Темнота плотно укутала все вокруг. Пронизывающий холод безмолвно вступил с ней в союз. И вот теперь они вдвоем образовывали то самое, что называется ночной порой в начале сентября. Только что щелкнула последняя секунда уходящего дня, и тот растворился в прошлом. А новый подзадержался где-то в дороге. И теперь над городом властвовала ночь. Странный туман выползал из подвалов, канализационных колодцев и окон заброшенных домов. Он стелился по земле низкой пеленой, сквозь которую проглядывали кончики пожелтевшей травы. Он растекался по оврагам, не в силах залить их целиком и оторваться от влажных склонов. Он безумно хотел туда, вверх, к небу, чтобы затопить своей сущностью весь этот мир целиком. Но тщетно. Как и всегда, ему приходилось лишь ползти, ползти, ползти, стеля мягкую дорожку тем, кто в эту ночь прибывал сюда за новыми воинами и судьбами. За жизнями тех, кто торопился сейчас в темноте и одиночестве по делам, не сумевшим завершиться при свете яркого дня.
    Луна застыла в небе и презрительно косилась вниз, наблюдаяя за безуспешными попытками тумана ворваться в воздушную стихию. Даже если она и улыбалась сейчас, то улыбка ее была отталкивающей, мерзлой. Не живой.

* * *

    Так быстро я не бегал уже много лет. Ну да, бегал! Со стороны мои попытки вовсе не выглядели изящными движениями бегуна, плавно несущегося к финишной ленте. Это больше напоминало неравномерные скачки, перемешавшиеся с короткими паузами, когда легкие сотрясались при перекачке громадных объемов воздуха, а ноги блаженно отдыхали в неподвижности. Невероятным казалось то, что я до сих пор еще не навернулся на каком-нибудь хитром ухабе или с разгону не врезался в глубокую лужу, замаскировавшуюся во тьме под идеально ровный участок дороги. Но бежать следовало быстрее и быстрее.
    Минувший день получился зеброносным. Это когда тебе судьба вручает последовательность из белых и черных полос, чередующихся одна за другой и удивительным образом соблюдающим эту странную очередь.
    Уходя с работы на обед, забыл запереть комнату. Выговор!
    После работы завернул в сберкассу, чтобы заплатить за квартиру, и, несмотря на очередь, успел! Превосходно!
    Потом поехал к другу и не застал его дома. Ну, как обычно!
    Возвращаясь к остановке, заметил знакомых мужиков, приготовившихся выпить на развалинах замороженной стройки, и успешно пристроился! Тоже неплохо!
    Добравшись до дома и почти заснув, обнаружил, что на стройке забыл свою сумку, а в ней паспорт, только что полученные водительские права и пропуск на работу! Катастрофа!
    Теперь я несся обратно к стройке и размышлял над тем, успела ли моя судьба поменять местами полосы.
    Если успела, то я сейчас благополучно разыщу во тьме свое имущество и в будущем постараюсь таких проколов избегать.
    Если нет, значит смысл черной полосы заключался в безвозвратной потере всех документов, идентифицирующих меня, как личность. О такой перспективе не хотелось даже и думать. Поэтому все мои мысли и были как раз о ней.
    Да, так прокалываться мне не приходилось уже давно. Страшно представить, какое огромное число объяснительных мне придется сочинять, начиная с только что наступившего дня. После утери пропуска у нас на работе заполняли только один документ - заявление “по собственному желанию”. Кроме этого, за утерю паспорта светил крупный штраф. А что стоит получить новые права...
    Все чувства были в глубоком провале. Эта безысходность глушила любые связные мысли. В голове вертелась всего одна разборчивая фраза “Господи, только бы обошлось! Только бы обошлось!” В проскользнувшую мимо секунду она прозвучала в две тысячи сто тридцать седьмой раз.
    Скатившись по раскисшему от дождей склону холма и чудом не навернувшись вниз головой, я удачно затормозил, ухватив холодную трубу, на которую когда-то цеплялась проволочная сетка, преграждавшая выходцам из вполне завершенного мира доступ к богатствам стройки . На даный момент сетка практически во всех местах была заботливо срезана и унесена в неизвестных направлениях. Края полусорванных фрагментов утоптали в грязь многочисленные ноги тех, кто навсегда уяснил для себя истину, что кратчайшим расстоянием между двумя точками является прямая.
    Громада шестнадцатиэтажного массива нависала прямо надо мной. При свете солнца, озарявшего даже самые тусклые краски, дом казался миролюбивым и даже дружественным. Сейчас все было иначе. Стены мрачно очерчивали свой ровный контур на фоне звездного неба, а окна представляли собой черные дыры в заведомо неизвестные миры. Проникнуть в них решались только местные бомжи, которые уже давно уяснили для себя все прелести неохраняемого объекта. Больше всего я опасался, что, отправляясь в дальние странствия, один из них прихватит мое движимое имущество, безалаберно брошенное на дороге. Наверняка он сочтет это счастливым предзнаменованием. Может даже мысль о находке будет согревать его всю ночь, точно так же как мысль о потере бросала меня в противную мелкую дрожь. Нет, это невыносимо. Миллионы простых, ничем не примечательных людей сейчас спокойно спали в своих кроватях. Может даже раскатисто храпели. Может и нет, главное то было в том, что мне приходилось шарится сейчас в этой проклятой темноте. Именно мне, хотя я был ничем не хуже тех, вышеупомянутых миллионов.
