Все права защищены законом. Публикация всего
произведения или отдельной его части только с
письменного разрешения автора.
"Всем - телом и сердцем - видятся и
воспринимаются зрительные формы; всем - телом и
сердцем - слышатся и воспринимаются звуки;
однако, хотя они и воспринимаются вместе, - это не
тень в зеркале и не отражение луны в воде.
Пребывает лишь одна сторона - то единственное,
что подтверждает..."
Догэн, "Гэндзё коан"
1.
Когда секретарь директора сообщил мне,
какая меня ждет работа и что я должен приступить
немедленно к этой работе, я удивился.
Господин директор - маленький рыжий
пожилой человек - смотрел на меня недружелюбно,
но при этом был официально вежлив. Он поставил
передо мной выбор: или выполнить то, чего требует
дело издательства, или... При этих словах лицо
господина секретаря кисло скривилось, и он
выразительно развел руками.
Я - всего лишь внештатный сотрудник
издательства, и по этой причине получаю втрое
вчетверо меньше, чем штатные сотрудники, а если
еще учесть, что я не имею никакого доверия у
чиновников издательства, особенно в бухгалтерии,
и так называемого веса в обществе, то мое
положение просто плачевно. Уже второй месяц я не
мог получить стоящей работы в издательстве,
искать же работу в другом месте я не имел права.
Это было бы нарушением подписанного мною
контракта. Идея с публикацией моей повести,
написанной год назад с большим трудом, потерпела
полный крах. В этой повести я написал о
коммивояжере, которой по поручению компании
приехал в незнакомый ему маленький город Д., и при
очень странных и малопонятных обстоятельствах
утерял свое прошлое и свое привычное "я".
Этот коммивояжер остался навсегда жить в городе
Д., став дворником при стоматологической
клинике... Издательство отклонило мою повесть.
Официальной причиной было несоответствие
повести "Полет Сюдзюкё Якемори" жанровой
политике издательства. Реакция на мою повесть,
мягко говоря, была скептической, а секретарь
директора по кадрам недвусмысленно намекнул мне,
чтобы я прекратил заниматься всякой чепухой. Он
дал мне понять, что при повторном случае
издательство больше не станет меня терпеть...
Моя работа в издательстве заключается
в том, что я пишу рецензии на незначительные
публикации никому не известных авторов -
каких-нибудь мелких коммивояжеров, домохозяек и
отставных полицейских. Это занятие выводит меня
из себя, нагоняет такую дремучую тоску, что я
стараюсь поскорей уйти с работы, перейти улицу и
в соседнем баре успокоиться за потягиванием
сакэ. Работал я так: брал рецензии небольшого
издательства на какую-нибудь публикацию,
переставлял некоторые слова и абзацы, убирал
слова из текста и заменял их синонимами или
антонимами в зависимости от реакции моего
издательства на эту публикацию. После
одного-другого десятка подобных манипуляций
текст претерпевал еще десять-двадцать
исправлений от господина литературного
редактора и, наконец, получал "добро" от
господина заместителя директора, и моя рецензия
выходила в номер "Литературных новостей
Йохэрицю" - газету для мелких коммивояжеров,
домохозяек и отставных полицейских. О моей
рецензии забывали напрочь, как только текст
попадал в набор. За это я получал деньги. Не ахти
какие, но на жизнь с большой натяжкой хватало...
Семь лет работы в издательстве
настроили меня на самый пессимистический лад.
Когда я услышал предложение господина секретаря,
я тут же согласился: хоть какая-то новая работа.
Но что касалось подробностей... Господин
секретарь и сам не знал, что сказать. Он постоянно
совершал какие-то движения: нервно смотрел в
бумаги, задумчиво моргал, облизывал языком губы,
приглаживал ладонью волосы. Выяснилось, что я
должен поехать в один из монастырей
небезызвестной Общины. Точнее - в крупнейший ее
монастырь, находящийся в Ициэнских горах.
Сообщив мне это, господин секретарь сделал
неловкую паузу, затем нашелся и веско добавил:
"в Сумеречной Лощине". Однако это мне ни о
чем не говорило. Видимо, как и самому господину
секретарю. Как бы объясняя свой странный выбор,
господин секретарь сказал: "К большому
сожалению (большое сожаление явно читалось на
его лице) штатный сотрудник, который должен был
поехать в монастырь, неожиданно заболел, и
поэтому нам пришлось задействовать свободного
внештатного сотрудника". Господин секретарь
имел в виду меня. Но я все равно не понял, почему
именно я. И господин секретарь, по-видимому, тоже.
Мне нужно было провести в монастыре
Общины несколько дней, понаблюдать за жизнью
монахов и написать по свежему материалу обширный
репортаж. Господин секретарь объяснил мне, что
это будет специальный выпуск журнала
"Общество и религия". Зачем это понадобилось
издательству, господин секретарь не знал точно,
но догадывался. В этом замешаны общественные
интересы, и даже само правительство
заинтересовано в этом выпуске. Однако я не понял
самого существенного: настроена общественность
против Общины или, наоборот, в преддверии
муниципальных выборов, возможно, влияние Общины
необходимо для успеха правительственных
кандидатов. А может быть, издательство
заинтересовано в самой сенсационности материала
об Общине, которая давно прославилась своей
недоступностью, отчужденности и неприязнью к
средствам массовой информации. Поэтому
специальный выпуск "Общество и религии" мог
быть подобен взрыву, что наверняка увеличило бы
число подписчиков журнала. Или же интерес к
Общине вызван чем-то еще?..
Я не знал, что и думать. Господин
секретарь заверил меня, что от меня ничего
особенного не требуется, только пожить несколько
дней (это он повторил неоднократно, чем вызвал у
меня неприязнь), и написать то, что я увижу. А
затем профессиональные сотрудники выберут и
оформят то, что будет "действительно нужным и
интересным", - пояснил господин секретарь. Это
окончательно вывело меня из себя. Честно говоря,
о господине секретаре я никогда не был хорошего
мнения, но я не был и плохого мнения о нем. Теперь,
видимо, мои взгляды нужно пересмотреть.
Господин секретарь сухо попрощался со
мной. Я в ответ выдавил что-то неразборчивое и
поскорей вышел из кабинета, чтобы не видеть
сегодня больше это неприятное для меня лицо.
Я разнервничался и в смятении
спустился в бухгалтерию. Там я получил
командировочные, железнодорожный билет до
Ёкайко, а также документ, гласящий, что мне
разрешается посещение монастыря Общины и
проживание в нем в течение нескольких дней,
заверенный Департаментом по делам религии и
Департаментом внутренних дел, а также кучу
туманных советов и предостережений от
встретившихся мне сотрудников и всегда хмурого
господина бухгалтера.
Я пошел домой, не заходя на этот раз в
бар. Бутылку водки я купил по дороге. Мне
необходимо было во всем обстоятельно
разобраться.
2.
Дома я первым делом включил телевизор -
у меня была смутная надежда услышать что-нибудь
про эту Общину. Просмотрев безуспешно все каналы,
я узнал массу информации, никаким образом не
связанной с Общиной. Я выключил телевизор.
Потом я попытался узнать то же самое из
журналов и газет, которых за последние месяцы
накопилась у меня большая куча. Все они были
изрядно пыльные и бестолковые. Я и там ничего не
нашел, разозлился и выкинул их в мусоропровод.
