, если позволите. – Полушкин оправил на себе пиджак и отряхнул дырявые брюки, поднимая облачка красноватой пыли.
- Извольте. – произнес Леонард, распихивая остатки платка по карманам. – Только почему же последнее? Зная ваш темперамент и неуемную, болезненную болтливость я, право же, не поверю, что слово это – последнее.
- Да-с, последнее, милейший Лео! На сей раз действительно последнее… - Полушкин поправил и подтянул узел галстука и застегнул пиджак на все пуговицы. – Итак, мой дорогой ученик, послушайте, для начала просто послушайте, а прочувствуете, и быть может поймете уже позже.
- Ни минуты без нравоучения. – перебил его, усмехаясь, Леонард. – Оставьте это, Полушкин, и оглянитесь вокруг – аудитория отсутствует, мы здесь одни.
- Не дерзите, друг мой, хотя бы в такой момент не дерзите и воздержитесь от резкостей. Слушайте-с: с такими взглядами вы никогда не измените этот мир, и, более того, со временем, сами быстро станете частью его. (Нет-нет, молчите и не перебивайте пока. Доставьте мне на последок такое удовольствие, не участвовать в споре, в этом бессмысленном интеллектуальном теннисе.) Скажу еще: паче того, вы станете самой ничтожной и неважной частью этого мира, а со временем – вовсе его тенью, или же, если вам угодно такое сравнение, его смысловым отражением. Все это я вижу совершенно ясно-с и отчетливо-с. А засим, прощайте, друг мой. Выводы делайте уже в одиночестве…
Сказавши это Полушкин стал пятится мелкими и крадущимися шажками спиной к канаве, глядя печальной и мудрой улыбкой куда-то поверх головы Леонарда. Тот, мгновенно стер улыбку и посерьезнел.
- Что за шутки, г-н Полушкин?! К чему это гусиный шаг? Или вы решили развлечь меня балетными па?! – с удивлением воскликнул он, подавшись корпусом несколько вперед.
Полушкин ускорил шаги и улыбка его стала шире. От края канавы его отделяло не более полутора метров. Леонард мгновенно все понял. Выпростав руки из карманов он бросился к Полушкину.
- Федор Поликарпович, голубчик, стойте!!! Почему так, почему именно сейчас! Нет!!! – только и успел воскликнуть он, попытавшись схватить Полушкина за руки, но тот успел убрать их за спину и сильно оттолкнувшись, спиной назад бросился в канаву…
II
Леонард стоял на коленях на краю канавы, и уперевшись руками в землю глядел вниз… Долго и неподвижно стоял он так, фигура его скоро стала неотличима от окружающего пейзажа. Небо стало уже темнеть, когда Леонард зашевелился и сел, свесив ноги в канаву. Сидел так долго… В полной уже темноте с его стороны послышался шуршание спичечной коробки и усталое чирканье спичек…
(c) Фолтин Дмитрий Написать нам Форум |