Глава 1

    Уединившись в небольшом гроте в скале, скрытой вересковыми зарослями, оставив лошадей пастись, две девушки, сидя на травяных подстилках, склонились, над рукописью в кожаном переплете.
  - И в этом — воля, — читала светловолосая девушка, — не ведающая смерти; кто постигнет тайны воли во всей мощи ее? Ибо Бог — ничто, как воля величайшая, проникающая все сущее самой природой своего предназначения. Ни ангелам, ни смерти, не предает себя всецело человек кроме как через бессилие слабой воли своей.
    Они немного помолчали.
  - Верно сказано! — сказала вторая девушка, убирая с лица длинные выбившиеся из буклей огненно-рыжие пряди, — вот я считаю, что человек должен использовать все до последнего шанса, а не молиться, вверяя себя Богу и надеяться, что он за тебя все сделает. Нужно сражаться и не терять присутствия духа. А Бог — на него слишком ненадежно полагаться — то ли поможет, то ли нет... На Бога надейся — а сам не плошай!
  - Да, Дорэн! Слышал бы кто-нибудь нас, нам бы не поздоровилось — нас бы сожгли за ересь, — ответила светловолосая девушка.
  - В чем же ересь, Киркла? В том, что люди должны быть сильными и смелыми, а не стучаться лбами об пол? Нет, все же хорошо было, когда в нашей стране были свои боги — прекрасные благородные боги! Вспомни Мерлина! О, как бы я хотела жить тогда, быть его верной ученицей и помощницей! Быть рядом с ним, — вздохнула Дорэн, втыкая с разных положений дагу в землю.
  - Да! Тогда не было войн между своими же, вернее, войны-то были, но не было такого мстительного уничтожения! И мы могли бы с тобой не встречаться тайком в пещере, а дружить открыто! И никто бы не упрекнул нас, что Дорэн Грэфолк с белой розой на гербе и Киркла Круэл с алой розой, вместо того, чтобы бить друг друга, мирно беседуют в Вересковых Холмах!
    Дорэн и Киркла вышли на солнце, спрятав запретную рукопись в гроте, и сели на траву. Дорэн откинулась на спину и, жуя травинку, произнесла, глядя на проносящиеся вдали облака:
  - Как жаль, что вы не за Йорков!
  - Как жаль, что вы не за Ланкастеров! — ответила Киркла.
  - О, нет, только давай исключим эту тему из наших разговоров, — вскричала Дорэн, — меня мало интересует борьба за кормушку этих... — Дорэн вздохнула, — главное, чтобы это на нашей дружбе никак не отражалось! Последний Ланкастер мертв, может быть теперь воцарится мир и дворяне прекратят воевать?!
  - Не думаю. Алые еще надеются, на что-то... — ответила Киркла, — мой отец говорит, что они будут верны заветам Маргариты. Ведь Генри был не очень-то волевым королем и страной правила его супруга Маргарита. И она заварила всю эту кашу. После того, как она побывала в плену у ваших Йорков, потом была выкуплена Людовиком и уехала на родину в свою противную Францию, для алых она стала чуть ли не великомученицей. Она творила, что хотела в нашей стране и довела ее до этого кошмара! И они и по сей день будут стремиться выполнять ее заветы. Проклятая лягушкоедка!
  - Черт бы побрал все это! — вспылила Дорэн, — ну почему, почему они воюют за политические принципы, а мы должны страдать?! Моя лучшая подруга вот уже шесть лет в стане врагов. Человек, которого я люблю, тоже принадлежит к партии Ланкастеров! Я должна его за это ненавидеть, а я его люблю! Но самое страшное, что это совершенно безнадежно!
  - Почему? — удивилаеь Киркла.
  - Во-первых, наши родители никогда не согласятся на этот брак — они воюют друг с другом. А во-вторых, я не знаю, как он относится ко мне. Может статься, он тоже любит меня, а может быть, ненавидит! Проклятая война! Чем мы заслужили такое наказание — родиться в период войны?! Из дома даже нельзя выйти — постоянно находишься под страхом, что тебя схватят алые! Это ужасно! А впрочем, оставим эту грустную тему. Сегодня мои братья — старший Морис и младший Дориан — уехали на охоту. Может статься, они привезут мне живую белку — Дориан обещал мне! Он славный мальчик, растет настоящим воином. Будет ужасно, если ему придется применить свои умения в этой чертовой войне! Кстати, Морис взялся обучать меня военному искусству. Он считает, что при нынешнем положении дел в стране я должна уметь постоять за себя.
