Случаются в жизни неприятные ситуации, случаются и отвратительные. Положение, в котором оказался я, было где-то почти точно посередине, ни вашим ни нашим, ни мне, ни им, ровным счетом ничего - ни хорошего, ни плохого, даже в гомеопатических дозах. Ситуации явно не хватало глобальности. Да и откуда ей взяться, глобальности, если все оно было так, так - ни рыба, ни мясо, а что-нибудь третье и совершенно при этом несъедобное. Даже когда меня поймала квартирная хозяйка и сказала: "Уматывай отсюда...", - никто не нагнетал неслучившийся скандал, а ведь нам было что прокричать друг другу во весь голос, нагадить в душу собеседника. Возможности были, желание, обоюдо-ненавидящее желание и то было, место было - много места, любое помещение в трехкомнатной квартире - прямо тут же, в освобождаемой к концу недели не просто от меня, но даже от моего запаха (насколько я понял хозяйку). Опять же здорово - стены тонкие - весь дом бы повеселился. Все ведь вроде было - где, кто, почему, столько ведь накопилось, а скандала не случилось. Намеренья не хватило. Да и без скандала все получилось здорово - я не устраивал ее, квартира не устраивала меня. Все ли были при этом счастливы? Отнюдь. Например, я - не был. Но этому было достаточно других причин - неделя у меня была тяжелая, вот уже какой месяц подряд. А мне еще непосредственно в этот момент не хватало суматохи и беготни по переезду, тем более что пока некуда. И ситуация, не ухудшаясь качественно, явно ухудшалась количественно. Зато не быстро, поволи, не торопливо, но весьма и весьма целеустремленно.

И главное-то не было времени. Совсем. Исчезло, испарилось, протекло из часов, календарей, из жизни вытекло, оставив вместо себя желание размером во всю жизнь - спать, но когда?.. Если времени больше не осталось, если жизни теперь не осталось - существование только сбереглось. Мелкое, такое... гаденькое, со всех сторон набросилось, окружило, заляпало, не само - люди добрые помогли, - сами в нем по уши. Тут утрешься заплатанным рукавом рабочей рубашки, протрешь глаза манжетой, чуть ли не веки дерюгой сдирая - прозреешь, дышать сможешь. Постоишь, отдышишься, шаг сделаешь, набегут человеки - слова вежливые, добрые, интеллигентные, с приветливой счастливой улыбкой, одежда - добротная, аккуратная, с претензией, а глаза-то в сторону отводят, бегают глазенки, верно, бегают - походя в грязь затопчут, лишь бы самому в грязь не упасть - мол, тебе-то все одно уже, я-то почище буду. Когда на шаг хватает, на два, бывает отдышаться не успеваешь. Ныне я уже полтора месяца брел, через силу отпинываясь от добродушных, отзывчивых людишек со светом изнутри - пустых, изначально скорее даже, а может и нет, но не скажешь уже, были ли они когда-то другими, что людьми были. На работе метался, дома - на четырех часовой режим сна перешел - здесь резервов уже не было, а не хватало времени, до боли не хватал времени жить. И если бы я и мог не спать вовсе, мне бы это помогло мало - нет почти дел, которыми можно заниматься ночью.

И тут еще жить больше не где. Зато конечно же, все сложилось к лучшему (все, как известно в мире этом к лучшему, верно к лучшему). Я всю отсрочку посвятил борьбе с собственными бедами и на квартирный вопрос плюнул до срока. И точно в срок хозяйка выставила меня за дверь. Я даже вещи свои не успел собрать. Вот оно счастье, привалило-то - наверное, только ради этого я тянул с новой квартирой. Огромная гора хлама - библиотеки, личной переписки, одежды, нескольких картин, десяток памятных подарков, все это радостно было оставлено на квартире. Здорово - я лишился всего этого бремени, что делало меня тяжелым на подъем и вообще очень даже домашним человеком. Из вещей у меня осталось только рассованное по карманам - записная книжка, ручка, портмоне, трубка и табак. И ничего в целом не потеряв, я получил в качестве бесплатного приложения свободу. Не ощущение свободы, что ныне, час, два я свободен, а неподдельную, извечную, исконную волю получил. Странное время для Юрьева Дня в октябре месяце.

