Церковь

    Церковь, запах ладана, заглушающий запах человеческого пота, тихий гул голосов, мерцающее в свете свечей и ламп золотое покрытие подсвечников и образов, на стенах, пол, не видный, за ногами прихожан, тихо шумел, в ответ на нажатие их ступней.
    Внезапно народ притих, и по церкви понесся тихий говор “Батюшка идет”, скоро вышел старик с длинной, положенной по сану, но чуть жидковатой бородой, и заговорил, громко и торжественно, славя Господа, прославляя любовь и людей.
    На улице темнело, спустя некоторое время, ко входу церкви подошли двое молодых людей в черной коже, потом еще трое, потом еще один и еще, обменивались они короткими фразами, больше похожими на команды, чем на разговор. Прислушивались они и к речи священника, что бы не пропустить в ней ключевые моменты середины, и, главное, конца. Наконец они встали в полукруг, и один из них вошел в церковь.
    Тихо вторили батюшке прихожане, едва ли понимая суть старых, торжественных древних слов, но зная что эти слова добрые и вечные. Раздался шум, легкий звон, сменился грохотом падения подсвечника, у входа стоял молодой человек, с длинными, зачесанными назад черными волосами, и густой короткой бородкой, он ухватив в кулак свечу, и выбил из под нее еще один подсвечник в руках у него было уже две свечи, медленно и тихо, вовсе не для того что бы его услышали заговорил он: “Бог сотворил Адама, бог сотворил Еву, Бог сотворил душу Адаму, Бог дал Душу Еве, Бог забрал их у ангела, и убил ангела, породив дьявола. Бог мертв. Дьявол жив. Дьявол берет дань каждый год 2 души, с каждого закова, и 2 тела с каждого закова, и будет у дьявола душа, и будет дьявол властитель душ, и тела ходить будут под ним”, судорожно сжав свечи в кулак он закричал “Аминь батюшка, Аминь матушке дьяволице, крови нашей аминь. ВОЗЬМИ” и с размаху ткнул горящими концами свечей в пол, посыпались искры. Человек выбежал, с трудом прикрыв за собою тяжелую дверь, еще двое подперли ее доской.
    Не будем рассказывать, что потом творилось в церкви, да и не об этом речь, молодые люди удалялись молча, не спеша, иногда раздавалось полуистеричное хихиканье, только один из них обернулся, и задумчиво посмотрел на церковь. Потом они зашли за угол и линия истории, связывающая их с церковью оборвалась.
    Молодой человек, который оглянулся, с тревогой дотронулся рукой до белой звезды на левом рукаве куртки, застыл на секунду, а потом догнал основную группу.
    Днем он получил видео с телами, каждый должен был посмотреть что бы самому убедиться для того, чтобы не было ни малейшего неверия в обряд-неверие в обряд есть неверие в хозяина, а это смерть неверующего, ведь антоним веры не неверие, а отречение от веры, а для отречения достаточно было усомниться в обряде.
    Первая часть кассеты была пересказом смысла обряда, который рассказал сам жрец, вторая запись камеры, висящей над столом.
    Первой была девушка, девочка вернее, вторым маленький мальчик, особо акцентировались две вещи - вкалывание в лобную часть головы большого клина - “корня”, а так же предварительное ослепление корнем, притом корень с остатком глаза, жертву заставляли облизывать, обещая быструю кончину, но все равно она сильно мучалась при раскалывании лобной кости полутупым корнем, представив что и ему придется когда то занять место экзекуторов, а еще хуже, той самой жертвы, он поморщился, но не более.
    Наступил сон, и опять он, с полными крови глазницами, ходил по квартире, пусто квартире он был мертв, но все видел, стены были прозрачны, и было видно, прозрачные стены других домов, виден весь мир, тлеющий мир, мир который покинули и боги и люди, пустой мир на обочине хозяина, и он единственный мертвый человек в этом мире, этой пустоте, наполненной сгустками пустоты, глаза его не могли не видеть, а ноги несли его без контроля мертвого мозга, рук не было, -не было надежды выбраться. Это была пуста шкурка от мира. И он был там один вечный, мертвый, зрячий.
    Проснулся он с криком, комната сияла золотом, у изголовья, по правую руку стоял ангел, по левую руку была бездна.
  “Служи пустоте, сказал ангел, и ты навеки будешь с ней, живи мертвой оболочкой обряда, забытой и вечной, ты отречен жизни, ОТРЕЧЕН”
    Мысль в его голове была одна - оглушающая мысль “я обречен, Бог жив, и только он жив - остальное пустота, я отречен, навсегда ОТРЕЧЕН”
    Я проснулся, минуту я справлялся с ужасом, наконец сел, я думал что здесь, среди народа, сон не настигнет меня, но вот он здесь и опять, снова и снова, одно и тоже, слава богу что проснулся и сразу вспомнил, а то бывает летний денек, тепло хорошо, птички, бабочки, и.. вдруг все вспоминаешь, и в голову прорывается кошмар ломая день со всеми его птичками и бабочками, слава богу что хоть не потом вспомнил.
  - Проснулся ? спросила меня девушка,
  - Да, вроде как.
  - Кошмары не мучали ?
  - Ннет, что ты, все в порядке, ты же знаешь, что все пришло в норму, сказал я и улыбнулся натягивая, словно прорезиненную кожу, все в порядке милая.
  - Вот и хорошо, пустяки это все.
  - Да пустяки, все хорошо.
    И действительно, все это было уже пустяки, ведь всегда можно проснуться, и крестик у меня срывает цепочку, не так часто как раньше, спокойно вися на шее, может быть привык ? И, главное, я уже совсем ничего не помню, почти совсем ничего, а кошмары это пустяки.