Глава 4

   — Вот и думай теперь хорошо об этих школах! — ворчала миссис Бирс, — чему их там учат, в этих школах? Тоже мне, сиротинка! Не успела приехать в наш городок, и тут же соблазнила молодого лорда! Тихоня! Все по лесу шныряет, все какие-то травки собирает! А лорд-то прямо одурел! Ни на кого не смотрит, друзей бросил, только к ней и шастает! Она, небось, специально в его лесу его караулила! Да и травки-то небось не простые, приворожила молодого лорда, чтобы устроиться здесь получше!
    Сидящие за рукоделием женщины — городские сливки общества, считающие себя видными горожанками, престарелые ханжи и их молодые дочери — закивали головами.
   — Если уж на то пошло, моя дочь Джоана нисколько не хуже ее, даже пожалуй, получше будет! — произнесла одна из женщин, откусив нитку, — эта худющая, а моя-то пышная да румяная! И уж если лорд решил отдать предпочтение не равным ему леди, а простым женщинам, так чем ему моя Джоана плоха? Да и ваша Кэтрин ничуть не хуже! — обратилась она еще к одной женщине.
   — Она точно его приворожила! — капризно надула губы вышеупомянутая Джоана, — на меня он и не смотрит! А раньше бывало, только на нас с Кэтрин и глядел, да все улыбался, да говорил всякое разное…
   — Откуда она вообще взялась в нашем городе, эта маленькая потаскушка? — спросила Кэтрин.
   — Дитя мое, так нехорошо говорить! Приличным женщинам так говорить не пристало, — одернула ее мать, — но, хотя так говорить и нехорошо, ты все же права.
   — Вот узнать бы! — сказала миссис Бирс, — я, конечно, могу ее из своего дома выгнать, но мистер Проспер в ней души не чает, а он меня просил за нее. И вообще, что все мужчины в ней находят? Тощая, глаза, как блюдца, волосы как у ведьмы, ниже пояса, да чернющие… Да все по лесу со своими травками шляется, да помалкивает. Ну правда ведьма!
   — А может, она ведьма и есть? — спросила Джоана, —так и выгнать ее тогда из города!
   — Сейчас не время, — сказала до сих пор молчавшая молодая девушка, втайне желавшая захомутать молодого лорда хотя бы для подарков и денег, о чем знал весь городок, — молодой лорд ослеплен ею. Он не позволит нам это сделать. Нужно вызнать про нее все и рассказать лорду Эшли, его отцу. Он-то ее и изгонит с позором из нашего города.
    Она сказала это тихо, но все услышали сквозящую в ее голосе злость.
   — А кто все это разузнает, Элизабет? — спросила Кэтрин.
  — Я и узнаю, — жестко и с ненавистью произнесла Элизабет, отложив рукоделие, и вышла.

*        *        *

    Вечером скучающий Элдридж раскладывал пасьянс, попивая вино, когда пришел с прогулки Филипп.
   — Есть интересные новости, — произнес он, кидая шляпу на стол и бросаясь в кресло.
   — Что в этом треклятом городишке может быть нового и интересного? — спросил Элдридж, потирая нос картой, не зная, куда сунуть мешавшегося ему валета.
   — Эти глупые бабы в городке решили объявить пассию нашего друга персоной нон грата! — хихикнул Филипп с удовлетворением.
   — Ну и что? Неужели ты думаешь, что Дориан станет прислушиваться к мнению этих кухарок? — раздумчиво произнес Элдридж, и с торжествующим воплем втиснул валета в левую стопку карт.
   — Конечно нет. Но я имел преинтереснейший разговор с одной из них, — покачивая ногой, как всегда лениво процедил Филипп.
   — И что же ты из этой болтовни вынес, кроме того, что она позволила тебе за три монеты пощупать себя в закутке кабака?
   — Она очень хочет разузнать все об этой девице, чтобы потом все рассказать его отцу. И тогда наш блудный друг возвращается к нам.
   — Это прекрасно, но с чего вы взяли, что за ней есть что-то порочащее ее? — спросил Элдридж, тасуя карты.
   — Что-то должно быть. Эта девица, Элизабет, говорит, что она недавно появилась в городке и никто ничего о ней не знает. Она скрывается от кого-то здесь, это просто очевидно. А невиновному человеку незачем скрываться, — ответил Филипп, отбирая у Элдриджа колоду карт.
   — И как ты хочешь все разузнать? — спросил Элдридж.
   — Я попытаюсь соблазнить подружку Дориана и, когда она в меня влюбится, все у нее разузнать, — торжествующе сказал Филипп.
   — А ты уверен, что …
   — Что она в меня влюбится? А почему бы и нет? Ведь Дориан на второй же день не получил от нее отказа, — положил ноги на стол Филипп.
   — Да нет, уверен ли ты в том, что она тебе все расскажет?
   — Нужно как следует постараться. Ради этого я даже забуду о своих удовольствиях и буду ее пользовать, как домашний доктор — нежно и с участием, — самодовольно швырнул колоду карт на стол Филипп.
