"Быль расскажу,
но она такова,
что покажется сказкой"
Овидий

Последний вечер вдвоем

На смену ясному, на редкость погожему осеннему дню пришла темноглазая ночь. Мягко ступая по хранящей солнечное тепло земле, она грациозно шествовала гордой, независимой походкой. А впереди нее, не спеша, наползали надменные сумерки. Их расплывчатый свет навевал атмосферу сна и отдыха.

В этот поздний вечер в старом сквере были двое. Мужчина лет сорока пяти, крепкого телосложения, с висками тронутыми сединой, неторопливо брел вдоль деревьев. Рядом с ним шла четырехлетняя девочка. Она закидывала голову к небу и устремляла взгляд ввысь, пока не начинала кружиться голова. Восторженная и озадаченная, она вновь и вновь возвращала взор к крошечным небесньм светилам.

— Дедушка, правда люди похожи на звезды? — спросила маленькая Нелли, протягивая пухленькие ручонки в сторону созвездия Большой Медведицы.
— Правда, внучка, правда, — загадочно отвечал собеседник.
— А мама говорит, что все это дедушкины предрассудки.
— Ах, какое слово-то ты знаешь — "предрассудки". Ты бы лучше песенку про зайчика выучила. Помнишь, я тебе ее пел? — девчушка утвердительно качнула косичками. Ей не раз приходилось ее слышать. — А маму ты поменьше слушай, она во многом не права...
— Тогда я буду слушать только тебя, и мы с тобой никогда не расстанемся, ведь так, дедушка?
— Конечно, мы всегда будем вместе. Но нам пора домой.
— Как? Уже?!..

Борис Алексеевич Подольский — так звали этого мужчину — взял Неллю за ручку и ускорил шаг. Внучка прижалась к его потертому пиджаку и чтобы как-то рассеять досаду, вызванную скорым окончанием прогулки, долго рассказывала о том, как она играла с Гришкой — соседом по подъезду, в песочнице, и тот стал есть землю, и как его долго ругала за это бабушка. А когда истории иссякли, она снова подняла голову вверх, стала смотреть на звезды, их сияние. Маленькие огонечки, маячками горящие в бесконечных космических далях, они после дедушки были самыми лучшими ее друзьями. Им, как никому другому, можно доверить самое сокровенное. Они всегда выслушают, поймут. А самое важное - никому, никогда не расскажут об услышанном.

Тихими ночами, когда все погружалось в сон, Нелли вставала с кроватки, подходила к окну. Она улыбалась желтой с темными пятнышками луне и изливала звездочкам все, что было у нее на душе. Ночная тишина слышала о том, как девочка говорила о родителях. Их она не любила. Каждый день в их старенькой квартирке происходили ссоры. Как правило, зачинщицей была мама. Она без причины кричала на папу. В ответ тот повышал голос на маму. При этом он так широко раскрывал рот и так быстро его закрывал, что Нелле казалось, будто папа нарочно перебирает зубами воздух, чтобы заглотить маленькую девочку - свою дочь...

"А дедушка Боря — не как мама с папой, он другой, - подумала Нелли, взглянув на Бориса.— Он любит меня. Приносит подарки, говорит, что я умненькая и совсем скоро заберет меня с собой. Вот только дедушка часто грустит. Глядя на него, мне очень хочется плакать".

Возможно, такой маленькой девочке нельзя вмешиваться в дела взрослых, но Нелли считала, что деда Боря все еще переживает смерть бабушки Ольги. Поэтому выходя на редкие прогулки с дедушкой, она не удивлялась, почему он был невесел, когда так ярко улыбались звезды.

Глядя на внучку, Борис действительно вспоминал жену. Ей тоже нравилось смотреть на звезды. Оля любила парк, осень. Теперь ее нет. Она умерла, но перед ним все так же является знакомый образ. И тогда, кажется, что все вернется, вот только начнется листопад, запахнет осенью и все вернется. Все.