Я был рад, доволен и даже в чем-то собою горд - так легко, непринужденно, просто я разрешил изрядную, большую часть, если честно (для себя честно, с собою честно, если, не лгать если самому себе - так ли просто не лгать себе - попробуй, практически ведь не возможно, но собраться силой, духом, волей собраться и признаться в этом) если, все, практически все личные неурядицы, бороться с которыми мешала возникшая в последнее время возможность давить на меня, - я ведь тоже начал было боялся потерять эту размеренную, установившуюся жизнь, исчезла. Растаяла иллюзия размерянного, самодовольного, растительного существования. И теперь, то что еще оставалось решалось просто - нужно (нет просто необходимо, обречено и яростно) дойти до офиса и стукнуть кулаком по столу. Реакций на это могут быть ровно две - меня выставят тотчас (первая) или же дождутся конца недели (а среда уже сегодня). Вот она вторая радостная возможность. И так и этак до понедельника я был бы совершенно свободен, мог даже чуть-чуть подумать над своим будущим (принципиально невозможно существование для меня будущего, но вдруг есть оно где-то) и начать все заново (вот уже в который раз), но на этот раз точно как нравится только мне.

А пока, до утра, когда я загляну на три минуты на работу, необходимо найти койку на ночь. Ночной клуб, тоже вариант, но не хотелось, не тянуло, отоспаться хотелось, отдохнуть, за все эти полтора месяца отдышаться.

Как долго, как бесконечно долго - полтора месяца, я терпел, нет, терпел даже не я сам, не что-то внутри меня (даже там нет способного столько терпеть), - задерживал людской фактор и надежда, что все измениться само, не сегодня, завтра, далеко за горизонтом времени измениться. Не терпел даже - выжидал. Люди станут... нет, не лучше - людьми станут. Ждал.

Хватит - дождался. Сам едва не пропал.

Э, так я уже пол часа брожу, без цели шагаю по улице вперед - только вперед, не оставлять позади ничего. Ночь почти. Луна. Светит. Сияет. Мозг жжет. А что ей - висит себе и светит. Далеко она. Не дошагать, не погасить, в жизнь не дошагать. Может зря? Нет, в самый раз, по мне расстояние. По плечу. Но не сегодня. Другие дела заждались. Себя найти нужно. Успеть бы к рассвету.

Я люблю этот город - красные кирпичные развалюхи вперемешку с серыми высотками, а между ними нехоженые дворы. Заброшенные стройки - бетонные плиты торчат под невероятными углами - темень даже не пытается их сгладить, а наоборот, делает здания еще более арматурно-колючими. Растрескавшийся асфальт тротуаров - и он когда-то был юн, ты знаешь, но поверить в такое попросту невозможно. Люблю даже ночной осенний ливень, что смывает с дороги грязь и остатки асфальта. Не только за это я люблю ночной город - по ночам город безумен и откровенен - не таится и даже не пытается скрыть свое безумие. Днем безумие не так заметно. Днем суета, суматоха, движение, а сейчас в застывшем спокойствии безумие отчетливо и гулко. Тишина застыла, напугавшись его безумия, даже дождь и тот не шумит, а тихонечко льется, поток за потоком - совершенно бесшумно - верно, страшно беспокоить безумца, - стоит ли шуметь и привлекать к себе внимание? Странный вопрос, риторический... И он тих, только шелест слыхать - шшшш. Это он дождь, уже упал на землю и от удара забыл - шуметь нельзя, мгновенье - спохватывается и замолкает, а затем снова шшшш. Ругается дождь, больно ему, асфальт все-таки. Сквозь зубы ругается - помнит дождь.

А ночной город в недоумении - он хочет веселья, действий. Но спокойно кругом. Редко-редко промчится, чтобы спрятаться одинокий мотор и снова ничего. Нет применения безумию города. И он всматривается, вслушивается в тишину - не нравится ему тишина. Но шуметь самому - не интересно и остается только наблюдать. Но наблюдать действенно, собственным безумием заглатывать реальность и там, внутри его тишина преломляется и застывает от ужаса. Пришло время выпускать тишину, исследовать - изменился ли мир.