   — И когда же ты собираешься это исполнить? — спросил Элдридж, взяв колоду и снова начав выкладывать «Гробницу Фараона».
   — Завтра с утра ты отправишься с Дорианом на обещанную им охоту. Ты должен его уговорить и задержать там как можно дольше. Я же отправлюсь прямиком к его очаровательнице.
   — Отлично, значит я тоже не останусь без своей доли удовольствий, — хмыкнул Элдридж, выискивая глазами нужную ему карту.
    Рано утром, недавно появившийся дома Дориан, счастливый и благодушный, решил выполнить просьбу друга устроить ему охоту. Филипп же, сославшись на головную боль, сказал, что предпочитает провести день с вином и книгой, чтобы к вечеру чувствовать себя лучше.
    Лишь только за воротами смолк собачий лай и топот конских копыт, он, прифрантившись и надушившись, отправился к неизвестной ему женщине, безмерно уверенный в победе.
    Подойдя к ее дому с задворок, не поленясь ради такого случая, что было ему совсем не свойственно, продраться через заросли травы и кустарника, он около получаса терпеливо подглядывал за девушкой в открытое окно, выщипывая застрявшие в одежде колючки, причинявшие ему массу неудобств в придачу к существующим. Она показалась ему прехорошенькою, что его порадовало — удастся совместить полезное с приятным. Наконец, девушка, накинув на голову капор, завязала ленточку под подбородком и отправилась по своему обыкновению на прогулку в лес. Филипп восторжествовал — ему не хотелось вваливаться к ней в дом, чтобы не насторожить, ему хотелось повстречаться с ней как будто случайно, используя момент неожиданности и растерянности. Он считал, что в этом случае ему буде гораздо легче завязать контакт, пока она будет соображать, что к чему.
    Он осторожно вылез из зарослей и прокрался за нею. Когда она подошла к ручью, она вышел с противоположной стороны, обойдя ее за деревьями и сделал удивленно — восхищенное лицо.
   — О, леди! Какая неожиданная, но приятная встреча! Я так жаждал этой случайности, робея подойти напрямик, что готов возблагодарить небеса за ниспосланную мне удачу! — начал он, приближаясь, сняв шляпу и расшаркиваясь на ходу.
    Алголь с удивлением смотрела на его телодвижения, нисколько не растерявшись и не испугавшись, но Филипп не заметил этого, и продолжил:
   — Не пугайтесь, милая леди! Я не сделаю вам вреда!
    Алголь, прищурившись, посмотрела на него, но потом, что-то решив для себя, сделала вид, что испугалась. Она прижала букет последних лесных цветов к груди и подняла на него настороженные глаза, выжидая, что он дальше предпримет.
    Филипп, довольный, что все идет по плану, решил пойти в атаку, чтобы совсем привести ее в полную растерянность.
   — Леди, я недавно приехал с моим другом в этот городок погостить, и, увидев вас, пришел в полное смятение. Боюсь, что я люблю вас. Но, к несчастью, между нами стоит непреодолимый барьер — мой друг. Я не могу встать у него на пути, хотя… Нет, нет, я не могу, я не хочу причинить вам боль… Я не должен, хотя нет… я должен! Должен вас предупредить. Он совсем не тот человек, за которого себя выдает! Если бы я не любил вас столь сильно, я бы не осмелился бы перед вам порочить моего друга, но я люблю вас и мне не безразлично, что вы будете страдать. Он не может любить! Я слишком хорошо его знаю! Если бы вы знали, скольких женщин погубил этот самовлюбленный ловелас! Мне просто становится дурно при мысли, что женщина, которую я люблю, попала в его руки и очень скоро будет страшно несчастна! Он наверняка говорил вам, что очень одинок, что у него никого нет, что ему хотелось бы вам помочь и так далее. Но это блеф! Он не может быть несчастен, потому что не знает, что это такое! Он других делает несчастными! И говорит это всем женщинам, чтобы вызвать в их несчастных сердцах жалость к себе и таким образом затащить их в постель! Надеюсь, он не успел еще зайти так далеко с вами? Не верьте ему! Я умоляю вас! Я люблю вас, и я подозреваю, что в вашей жизни произошло какое-то несчастье, которым он и воспользовался, чтобы поймать вас на крючок! Будьте уверены, если вы ему что-то рассказали о себе, это непременно станет достоянием гласности. Когда ему надоест ваше общество, он расскажет о вас все и вас просто уничтожат в этом городишке! Умоляю вас, доверьтесь мне! Расскажите мне все и я сумею уберечь вас! Я увезу вас отсюда куда только вы пожелаете! Я мечтаю жениться на вас! И даже если вас опорочит этот негодяй, я не отвергну вас, я вас спасу! Доверьтесь же мне!