Мысли об Олечке настолько завладели им, что в голове уже не оставалась места ничему другому. Осмелев, прошлое стало рождать картины. Те самые полотна жизни, которые никогда не повторятся в действительности, но будут жить в подсознании, подобно вулкану, извергая лаву прежних чувств и впечатлений...

Воспоминания...

...В теплом осеннем небе кружили желтые листья. Они срывались с веток и тихим шелестом устилали землю. Казалось, они рождались лишь затем, чтобы украсить деревья, защитить горожан от летнего зноя, а потом, прислушиваясь к внутренним процессам, закружиться в причудливом танце, уступая место молодой, активно рвущейся к свету листве. Борису Оля представлялась тем осенним листиком, которому судьбой было уготовано блеснуть очарованием, вскружить ему голову, и ...не умереть, а перенестись в иное пространство.

После Олиного ухода в "лучшие миры" Борис уподобился зрителю в театре собственный жизни. Милые картины воспоминаний столь часто посещали его воспаленный мозг, что он стал жить в двух измерениях — прошлом и настоящем. Порой они так крепко сплетались, что их нельзя было различить. Благо, были антракты. Они дарили ему прогулки с внучкой, а потом снова продолжался спектакль без начала и конца…

Вот в окружающем пространстве растворяется осень. Вокруг Подольского с невероятной быстротой вырастают стены, ложи, оркестровые ямы, лестницы. Он оказывается в первых рядах старого театра. В свете гаснущих ламп распахивается занавес, на сцене - Оля. Она лежит на больничной койке. Страшный диагноз — опухоль головного мозга — уже налицо…

От этой картины, которая после Олиной смерти не раз являлась Борису в кошмарных снах, он покрывается холодным потом и тотчас незримая сила, переносит его на сцену.

— Милая ты обязательно выздоровеешь... Ты подарила мне замечательную дочь... увидишь внучку... — шепчет Борис умирающей жене.
— Не трать время, дорогой, — отвечает она ему. — Мне уже пора туда, где вечный, свет, где нет зла и где под ярким звездным небом бесконечно кружит танец листьев, — она подняла глаза к потолку. — Звезды!.. Они зовут меня с собой. Уже зовут. Слышишь? — ее рука сильно сжала запястье мужа, а потом ослабла. Навсегда.

Тяжело переживая смерть Оли, Борис закрыл глаза, и опустился на скамейку. Чья-то теплая, нежная ладошка коснулась его лица. Окружающие предметы, приняли естественные формы, послышался голос Нелли....

Отцы и дети

— Дедушка, ты говоришь, что мы никогда не расстанемся?
— Это так, — оправившись от приступа тоски, произнес Борис.
— А вот мама, когда лепила вареники, сказала папе, что мы послезавтра навсегда уезжаем в другой город. Но я не хочу никуда от тебя уезжать, не хочу!..

С тех пор как у Наташи — Неллиной мамы — появился Олег, у Бориса с дочерью начались конфликты. Наташа непременно хотела выйти замуж за нового знакомого. Борис Алексеевич искренне переживал за дочь. Олег был наркоманом со стажем. Исколотые вены и разбросанные по квартире шприцы стали привычным фоном жизни. На этой почве у дочери и отца постоянно происходили ссоры.

— Папа ничего ты не понимаешь, ведь я его люблю. Ничего, что он наркоман, главное — любовь. Мы вместе справимся с этим… Понимаешь?

Но воспитанный на коммунистических идеалах Борис Алексеевич не мог и не хотел понять дочь. В конце концов, вопреки всем предостережениям отца Наташа ушла жить к Олегу, в его однокомнатную квартирку. А спустя полтора года у нее родилась Нелли. После ее рождения, в тщетной борьбе с наркотиками, которые употреблял ее избранник, Наташа "сломалась" и тоже пристрастилась к зелью.

У Бориса не было сил бороться ни с дочерью, ни с зятем-наркоманом. Довольствуясь маленькой четырехлетней "ниточкой", связывающей его и последнего родного человека на этой земле, он еще продолжал стараться жить. И вдруг в его и без того неспокойную жизнь ворвались слова Нелли: "...мы навсегда уезжаем в другой город".