Он испытывает при этом странное, извращенное наслаждение наблюдателя. Впрочем, он не в состоянии полностью удержаться от участия. И меняется ночь - то капля дождя, вдруг упав на губы, окажется теплой и сладкой, то последний лист с тополя оторвется и полетит против ветра. Шалит город, в раж входит. Увлекается, сильнее, сильнее, втягивается в немудреную забаву - вот уже и краски начали казаться отчетливей, предметы внезапно приобретают самые феерические очертания, а потом обратно и снова и снова. Текут оттенки, у ранее едва заметных затененных плоскостей - стен домов, асфальта, того же неба - у них у всех нарастает фактура и они внезапно обретают объем. А я впитываю в себя все эти изменения, сосредоточен и внимателен - как можно упустить малейшую деталь. А город продолжает забавляться - небо надо мной поворачивается раз, рывками, не плавно - будто трюк этот проделывает город в первый раз. Затем еще раз, и еще - уже плавнее, медленнее, делая вид, что пришла уверенность. Но скоро ему приедается такая немудреная забава - слишком проста, заурядна и он возврашет все как было. Небо ему более не интересно, ни капельки, иначе он бы вернул звезды на место, а так - вон та тусклая сместилась к северу, едва-едва, на несколько волосков, неужели это мало, а та голубая светит чуть сильнее. Практически не заметны изменения. И так до следующего раза - есть ли цель, ради которой звезды попадают на новые места? Вряд ли.

А я оказываюсь под двумя небесами - тем, что есть и тем, что еще помню. На долго ли? Слаба память.

Хулиганье по дворам - расступается, пропускает, из-за походки пропускает, не из-за походки даже, скорее из-за безумия Города, что разношенной губкой иссохшейся по грязной, взорвавшейся вовнутрь взвесью пыли воде впитал я в себя. Правильно пропускают - от чего не пропустить с миром такого человека - догадливые, дельные парнишки.

Заворачиваю за угол - асфальт, мокрый октябрьский асфальт под ночным дождем в свете нечаянно горящего фонаря - не самое увлекательное зрелище в мире. А я останавливаюсь и любуюсь - свет выхватывает широкий кусок земли в электрическом свете фонаря, отблеске пожара там, в трущобах. Еще помогали луна, звезды и ночник в окне четверного этажа соседнего дома. Нетрадиционное, непривычное освещение. Но чтобы любоваться только из-за освещения? Нет-нет...

Город, кто еще занялся клочком асфальта. Час, полчаса, семь минут назад город метался - фокус безумия его рывками дергался по улицам, площадям, зданиям, судорожно, лихорадочно, нервно (впрочем, а как еще может перемещаться точка фиксации внимания безумца) но здесь, на этом куске влажного асфальта он застыл. Точка фиксации внимания кристаллизовалась, собралась, уставилась на этот участок земли и смогла (тяжело же в таком состоянии задержать мысль на одном предмете) невозможно долго остаться здесь.

Если я за всю эту лишь раза три, случайно оказался у предметов, на которых задержалось безумие города и только раз - помните небо - Город позволил выплеснуться личному безумию, не на миг, не на секунду, а так, чтобы эффект не был едва уловим. Теперь же город развернулся всерьез и я стоял всего в четырех метрах от точки фиксации его внимания. Прошел наверное, час, субъективно вечность - я не пытался шевелиться и по-моему не дышал. Я в этом практически уверен. И не дышал тогда, когда город потерял интерес к этому куску асфальта - сияние над ним практически исчезло, он перестал пылать и искриться, а росинки не были уже ярче звезд и тогда я бросился к этому клочку асфальта. Я склонился над ним и смотрел, как гаснет искра за искрой, рассыпаются в ничто вихри и тогда, чтобы ощутить следы превращения я встал на колени и впился в асфальт губами, в то что там еще было. Может, чуть раньше там что-то и было, может совсем еще недавно в нем что-то оставалось, но теперь точка фиксации внимания города покинула этот кусок асфальта и на нем больше не сохранилось ничего - если не считать песка и грязи, что забились в рот, запаха резины и битума и почему-то едва различимого привкуса рыбы. Еще было то, о чем уж совсем не хотелось вспоминать, - меня стоящего на коленях едва не вывернуло, но для полноты картины требуется, нельзя, не возможно не упомянуть - на основание языка мне попал волос, длинный конский волос - он похоже был втоптан в грязь подкованными копытами гнедой кобылы с ближайшего ипподрома позавчера. Я понял, как он здесь оказался, и меня едва не вывернуло вторично.