Тогда я нашел у себя два справочника,
открыл бутылку и, отхлебнув, стал искать дальше. Я
прочитал небольшую заметку, не содержащую
каких-то весомых сведений, но изобилующую
длинными научными словами. Самыми понятными были
слова "эклектический монизм" и "церковь
Ожидания".
Я подумал, что, может быть, и в нашем
городе есть монастырь Общины, и позвонил в службу
справок. Мне сухо ответили, что служба справок
этим не занимается. Я пожал плечами и бросил
трубку.
Я пришел к таким выводам: во-первых, я
знал, что такое Община, уже давно слышал о ней, да
и привык к тому, что она стала элементом
современной жизни нашей страны. Во-вторых, когда
она возникла и что представляет из себя, я не
знал. Но припомнил такую деталь: об Общине я
слышал еще мальчишкой, и странные люди в длинных
одеждах до пят, монотонно что-то поющие, наводили
на меня необъяснимый ужас, когда я их видел на
улице во время своих игр. Отец пугал меня, когда я
проказничал, что если я буду плохо себя вести, то
он отдаст меня людям Общины, и я представлял, что
мне придется ходить в каком-то дурацком балахоне,
ходить босиком и петь скучные песни. Это
действовало на меня гораздо эффективнее, чем
отцовская тяжелая рука...
Как действительно называлась Община, я
не помнил, и как ни пытался вспомнить, из своей
памяти я ничего не мог выудить, кроме слов
"Община", "люди Общины"... Кто они? Что
проповедуют? Чего хотят? - Это всегда ускользало
от меня. Наверное, потому, что абсолютно не было
мне нужно, как и другим людям моего города. Были
какие-то смутные намеки, похожие друг на друга
слова. Например, "церковь Ожидания". Что это -
серьезное название или шутка одного из
журналистов?.. Я припомнил какого-то человека,
который считался Учителем Общины, ее легендарным
основателем. В памяти всплыло имя: Окасё-сан - и
круглое одутловатое лицо с тяжелыми мешками под
глазами, и ничего не выражающий взгляд. Кажется,
он был когда-то служащим государственной почты.
Или учителем сельской школы?.. Пожарником?.. Не
знаю.
Я собрал вещи в портфель, написал
записку домоуправляющему, что меня не будет
несколько дней, допил водку, отметив про себя, что
качество ее желает быть лучшим, послал все к
будде Амиде и лег спать...
3.
Утром следующего дня я выехал в Ёкайко.
Там я обратился в горную службу, как было указано
в моем направлении. Работник, принявший меня -
сутулый худой человек с бледно-желтым лицом, -
выслушав меня, крайне удивился, словно кто-то
сказал ему, что на небе два солнца. Он
тщательнейшим образом прочитал все мои бумаги -
каждую бумагу он осторожно брал в руки, едва
касаясь пальцами, словно боялся, что она вот-вот
исчезнет, он просматривал ее со всех сторон,
пытаясь постигнуть в ней некий скрытый смысл, и
так же осторожно клал на стол перед собой. Затем
он куда-то терпеливо звонил, кому-то настойчиво
что-то объяснял. Кажется, ему не верили, и он
виновато косился на меня своими печальными
глазами. И только потом, видимо, добившись
определенных результатов от телефонного
разговора, расспросил меня, что конкретно мне
нужно от горной службы Йокайко, - все так же, не
веря своим глазам и ушам. У меня возникло
ощущение, что в его глазах я - нелепое чучело. Я не
понял причину такого отношения, но опять
спокойно объяснил, что мне нужен вертолет, чтобы
он доставил меня в место, расположенное в южных
отрогах Ициэнских гор, которое называется
Сумеречная Лощина (господин работник обрадовано
закивал головой - мол, мы знаем такое место). Там
находится монастырь Общины (господин работник
опять закивал), куда я направлен издательством.
После чего господин работник повторно
просмотрел документы, видимо, уже для проформы, и
позвонил в диспетчерскую аэродрома. "Через час
вы получите вертолет", - сказал он мне. Господин
работник был все еще смущен и вел себя нервозно,
то и дело, порываясь опять проверить у меня
документы и куда-то позвонить. Чтобы разрядить
обстановку, я спросил, почему такие сложности с
дорогой. Господин работник, услышав знакомую для
себя тему, заметно успокоился. Он рассказал мне,
что Сумеречная Лощина со всех сторон окружена
горами, столь высокими и отвесными, что никакой
способ передвижения по такой местности
невозможен, кроме как по воздуху, да и то, добавил
господин работник с видом знающего человека, это
не всегда осуществимо. Климатические условия в
Сумеречной Лощине подстать ее названию. Там
постоянно туманы и мокрый снег, а на больших
высотах свирепствуют сильные ветра. Поэтому для
вертолета горной службы этот путь изрядно
труден. Я настороженно поинтересовался,
настолько ли плохо.
- Можно сказать, что да. Очень редко,
буквально, в считанные дни, вертолет может
приземлиться в Сумеречной Лощине без большой
опасности разбиться о скалы или сесть в болото.
- Там еще и болото есть? - изумился я, подумав
про себя, что в конечном итоге найдется и еще
дюжина неприятных сюрпризов.
- Есть, - подтвердил господин работник, - но там
есть безопасные тропинки, вы не думайте.
- А как же люди из монастыря общаются с
внешним миром? Горы, туман, э-э... болото...
- С миром? - сильно удивился господин работник.
- Ну... им это, по-моему, совсем не нужно... У меня
сложилось такое впечатление.
- Не нужно? - я был ошеломлен. Моя будущая
работа переставала мне нравиться. В моем
воображении появилась неприглядная картина:
отвесные горы, полуразрушенный монастырь и
полуголые люди, пляшущие вокруг костра.
- Есть один перевал, связывающий Лощину с
небольшой деревушкой, что находится по
соседству. Но этот перевал свободен только летом.
- Значит, монастырь почти круглый год отрезан
от мира?
- Ну-у... - господин работник смутился. Видимо,
это никогда не приходило ему в голову. - Наверное,
это обстоит таким образом, - осторожно закончил
он.
- А как я попаду назад? - разволновался я.
- Очень просто. Вы сообщите нам из монастыря,
что желаете возвратиться.
- А как я сообщу?
- У них есть радиопередатчик. На аварийный
случай: обвалы, камнепады, болезни...
Честно говоря, мне не очень-то
верилось. Существует ли этот радиопередатчик?
Вероятно, сомнение отразилось на моем лице,
потому что господин работник поспешил меня
заверить:
- Передатчик есть, будьте уверены. В прошлом
году наша служба связи заменила его на новый.
Прежний был совсем старый - сплошная груда
металлолома. Ваше сообщение необходимо для того,
чтобы мы зря не рисковали машиной и жизнью
пилота... да и горючее сейчас недешево.
Я подписал квитанцию, и господин
работник отвел меня на маленький аэродром горной
службы. Было по-зимнему холодно. Даже отсюда
виднелись Ициэнские горы. Я видел их впервые в
жизни, но, к сожалению, толком не смог ничего
разглядеть. Увидел лишь какие-то черные тени на
сером фоне сумерек.