— Что еще задумали эти безумцы? — неслышно, одними губами, спросил у себя Подольский и развел руками.

Заметив в дедушке перемены Нелли решила, что сказала что-то не то и потому в чем-то виновата. Она опустила голову и, как бы извиняясь, произнесла:

— Дедушка, тебе плохо?

Среди опавшей прошлогодней листвы в тусклом свете склонившихся фонарей и ярких непостоянных вспышках скользящего света автомобильных фар девочка увидела усатого таракана, семенящего вдоль аллеи со своим многочисленным потомством. При виде семейной идиллии насекомого царства Неллину головку посетила догадка. Она вдруг вспомнила, как сегодня Сережка — одногрупник по садику, поймал черного жука. Все девочки испугались и побежали жаловаться воспитательнице, а мальчики очень завидовали Сережкиному "приобретению". Нелле захотелось увидеть находку, но законный хозяин, так и не дав взглянуть на барахтающее лапками неповоротливое существо, закопал его в ямку и зачем-то привалил камнем.

Неллиным слезам не было конца. Ее не столько расстраивала смерть бедняги жука, имевшего неосторожность наткнуться на мучителя Сережку, сколько тот факт, что какой-то мальчишка только и умеющий, что возиться с игрушечными бульдозерами и пластмассовыми солдатиками, из упрямства наотрез отказался показать, а потом и достойно похоронить жука.

У нее появился новый вопрос:
— Может, тебя кто-нибудь обидел?
— А? Что? Ты что-то спросила? Ах, да!.. .обидел ли кто-нибудь меня?.. Глупышка!.. .Нет, нет, все хорошо. Я отведу тебя домой, поговорю с Наташей и все будет хорошо. Должно быть хорошо.. .— неразборчиво пробормотал дедушка .

Не совсем понимая, что произошло, и осознав, что дедушка не в духе, Нелли больше не спрашивала про звезды и почти на них не смотрела, решив, что ему в детстве кто-то так же, как и ей сегодня, не дал посмотреть на жука!..

Здравствуй, дочь!

В безмолвии, они добрели до старенькой многоэтажки, теснящейся среди недавно возведённых красавцев-офисов, и потому неприветливо чернеющей в объятьях ночи. Ее небольшие оконца с облупившейся краской недоверчиво вглядывались в зеркальное отражение гигантских коммерческих исполинов, которые величественно лицезрели город. Но им не под силу было понять все тягостные мысли не помнившей ремонта пожилой многоэтажки...

Борис равнодушно взглянул на дом лишь с тем, чтобы увидеть свет в окне на третьем этаже. Затем сильней, чем прежде, сжав Неллину руку, словно на что-то решившись, вошел в подъезд и стал уверенно подниматься по слабо освещенной лестнице. Через пару минут после неприятного звука звонка, огласившего квартиру, за дверью кто-то неторопливо заскрежетал ключом. Старый замок поддался не сразу. В какой-то момент Борису показалось, что борьба между ключом и замком не закончится ("дверной старожил" всячески пытался "выплюнуть" металлическую палочку "с зубами"). Но эта фантазия быстро прошла, так как тому, кто находился за дверью, были знакомы приемы обращения с подобными прихотями старого ворчуна. По прошествию некоторого времени дверь победоносно приоткрылась.

Наташа осторожно перегнулась через порог и недоверчиво заглянула за дверь. Свет одиноко висящей электрической лампы с азартом устремился в полумрак лестничной площадки. После сумрачной улицы и неосвещенных подъездов его яркость больно отозвалась в глазах пришедших. Перед их взорами появились радужные круги, но ненадолго. "Слепота" прошла, когда дверь открылась шире.

Теперь Наташу было видно в полный рост. И хотя обстановка этой встречи оставляла желать лучшего, Борису Алексеевичу не представляло труда разглядеть дочь.