Я медленно встал. И едва поднявшись с колен начал отряхивать штаны испачканными в песке ладонями. Я плевался грязью и она летела на штаны и частично попадала на рукава плаща и на ладони, но мне было не до них и я продолжал отряхивать ничуть не становящимися чище ладонями штаны, которые становились все грязнее и грязнее. Мне было плохо и мерзко, но происшествие меня встряхнуло и собрало - ушат грязной, вонючей, ледяной воды, из которой только что с отвращением вылезла разжиревшая чушка, привел меня в чувство и ободрил. Я разгладил намокшие волосы, перестал передергиваться от омерзения и настолько пришел в себя, что понял - наступает рассвет и заметил в квартале к югу кабак, который точно работал - прополоскать рот, даже молоком бешеной коровки мне не повредит, отнюдь, самочувствие и так улучшающееся заметно выиграет от этого. Но молочка не случилось (как не случилось много в моей жизни) по дороге, к кабаку, за дом до него я заметил табличку - в этом доме сдается квартира. Перст указующий. Табличка в виде указующего перста имею в виду я.

Я не отказал себе в удовольствии разбудить хозяев квартиры немедленно.

Не такое уж и большое удовольствие на новые деньги. Впрочем, и хозяева рады - не успели повесить об'яву как дурачина уже приперся - квартиру задешево хочет. Будет ему квартира, будет ему быстро, дешево. Дешево ли? Доводы хозяев, были сильнее моего разума - не смог я их понять (а может это они шутят так) - бешеная цена за запущенную квартиру, деньги к тому же за три месяца вперед. Весело. Безумно весело.

Но квартира мне понравилась - с мебелью там было хорошо, ее просто не было - пустые комнаты без обстановки, ржавая кровать в самой обшарпанной и маленькой комнате, обои есть, клочьями, неопределенно желто-грязного цвета в мелкий фиолетовый цветочек (нечто наподобие фиолетовых ромашек и фиолетовых же розочек крест накрест) на ярко-салатовых стенах.

Именно то что мне сейчас необходимо. Но есть в конце-концов просто ситуация на рынке и как раз она и говорит мне что цену нужно сбавить. Хотя бы для большего уважения к себе. Что? Уважение к себе - от скаредности? Мне, что жалко этих плохо пропечатанных бумажек. Жалко что ли? Правда жалко? - Нет. Тогда чего ждать. - По рукам, держите. А ведь грабят меня, грабят, думают, что до нитки раздевают. Улыбаются, от всей души улыбаются. Гордятся. Мне бы такую гордость, да где она - нет ее. А то бы повеселился, посмеялся с ними. В широкую улыбку от уха до уха повеселился бы.

Какие все-таки рядом милые люди. Хорошие, добрые, порядочные люди.

Протягиваю им руку, решительно, радостно. Напряженная, внезапно налившаяся силой ладонь ребром рассекает пол, а палец большой - шпиль к небу. Держите. Я готов. Ритуальное рукопожатие, между делом, - закрепить сделку. Глаза широко распахнуты - предвкушение. Обожаю, традиции, ритуалы - прелесть. Но в ладонь вместо дряблой, влажной ладони хозяйки падает связка ключей - она не любит традиции, она не уважает ритуалы, а может просто ей не до условностей. Зато в мою спину слова - если, что-то вдруг не так пойдет - сообщите. Странные интонации, - не обязательная вежливая фраза на которую человек не обращает внимания или даже себе верит, нет, другое здесь. Не просто так фраза, лишь бы ляпнуть, нет-нет... Может соседи сверху регулярно заливают - предупредить - не предупредила - теперь совестно. Навряд ли. Проехали. Есть много в мире этом Горацио... Однако, просто как все - заученная фраза, вызубренная. Потому и интонации такие не естественные, эмоции, тембр... Может постояльцы от нее каждый месяц бегут, вот она и твердит раз пятнадцатый. Пустое это все, хватит, хватит, хватит об этом. Запереть дверь и спать.