  - Ну и как успехи? — поинтересовалась Киркла.
  - Отлично. А вот от моей сестры Анджелики нет никакого толку. Отец смеется, говорит, что если их всех убьют, то он может на меня положиться, что я буду защищать честь семьи Грэфолков, поместье, мать и Анджелику.
  - А мои братья не хотят меня ни к чему подпускать! Джулиус считает, что пока в семье трое мужчин, они в состоянии защитить меня, а Рэдфорн надеется, что война скоро кончится.
  - Я тоже надеюсь! Ну, ладно, Киркла. Я поеду домой, иначе мои начнут волноваться. Сегодня отец празднует победу над Даффортами, к нему в гости приехали Гриффорды. Кстати, ты знаешь, что их среднего, Этелреда, пророчат мне в мужья. Они мне уже все уши прогудели! Только и слышно: “Этелред, Этелред! Достойная партия!”. Хороший он человек, смелый, красивый, но... не люблю я его, хоть он этого и вполне достоин. Ну, прощай! Увидимся в среду, в три часа пополудни, здесь же!
    Дорэн легко вскочила в седло и, махнув рукой, умчалась в свое поместье. Киркла махнула ей в ответ и тоже унеслась домой.
    Дорэн примчалась стрелой и, запыхавшись, вбежала, в залу. Отец, граф Эдгар Грэфолк, уже восседал за столом, по правую руку его сидел граф Грегор Гриффорд с сыновьями, по левую — жена, средний сын Теобальд и дочь Анджелика. Дорэн, поприветствовав всех, присоединилась к ним.
  - А что, отец, Морис и Дориан еще не возвращались с охоты? — спросила она.
  - Нет, что-то они запропали, Наверное, неудачная охота! А, может, наоборот, привезут нам сейчас к столу целый мешок свежатины! — рассмеялся отец. Мужчины шумно встали, лишь только отец провозгласил:
  - Так выпьем же за нашу победу! 3а Ричарда, короля Англии!!! Раздались одобрительные возгласы. В этот момент двери с шумом распахнулись и в зал ворвался Мэтт, собачник, уехавший на охоту вместе с графскими сыновьями. Он был в крови, еле держась на ногах.
  - Что случилось, Мэтт? — грозно вскричал граф.
  - Скорее, Ваша Светлость! Дарнуэи напали на нас! В роще за холмами! Младший граф Дориан убит. Старший граф, Морис, еще сражается. Слуги почти все перебиты!
    Кубок опрокинулся и вино кровавым пятном разлилось по скатерти. Все мужчины помчались в конюшню, на ходу надевая оружие. Мать упала в обморок, Анджелика, крича, бросилась к ней, а Дорэн застыла от ужаса. Вся война проходила пока мимо нее, в стороне, и вот коснулась ее своим ужасным крылом. Морис, славный голубоглазый Морис, смельчак и силач. Дориан, смешной и веселый, вихрастый и никогда не унывающий 14-летний мальчишка, еще не видевший жизни и никогда уже не узнающий ее. Одна надежда была — что хотя бы Морис остался жив. Некоторое время спустя вернулись отец, Теобальд и граф Гриффорд, с двумя сыновьями.
  - Ну, отец?!! — бросилась к ним Дорэн, и отец, молча сняв пояс с ножнами, сурово сказал:
  - Иди, попрощайся с ними!
    Дорэн со слезами на глазах выбежала во двор. На дрожках лежали Морис и Дориан. В груди Дориана торчала стрела. Морис был порублен мечом. Вдруг Дорэн увидела, что что-то шевелится рядом с Дорианом — ей показалось, рука. Неужели жив?! Дорэн бросилась к руке, но... Рыжая белка, пытаясь выбраться из набедренной сумки, шебаршилась и мельтешила хвостом. Дорэн взяла ее в руку и заплакала. Дориан и Морис были мертвы — мертвее не бывает. Дорэн выпустила белку и та пустилась наутек.