Так в жизни получалось, что теперь Наташу он видел крайне редко, почти мельком. От недолгих встреч в памяти оставались отдельные фрагменты, кусочки. Лишь теперь, ему показалось, они, наконец, слились воедино. Дочери было всего двадцать три года, но недолгая совместная жизнь с наркоманам сделала свое дело. Она выглядела гораздо старше. Совсем недавно свежее, молодое лицо, сейчас было с желтоватым оттенком, под воспаленными, в жилках, глазами темнели круги бессонницы. "Где то милое создание, с мечтательно-загадочным взглядом?" — невольно подумал Борис и почувствовал, как сжалось сердце.

— Малышка, как сильно тебя изменили наркотики!
— Папа, ты снова хочешь поссориться? Мы уже говорили об этом. Лучше скажи, где вы бродили так долго? Я отпускала Нелли только на полчаса, — вспылила Наташа.

Видя что взрослые начинают ругаться, Нелли обхватила ручонками Бориса.

— Дедушка, почему ты меня отпускаешь? Ты ведь обещал, что мы будем всегда вместе и никогда не расстанемся… Мама хочет отнять меня у тебя… А ты даже не пытаешься забрать...

Растирая кулачком катящиеся слезы, девочка надула губы и скрылась в своей комнате. Подольский хотел броситься вслед за внучкой, объяснить ей, что мама больна очень плохой болезнью, которой заразил ее папа, употребляя наркотики… Еще он хотел сказать, что однажды заберет Нелли. Однако, когда чувства взяли верх над разумом, требуя порыва, холодная отрешенность и полное безразличие дочери встретили его на пороге.

Борис остановился. Остановился потому, что впервые в жизни не знал, как поступить, что предпринять. Ему было больно смотреть на дочь, больно осознавать, что родную внучку он не увидит долгое время. И если полное отсутствие взаимопонимания, переходящее в откровенную ненависть, со стороны Наташи он каким-то неимоверньм усилием подавил, стараясь не реагировать на колкости, то как же ему пережить разлуку с этой задорной девчушкой, в которой воплотилась вся его жизнь?

— Уже не приглашаешь войти? — спросил Борис дочь.
— Папа, прошу тебя, не надо снова начинать. Ты же знаешь, Олег не любит, когда ты приходишь.
— Куда вы собираетесь уезжать?
— Какая, в конце концов, разница?
— Разница? Ты моя дочь... понимаешь? Дочь! И если вы решили наплевать на свою жизнь, оставьте мне хотя бы внучку…
— Папа, мне надоели твои бесконечные упреки. Я устала… устала от этой жизни!
— Дочка, пойми, Олег любит тебя от дозы к дозе. Ему нужны только твои деньги да страна забвения, расстилающаяся за гранью здорового восприятия. Ты всегда была сентиментальной и хотела ему помочь. Но из этого ничего не вышло. Твоя помощь вылилась привязанностью к наркотикам. Тебе еще не поздно остановиться. Подумай о Нелли, она так тебя любит, постоянно вспоминает, рассказывает забавные истории....

Борис был не в силах сдерживать эмоции. Все то, что накапливалось в нем долгими годами, стало выплескиваться в полутьме лестничной площадки, в тишине глухой ночи. Наташа слушала его, но взгляд продолжал оставаться туманным. Отец понимал: дочь мало что понимает из его слов, однако остановиться уже не мог:

— Ты еще можешь слезть с иглы. Брось его! Найдешь себе кого-нибудь другого. Жизнь снова закрутится уже без этой… чумы. Я...Я... люблю.... тебя. Но мне не по силам оградить тебя от безумств. Ты говоришь, что устала. От кого ты устала? От него или от меня?

Наташа подняла голову, но ничего не ответила. По ее впалым щекам из воспаленных глаз текли слезы. Борис их не увидел. Он широким шагом вышел из подъезда, взглянул на дом и скрылся в одной из многочисленных улочек ...

Несколькими днями позже из криминальной сводки ему предстояло узнать, что старенький москвич, оставшийся Олегу в наследство от отца, вылетел на встречную полосу, разбил ограждение и рухнул в реку. В искореженной груде металла нашли два изуродованных тела, медицинской помощи им уже не потребовалось... Смерть наступила при ударе о железные перила, разделяющие полосы движения автотранспорта. Медэкспертиза доказала, что водитель был в состоянии наркотического опьянения. После долгих поисков тело четырехлетней Нелли, находящейся в тот момент в салоне машины, так и не было найдено...

