Василий Пересмешник.

В этом году осень пришла по кровавым следам безумия: ночи были полны злобной силы, люди теряли волю, сходили с ума. Мертвые не ведали покоя этой темной порой и напряжение чувствовалось во всем.

Чума унесла многих на своих истлевших крыльях. Оставшихся медленно добивал голод. Казалось, светлый лик луны был омрачен страданиями умирающих и кровавыми видениями тех, кто покинул этот мир в муках. Все казалось враждебным, сама земля взывала к извечному древнему ужасу, что до поры сокрыт в сердцах людских, но при приближении неземных снов выползает наружу, как мерзкое насекомое со множеством цепких лапок, разбуженный, встревоженный симфонией нечеловеческой речи. Ужас порабощал душу, подчинял волю, и человек был не в силах сопротивляться злу, встающему рука об руку со страхом.

То было время безумия и греха. Смерть несла избавление и казалась милее матери, а осень приносила на своем горбу только раскисшие от дождя братские могилы, бледные кресты, выцарапанные на дверях и похожие на язвы умирающего, да искалеченные трупы в придорожных канавах с обглоданными, полусгнившими и казалось, улыбающимися лицами.

Улыбались той же странной улыбкой и висельники на бесконечных лесных дорогах. Они расточали сладковатый запах тлена, раскачиваясь в такт осеннему танцу листьев, шепча друг другу еле слышно о доброте людской и бесконечной, неземной любви. Милосердные вороны помогали им забыться в промозглой пустоте выклеванных глаз.

Казалось, что ночь будет длиться вечно. Люди боялись темноты, на звезды смотрели лишь раскопанные могилы, а по дорогам скитались те, кто не ведает ни сна, ни покоя, ни жизни. В ту осень, за любование звездами можно было заплатить бренным телом или бессмертной душой, а возможно и тем, и другим.

На краю поляны сидел человек в изрубленных доспехах. Пробитый шлем лежал рядом на подстилке из прелой хвои. Осень вступила в свои владения, и ветер срывал последние листья с раздетых до костей деревьев. Рябины подступали к поляне вплотную и казалось, что их черные тонкие ветви, как руки, тянулись к нему, перебирая пальцами, на которых застыли замерзшие капли крови. Неподалеку, ельник стонал и плакал под порывами ветра.

Гроза пришла с севера: вначале полыхало над лесом, вскоре хмарь затянула весь горизонт, огонь стекал с неба тонкими, изломанными дорогами молний.

Ему казалось, что мироздание трескается по швам… Перед глазами простиралась поляна покрытая изрубленными телами людей. Мертвые лица были искажены ненавистью, одежды и доспехи залиты кровью - своей и чужой.

Он неуверенно встал, протянул руку - почувствовал прикосновение: легкое, почти неощутимое. Морок развеял дождь, начавшийся внезапно в полную силу. Холодные струи смывали с трупов грязь и запекшуюся кровь.

Словно в забытье ходил он по месту сражения. Запинаясь о тела еще недавних друзей и врагов он думал: "Зачем все это, почему мы были так жестоки к себе и друг к другу?". Теперь вглядываясь в лица павших он видел чьих-то отцов, сыновей; людей, которых растили матери. Женщины, коим природа подарила возможность создавать тех, кого воспитывали мужчины так, чтобы они могли лежать здесь, под струями холодного осеннего дождя, среди окровавленной покореженной стали.

Где сейчас та ненависть, что вечность назад разожгла огонь жажды убийства в сердцах этих людей? Где ярость боя, где азарт победы... Все утонуло в крови, и только листья кружатся над павшими, да ветер поет погребальную песнь непогребенным.

Он искал ответ, всматриваясь в мертвые лица, изучая рваные грани мешанины окоченевших трупов. Вспышки молний освещали гротескную картину безмолвного пира смерти. Среди этого безмолвия он увидел то, что, по его разумению, не мог видеть: в неровном свете молний взгляд его упал на бледное осунувшееся лицо. Деревья закружились в дьявольском хороводе, рябины застонали, простирая к нему свои замерзшие ветви, звезды прожигая небо вспыхнули и сгорели. Осознание холодными тисками сжало разум: на него смотрели его собственные глаза - мертвые, остекленевшие... В них отражалась смерть. Длинные черные кудри того, кто лежал на истерзанной земле слиплись от крови, доспехи слились с телом в кровавой абстракции, ощетинившейся неровными краями разрубленной стали. Он стоял на промозглом ветру и смотрел на себя мертвого, поверженного; на изуродованного двойника, в жилах которого давно остановилась кровь. Верить своим глазам, или нет - он не знал. Мгла безумия ослепила его, а разум лихорадочно искал ответа. И вот, как вспышки молний на темном небе, перед его взором стали проноситься воспоминания. Сначала - отрывочные, но чем дальше - тем более определенные, они слились вскоре в ясную, леденящую кровь картину. Он вспомнил свой последний бой: сталь в руках тех, кто нападал на него, казалось, оживала, встречаясь с его клинком и визгливо требовала крови. Когда чужое оружие задевало доспех, он чувствовал как Костлявая стонет за его спиной в предвкушении жизни. Водоворот боя затягивал его все больше, и, незаметно для себя, он оказался в самом пекле. Сильный удар свалил его с ног. Внезапно перед глазами на мгновение показалось звездное небо. Прежде чем он увидел как копье пробивает доспех на груди, он успел подумать о том, что с небосклона упала очень яркая звезда, возможно даже его звезда. Потом была боль, хруст костей, пустота. Но вот его оставляют в покое, он пытается встать на колени, с трудом поднимается и осознает, что нужно бежать. Обернулся только на краю поляны, и то, что увидел показалось ему кошмарным бредом: над полем сражения носились призраки - как клочья тумана - они пели о чем-то непонятном и пугающем; несуществующие, нечеловеческие голоса скрипели, скрежетали и сеяли ненависть в сердцах. Перед тем, кто стоял на краю поляны распахнулись врата смерти и мысли его развеял ветер, а память осталась павшим.

Сейчас он стоял и смотрел на свое мертвое тело. Один на один с ночными страхами, мертвецами и одиночеством - безымянный, испуганный и беспомощный. Отблески уходящей грозы освещали мрачную поляну - место его смерти. Он закрыл глаза и собрался с мыслями; незаметно стал утихать ветер, деревья как будто перешептывались между собой о событиях произошедших под их сводами. Открыв глаза, он понял, что оказался в полной тишине: ни шороха… Небо расчистилось, и звезды смотрели на него настороженно и печально. Он пересиливая себя оторвал глаза от своего мертвого тела и направил взор туда, где над лесом, по его мнению, должно было всходить солнце. Небо было еще темным, но звезды уже гасли.

- Странно, - подумал он. - Я умер, судя по всему, но все еще думаю о том, что вчера был кровавый закат, и грядущий день должен быть холодным и ветреным.

- Ты прав, - услышал он чей-то голос. - Ты умер, и грядущий день будет ветреным...