Она не знала, что такое стыдливость. Она умела бесшумно пролезать между стульями и целовалась с вещами. Её никто не укорял. Когда ей в рот набивался пух от кресел, она жевала его, потом заедала какой-то жидкостью из плевательницы. А больше всего она любила, разнежившись, скользить спиной по прохладному полу у всех на виду. Это было не страшно, потому что её всё равно никто не замечал.
    Однажды она слышала, как человек сказал:
  - Это всё гадость, гадость...
    Он не сумел ничего объяснить, и не пытался, но она всё поняла. Так поняла, что для того, чтобы не закричать, она раздражала себе соски грудей руками. Человек сказал ещё что-то про мелкую чувственность, но это было уже не то, совсем не то, и она поняла это, и тогда она поднялась из-под стульев и начала порхать между шкафами, люстрами и шкафчиками. Но её всё равно никто не замечал.
    Однажды была дождливая погода, и она заметалась по дому в тоске, а потом разбила форточку и вылетела на улицу. Люди сказали, что в окно попал камень. Она влетала во влажные облака, гладила их руками, и ей было хорошо, а потом спускалась вниз и смотрела на людей, выбирала из них одного, потом присаживалась к нему на плечо, потом шла за ним шаг в шаг и смотрела жадно, потом слышала его мысли, чувства, запах и скрип его ботинок, все до движения самой мелкой голубенькой жилочки, потом стелилась ему под ноги, а потом хватала его за рукав, выходила ему навстречу, и улыбалась, и заглядывала ему в лицо умоляюще, и человек замедлял шаг, шептала ему на ухо нежные слова и даже уже начинала расстёгивать на себе кофточку, но человек не мог понять. Ему только становилось от чего-то на мгновение не по себе, он вздрагивал, мрачнел, но уверенно шёл дальше, проведя рукой по рукаву, стряхивал с себя минутное оцепенение, щурился, думал: "Что же это такое со мной? Только бы не заметили..." Как будто ему на рукав села муха. А она валялась перед ним, трогала его колени. Прохожий считал, что мерещится. Или просто ему под ноги попала кошка. Он не останавливался никогда. Люди шли спокойные и весёлые, общительные, говорили друг с другом, смеялись. Иногда кто-нибудь спрашивал у других: "А вы ничего такого не замечали?" Но нет! Её никто не замечал.
    Тогда она вернулась домой. Она обжила квартиру и превратила её в образцовый порядок. От неё оставался повсюду пресный запах мыла и свежевыстиранных мужских кальсон. Человек возвращался домой и говорил: "Батюшки светы!" А потом ложился спать и выключал свет. Она оставалась одна. Она любила его. Она пробиралась к его кровати и слушала его дыхание, гладила его волосы, а потом забиралась к нему под одеяло, сбрасывала юбку и замирала, свернувшись котёнком у него на груди. Он запрокидывал голову и плакал во сне. А потом вставал с руганью, чертыхался, сбрасывал одеяло и бежал в ванную, чтобы подставить голову под холодный душ. Потом натягивал брюки. Однажды, решившись окончательно, она отбросила всякий стыд (а она никогда не знала стыда), пришла и встала в дверях, выпрямившись во весь рост, такая, как она есть. Ей даже захотелось закричать во весь голос: "Вот я какая!"- но, во-первых, она не могла (не умела) говорить, а во-вторых, её голос был бы наверняка заглушён простым шумом радиоприёмника за стеной. Там передавали "Битлз". Своим излюбленным (коронным) жестом она начала уже расстёгивать кофточку (кофточки на ней не было, потому что она была абсолютно нага), но вдруг увидела, что человек как-то странно реагирует. У него изменилось выражение лица, он привстал с кровати, потом вскочил и бросился к ней. Она сразу, смутившись, выбежала, раскрасневшаяся, а человек принялся искать её по всему дому. Про себя она решила, что когда-нибудь непременно отдастся ему. И это, конечно же, будет интересное, захватывающее ощущение. Тем более для неё интересно, что она никогда ещё не принадлежала ни одному мужчине. Но это когда-нибудь в другой раз. А в тот раз он нигде её не нашёл, хотя осмотрел весь дом очень тщательно. Просто не заметил. Потому что её никто никогда не замечал.
    Мужчина теперь все дни слонялся по дому за несуществующей девушкой. А она по-прежнему наводила во всём тщательный, несомненный порядок. Она перебрала все его вещи. Ей нравился их вид, запах. Особое внимание она обращала на пуговицы. Она их даже пробовала на вкус: клала под язык и основательно до блеска обсасывала. Ходила вечерами и ночами. И мужчина ходил, мрачный и злой. Всё время плевался, бил фарфор и искал несуществующую девушку. Но не находил. Потому что её вообще не замечали люди: никогда и никто.
    А у человека хуже пошли дела на работе. Он долго болел, и к нему приходил доктор. Спрашивал, успокаивал, говорил чужими длинными фразами, странным непонятным языком. Мужчина отвечал, что ему совсем плохо, и он не знает, что с ним, и наплевать ему на всё, и он умоляет помочь ему. А потом мужчина умер. И она с ним осталась на целый день дома одна. Делала всё, что хотела. На следующий день труп уже стал пахнуть, а она обошла ещё раз дом, разбила все зеркала и плакала. Люди пришли, и она стала плакать ещё больше. Выла, визжала отчаянно, во всю мочь. Будто нарочно хотела, чтобы услышали. Ей было больно оттого, что её никто никогда не замечал.
   "Очень хочется любви,"- сказала она, когда люди ушли. У неё не было никакого имени. Она ползала по полу на карачках, как хотела. И съела всё в холодильнике. Пила нашатырный спирт, уксус, крем "Прохлада", различные лосьоны для притираний, вина, деликатесы. Снова ползала по полу и кричала. Она научилась кричать хриплым голосом, и люди, проходящие мимо, часто жаловались, что в доме живёт призрак.
    А потом она забеременела от ножки рояла. И у неё родился маленький крокодильчик. Она не была с ним достаточно ласкова, и не была достаточно осторожна, потому однажды поднесла его слишком близко к губам, чтобы поцеловать, а он впился ей в глаз. Она выругалась матом, вцепилась в него обеими руками и умерла. Она лежала на полу, юбка разодрана, а изо рта струйкой бежала розовая слизь, и вообще, выглядело всё чрезвычайно непристойно. И как хорошо, что даже когда в дом снова вселились люди, они ничего этого не заметили. И её не заметили. Её вообще никто никогда не замечал.