  - Младший графский сын сражался как волчонок, — слышала она голос собачника, которого перевязывали служанки, — а сэр Морис послал меня за подмогой, он был уже сильно ранен. Когда мы вернулись, он был уже мертв, а Дарнуэев уже и след простыл.
    Мориса и Дориана похоронили в фамильном склепе. Дориана хоронили с его мечом, как славного, погибшего в бою воина. Погибшего, но не отступившего. Дорэн навсегда запомнила их такими, как они были в повозке — Морис, с разметавшимися русыми волосами, с жестоким оскалом, пронзенный мечом под грудиной и Дориан, с завесившей все лицо такой же огненно-рыжей, как у нее, непослушной челкой и недоуменным выражением конопатой мордашки с закрытыми глазами. Казалось, он спит и видит сон, как у него отнимают что-то, и потому брови его взметнулись удивленно и немного обиженно, словно не заслужил он того, как с ним обошлись.
    Ночью, когда весь дом затих, Дорэн лежала в постели в своей башенке и не могла заснуть. Слез уже не было — все выплакала. Теперь она думала том, как ей будет не хватать братьев, как ей обидно за то, что они такие молодые, уже мертвы. О том, что ее отец будет мстить Дарнуэям и, может быть, лишит жизни таких же молодых сыновей Дарнуэя. О том, что теперь о браке с дворянином алой розы не может быть и речи. О том, что ее лишили самых дорогих людей. Что самого желанного человека на свете могут тоже убить. О том, что он и не знает, наверняка не знает, что она безумно любит его и уже год не может прийти в себя с той роковой встречи в Уайт-Холле, на балу в честь дня рождения Его Величества. О том, что изредка они видели друг друга в Лондоне, в Парижском саду, на медвежьих боях, или на Стренде, улице, где водится одна вольнодумная молодежь и редко кто из респектабельных молодых господ появлялся там. После того замечательного вечера, в Уайт-Холле, где Дорэн волею судеб на весь вечер стала его дамой танцев, они, встречаясь на Стренде, улыбались друг другу, и он обнажал голову в знак почтения. Они иногда попадали в какой-то кружок, где какой-нибудь вольный поэт читал свои стихи, и потом все обсуждали их, и она ловила каждое его слово, да и он с интересом слушал, что говорила она. Они попадались друг другу и на Финсберийском валу, окраине Лондона, где по праздникам гуляли горожане, а лендлорды съезжались отдыхать в Лондон, и он, что давало ей слабый лучик надежды на его благосклонность, вновь приветствовал ее, не разу не сделав вида, что не заметил и не узнал. Он никогда не выказывал вражды к ней, впрочем, по праздникам объявлялось негласное перемирие и в Лондоне враждующие алые и белые дворяне в худшем случае не обращали друг на друга внимания.
    Ей чертовски вдруг захотелось поделиться с кем-нибудь своими мыслями и переживаниями. Кирклы рядом не было, хотя она поняла бы ее и утешила хотя бы словами. И встречаться с нею в ближайшие дни было бы опасно, ибо Дорэн подвергала бы ее риску попасться в руки своего отца, если бы он выследил ее случайно. А он теперь после смерти братьев и глаз с нее не спустит. Он, гонимый местью, готов был теперь уничтожать первого попавшегося члена любой семьи алых роз, ненавистной ему с этого дня еще больше. Но поговорить с кем-нибудь ей хотелось до слез и она решилась. Шесть лет она держала в тайне свою дружбу с Кирклой Круэл, дочерью лендлорда Круэла, их соседа, живущего в пяти милях от поместья Грэфолка, приверженца алой розы. Ее отъезды один-два раза в неделю никого не удивляли — она любила ездить верхом одна, хоть это и было опасно. Отец дважды пытался запретить ей ездить одной, просил брать с собою слуг, или ездить кататься с братьями, но тогда она никак не смогла бы видеться с Кирклой. К тому же темы, обсуждаемых ими, нередко заходили за черту дозволенного, ибо христианский бог претил им, они мечтали вернуться в исконно англо-сакскую или бриттскую, но свою веру и принять бога, которому поклонялись и служили их предки и их кумир Мерлин. И Морис сказал однажды отцу, что Дорэн делает успехи в военном искусстве, прилично владеет мечом, мечом, луком и арбалетом, а потому ей в случае опасности удастся сразиться на равных с врагом. Отец, вспылив, на это молвил, что негоже, чтобы их враги думали, что они настолько слабы, что у них уже и женщины за мечи взялись, но Морис ответил, что де наоборот, враги будут уважать их, ибо у них и женщины взялись за мечи. После этого отец оставил Дорэн в покое. И все шесть лет никто даже и мысли не допускал, что она встречается с девушкой из стана Ланкастеров, будучи воспитана в ненависти к ним. А об отношения Кирклы и Дорэн знал только один из братьев Кирклы — Рэдфорн, и он сказал ей однажды:
  - Это твое дело, конечно, сестра, но отец 6ы ни одобрил.