Где скрыться от тебя, судьба?

…Одному богу известно, сколько сил потребовалось Борису, чтобы не наложить на себя руки и не покончить мирские мучения самоубийством, а вместо этого найти скрытый потенциал и начать жить заново. Время до неузнаваемости изменило не только его внешность, но и все то внутреннее, что принято называть душой.

Ему был памятны те дни, когда еще мальчишкой он всерьез увлекся литературой. Лежа на кровати, Боря зачитывался Стивенсоном, Купером, любил произведения Хемингуэя, пытался понять Солженицына. Привязанность к испещренным печатными буквами листам однажды вылилась маленьким рассказиком. В тот момент он едва мог осознать, что школьное сочинение сможет перевернуть его жизнь. Тема была широка и многогранна. Надо было написать о приходе весны. Маленький Боря увидел в шествии весны сказку и вдохновленный прочтенными произведениями в течение каких-то пятнадцати минут на одном дыхании написал сочинение.

Мысль юного автора так потрясла сельскую учительницу, что та прочла сказку на уроке, потом на собрании. Во время чтения Боря напряженно следил за реакцией однокашников. От волнения он покрылся потом и покраснел. Но даже люди с литературным опытом видели в Боре способного мальчика. Сам же юный писатель считал свое увлечение не более, чем графоманством, потому и оставил его, поступил в Политехнический техникум. Затем закончил Аграрную академию. Стал работать. С годами дорос до должности старшего инженера проектного института. Обзавелся квартирой. Казалось, все наладилось, как вдруг смерть жены, гибель дочери, исчезновение внучки...

Новая жизнь?...

Воспоминания тех далеких лет дали Борису толчок, заставили взять в руку перо и тихо скрипеть им в тени раскидистых деревьев на старой лавочке перед подъездом дома, сочиняя мелкие рассказики и постепенно переходя к более серьезным литературным вещам. Он знал о том, что каждый писатель начинал свой творческий путь по-разному. Кого-то толкала на эта злая старуха-нищета, кого — талант, кто-то писал "от нечего делать". Бориса Подольского к писательству привела тяжелая душевная травма. И даже спустя более десяти лет раны не затянулись, а лишь покрылись пленкой времени, рождая при всяком напоминании о прошлом мучительные боли...

Но он не сдавался, продолжая писать. Да так писал, что порой многие прославленные литераторы втайне завидовали его писательским приемам и подолгу изучали книги Бориса Подольского, надеясь распознать, стержень, что присутствовал в каждом его творении, оживляя все, к чему бы не притронулись мысль и перо.

Несмотря на гонорары и известность, он продолжал оставаться одиноким. Понятие одиночества очень растяжимо. Быть им — не значит пребывать всегда одному, хотя и это тоже отражает состояние одиночества. Борис понимал под этим словом жажду доверить свои мысли, душу близкому человеку и не бояться, что о сказанном узнает кто-то еще. Его недавно приобретенный домик в деревне нередко посещали журналисты и видные деятели науки и культуры, но не было в общении с ними тепла, той неуловимой связи, какая движет людьми, порождая обоюдную симпатию и доверие. Он давно понял, что совершенно один и его удел — бесконечное, всеобъемлющее одиночество. Писатель почти смирился с этой мыслью, продолжая жить в своем домике и ощущая неумолимый ход времени...

Запоздалая гостья

Не успел Борис оторвать последний лист летнего календаря с тем, чтобы обрадоваться наступлению прекрасного времени года, каким всегда считал осень, как небо затянуло плотным слоем туч. И не то, чтоб это было неожиданностью: небесную лазурь и до этого покрывали тревожные облака, а если присовокупить непостоянный климат, так и вообще, казалось, удивляться нечему. Все же столь скверная погода в это время была большой странностью.