4.
Вертолет оказался совсем маленьким -
двуместным, старым и очень шумным. Дверца была
открыта, внутри кабины сидел здоровяк с красным
лицом и опухшими глазами - пилот. Господин
работник кивнул ему и показал рукой на меня.
Услышать ничего нельзя было из-за летящих из
кабины громких звуков эстрадной музыки. Пилот
равнодушно покосился, я залез в кабину и
захлопнул за собой дверцу. Господин работник
что-то крикнул мне, вероятно, крикнул громко, но я
ничего не смог расслышать: пилот с неизменно
равнодушной миной на лице включил двигатель, и от
шума винтов мне заложило уши. Господин работник
крикнул второй раз - я понял это по его широко
открытому рту, - но я и на этот раз не смог ничего
расслышать. Я подумал, что он просто прощается со
мной и желает благополучного прибытия. Я помахал
ему рукой, на что лицо господина работника
скривилось от досады. Я подумал, что он понял меня
превратно. Он поспешил уйти в здание
диспетчерской. Вертолет взревел и оторвался от
земли.
Все время, пока продолжался полет, я
нещадно глох от ужасного шума. Пилот равнодушно
поглядывал на меня. Он смотрел, почти не моргая,
так со мною и не заговорив. Он что-то бормотал сам
себе, шевеля толстыми губами.
В горах стояла густая облачность, и не
было видно ни зги. Через полтора часа я с сильной
головной болью понял, что вертолет снижается.
Куда он снижается - я не мог увидеть: пошел густой
мокрый снег. Все вокруг было смутным, рябило в
глазах. Я удивился: как пилот может вести машину в
таких условиях. Но вероятнее всего машина шла на
автопилоте. Электроника. Если вертолет годами
летает по одному и тому же маршруту, не трудно
запрограммировать автопилот...
Когда внезапно нас сильно тряхнуло, я
понял, что мы наконец приземлились. Снаружи были
сумерки. Сверху падал густой мокрый снег. В
глазах у меня рябило, и ничего невозможно было
разобрать. Я открыл дверцу и выпрыгнул из кабины
на землю, захватив портфель. И тут же увяз по
лодыжку в снегу. Я был озадачен: я ожидал увидеть
маломальскую тропинку, какую-нибудь телегу на
худой конец. Я надеялся, что меня кто-нибудь
встретит и покажет, куда нужно идти. Но вокруг не
было ни души, и меня охватила паника. Я стал
кричать пилоту: "Куда ты меня привез? Здесь же
никого нет!" Пилот сказал мне в ответ:
"Угу". Он безразлично пожал плечами и стал
закрывать дверцу кабины, намереваясь улетать. Я
сильно разозлился и полез, было, в кабину, потянув
дверцу на себя, что есть мочи. Я уже не хотел
никакого монастыря, никакой работы, мне было уже
все равно, что скажет господин секретарь и что
последует за этим. Я успел продрогнуть и
промочить ноги. Мне очень не хотелось
простудиться.
С лица пилота моментально слетело
равнодушие, он побагровел, с силой распахнул
дверцу кабины, чем оттолкнул меня от вертолета, и
стал орать, что он привез меня туда, куда мне надо,
что это не его дело, а монастырь - вон он. И
действительно, обернувшись, я заметил смутное
пятно вдалеке, которое было чуть-чуть темнее
всего серого ландшафта. Мне стало вдруг страшно,
и я пожалел даже, что согласился на такую работу,
и захотел попросить пилота, чтобы он отвез меня
назад, в город. "Будь что будет, - решил я. -
Пускай меня выгонят..."
Но пока я думал и нерешительно
топтался на месте, пилот захлопнул дверцу кабины,
и вертолет стал подниматься, обдав меня мокрым
снегом и холодным сильным ветром. Я поспешил
прочь, проклиная судьбу и стряхивая с себя
многочисленные ошметки. Когда вертолет поднялся
метра на три-четыре, он словно растворился в
сумеречном небе среди снежно-ветренной каши. Шум
его винтов стал глохнуть и внезапно стих. Как я не
вглядывался в серо-белую рябь, я не смог его
разглядеть. Все еще не веря, что вертолет улетел,
и что пилот кинул меня на произвол судьбы, я
потоптался еще чуть-чуть на том же самом месте,
запрокинув голову. Но снег падал прямо мне в лицо,
я разозлился и стал искать, куда идти. Тут я
сильно испугался, так как потерял ориентацию. Все
вокруг было серо-белым, и как я не приглядывался,
я ничего не мог увидеть. Было совсем не понятно,
где что находится и куда мне, собственно, идти.
Стоять было холодно и неуютно.
Покружившись на одном месте, я,
наконец, к своей большой радости опять увидел то
самое темное пятно. Оно было на расстоянии
двухсот-трехсот метров от меня. "Ага, это он",
- подумал я и поплелся в этом направлении...
5.
Как ни старался я идти быстро и делать
большие шаги, я преодолевал путь с огромным
трудом. Ноги то и дело проваливались в снег, за
что-то там цеплялись и все время норовили
разъехаться в разные стороны. Мои глаза залепило
снегом, а портфель с каждым шагом становился все
тяжелее и тяжелее, и во мне росло ощущение, что
раньше он был гораздо меньших размеров. Ручка его
скользила и так и пыталась выскочить из
окоченевших пальцев. Я все время боялся, что
собьюсь с пути, потеряю единственный ориентир в
этой атмосферной каше и обязательно увязну в
болоте, о которой мне говорил работник горной
службы - далекий человек, которого я виде
когда-то. И удивительное дело, я еще умудрялся о
чем-то думать.
"Почему меня никто не встретил? Может,
они вообще не были предупреждены? А может, это
совсем не тот монастырь, который мне нужен? Вдруг
кто-то напутал... Да нет же, господин секретарь
говорил мне именно об этом монастыре. Я хорошо
запомнил, что он говорил: монастырь в Ициэнских
горах, Сумеречная Лощина. А это и есть Сумеречная
Лощина. Как же тут можно напутать?.. А если меня не
захотят впустить в монастырь? - Вполне будет
логичным, что они подождут уведомления о моей
персоне. Что же я буду делать в таком случае? -
Испуг мой не проходил. - Тогда я замерзну
насмерть. Глупо замерзнуть у дверей дома..."
Терзаемый сомненьями, я все шел и шел,
не отрывая взгляда от еле различимого темного
пятна. Однако было удивительно то, что расстояние
никак не сокращалось. Вроде бы, оно оставалось
таким же, каким и было в начале моего пути. И
сколько я ни шел, темное пятно не увеличивалось в
размерах, словно я топтался на одном месте или
брел по кругу. "Наверное, я очень медленно
продвигаюсь, - думал я. - Всему виною этот
проклятый снег. Да и дороги тоже хороши. Вот уж
действительно болото".
Но через время меня охватила настоящая
паника. Мне уже было на все наплевать: монастырь
это или не монастырь, тот ли это монастырь или
другой, впустят меня или не впустят... Только одно
желание захватило меня. Оно настойчиво крутилось
в голове и гнало вперед, словно я стал ослепшим
безмозглым животным: "Только вперед. Прийти
куда-нибудь. Все равно, куда, лишь бы прийти."