  - А ты? — спросила Киркла.
  - А что я? Дорэн милая девушки, умна и обаятельна, но она из белой розы и тебе всегда придется держать все в тайне. Одно я могу тебе обещать — я тебя никогда и никому не выдам.
    Киркла рассказывала ему иногда свои мысли и беседы с Дорэн, и Рэдфорн с большим интересом слушал. Казалось, он пытался вникнуть в суть окружавшего его мира. Он понимал бессмыслие войны, но не мог ничего сделать — драться было долгом и делом чести. А его отношение к Богу было ему и самому непонятно — он был воспитан в течение 23 лет в христианстве и, слушая Кирклу, он вроде и разделял их мнение, а вроде бы и не мог себе позволить отречься от веры своего отца. Но он никогда не был против дружбы Кирклы с той немного загадочной девушкой из вражеского стана. Он понимал, что они уже схватили за хвост некую тайну бытия, которая ему еще не доступна, но он не стремился хватать этот хвост, считая, что еще не готов к посвящению в таинство, которое он не понимал. Но он с какой-то грустью иногда думал о том, что ему все же недоступны какие-то вещи, которые приводили в восторг и экстаз его сестру и делали такими загадочными изумрудно-зеленые глаза соседской леди, с которой она дружна.
    А соседская леди, лишенная возможности поговорить с единственных человеком, который бы понял ее и посочувствовал бы ей, она, отчаянно не желая переваривать свои черные мысли в одиночку, вылезла из постели, прокралась по коридору, как призрак, шурша ночной сорочкой по полу, и поскреблась в дверь к Анджелике.
  - Кто это не спит там? — спросила она чуть испуганно — она всегда чего-нибудь боялась — и голос ее дрожал от слез.
  - Это я, Энджи! Пусти меня, я не могу заснуть! Поговори со мной!
    Анджелика была на два года старше Дорэн, которой исполнилось осенью 20 лет, но она была полной противоположностью своей сестры. Анджелика была русоволосая, невысокая, тихая, богобоязненная, медлительная девушка, она была рассудительна, любила читать Библию, (она действительно любила читать эту скуку, чего было для Дорэн дикостью и совершенно непонятным), вышивать, безумно боялась лошадей. Когда Морис попробовал ее обучать воинскому искусству, она, стыдливо хихикая, отмахивалась левой рукой, волоча за собой по земле меч, зажатый в правой, а после того, как выстрелила себе под ноги из арбалета, страх перед мужскими игрушками перешел в ужас и на этом ее занятия закончились. И самое несносное было в Анджелике для Дорэн то, что она постоянно молилась. И молилась она обо всем на свете в целом и по отдельности. И всего ужасно стыдилась. Дорэн же напротив, была рыжеволосая, тонкая и высокая, шумная, веселая и общительная. Бога она не то чтобы не боялась, но и авторитетом он для нее не был. Когда все молились, она складывала руки, воздевала глаза небу и говорила про себя:
  - Господи, скорее бы это закончилось! Аминь! — и никто ничего не подозревал. Дорэн была стремительна, безрассудна, читала только рукописи и книги про короля Артура, о похождениях Мерлина, рыцарей Круглого Стола, Вильгельма Завоевателя, Максена Вледига, Робина Гуда, Большого Джона и Скарлетта, о прекрасной любви к деве Мэрион, о Ричарде Львиное Сердце, Бивисе, легендарном герое Англии II века, и о сражениях за престол, за государство, за любовь. Она терпеть не могла вязать, обожала лошадей, могла в упоении носиться по вересковым холмам и равнинам, воинскому делу обучалась легко и с удовольствием, метала кинжалы и колола дагой, управлялась с копьем, фехтовала и рубилась на мечах отчаянно, достаточно метко стреляла из лука и арбалета, и хотя ей и мешало женское платье, она с ним справлялась успешно. Дорэн была раскованна и становилась постоянной участницей игр и поединков между братьями, что иногда заставляло ее мать напоминать ей, что она все-таки леди из богатой и знатной семьи Грэфолков. Впрочем, Дорэн об этом никогда не забывала и когда ездила с семьей в Лондон на праздники, она одевалась изысканно и с большим вкусом, превращаясь в истинную леди из хорошей семьи, чем обращала на себя внимание не одного доблестного рыцаря.