Природа не заставила себя долго ждать: неопределенность была рассеяна дождем — серым, холодным. Долгими однообразными днями, а иногда не менее монотонными ночами, небо изливало свою грусть, должно быть, по кроткому и мимолетному лету. Видимо, легче ему не становилось, потому что шум дождя не смолкал на протяжении очень длительного времени. В перерывах между жемчугом падающих градинок и раскатистыми громыханиями запоздалого еще летнего грома природа делала передышки в виде звездного неба да яркого солнечного блеска. А потом вновь заряжали дожди...

В одно из редких "просветлений", когда у погоды было хорошее настроение, Борис сидел на стуле у окна.

— Опять смотрите на звезды? Надо же! Прямо, как я! — сказала Нина, закрывая за собой входную дверь и уже привычным движением руки включая свет.

Это милое создание, с длинными белокурыми кудрями, миловидным, семнадцатилетним личиком и совсем не юной печалью в глазах, часто заглядывала в небольшой домик Бориса, всякий раз наполняя его душу каким-то необъяснимым трепетом. Ему казалось, что беспощадное время повернуло вспять и он, помолодев не на один десяток лет, узнает в ней — резвящейся, вечно куда-то спешащей, себя. Еще ему хотелось верить, что за этой улыбкой, внимательным взглядом, от которого, казалось, не ускользнет не одна мелочь, и душой, преисполненной мечтаниями, кроется его Нелли. "У них даже имена похожи" — иногда задумывался писатель. Но едва его мозг начинал развивать эту мысль, как он гнал воспоминания прочь и осекался: "Она умерла, и я должен с этим смириться".

— О, да вы опять что-то писали! Можно посмотреть?
— Если тебе это действительно интересно, — возьми вон те листы. Да нет же, там лишь наброски. Посмотри полкой ниже.
— Здесь целая стопка. Вы что, каждый день печатаете?
— Да, это моя работа.
— С ума сойти!!! Я общаюсь с настоящим писателем, — восторгалась она, расхаживая по комнате с одним из многочисленных рассказов.

Он был написан несколько лет назад и случайно лежал на полке среди новеньких, едва сошедших с печатной машинки произведений, а не был убран в старую затертую папку, как происходило с предыдущими рассказами. На его белом заглавном листе крупными буквами красовалось название: "Последний вечер вдвоем".

— О чем этот рассказ, Борис Алексеевич?
— Можешь называть меня просто дедушкой. Думаю, тебе будет проще, а мне приятнее! — тепло улыбнувшись, произнес писатель.
— Хорошо... О чем этот рассказ?
— Он о событиях моей прошлой жизни.
— Что ж, я прочту его в следующий свой приезд.
— Ты уже уезжаешь домой?
— Да. Завтра в десять у меня поезд.
— Почему так скоро? В городе сейчас, должно быть, жарко, а здесь, в деревне, прохлада, пруды, зеленые рощи! — новоиспеченный "дедушка" распахнул створки окна. и указал Нине в сторону почерневших в ночных ливнях, но не утративших своеобразной красоты деревьев, которыми начиналась тихая рощица, обрамляющая безмятежные вереницы прудов. И, не дожидаясь ответа, воскликнул:
— Красота! — а потом, выдержав многозначительную паузу, добавил: — Может, еще останешься?

Нина разулыбалась. "Ах, если бы это был мой дедушка!.." — мечтательно пронеслось в голове. Вслух у нее вырвалось:

— Признаюсь, я никогда не встречала такого заботливого... — она запнулась.
— Дедушку, — подсказал ей Борис Алексеевич.
— Дедушку... как вы, тем более, что своего родного дедушки я почти не знала и к своему стыду не помню даже его имени… Но я не могу остаться. Тетя Валя будет очень волноваться.
— А кто такая тетя Валя? Ты мне о ней не рассказывала, — разочарованно закрывая створки окна, спросил Борис.
— Это моя приемная мама. Она забрала меня из детдома, когда мне было пять лет.
— Так, значит, ты сирота?
— Да, сирота.
— Мы с тобой так много беседовали, но почему ты ничего мне не рассказывала о своем детстве?

Нина ответила не сразу. Она присела в кресло, постаралась улыбнуться. Но улыбка получилась вялой и неестественной.