Вокруг меня был лишь один снег. Он
стоял со всех сторон сплошной стеной, заслоняя
все, заглушая звуки, впитывая даже мою тень. В его
однотонном шорохе мне порою чудился чей-то
приглушенный шепот, как будто кто-то, большой как
мир, и невидимый, как воздух, повторяет одно и то
же слово, не разобрать какое. Я уже не чувствовал,
где я и что вокруг меня, и не понимал, что
происходит, и куда я иду...
Я много раз падал в снег, вывалялся до
невозможности, потерял свой портфель (или
портфель потерял меня) и шляпу, и отупел
настолько, что даже не обрадовался, когда
осознал, что стою перед широкой деревянной
дверью с большой железной ручкой. Как я внезапно
вышел к дверям, я так и не понял.
6.
Некоторое время я стоял и не мог
поверить, что еще чуть-чуть - и я очутюсь в теплом
и сухом месте. Я стал стучать в дверь. Стучал
долго, так долго, что отбил себе руку. И, наконец, я
уловил какое-то движение за дверью. Кто-то
отодвинул засов, дверь открылась и в черном
проеме смутно забелело человеческое лицо.
Очертания этого лица расплывались, словно я
смотрел сквозь толстое, изрядно запотевшее
стекло.
Я еле дышал и пытался объяснить, кто я
такой и с какой целью тут оказался. Слова
путались, плохо выговаривались, рвали смысловую
нить. Мой дерганный рассказ прерывался
неоднократно кашлем, меня трясло от холода.
Я все говорил и говорил, а мой
собеседник молчал, и от этого я смущался, путался
в словах, запинался и, наконец, окончательно
запутался и замолчал. У меня было такое ощущение,
что меня абсолютно не слушают. Что слушающий меня
на самом деле глухонемой или вообще неживой. Как
я не всматривался в его лицо, я не мог рассмотреть
человека, стоящего в двух шагах от меня. Я даже не
мог понять, женщина он или мужчина, стар он или
молод. Мне казалось, что этот человек мне смутно
знаком, но я отогнал эту мысль, посчитав ее
нелепой. Как может такое быть, если я впервые в
этом монастыре...
Я замолчал, сбитый с толку длящимся
молчанием, и не знал, что и подумать, когда этот
человек молча повернулся и пошел внутрь, словно
меня и не было...
Только теперь я заметил, что у него в
руке крохотная свечка. "Но почему свеча почти
не светит? - подумал я. - И почему он ничего не
сказал?.. Может, он немой?.. А куда он идет?"
Спина человека, открывшего мне дверь,
удалялась, и я понял вдруг, что он мне тем самым
показывает, чтобы я следовал за ним, что глупо мне
стоять так дальше - мокрым, продрогшим,
смертельно усталым в открытых дверях. Я несмело
пошел следом за ним и тут же погрузился в новые
сумерки - сумерки огромного дома. За своей спиной
я услышал, как дверь резко закрылась, и как
заскрипел тяжелый засов. Кто закрыл ее? Мне стало
страшно. Я прекрасно видел, что меня встретил
только один человек, и этот единственный человек
находится далеко передо мной.
Я оглянулся, но в столь тусклом свете
удаляющейся свечи я не разобрал ничего. Лишь на
мгновение мне показалось, что мелькнула
беззвучно извилистая тень, заскользила по стенам
и пропала под невидимым потолком.
Я поежился и пошел следом за уходящим
от меня человеком. Я думал о том, кто же все-таки
закрыл дверь, но среди сумятицы мыслей самой
правдоподобной была: духи или галлюцинация...
Мне казалось, что я иду по лабиринту,
огромному и запутанному, и идти за немым
проводником - единственный для меня шанс не
потеряться, не заблудиться в этом лабиринте.
Кто он? Почему не сказал мне ни единого
слова? Почему так пусты и темны эти коридоры?
Почему так тихо в этом огромном доме и пахнет
только пылью? Куда он ведет меня? Что ждет меня
впереди?.. - задавал я себе вопросы и не находил
ответа ни на один из них. Мне было необъяснимо
страшно, и усталость давила на меня стопудовой
тяжестью.
Мы шли долго, постоянно поворачивали
так, что я даже не мог понять, влево или вправо,
просто было такое ощущение, будто бы ты шел в одну
сторону, а теперь идешь в другую. Мы спускались и
поднимались по многочисленным неровным
ступенькам. Нигде я не увидел ни лучика света, не
услышал ни шороха, и во мне росло чувство, что
этот странный дом - только склеп, мертвый и
пустой. Меня посетила жуткая мысль - я и мой
проводник - единственные люди в этом доме.
Почему нет света? Экономия?.. Раз
монахи, значит, может быть и экономия, - решил я.
Правда, раньше я никогда монахов не видел, как и
монастырей, поэтому эта мысль показалась мне не
очень-то убедительной...
Смутное пятно передо мной вдруг нырнуло куда-то,
и я последовал за ним. Мы оказались в комнате,
которую освещало узкое окно, больше похожее на
щель. Видимо, мой проводник успел потушить
свечку. Свет из окна был очень тусклым, и все
линии расплывались в сумерках одним сероватым
пятном. Я так и не разглядел моего проводника, как
ни старался. Он молча удалился, оставив меня
одного.
7.
Было пыльно и пахло сыростью. В комнате
ничего не было. Совсем ничего. Я находился в
совершенно пустом помещении. Я обессилено сел на
пол и прислонился к стене - она была шероховатая и
чуть-чуть прохладная. Стены терялись в полумраке,
и возникало ощущение, что эта комната тесна, как
спичечный коробок, и одновременно бесконечна,
как мир.
На меня навалилась усталость, и
страшно захотелось спать, но я боролся со сном. Я
был в сомнениях. Правильно ли я поступил?.. Правда,
я потерял портфель, там было все: служебные
документы, удостоверение личности, бумага,
диктофон с кассетами, набор ручек, белье и
предметы гигиены... Как глупо. Может быть, завтра
снегопад прекратится, и они помогут мне найти
портфель. Я ведь потерял его недалеко от
монастыря. Нужно дождаться, пока кто-то придет,
чтобы попросить об этом. И еще попросить
какой-нибудь еды.
Я не мог позволить себе уснуть, так как
ждал, когда, наконец, появиться хоть кто-нибудь,
кто был бы заинтересован во мне, и спросит, кто я
такой, что мне нужно, даст что-то поесть и выпить
горячего (я был голоден и во рту у меня пересохло).
Он даст сухую одежду, потому что моя одежда
промокла до нитки и с нее текло прямо под меня.
Где они? Почему не идут? Им все равно и они забыли
обо мне? Может, я пришел не во время, и у них сейчас
какое-то священнодействие?..
Я погружался в дремоту, но продолжал
прислушиваться, пытаясь что-то услышать. Я
вздрагивал, просыпался, опять начинал дремать и
опять вздрагивал, и опять просыпался...
Так продолжалось долго. Сколько - я не
мог определить, так как рассмотреть циферблат на
моих часах, в таком полумраке было невозможно.
Наконец, сумерки сделали свое дело, и я заснул.
8.
Когда я проснулся, вчерашнее мне
показалось неясным и запутанным кошмаром. Я
решил, что лежу в постели в гостиничном номере. Я
потянулся, было, к ночнику и, обнаружив, что его
нет, проснулся окончательно.
