Руины. На месте когда-то прекрасного, оживлённого города. Строгие, монументальные здания банков, учреждений, пёстрые, залепленные яркой, броской рекламой супермаркеты, элегантные, сверкающие витрины, дорогие рестораны – всё это сейчас представляло собой уродливый, страшный погребальный курган. Битое стекло, обломки, искорёженный металл, мусор высились повсюду мерзкими кучами. Исчезли тротуары, прямые улицы, погребённые под останками зданий. Изуродованные, чёрные, местами ещё горящие остовы машин, голые и безжизненные тела деревьев, перевёрнутые газетные киоски. Вокруг всё мертво.
    Я осторожно пробирался по разрушенному городу, пытаясь найти хоть одну живую душу. Но тщетно. Уже многие часы я натыкался лишь на безмолвные, обезображенные трупы, лежащие кругом. В разных позах, страшные, уродливые они представляли собой продукт людского безумия, достигшего апогея. Весь этот город, превратившийся в огромное кладбище, буквально кричал об этом. Скрюченные, обгоревшие руки, торчащие из завалов, безжизненные глаза, белеющие кости, рваная плоть.
    Дышать было тяжело: смрад, гарь. В воздухе носились клубы чёрного дыма от горящих руин, порой заслонявшего солнце, которое спокойно и лениво взирало сверху.
    Я не мог дальше идти, не мог больше искать, безвольно опустившись на обломок стены. Не знаю, долго ли я сидел в таком состоянии, как вдруг услышал странный звук, едва уловимый. Мне показалось, что это был детский смех… Я прислушался. Смех повторился. Я вскочил и бросился туда, откуда, казалось, он исходил. Чем ближе я подходил, тем громче был смех, весёлый, жизнерадостный и… очень странный на фоне царившей вокруг смерти. К смеху примешивался другой звук, тихий, периодический, похожий на скрип. Качели!
    Невдалеке что-то горело, исторгая огромные, зловещие, мрачные клубы дыма. То он возносился прямо в небо, то стлался по земле, пригибаемый ветром. Тот вдруг резко ударил в другую сторону, погнав дым прочь от меня. Моему взору явилась странная картина, до глубины души потрясшая меня. Средь руин и обломков стояли детские качели, на которых весело и беззаботно качалась маленькая девочка в безупречно чистом, белом платьице. Аккуратно, заботливо заплетённые косички с огромными, белыми бантами-шариками ниспадали на плечи. Белые туфельки и носочки, большие, голубые детские глаза, искрившиеся беспредельной радостью и восторгом, присущем только им – детям. Весёлый смех.
    Вновь изменивший своё направление проказник ветер скрыл её от меня, выставив живую, клубящуюся стену чёрного дыма. Я рванулся вперёд, к качелям… И вот я снова увидел их… Абсолютно чёрные, обугленные, они мерно покачивались, издавая протяжный скрип, похожий на стон. Горели деревяшки на сиденье, которое было пусто.
    Я повернулся и побрёл прочь, одинокий среди смерти и разрушения. Я долго шёл, глядя вперёд пустыми глазами, не разбирая дороги, как вдруг снова услышал… детский смех. Медленно повернувшись, я увидел ту же девочку в белом платьице. Она внимательно и трогательно смотрела на меня своими большими, бездонными глазами. А рядом с ней появилась тёмная фигура в чёрном, полностью скрывавшем тело, балдахине. Фигура стояла, низко опустив голову, источая угрозу, непримиримую ненависть и зло. Существо протянуло руку в длинном рукаве, и девочка покорно вложила свою маленькую белую кисть в чёрную и костлявую незнакомца. Они повернулись и пошли прочь. Девочка лишь один раз посмотрела в мою сторону, подарив на прощанье невинную улыбку и смеющийся, весёлый взгляд. Существо уводило её за собой. И снова чёрный дым скрыл их удаляющиеся силуэты от моего взора, а когда растворился, их уже не было.
    Далеко-далеко простираются безжизненные руины. Здесь я один, и для меня стал меркнуть свет, стала искажаться реальность, теряя привычные формы и образы…
    Наступила тьма.
     10.12.1996