Ключи, связка ключей. Семь ключей минимум - зачем так много - во всей квартире только одна дверь с замком - входная. Какой из них от двери - все французские, все белые. Наверное, этот, самый поношенный - так и есть. Снять остальные ключи с кольца? Не стоит - вместо брелка будут.

Присаживаюсь на кровать - вдох, выдох, размять шею, еще вдох, воздух выпустить через левую ноздрю, блокнот в руку, ручку достать, - план действий необходим. Пункт первый - что делать буду, что мне нынче нужно. Отдых нужен, отпуск, каникулы. С пунктом покончено. Следующий заждался. План - сегодня - лежать, наслаждаться, дышать, слушать ритм города, впитывать солнечный свет, капли что разбиваются о раковину - высасывать, наполнять себя звуками, прорвавшимися сквозь стены - сил набираться. Сколько времени надо - может вечер, может неделя. Но завтра по утру, надеюсь, приду в себя (не до конца, но ровно настолько, чтобы стать способным привести себя в норму). Значит завтра (пометить - не забыть к утру прийти в себя) рейд по городу - ходить по улицам, наслаждаться - толкаться в толпе, не забывать про пустынные проулки, заглянуть на рынок и в пару тройку магазинов - взглянуть какие там люди будут, любоваться домами, дорогами. Главное - черпать энергию - во всем - ветре, холодном осеннем ветре, мокром вечернем октябрьском асфальте под туфлями, недружелюбных взглядах прохожих, суетливых воробьях и разожравшихся на помойках глупых голубях, вот из воронов нельзя - тем же они заняты. Хватит дня? За глаза хватит. Помечаю - завтра к ночи составить расписание на будущее - сейчас я не готов. Что ж план есть (первый пункт - сегодня, второй - завтра), вроде все четко. Приступим? Нет-нет, какая жалость - еды в доме нет - сходить надо.

Главное - быстро, чтобы не сильно отклоняться от плана, а то можно и не успеть, в план не вложиться. Торопиться нужно. Именно так - уже сбегал, запыхался несколько на восьмой этаж по лестнице мчаться - привыкну. Дверь бы еще открыть, а то сумки в руках мешают, легкие хрипят, сердце тикает. На пол что ли поставить сумки-то, в грязь прямо? А то неудобно - большие сумки, тяжелые, - в руке одной держать, в левой. Связка в потных пальцах скользит, волосы мокрые глаза закрывают - трудно, но нашел ключ, повернул, бросился за дверь, в квартиру сумки бросил, сам к косяку дверному прислонился - отдыхаю, глаза закрыл. Стою, дыхание к норме приходит, сердце все полнее жилы наполняет, обстоятельней. Но чувствую, что-то не так. А отвлечься не могу - в глазах пока темно - давление барахлит, с ртутным столбом спорит - кто выше. А мозг работает, анализирует - предчувствия нехорошие - опасность? Нет, просто не так все. Совсем не так.

Как если бы открыл дверь в квартиру и оказался перед выходом на лестничную клетку - странное ощущение. Да так оно и есть - я стою на пороге комнаты - за мной входная дверь распахнутая, мной же распахнутая, закрыть забыл, а спереди такая же дверь, раскрытая, точно такая же если не присматриваться. Но если внимательно взглянуть разок, то уже в век не спутать - ухоженная она, холеная, - где на моей дерматин острием зацепили и пошел разрыв прямоугольного сечения, да так и остался - оживляет клоком серой ваты запыленную синюю дверь, - там аккуратная штопка мелкими стежками. Так в любой мелочи, даже номер квартиры - за мной он прибит на глазок, и правый гвоздь согнут и искривлен, но в дверь таки вошел, - передо мной номерок идеально горизонтален, а гвозди в нем близнецами сияют.