Страх охватил меня. Я лежал на каком-то
матрасе, одетый в незнакомую мне просторную
одежду - грубую и даже жесткую на ощупь, но теплую
и приятную, в каком-то смысле. Я не понимал, что
она представляла из себя: балахон? ряса? ночная
рубашка? плащ?.. Ничего нельзя было рассмотреть.
Откуда здесь появился матрас, и как эта
одежда очутилась на мне?.. Было очень тихо, все
также мерно падал мокрый снег за окном, и были все
те же сумерки. Я подумал, что спал всего час или
около того, раз такой сильный снег все еще идет.
Так бывает: неожиданно провалишься в сон, а через
пять-десять минут проснешься и подумаешь, что
проспал целые сутки, не меньше.
Я попытался узнать время. К моему
ужасу, часов на руке не оказалось. Я стал шарить
руками вокруг себя и ничего не нашел. Моя одежда,
обувь, часы, золотая цепочка, записная книжка,
шариковая ручка из дешевой пластмассы и деньги -
все исчезло. Я беспомощно облазил всю комнату и
даже выглянул в окно, но не увидел ничего нового.
В окне мельтешила все та же серо-белая рябь.
Только сейчас я обнаружил, что моя
комната была без двери. Но за порогом уютно
свернулся кромешный мрак, и я побоялся пойти
туда, побоялся заблудиться в нем, ведь рядом со
мной не было проводника. Уж лучше я посижу здесь,
подожду - когда-нибудь должны же они прийти сюда и
поговорить со мной...
Интересно, когда они успели меня
переодеть, самое главное, каким образом? Это ведь
нужно быть очень умелым, чтобы переодеть
человека так, чтобы он не проснулся. Наверное, я
страшно устал и спал, как убитый. Поэтому я ничего
не слышал и не почувствовал. Да, так оно и было
вчера. Вчера? А может, позавчера? Я мог проспать и
двое суток от такой большой усталости. По крайней
мере, если бы были со мной часы, и если был хоть
какое-то сносное освещение, я бы это узнал. Но
часов не было, как и света. Мне оставалось только
ждать. Но чего ждать, а главное - кого, и почему они
не идут!..
Я очень хотел есть. Я ждал долго, и
нервы мои не выдерживали. Я вслушивался в тишину
и всматривался в темноту коридора, но не услышал
ни одного звука и не увидел ни проблеска света.
Мне чудились всевозможные движения во тьме,
какие-то невообразимые чудовища, казалось,
приближались к окну. Знаете, если не работает
какой-то телевизионный канал, изображение на
экране телевизора рябит и чудятся странные лица
на нем, и хаотические движения каких-то тел.
Примерно так же и мне чудилось невесть что в
сумерках за окном...
Я устал ждать и стал звать. Сначала я
звал негромко, даже тихо, боясь вспугнуть что-то
неведомое там, в коридоре, боясь себя - одинокого
в этой безмолвной тишине. Потом я стал звать все
громче и громче. Но, вдруг испугавшись - так
нелепо и страшно звучал мой крик в пустом
помещении, отражаясь от голых стен и потолков, - я
упал на пол, сжался и закрыл лицо руками...
9.
Через какое-то время я вынырнул из
полусна и обнаружил в комнате неизвестного. Он
мутным пятном светился у противоположной стены.
- Где я?
- В монастыре Общины, - сухо ответил голос.
- Можно узнать, куда делась одежда?
- Она пришла в негодность, - констатировал
голос.
- Однако часы...
- ...
- У меня были часы, нельзя ли... - я смутился. - Я
хотел бы получить свои часы.
- У господина не было часов, - резко сказал
голос.
Я растерялся.
- Но я хорошо помню, что у меня были часы.
- Господин пришел к нам без часов.
- Но я помню...
- Наверное, господин потерял часы, когда шел к
монастырю, - удовлетворенно сказал голос.
Я замолчал. Ничего не понимаю. Лжет
или... Но я же помню! Или потерял...
- Вы знаете, кто я?
- Нам сообщили. Господин должен написать о
нашей жизни в монастыре.
- Да, это так.
- Господин для этого должен соблюдать устав
Общины, чтобы случайно не оскорбить своим словом
или действием религиозные чувства братьев.
- Да, - согласился я. - Меня проведут к
настоятелю?
- Нет, - отрезал голос. - Настоятель занят
ожиданием.
Я не понял, что он имел в виду.
- Так к кому же мне обращаться?
- Господин может обращаться ко мне. Я -
помощник настоятеля по внутреннему распорядку
монастыря.
- Я хотел бы воспользоваться
радиопередатчиком, чтобы вызвать вертолет.
- ...
- У меня возникли некоторые проблемы, и я
хотел бы связаться с издательством. А для этого
мне нужно попасть в город.
- ...
- Не могли бы вы проводить меня к
радиопередатчику?
- ...
Я стал переживать, и голос
неизвестного подтвердил мои опасения:
- Господин заблуждается. Кто-то ввел
господина в заблуждение.
- В какое заблуждение?!
- У нас нет радиопередатчика.
- Как нет?!.. Но...
- Да, господин, передатчика в монастыре нет и
не было, - удивленно ответил голос.
- Но почему?!! - взорвался я.
- У нас нет потребности иметь
радиопередатчик.
- Что же мне делать?! - горько спросил я.
- Ожидайте, - ответил голос.
Я спросил:
- Что это значит?
- ...
Я вдруг обнаружил, что сижу в комнате
один, а мой призрачный собеседник куда-то исчез.
Как он это сделал, я не мог понять. Ходит ли он
столь бесшумно, или у меня очередная
галлюцинация?.. Что мне теперь делать? Что все это
значит? Что он имел в виду, когда сказал:
"ожидайте"? Ждать? Но чего? Зачем?..
Я метался от одной стене к другой.
Потом все потеряло вид реальности, и я канул в
липкий лихорадочный сон...
10.
Когда я проснулся, снег все еще шел, и
опять были сумерки.
Рядом оказалась миска с рисовой кашей,
кувшин с водой и две ячменные лепешки. Я все съел
и стал думать: как им удается бесшумно ходить? Я
не слышал ни одного звука. Опять все та же тишина
и темнота.
Я стал ждать. Я ждал долго, и сон опять
сморил меня...
Я проснулся от рези в мочевом пузыре.
Пытаясь придумать, что мне делать, я стал шарить в
комнате и, к своему удивлению, нашел аккуратное
отверстие, выдолбленное неизвестно кем в полу.
Куда оно вело, я не знал. Нужда разрывала мои
внутренности, и я справил нужду в это отверстие.
Оттуда несло холодом и застоявшимся смрадом. Я
закрыл отверстие плоским камнем, лег на матрас и
стал ждать дальше. Потом я заснул.
Мне снилось, что опять в моей комнате
сидит тот же невидимый человек, и мы с ним
разговариваем. Я спрашиваю его, может ли он
вызвать вертолет из города, и называю ему город.
Невидимый удивляется и говорит: "Господин
ошибается. Города с таким названием не
существует..."
Я пытаюсь доказать ему обратное, но
встречаю неодобрительное молчание.