— Я сама была бы рада, если бы кто-нибудь мне о нем рассказал. Кроме детского дома да отдельных размытых картин своего прошлого, я ничего о себе не знаю.… Впрочем, и вы мало что рассказывали о себе...

"И в самом деле" — подумал Борис и, уходя от темы, спросил: — Так, значит, ты все же уедешь?
— Да.
— Ну, что ж, тогда позволь мне тебя проводить.
— Было бы очень, кстати, если бы вы смогли довезти меня до железнодорожного вокзала — поезд поздний.
— Хорошо. Значит, до завтра?
— До завтра!

Нина взглянула на Бориса, задержала свой взгляд на звездах, отражающихся в окне, и что-то хотела сказать, но не решилась. Промолчала. Попрощалась еще раз и ушла. Однако, спустя минуту, вернулась.

— Рассказ я обязательно прочту. Может, ваше прошлое было не таким печальным, как мое...
— Может быть, может быть.... спустя некоторое время после ухода Нины, сказал себе Борис. Потом встал со стула и вышел в сад.

В эту ясную звездную ночь он был особенно прекрасен. На молчаливых грубых стволах лежало молчание теней. Очарованный великолепием, писатель присел на лавку и, закинув голову, медленно опустил усталые веки. Дымка сна окутала его усталые мышцы, пробежала приятной волной отдыха, по невидимым ниточкам проникая в сознание. Утомленный долгим днем, мозг погрузился в бесконечные дали сна …на радость кружащимся в небе комарам...

...Ночь минула очень быстро. Казалась, не закрой Борис глаз, и она тянулась бы, как подогретая на огне резина, и не была бы конца веренице бесконечных мыслей. А так! Очень быстро новым рассветом пришел день, а следом за ним подоспел и вечер. Стрелка наручных часов кралась к половине десятого...

Вокзал

— Беспокоишься, что не успеем? — спросил Борис, выжимая сцепление и переводя рычаг коробки передач на третье положение.
— Что? — спросила сидящая рядом с ним Нина.
— Я заметил, ты смотришь на часы....
— Они для меня очень дорогие.
— Хорошо, когда у человека есть что-нибудь по-настоящему дорогое. В моей жизни это была внучка. И ты... Но все однажды кончается.
— Я еще приеду, обещаю!
— А вот и вокзал!..

Обилие проворных "челноков" с неимоверно большими сумками, разбегающиеся глаза отнюдь не бескорыстных стражей порядка, гул подкатывающих поездов и множество других шумов, отдельных звуков, переплетались и, сливаясь воедино, гудели подобно пчелиному улью. Суета посадки висела над скопищем вспотевших и взволнованных людей.

Неожиданно подали поезд. Толпа оживилась. Сквозь нее пробралась девушка лет семнадцати, в которой легко можно было узнать Нину, и мужчина лет пятидесяти пяти — Борис Алексеевич. Они долго прощались. Даже когда Нина заняла свое место в купе, прислонившись к стеклу, и поезд, пыхтя и выбиваясь из сил, стал набирать ход, ее провожатый продолжал идти рядом с вагоном, в купе которого находилась Нина.

Ему было искренне жаль расставаться с этой милой девушкой. Борис шел с надеждой запомнить черточки ее лица, тепло улыбки, ее слезы. Девушка плакала, легонько смахивая платком хрусталики загрустившей души. Как вдруг окошко приоткрылось и...

— Дедушка, правда, говорят, что люди похожи на звезды? — выдохнула Нина, улыбаясь сквозь слезы.

Борис остолбенел. Память перенесла его в сквер. Он вспомнил вечер, когда его Нелличка, глядя на звезды, произнесла ту же самую фразу, смахнул капельки пота и стал механически повторять, обращаясь к тусклым огонькам уходящего поезда:

— Правда, внучка, правда... Конечно, звезды похожи на людей... Они такие же, как мы...

… Опомнился Борис Алексеевич в машине. Он направлялся туда, где тьма поглотила поезд, навстречу звездам и …ближайшей железнодорожной станции.
Июнь 2002 г.