Странно все. Домой шел, не дошел - понятно, а так войти домой не могу, потому как входа нет, есть выход. Даже настолько разобраться в ситуации существенно приятнее, чем с самого начала - хоть теперь знаешь - за тобой путь в город, перед тобой дорога в первый раз виденная, но внешне едва ли не близнец первой. Ну что ж, смотрю на ключ, в руке еще держу, в карман не спрятал - тоже не тот, от квартиры дальше на кольце. А может все они к двери подходят? Каждый по-своему... Позже проверю. В путь. На улицу.

Как шел я по той улице помню - архитектуры не помню. Не было архитектуры. Не видно ее было за лицами прохожих. Прохожие - у них дела, идут, шагают, ногами перебирают неторопливо, но лица изуродованы гримасой - у каждого центр верхней губы приспущен к подбородку, края приподняты, а нижняя губа плотно к ней прижата - чтоб зубов не было видно - улыбка и в глазах еще у всех улыбающихся нет радости - счастье.

Пословица - смех без причины, признак дурачины - всплывала при каждом прохожем, а потому через квартал она заезженной виниловой пластинкой на 33 оборотов завертелась в мозгу, все быстрее и быстрее - до первого стандарта на 76. И в этом тембре и этой скорости часто казалось, что заплетающиеся мысли сбиваются и не как обычно неразборчиво гундосят: "Смех без причины...", а внезапно смолкают, собираются с силами и звучно декламируют - "Смерть без причины, смерть дурачине!" Жизнеутверждающая пословица. Неприятно, не по себе от мыслей неизвестно откуда и непонятно как взявшихся у тебя в голове - подсознание - его обвиняют в таком, - или предчувствие. Предчувствие или подсознание (или что-нибудь еще) - хозяин слов известен, но правда это, или только для красного словца сказано? На что намекал, зачем напоминал мне об этом дурачине, которому смерь, и кто это, тот загадочный дурачина. Не сам ли он часом - а сам он - это ведь ты. Еще одна жизнеутверждающая мысль. Смерть какому-то абстрактному дурачине, с которым ты еще очень может быть даже и не знаком - одно, но когда этот дурачина ты - нечто совершенно иное. Да и честно - неприятно, когда тебя твое же подсознание считает дурачиной, возмутительно - уважения у него нет, а в данной ситуации вернее сказать будет - самоуважения. Я загораюсь идеей послать подсознание подальше, раз наверное, с десяток изобретательно, с фантазией и крайне убедительно, оно при этом разумеется, будет посылать меня, так изощряясь в деталях, как я не могу, зато у меня лучше с причинно-следственными связями и в отличие от подсознания я читал всяких Фрейдов и Юнгов. Довольно увлекательно и весьма повышает тонус.

Я бы развлекся, безусловно, но кругом же эти лица. Много улыбающихся лиц, слишком много. Как можно здесь хоть чем-то заниматься? Какое должно быть скучное, неприятное место. Чему они все счастливы? Идут, лучатся дружелюбием, сами-то они далеко, не здесь, прямо святость излучают и подвижничество. Такие утешут страждущего, а жаждущего знаний напоят истинной святостью, - но может лучше я тухлой воды с песочком попью - благо опыт есть. Неужто они все тут такие? Просто место для святых и праведников. Почти рай. (Не видел, не знаю - кстати, может он и был, у местных спрашивать не стал). А можно ли меня назвать святым? Или хотя бы праведником, безотносительно какой религии? Пустой вопрос, глупый - ответ на него понятен и очевиден. Так что же делаю я в этом месте, зачем я здесь, почему? Что я здесь оставил или же ищу - вроде ничего... Мне совершенно точно ничего здесь не надо. Мне нужно было домой - продукты занести. Торопился я - план горел. И сейчас горит, сильнее только.

Что, как всегда - торопиться, спешить? Да, судьба. Запираю дверь. На два оборота запираю. К чему она мне? Зачем? - Не зачем она мне. Потому как то что за ней - не здесь, там где-то, далеко. Не реально, иллюзия, обман. И только Город реален, хоть и скрыт ныне тенями, туманом и кажется зыбким маревом - только он есть, только он существует.