Я ищу и не нахожу говорившего. Я опять
оказываюсь один в комнате. Опять мечусь по
комнате - от стены к стене. Вижу в окне медленно
падающий снег. Я засыпаю. Проснувшись, нахожу в
миске рисовую кашу, кувшин с водой и две ячменные
лепешки. Ем, засыпаю, просыпаюсь, справляю нужду,
опять засыпаю. Снова мне сниться - или не сниться?
- что в комнате сидит все тот же невидимый
человек. Опять я говорю с ним об издательстве. Он
удивленно и настойчиво отвечает: "Господин
ошибается. О таком издательстве в монастыре
никто не слышал..." Я пытаюсь ему доказать и
встречаю молчание вместо ответа. Когда же я ищу
невидимого собеседника, я нахожу только темноту
и пустоту...
11.
Я проснулся. Шел снег, и были сумерки. Я
не мог определить, снилось мне все это или нет. А
может, это были галлюцинации, и всему виной эти
сумерки, этот постоянно идущий снег?..
Я не знал. Страх переполнял меня. Я
пытался понять, где я и что со мной. Я хотел
попасть назад, в свой мир, откуда я приехал - в
смутно знакомое мне издательство, в гостиничный
номер, который я когда-то снимал, в кафе, где я
когда-то в прошлом пил горячее кофе, и чтобы был
свет, много света, и звуки, много звуков, очень
много разных звуков, и много людей, очень много
разных людей... Как мне выбраться отсюда?
Я решился и перешагнул порог. И
очутился в непроглядной тьме...
Я шел, тщетно пытаясь что-либо увидеть,
придерживаясь рукой за прохладную шершавую
стену. Я шел, и мне казалось, что я иду неимоверно
долго, уже неделю. Я падал и кричал в темноту, я
боялся, я прислушивался и приглядывался - и не
слышал ничего, кроме молчания, и не видел ничего,
кроме темноты. Я много раз поворачивал, я
останавливался и шел дальше, и постоянно было
одно и то же: коридоры. "Наверное, этим
коридорам нет конца, - думал я, - или же я иду по
кругу, возвращаясь туда, откуда начал свой
безнадежный поиск..." Я встречал и комнаты, но
они были пусты и прохладны, и я шел дальше...
Я долго блуждал, я уже забыл, что ищу. Я
спал в коридорах, просыпался и шел дальше. Меня
мучила жажда и я обессилел от голода. Нужду я
справил в какой-то комнате, уже не помню, в какой.
Я все надеялся, что, наконец, найду заветную
дверь, открою ее, и там будет свет и живые люди, и
будет шумно, и меня примут и посадят рядом, дадут
теплой еды и горячего чая, будут говорить со мной,
будут слушать меня, и я не останусь больше один и
не буду кричать и вслушиваться в темноту, чтобы
услышать только молчание...
Я не знал, сколько времени искал людей,
потому что в пустых комнатах, найденных мною,
всегда были сумерки, а в окнах я видел тихо
падающий снег. Сколько времени прошло? Много или
мало? Чем измерить? Как? И почему так много пустых
комнат? Где люди? Или же эти комнаты - одни и те же?
Где люди? Я один здесь?..
Мне казалось, что это здание большое
как мир, и мне не хватить жизни, чтобы обойти его...
12.
Однажды я нашел комнату и в ней
человека. Это произошло так внезапно, что я
сначала не поверил, я подумал, что это очередная
галлюцинация, что преследует меня. Мне виделось
что угодно, только не то, что может быть на самом
деле.
Я подошел и потрогал руками - да, это
был человек. Я не знал, кто это - мужчина или
женщина: его волосы могли отрасти, а одежда была
просторная - такая же одежда, как и у меня...
Он спал. Я сел рядом и стал звать его, и
когда он проснулся, я спросил его: "Кто ты?"
- Я ждущий, - ответил человек.
- Ждущий?! Но чего ты ждешь?
- Этого я не знаю, - сказал он, - ибо в этом и
есть Великое Ожидание...
Я не верил своим ушам, я хотел его
окончательно разбудить, я требовал, я умолял... Но
он повторял одно и то же:
- Ты - мой сон. Уходи, ты мешаешь мне ждать.
- Я не снюсь тебе, я есть на самом деле, - уверял
я его.
- На самом деле? - не верил он. - Нет, ты снишься
мне. Мне много раз снился ты, очень много раз. И
каждый раз ты вел себя по-разному...
- Как?
- Ты назывался разными именами, но я знаю, ты -
воплощение Того, что мешает ожидать...
Я не верил, я смеялся и плакал, тогда он
говорил мне:
- Уходи, я жду другой сон. Я - ожидаю...
И он прогнал меня прочь из своей
комнаты, и долго еще я слышал его тихий голос:
- Я выгонял тебя много раз, очень много раз.
Нетерпение не помешает мне ожидать...
Я пытался вновь найти эту комнату, но
не смог этого сделать. Я плакал, и мне чудились
голоса со всех сторон, и они шептали, шептали так
тихо, что прислушавшись, я не мог их расслышать в
полнейшей тишине. Но я знал, что есть этот шепот, и
шепот проникал в меня и гнал меня дальше. Он
твердил одно и то же, этот неслышимый шепот:
Ожидание... Ожидание... Ожидание...
13.
Я сражался с углами, с темнотой, что
обрушилась на меня как тигр. Меня гнала пустота, я
охрип от слез и хохота. Я думал, что это все мне
только кажется. Но когда я кусал свои руки, я
чувствовал во рту соленый привкус крови. И тогда
меня сводила с ума дилемма: или мне это кажется,
или мне кажется, что мне это кажется...
Я так изголодался, что терял сознание,
а может быть, мне это снилось, и я лежал на матрасе
в своей комнате? Как я мог это узнать?..
Однажды (я не знал, сколько времени
прошло) я нашел комнату и почувствовал, что в этой
комнате недавно был человек, живой человек. Вот,
он был тут и, наверное, он только что вышел, вышел
куда-то по своему неведомому делу и вот-вот
вернется. И я встречу его, и не дам выгнать себя, и
пробужу его ото сна, и тогда я смогу спастись...
Но комната была пуста, и я нащупал
матрас, и миску с рисовой кашей, и кувшин с водой,
и две ячменные лепешки.
"Странно, - думал я, - вода не затхлая, и
рисовая каша не засохла, а лепешки - мягкие и
свежие. Значит, человек вышел только что. Но
почему он не поел сначала? Скорей всего, его
вызвало какое-то неотложное дело..."
Я не верил этому.
Я был страшно голоден, а человек не
приходил. Я смотрел в окно, а там шел тихо снег. И
тогда я понял, что эта комната - моя комната, что
нет никакого другого человека, некого ждать -
есть только я. Я нашел свою комнату. Но как тут
очутились свежая еда и вода в кувшине? Как?..
Может, эти голоса принесли мне все это? Это они -
странные голоса - благоразумные и щедрые хозяева
дома?..
Я был счастлив, что нахожусь в своей
комнате. Я шептал благодарственные слова
утомленным голосом, я целовал от счастья оконное
стекло, и пол, и стены, и пустую миску, и кувшин, я
целовал матрас и отхожее место, я целовал темноту
и эти сумерки, я целовал тишину, и когда мои губы
устали, и стали пылать невыносимо ярким пламенем,
я упал в изнеможении и утонул в море сна без
сновидений...