    Анджелика открыла дверь и Дорэн прошмыгнула к ней. Они обнялись и предались скорби о погибших братьях. Потом, немного успокоившись, Дорэн, чуть помолчав, привыкшая решать все сразу, осмелилась и сказала:
  - Знаешь, Энджи, я не могу так больше. Мои черные мысли гложут меня, как засевшая внутри камышовая кошка. Могу ли я поделиться с тобой моим горем? Поймешь ли ты меня?
  - Скажи, я попробую понять. Господь поможет! А еще лучше, помолись Господу и попроси у него помощи, Он Пастырь всех страждущих!
  - Ой, Энджи! В этом деле Бог не помощник! Пожалуйста, скажи мне, не отвернешься ли ты от меня, если я тебе скажу то, что ты никогда в жизни не сотворила бы? Только не отсылай меня к Богу! Побудь хоть раз не христианкой, а просто моей старшей сестрой!
  - Говори, ты моя сестра, как я могу отринуть тебя!
  - Не знаю, Энджи, поймешь ли ты меня... Я очень люблю одного человека!
  - Этелреда Гриффорда?
  - Нет, Энджи. Хоть отец и пророчит мне его в мужья, но... Он смелый воин и хороший человек, но я люблю другого.
  - Кого же? Кто он?
  - Он дворянин, тоже отважный рыцарь, красив — высок, строен, длинноволосый брюнет с ярко-синими, как озера, глазами, а его улыбка — все вызывает во мне дрожь, — Дорэн вздохнула.
  - Ну так что же? Проси о нем отца, ведь если ты о нем так говоришь, значит, он достоин породниться с Грэфолками! — сказала Энджи, — хотя я не знаю, как ты можешь об этом думать теперь, когда в доме траур по погибшим братьям!
  - В том то и дело, Энджи, что я не могу просить о нем отца! Если до смерти моих братьев еще был ничтожный шанс умолить его, то теперь и этот последний шанс отобрали у меня проклятые Дарнуэи! Энджи, он из армии Ланкастеров! — выпалила Дорэн.
  - И ты любишь того, кто в дружбе с теми, кто убил твоих братьев?! Какая ты черствая, бездушная, безбожная! А если на Британию нападут иноверцы, ты влюбишься в одного из них и предашь наш народ?! Я не ожидала от тебя такого! — вскричала Энджи, крестясь и отодвигаясь от нее.
  - О, нет, Энджи! И ты отвергаешь меня! Пойми же сестричка, сердцу ведь не прикажешь! И он не сделал нашей семье ничего дурного! Он не виноват, что его отец служит Ланкастерам! Он и сам не понимает смысла этой войны!
  - Так он еще и трус?!
  - Почему? Он не отказывается воевать, но просто у него хватает смелости быть умнее их всех! Он смел и готов драться, если это дело чести! Но он всего лишь сын своего отца и обязан подчиниться ему. Тем более, что если их семье нанесут оскорбления белые, он будет сражаться! И я люблю его за это и любила его до того, как алые расправились с нашими братьями! И я не могу, не хочу заставить себя возненавидеть его. Моя жизнь только рядом с ним будет счастливой! И если бы не то, что он слуга Ланкастера, он бы с честью вошел в нашу семью! Энджи, милая, пойми меня, мы ведь прежде всего люди, а уж потом воины!
  - Бедная моя девочка, заблудшая овечка! Как мне помочь тебе? Не в праве я запретить любить и велеть забыть его! Но помочь мне тебе нечем! Надо только ждать. Ждать, пока не кончится эта проклятая война! Ну а он-то хоть любит тебя? Любит так же преданно и согласен ли он терпеть и страдать так же, как ты?