    Алголь слушала его, сощурив глаза. «Интересно! — подумала она, — что-то странно все это! С чего это такая пылкая страсть? Скорее всего, он просто хочет развести нас! Но что за причина? Или он хочет вернуть друга, или он и вправду любит меня. Но что он наговорил про Дориана? Если это правда, это мой конец. Это самый страшный конец, какой я только могла бы себе представить».
    Она взяла в руки блокнотик, надетый на шею, и написала:
    «Я не знаю, что вами движет и не могу сказать, что я доверяю вам. Все, что вы сказали, слишком серьезное обвинение. Я ничего не скажу Дориану, но попытаюсь сама разгадать его. Вас же я прошу зайти ко мне позже, я должна все это обдумать».
    Филипп прочитал все это и с чувством расшаркался, думая про себя: «А она не так проста. Хорошо еще додумалась ничего не говорить Дориану, иначе вся затея полетит псу под хвост».
    Ему не хотелось долго тратить времени на все это и он начал опять свою песню:
   — Я конечно понимаю, но это выше моих сил! Я хочу обладать вами! Я даже во сне вижу, как я касаюсь вашей дивной кожи, так ласкаю ваше прекрасное тело, и от этого схожу с ума! Это просто безумие! Не отвергайте меня!
    Алголь попятилась от него, видя, что в его глазах зажегся ненормальный огонь. Звать на помощь было некого. Она попыталась бежать, но Филипп схватил ее за руку и с силой подтащил к себе, опрокидывая в траву.
   — Ты не должна никому принадлежать! Я слишком сильно люблю тебя! Тебе будет так хорошо, как никогда еще не было! Я умею это делать! Ты полюбишь меня!
    Алголь сопротивлялась, как дикая кошка, но Филипп был сильнее ее и, похоже, имел опыт подобных ситуаций. Ее сопротивление зажгло в нем, обычно томном и ленивом, такой огонь, что он испытал давно неведомый восторг новизны.
    Когда все закончилось, Алголь, из последних сил сопротивляясь его поцелуям, поняла, что случилось непоправимое. Она должна пережить это одна, она не имела права сделать так, чтобы Дориан узнал об этом. Он, если ее любит, будет страдать, а если все так, как сказал этот молодой негодяй, значит не поверит ей, а поверит этому мерзавцу, который просто скажет, что она сама отдалась ему.
    Филипп же снова начал свои происки:
   — Любимая моя! Прости, я слишком сильно возжелал тебя и не совладал со своим желанием! Но я, как в лихорадке, горел каждую ночь, видя этот счастливый миг во сне! Теперь ты любишь меня? Моя дикая львица! Моя прекрасная и жестокосердная любовь?
    Алголь освободилась наконец от него, ибо он больше не удерживал ее, и вдруг внутри ее горла закипавшие рыдания перешли в крик:
   — Я ненавижу тебя! И даже если Дориан такое же чудовище, как и ты, я скорее умру, чем буду принадлежать тебе!
    Филипп с изумлением посмотрел на нее. Элизабет говорила ему, что эта девушка совершенно не способна разговаривать. Что-то произошло, что вышло из-под его контроля. Он еще не знал, что, но имел все основания подозревать, что до добра это не доведет.
    Алголь с диким блеском в глазах, подбежала к нему и изо всех сил влепила по его самодовольной, но вытянутой от изумления физиономии отменную оплеуху. Филипп дернулся от нее, но пощечина обожгла его щеку и сердце его сжалось.
    Когда он пришел в себя, ее уже не было. Он отряхнулся и, подобрав шляпу, потихоньку отправился восвояси, размышляя о произошедшем.
     «Интересно, что теперь будет? Похоже, своей невоздержанностью я все испортил! Черт, как неудачно! Если она все расскажет Дориану, мне конец. Мало того, что я ничего не добился, я еще и насторожил ее. Ха, насторожил — это еще мягко сказано! Теперь она меня к себе близко не подпустит. Но дело-то не сделано. Черт, что же делать?»
    Он шел, раздумывая о своем, когда вдруг одна еще не окончательно сформировавшаяся мысль начала пульсировать в его мозге. Он попытался ухватить ее за кончик, но она ускользала, раздражая своей неопределенностью. Весь остаток дня он провел в поимке мысли, но она не поддавалась ему. Филиппу казалось, что она уже близко к разгадке, но она была все так же далека от него, как и прежде. И лишь ночью, во сне, она понял: «Я влюбился в нее! Это очевидно! Мне без нее дышать нечем и все во мне стремится к ней! Но ведь так не бывает! Ничего такого быть не может! Это абсурд! И тем не менее, я не могу без нее… Она ведьма! Она отомстила мне! Эта пощечина… Она заворожила меня! Но я так хочу быть с ней! Я хочу обладать ею! Вот ее месть! Я не хочу ни одну женщину, кроме нее! И, видит Бог, я сумею ее защитить от всех этих деревенских баб, если она согласится быть моей! Ни одного волоска не упадет с ее головы, пока я жив! Она должна быть только моей!»

К содержанию   Глава 5