14.
Когда я проснулся, я не смог понять,
приснилось мне это все или нет, было ли все это на
самом деле. Тогда я стал искать следы от зубов на
руках и, к своему удивлению, нашел много шрамов.
Были сумерки, и шел снег. Я ждал чего-то,
точнее - кого-то, но я не знал - кто это. Я не знал -
когда. Я чувствовал: он должен вот-вот прийти.
Но я заснул, и мне приснился странный
сон, будто я проснулся и в моей комнате сидит
некто - тот же самый некто, что и всегда. И он
говорит мне:
- Нужно ожидать.
А я говорю ему, что мне нужно вырваться
отсюда и вернуться в город. Да-да, в свой город,
там ждут меня, они беспокоятся обо мне...
- Нет, - говорил он печально, - господин
ошибается, такого города не существует. Никто
никогда не слышал про этот город. Господину он,
наверное, приснился...
Я пытался спорить с ним, но встречал
молчание.
А шепот звучал у меня в ушах. Он шептал:
- Ожидание... Ожидание... Ожидание...
И я ждал, и засыпал. Я просыпался и
справлял нужду. Я смотрел в окно - там шел снег и
были сумерки...
Мне снилось, что вот опять сидит некто,
и я говорю ему, что меня ищут, а я нахожусь здесь.
И голос спрашивал:
- Кто ищет господина?
Я не мог вспомнить, кто. Я пытался
вспомнить фамилии, имена, лица, должности, но
никак не мог вспомнить и плакал.
- Зачем искать господина, если он находится
здесь? - спрашивал голос.
Я кивал ему в ответ: действительно,
если я - здесь, как глупо меня искать где-то.
Я пытался найти обладателя голоса, но
не находил. Лишь молчание и пустоту находил я. И
еще слово: "Ожидание"...
15.
Однажды я проснулся и подумал, что
проснулся окончательно, что все, что я видел до
сих пор, было только моим сном, который сводил
меня с ума, и что нужно выбраться отсюда, нужно
найти выход и прийти к людям. Я не знал, сколько
прошло времени с тех пор, как я попал сюда. Я не
понимал, где я, и я не помнил, кто я. Но я не мог
оставаться здесь, потому что чувствовал: вот-вот
и я сойду с ума, уже окончательно...
И тогда я решился вновь пойти в
коридорную темноту, как ни боялся я этого. Страх
притупился полудремной вечностью, и я пошел
искать заветную дверь...
Я искал, искал, и чудились мне в темноте
невидимые существа, и я пытался определить этих
существ в темноте, и не мог, и сердце мое
сжималось. Все говорило мне: "Ожидание"...
И потом я нашел комнату, и в ней сидели
люди. Их было много, они сидели от стены к стене, и
я не мог сосчитать их. Я трогал их и не мог понять:
живые они или мертвые? А может, они спят?..
Они все были в длинной одежде - в такой
же одежде, что и у меня. Я толкал их, бил, я кричал,
плакал, я орал им в уши, но никто не шевельнулся в
сумраке комнаты, никто не поднял лица, никто не
сказал ни одного слова.
Я усомнился, что они живые: я не смог
установить, есть ли у них пульс и, как не
прислушивался, не услышал их дыхания. Меня
охватил страх, что это - мертвецы, но один из них
или они все - я не понял этого - сказали мне:
- Ожидай...
И я покорился их воле и пошел назад. Я
должен делать, как они сказали мне. Я нашел свою
комнату и стал ждать, а потом заснул.
16.
Шел снег, и были сумерки, когда я
проснулся. Спал ли я? Грезил ли?.. Я не мог
установить этого. Поев, я опять задремал, но меня
разбудил голос, знакомый мне голос. Он сказал:
- Ожидание.
Я спросил у него: как мне выбраться
отсюда.
- Разве господин не был здесь всегда? -
удивился голос.
Я смутился.
- Разве господин пришел откуда-то?
- Да, да, - сказал я.
- Господину это приснилось, - сказал голос.
Приснилось?.. Я не знал, правда это или
нет. Мне действительно показалось, что все мне
приснилось. И сниться дальше.
Я разозлился, я захотел выйти из этого
дома и накинулся на голос с кулаками, но он
растаял в темноте, и я не нашел ничего, кроме
молчания...
17.
Однажды после долгих скитаний я нашел
дверь, смутно знакомую мне дверь, и, отодвинув
засов, увидел прямо перед собой серо-белое марево
падающего снега. Вокруг меня разливались
бесконечные сумерки. Я обрадовался, что нашел,
наконец, выход, и пошел вперед, оставив за собой
ненавистную дверь, обманувшую меня когда-то.
Было страшно холодно и сыро. Мои босые
ноги обжигал полу растаявший снег. Я брел по
снегу, и глотал снег, и дышал им, я был покрыт с ног
до головы мокрым снегом. Вокруг меня был лишь
один мокрый снег, который падал откуда-то сверху -
неба над собой я не видел. Ничего не было, кроме
снега. Я заблудился...
Я падал, вставал и опять падал. И было
тихо, и не было слышно, как я шел, - все заглушала
ватная тишина. Я не знал, в какой стороне
находится монастырь, я не видел, где должно
находится небо, и не знал, что мне теперь делать.
Сначала я хотел дойти до гор, но я устал и боялся
ложиться в снег - тогда я замерзну и умру.
Я видел много бесшумных силуэтов. Их
было очень трудно рассмотреть, но я чувствовал,
что они есть. Это были люди - наверное, они, как и я,
тоже ходили среди снега и искали что-то. Я пытался
увидеть хоть одного из них, бежал за ним - но
никого не находил, даже следов не было - снег
заметал их, а тишина скрывала все звуки. Я кричал
им вслед, я звал их, я проклинал их за то, что они
не идут ко мне, за то, что они не отзываются. Но
страшная мысль тогда поразила меня: они тоже
кричат и ищут, но сумерки и тишина делают свое
незримое и неслышное дело...
Их было так много, что я чуть не плакал,
но сколько я ни пытался увидеть хотя бы одного,
всякие линии, всякие очертания ускользали от
меня в сплошной каше серо-белого цвета...
Сколько я ходил в снежном аду, я не
знал. Наверное, долго.
Однажды я очутился перед знакомой мне
дверью. Я не мог вспомнить, что эта за дверь, а
когда вспомнил, что эта дверь - двери монастыря, -
удивился. Значит, я все-таки нашел ее.
Я обрадовался и стал стучать, что есть
сил, и мне открыли. Меня отвели в мою комнату, в
которой уже ждали меня рисовая каша, кувшин с
водой и две ячменные лепешки. Я жадно накинулся
на еду, а поев, замертво упал на матрас, и тут же
заснул.
18.
Мне снилось, что я просыпался
неоднократно и засыпал.
Мне снилось, что рядом со мной сидит
некто, и этот некто говорит мне:
- Ожидай.
А когда я говорил, что господину нужно
уехать отсюда, голос удивлялся и печалился:
- Разве есть что-нибудь кроме этого места?
И мне снилось, что я говорил:
- Господину нужно, необходимо перебраться
через горы.
А голос печально говорил:
- А разве есть горы?