  - Знаешь, Энджи, боюсь, что он даже и не догадывается о том, что я люблю его! И, боюсь, что он не испытывает ко мне ничего подобного. Боже мой, как это страшно, Энджи! И как больно!
  - Ну, ну, глупышка! Тогда один выход — забыть его и дело с концом! 3ачем страдать напрасно? Выброси все это из головы и задумайся лучше об Этелреде! Он-то души в тебе не чает! И тоже страдает зря. Подумай о нем!
  - А обо мне кто подумает? Я не могу отвергнуть свою любовь и принести себя в жертву покою и благоденствию Этелреда, потому что я свято верю в то, что я буду счастлива только с моим любимым и я верю, что мы будем вместе!
  - Дорэн! — прижала ее к себе сестра, — успокойся! Скажи мне лучше его имя. Может быть, еще не все потеряно?
  - Его имя, — Дорэн помолчала и с невыразимой нежностью произнесла, — его имя самое красивое, самое мужественное, самое нежное — Рэдфорн Круэл!
  - О, боже! Это ли не наш сосед, лорда Круэла сын?
  - Он, Энджи. Самый лучший на свете.
  - Но ведь он действительно ничего пока не сделал нашей семье, разве что принадлежит Ланкастерам. Хотя отца теперь будет очень трудно убедить, что человек из алых может быть хорошим человеком, а тем более может породниться с нами! Ну, ладно, Дорэн, доверься Богу, пусть все идет как идет. Жди и надейся!
  - Если я доверюсь Богу, я никогда не увижу Рэдфорна. А ждать, сложа руки — нет, это выше моих сил! А вдруг его убьют — так же, как и моих братьев — а я даже не смогу коснуться его волос, в последний раз взглянуть на него, поцеловать его в первый и последний раз в жизни!
  - Да, но что ты-то можешь сделать? — погладила ее по распущенным волосам сестра. Она всегда дивилась, отчего в роду мягковолосых кудрявых Грэфолков проявилась вдруг линия прапрабабки по материнской линии, урожденной Гриамур, у которой тоже были такие же, как у Дорэн, жесткие прямые пряди, непослушные, огненно-рыжие. Волосы иноземки-француженки Плаирги Гриамур, привезенной из страны слащавых королей и придворных прохвостов. Поговаривали, что она не желала этого брака, но после свадьбы она жизни без мужа не видела и не раз выхаживала его, израненного в бою или на ристалищах.
  - То-то и страшно, что не знаю, Энджи! — тихо сказала Дорэн.
  - Ну ладно, сейчас все равно ничего не сделаешь. Иди и ложись спать. Завтра будет видно. Жди и надейся. Не может же он быть столь бессердечным, чтобы отвергнуть такую женщину! - улыбнулась Энджи.
  - Но есть и лучше меня!
  - Есть красивее, сестренка, но нет ни одной, которая бы так любила! И вряд ли будет. У него, по крайней
мере.
    Дорэн тоже улыбнулась и отправилась к себе. В дверях она обернулась на оклик:
  - Дорэн, помолись перед сном за Дориана и Мориса!
  - Обязательно, Энджи! — ответила она и сдержала свое обещание — ведь молилась она не за себя, а за души храбрых погибших воинов. После обещанной молитвы Богу, она помолилась своим богам и просила гордых валькирий отправить их души в Валгаллу — раз у доблестных варягов было место, куда души храбрых воинов могли уйти после смерти тел, то неважно, в какой это вере и религии, в какой стране, но это место с таким таинственным названием — Валгалла — наверняка примет и души и ее братьев. Ведь она была уверена, что им, таким веселым и смелым, будет очень скучно в раю, и Валгалла для них самое почетное и уютное место.
    А ночью ей приснился сон, будто бы скачет она на коне вслед за всадником и никак не может его догнать.
  - Постой! — кричит она и всадник вдруг резко осаживает коня. Он оборачивается и Дорэн видит, что это Рэдфорн. Он манит ее рукой, но лишь только она дает шенкеля коню, он срывается с места.
  - Я все равно догоню тебя и мы будем вместе! — кричит она.
  - Будем! Обязательно будем! — в ответ кричит он, махнув рукой. Дорэн проснулась и сказала себе: “Мы будем вместе! Это хороший сон! Я верю в тебя!”.

К содержанию    Глава 2

..