Те, кто не зрит в будущее, будучи в настоящем и не имея планов на завтра, да
умрут, не имея счастья знать все. А мы да будем счастливы в веках и умрем же
на своих руках, дабы верить только себе и быть уверенным, что умираем не от
прихотливой судьбы, а по желанию фаты морганы и личному понятию счастья и
по откровению истины.
- Что мы ищем? Не толкайся, здесь и так мало места, и вообще воздуху не
хватает, ты мешаешь. Так что же мы ищем?
- Папирус, такой старый, дряхлый, высохший, свернутый в трубочку. Если
найдешь, поаккуратней с ним, смотри, не порви! Дай-ка я здесь посмотрю. Да
тихо ты, не пихайся. - Он стал шарить рукой в отдалении от себя, куда было
трудно достать, перегнувшись через своего брата. - Слушай, а здесь дырка,
только ведет она куда, не знаю. Там холодно и как-то пусто, страшно:
- Кончай свои эксперименты, опять из-за тебя все трясется, - и
действительно, их перекачивало из стороны в сторону, как в шторм на корабле.
- Ты что, не понимаешь, что ли, что это выход? Вот та тайна, над которой мы
бьемся уже месяцев пять, не меньше. Полезли в эту щель. Это же свобода! Ты
знаешь, что такое свобода? Это когда умираешь не от удушья, а от творческого
пика активности! У нас в нашем нынешнем положении впереди маячит лишь смерть
от удушья, которая не пророчит ничего более, кроме мучений. И вообще, зачем
мы? Если не для того, чтобы найти нечто большее, чем мякоть рождественной
утробы.
С этими словами, он потянулся в сторону нащупанного им ранее отверстия, оно
оказалось узким, но при определенном давлении, немного раздвинулось, и он
начал выбираться: сначала свою крупную голову, потом узенькие плечики,
подтянулся на руках и высвободил все оставшееся из пещерной теплоты темени,
за ним вился гибкий шлейф кровавой волны и шланг, который не пускал его
далее. Из пещеры показалась голова брата, его тихое похныкивание и розовые
сморщенные ушки, Первый помог ему вылезти, дернув с порядочной силой за
череп, обтянутый тончайшим живым пергаментом. Они сидели на холмиках,
накрытые покрывалом белой сутаны, и отгрызали пуповины.
- А что теперь делать? Мы свободны, нам есть чем дышать, но нам нечего есть.
Мы не знаем, где мы, мы не знаем, где все остальные, а это, - и он указал на
холодеющее тело под собой, - вообще непонятно что.
На это Первый ответил только: - Будем жить, а этого нам не надо, - хлопнув
по толстой коленке матери, - Пойдем отсюда, мы же не пропадем! Пропадают
только те, кто не знает, чего ему надо, а у нас с тобой ясная цель.
Они встали на колени и вылезли из-под просторных одежд, оглянулись по
сторонам и поползли в сторону востока. Потом они приползли к дверям детского
дома, где их с удовольствием вырастили взрослые.
Первый стал профессором в окружной церкви маленького городка на лице родной
планеты Земля, который носил странное название Оксфорд и имел к тому моменту
уже длительную и вполне себе интересную историю, пригодную для изучения в
разных местах. А Второй завел бизнес и обогащался за счет ничего об этом не
подозревающих вкладчиков, спонсоров, друзей и знакомых. И так сошлись звезды
и судьба и повернулись оси условностей жизненной необходимости, что настал
момент. Произошло это сегодня, 76 навдысмня 5674 года по расчету св.
Нерогрона. Первый встретился со Вторым в особняке третьего, расположенном на
берегу Тихого океана по ту сторону Атлантики. Чистый кабинет принял в себя
все три фигуры в длинных кожаных плащах. По стенам высились набитые книгами
стеллажи, доходившие в своем великолепии до потолка. Даже камин в углу
покрыт был сверху старинными полками, заполненными древними книгами. Стол с
резными ножками в виде лепнины барокко и полированной стеклянной
поверхностью централизовал картину, выступая в роли пупа комнаты, и восемь
стульев, окаймлявших его по периметру, добавляли в палитру торжественности
некоторую тревогу своими пыльными высоченными готическими спинками с острыми
шпилями и резьбой с клыкастыми ангелами без крыльев. Пыль пахла во всем,
начиная от входа, и заканчивая книгами, выглядевшими так, будто это была
пещера, а книги - ее стенки. Более органично сочетаются только кузнечики на
спине кобры с ушами твердых кроликов, фаршированных ежами. И больше там не
было ничего.
Пришедшие сели в кресла у камина и закурили трубки, предварительно
аккуратно, со знанием дела, набив их пахучим ароматным табаком. Первый был
старшим, и начал первым: - Пора, то, к чему мы стремились, уже пора
осуществлять, если не сейчас, то в нашем существовании совсем не будет
смысла, так мне думается, что вы думаете? - Его собеседники задумчиво
промолчали и кивнули, одобрив решение, к которому пришел Первый. - Итак,
план таков: у меня выходит книга через месяц, в которой подробно изложены
все наши идеи, ко мне уже сейчас приходят письма с некоторыми интересными
идеями и интерпретациями нашей теории всеобщего самоубийства. Я предлагаю
сделать так. Отклики на книгу посыпятся, как из рога изобилия,
следовательно, нужно будет по горячим следам собрать семинар или что-нибудь
в подобном роде, где мы на наглядных примерах подробно еще раз все обсудим,
если результаты будут налицо уже через короткий промежуток времени, то
займемся уже вплотную рекламной кампанией. Эта программа рассчитана на год.
Через год я лично ухожу.
Дальше беседа продолжалась в полнейшей могильной тишине, не нарушаемая даже
дыханием молчавших. А дышали ли они?..