А я говорил в ответ, что горы есть, но не
мог вспомнить, как назывались эти горы. Я когда-то
помнил, но забыл, и я плакал от горя, а голос
утешал меня и говорил, что нужно ждать, и тогда
ответ придет сам, и не нужно печалиться, нужно
только ждать.
А когда я его спрашивал снова и снова,
он говорил мне:
- Ожидай. Ты ответишь сам на все вопросы...
Ожидай, и это произойдет...
Мне снился странный некто, сидящий в
моей комнате. Он говорил мне:
- Почему брат называет себя господином? Разве
он был когда-то господином?..
И я соглашался с ним. Какое я имею право
называть себя господином? Кто дал мне это право?..
- Разве есть господа? - спрашивал он и тут же
уверенно отвечал на свой вопрос: - Нет, брат
заблуждается. Господина не
существует, есть только брат, да, только брат, а
господина - нет...
И снилось мне, что я спрашивал, что
делать, что мне нужно делать, а этот голос говорил
мне тихо и настойчиво:
- Нужно ожидать. Все придет само.
И я повторял слово "ожидание" и
плакал от счастья.
- Зачем плачешь, брат мой, - говорил он, -
ожидай, и всякая печаль отступит от тебя и придет
радость. Ожидай.
И я ожидал...
19.
Мне снилось, что мне что-то снилось.
Я ел, спал, смотрел в окно, и там всегда
тихо падал снег и были сумерки. Там всегда ходили
люди, они кричали, но я не слышал, что они кричат, и
они не слышали этого. Они что-то искали, они
бродили в мареве снега, но я знал, что это -
заблуждение и что нужное - тут, а все остальное -
сон, иллюзии. Ожидание - вот, что нужно найти.
Я кричал им, и они улыбались и вторили,
миллионы ртов вторили мне и сами сумерки:
- Ожидание... Ожидание... Ожидание...
И я думал, что пустые комнаты нужны для
новых ждущих, что бродят где-то впотьмах, и они
обязательно найдут эти комнаты и будут
последовательно, упорно ожидать. И что
потерявшиеся, как когда-то я сам, да, потерявшиеся
в снегу и сумерках, там, за окном, где бы они ни
были, пропадут, если не обретут Ожидания...
Я много думал, да, я много думал.
И мне снились голоса, и я сам был
голосом.
И люди, что за окном, просили меня
впустить их сюда, где царит Великое Ожидание, и я
ходил, и открывал им двери. Я был зол, потому что
они мешали мне ожидать. Но я усмирял свой гнев и
нетерпение и впускал их - жалких, мокрых,
замерзших и неспокойных - отводил их в пустые
комнаты, где было тепло, сухо и спокойно. Я
оставлял их там, да, оставлял их наедине с собою,
чтобы успокоились их души, и чтобы вылечил их сон.
Иногда я приносил им сухую одежду и пищу, что
давали мне голоса. Я назывался помощником
настоятеля, и они верили мне, да, да, они верили
мне, и это была правда. Они называли меня голосом,
плакали, смеялись мне в лицо, грозили, жаловались,
что-то просили, и я терпеливо ждал, когда они
будут готовы ожидать и тихо уходил из комнат,
чтобы они остались одни и учились науке Великого
Ожидания...
20.
Однажды ко мне в комнату пришел старик
- дряхлый старик с умным круглым одутловатым
лицом. Под глазами у него были черные мешки, а
взгляд ничего не выражал. Волосы его были седыми,
лицо - белым. Он был в длинных серебряных одеждах.
Этот старик был скромен и тих, как падающий снег,
он сиял мягким светом, что не дает тени.
Я смотрел на него и плакал без слез, и
был счастлив.
Я шепотом спрашивал:
- Как имя твое, Учитель?
И он еще тише отвечал мне:
- Ожидание...
Я спрашивал его, спрашивал.
А он мне отвечал:
- Ожидание... Ожидание... Ожидание...
21.
Сегодня сумерки и идет снег.
Вчера были сумерки, и шел снег.
Завтра будут сумерки, и будет идти
снег.
Всегда только сумерки и только снег.
Я знаю, что ничего нет за этой дверью.
Там нет гор, там нет никаких городов и
нет никакого мира.
Потому что мир - только здесь, с нами и в
нас.
Там - лишь пустые сновидения, иллюзии.
Мы - братья Общины.
Нас много и станет еще больше, потому
что все должны быть здесь.
Здесь и только здесь - Великое
Ожидание.
Там - нетерпение, а оно - скрытый и
коварный демон.
Он - искуситель, он - враг всего.
Так говорит мне Учитель, и я ему верю.
И я целую его руки и его стопы...
Я знаю, кто я. Я - брат Общины...
Мы - вместе...
Мы - здесь...
Мы ожидаем, мы будем ожидать...
И этот снег, и эти сумерки нам не
помеха...
Да, да, совсем не помеха...
"Кохакирицу Оккадо (возраст: 35 лет, рост:
175, вес: 66, брюнет, близорукость, образование
высшее гуманитарное, холост) внештатный
сотрудник издательства "ТДТ Мицуе", пропал
16-го ... с.г., выехав по заданию издательства в г.
Ёкайко. Поиски г-на Оккадо ничего не дали. Сэйто
Масаоки, служащий горной службы, и Хатаяма Экко,
пилот служебного вертолета, подтвердили, что г-н
Оккадо воспользовался их службой 16-го ... с.г. для
прибытия в деревню Дайсаки. В тот же день г-н
Оккадо был доставлен вертолетом горной службы в
Дайсаки. Однако никто из жителей деревни не видел
человека с приметами пропавшего. Следственная
комиссия прокуратуры г. Ёкайко считает, что по
всей видимости г-н Оккадо заблудился близ
деревни из-за плохих погодных условий (напомним
читателям, что в эти дни в Ициэнских горах шел
сильный снегопад). Пропавший мог забрести в одну
из лощин, которыми так богато Ициэнское
предгорье. Однако весной, когда снега в предгорье
растаяли, тело г-на Оккадо так и не было найдено.
Правительственный эксперт г-н Хояками
утверждает, что это отнюдь не первый случай
исчезновения в этой местности, и число подобных
случаев растет из года в год. Вероятно, причиной
исчезновения является то, что многие люди, не
подготовленные к экстремальным погодным
условиям, воспринимают путешествие в горной
местности как вид безопасного туризма. Г-н
Хояками предупреждает: "Граждане, будьте
бдительны, в противном случае вы поплатитесь
собственной жизнью" из газеты "Общественные новости"
Примечание: настоящее имя Учителя - Ико Самумото
(г.р. 1932), служащий муниципалитета, округ Цайси. В
1968 г. выпустил книгу "Учение без лишних
слов". Самумото принял имя Окасё-сан, и вскоре
вокруг него сложилась община последователей,
которая со временем получила название "Кёдан
Великого Ожидания". После регистрации Общины
департаментом по делам религии в 1974 г. след
Учителя Ожидания потерялся. В последний раз
Окасё-сана видели в 1976 г. Формально Общиной
руководят анонимные "хранители Учения".
Кроме того, что этих "хранителей" несколько,
- о них ничего неизвестно. Трактат "Учение без
лишних слов" с 1977 г. не переиздавался.