Семинар выглядел как собрание тайной секты, каковой, по правде говоря, они и
являлись. В том же особняке, но в количестве более многочисленном, чем три.
Теперь всех пришлось расположить в гостиной, где было больше места. Во главе
обязательного в гостиной стола стоял Первый и говорил приглушенным, но
четким голосом. Угрюмые лица любопытных и сумасшедших уставились на него и
напряженно вслушивались в его речь.
- Искусство вечно. Цель жизни состоит в том, чтобы создать произведение
искусства, но мазня по холсту или бряцание больных суставами пальцев по
струнам гуслей - это искусство мелкое, приходящее, веяние моды. Поэтому мы
вынуждены искать нечто вечное. И доступное каждому. Но в то время как все
ищут, некоторые люди рождаются уже со знание великой тайны, которая скрыта в
смерти. Смерть нам дана не просто так. Жизнь до смерти - почва для
последнего мазка, как изучение истории, культуры и языка для человека,
который действительно хочет написать гениальный роман, происходящий в
реальной жизни, хоть и выдуманной, но все же существующей, доказуемой, в
отличие от марсиан. И так каждый в отдельности взятый человек должен
продумывать, как же он хочет умереть, он должен точно знать, как умереть. В
этом и состоит смысл жизни. Смерть - это наш холст, на котором нам дано
написать только одну картину, так что задача заключается в том, чтобы
сделать это по меньшей мере гениально. Смерть - это вечно. Самый яркий
пример - распятие Иисуса Христа. Последние две тысячи лет все человечество
пытается разгадать загадку и секрет обаяния Его гения. Но для того, чтобы
понять искусство, нужно войти в круг посвященных и самому пройти через
процесс творения, и истина откроется вам сразу сама.
Он говорил долго, путано и умно, его слушали, как завороженные. Безумные
глаза светились в сумраке свечей, полыхающих по колоннам гостиной.
56 веролпка Пренав постучал в дверь своей ненаглядной любимой, он знал, что
сегодня его ночь, что рай сходит именно в тот момент с небес в спальню к
ней, чтобы он мог вознестись к божественному наслаждению, как хотел уже
много бессонных ночей, полных кошмаров эротического содержания. Какие только
извращения ему не снились, а тут все воплощалось в реальность, дым
рассеивался, и он выплывал на корабле в неизведанное доселе, но такое
притягательное! Дверь была открыта, он вошел: просторный холл, в котором
абсолютно пусто, стены, исписанные магическими кругами цветов радуги, но в
темноту мерцающие бензином. И рельеф милой, стоящий в середине. Ровно в
середине. Он бросился к ней, обнял ее, зарылся в ее персиковые волосы,
завивающиеся смоляными нитями по мутному облегающему платью.
- Шагни назад и посмотри, как я буду раздеваться, а потом сам разденься. - И
ее шелк волной побежал вдоль изгибов бедер, грудей, греческого носа. Венера.
Он разделся. Упругие мышцы, выделяющие силу. Давид. Она нагнулась и подняла
с пола обрез двуствольного ружья, уткнула дуло в его подбородок и нажала на
спусковой крючок, потом направила себе в подбородок и нажала еще раз. Из
четырех стен холла две кружились мнимыми огнями, а две другие, смотрящие
друг на друга, покрывались дождем грязной жижи, текущей к центру земли.
Вот это искусство! По всему миру прошла волна странных самоубийств, одно
другого прекрасней, люди мерли, как мухи на водопое приманки, стремясь
создать шедевр. И каждый раз это был новый шедевр. Через год Первый
взобрался на любимую гору в Синае, нашел свой любимый камень, под которым
уже давно лежал его любимый топор. Солнце вот-вот должно было встать и
обагровить картину зарослей диких лиан и пустынных плантаций, где животные
боялись появиться по причине яда, витавшего в душевном состоянии природы и
всего, что населяло круг этого священного места. Наконец первые стрелы
красного огня резанули его глаза. Он удобно устроился у камня так, чтобы
голова лежала точно на камне, занес натренированной рукой топор и опустил
его на свою шею с характерным свистом. Все как-то завертелось, небо улетело
вниз к чертям, потом солнце опять глумливо ослепило больные глаза, и небо
вернулось вперед и медленно закатилось в сторону и потухло.
- Господа! Год назад великий Просветитель указал нам единственно верный
путь, устремив свои стопы по нему в голубую даль счастья. Последуем же за
ним, да будет вечно славно его имя на устах любимых искусством Людей!
Третий обвел всех присутствующих грозным взором, засунул два пальца в рот и
вытяну нечто длинное и извивающееся, издающее магнетическое шипение. Змея.
Потом другую, за ней еще одну. Змеи расползались по гостиной. Лицо третьего
покрывалось постепенно чешуей, нос провалился, шея удлинилась, и его голова
с острыми клыками монотонно раскачивалась из стороны в сторону, а длинный
язык выпускал по себе новых змей, которых люди ловили и пытались проглотить,
те их кусали и сползались в один клубок в центре.
Скоро в этой местности произошла какая-то авария с чем-то радиоактивным, и
место само собой забросилось. И теперь, когда, вроде бы, радиации нет, я его
нашел, прочитал некоторые книги, присутствовавшие в библиотеке этого
полуразрушенного особняка, и понял наконец-то то, чего так долго ищут все,
но знания эти мои, и я пока не собираюсь их разглашать. Я пока буду копить
материал, чтобы в один подходящий момент вылить поток истины на
неподготовленного человека. Возможно, так же когда-то предыдущие цивилизации
нашли истину и вымерли, как динозавры. Но истина она и нужна для того, чтобы
не было больше вопросов. А когда нет вопросов, нет и нужды дальше жить.
Умрем же!