    Прожектора, естественно, не горели и находились в полуопрокинутом состоянии. Луна пряталась за темной высоткой, так и не превратившейся в заурядное жилое помещение. Я забрался в овраг, где не было видно даже огней близлежащих домов. Вокруг была почти полная тьма, прерываемая клочьями тумана, стелящегося по земле. Немного поблуждав среди штабелей бетонных плит, я все-таки сумел обнаружить место скоротечного праздника. Сердце радостно ухнуло. Моя визитка отчетливо чернела и словно плыла по поверхности бледноватых хлопьев. Отбросив ненужную мистику, я сообразил, что туман затопил кирпичи, на которых покоилось мое чуть не утраченное сокровище. Внутри зашевелилась и начала подниматься волна ликования. Я спасен. Я могу полноправно вернуться в прежнюю жизнь. Я сейчас оторвусь от земли и улечу прямо в небо, навстречу ветрам, ревущим в недостижимых прежде высотах.
    Последнее осуществить мне, конечно, не довелось. Неважно! Зато я не чувствовал ног, которые пользуясь моментом, уносили меня поближе к стенам, где местность для их продвижения была наиболее ровной. Эйфория затопила меня целиком и полностью, и только подвернувшаяся под ноги ржавая труба, вывела меня из состояния безразмерного счастья. В голову тут же заскочила мыслишка из завершившейся черной полосы. Да, мое время пришло, но не закончится ли светлая полоса столь же скоротечно, что и другие. Успею ли я до ее завершения хотя бы благополучно добраться до дома? Но ложке дегтя не под силу было испортить бочку меда, что так усиленно воспринималась моей парящей в небесах душой.
    Что-то мелькнуло в воздухе, вырвавшись из окна второго этажа. Прежде, чем я успел сформулировать вопрос самому себе, темная масса по-кошачьи изящно приземлилась возле меня и выпрямилась в струнку. Сердце снова ухнуло, только уже далеко не радостно. Возможно, бомж, упустивший свой счастливый шанс, спешил вернуть его другим, более жестким способом. Я приготовился к защите, но тут от сердца отлегло. Существо, оказавшееся прямо передо мной, несомненно принадлежало к женскому полу. Облегающая блузка,скрывающая пышный бюст, просторные брюки делового стиля, длинные волосы. Только кожа странно темнела и смазывала черты лица. Я хотел задать себе вопрос, как же моим глазам удается рассмотреть все это в кромешной тьме? Не туман ли помогает?.. Изящная рука женщины, покоившаяся на бедре, рванулась в молниеносном броске и вцепилась в мой воротник прежде, чем я успел выстроить слова вопроса про туман. В следующую секунду моя душа снова сверзилась в пропасть ужаса, а тело летело навстречу долгожданным небесам. Полностью оно свой порыв так и не реализовало, ворвавшись в черный проем окна второго этажа.
    А приземлился я вполне удачно. Даже не вполе, а очень удачно, потому что не разбил лицо об жесткую поверхность пола, украшенную продранным линолиумом. Повинуясь неведомым инстинктам мои руки скользнули вперед, а тело совершило мягкий кувырок, состыковав с полом в первую очередь не хребет, а пружинящие подошвы “адидасов”. На большее мой организм оказался не способен. Тело просто вытянулось по холодной поверхности, а глаза уставились на потолок и проем окна, в котором уже красовался таинственный женский силуэт. Странная слабость охватила меня, а из темного провала двери хлынул туман. Я не успел озадачить себя вопросом, бывает ли туман в домах, хоть и недостроенных, да еще на втором этаже. Зловещий силуэт склонился надо мной.
    Теперь я мог разглядеть ее поподробнее. Она оказалась негритянкой! Симпатичной или нет, это я не могу сказать, так как негритянок мне доводилось видеть разве что на экране телевизора, да в журналах. Кроме того ее лицо явно не украшали отвратные волдыри и шрамы. Я попытался встретиться с ней взором, но не сумел. Ее глаза заволокла мутная пелена, или мне это показалось. Или мне все это лишь чудилось? Вопрос, возможно ли меня без видимых затруднений закинуть на второй этаж, тоже остался не заданным. Неприятно холодные пальцы сомкнулись на моем горле. Я слабо дернулся и увяз в затопившем комнату тумане. Пальцы сомкнулись сильнее. Я судорожно выдохнул. Захват сжался еще больше. Я попытался вдохнуть и не смог. Что-то слабо и безболезненно хрустнуло в моем горле. Пальцы мягко скользнули по моей коже, и я успокоился. Засасывающая неопределенность покинула мой разум, растворилась в тумане и сейчас вместе с ним утекала из комнаты.
   “Поднимайся,”- прозвучало во тьме. Губы женщины шевельнулись совершенно не в такт звукам. Я медленно поднялся. Пальцы, в которых уже не чувствовался холод, ухватили мое запястье и потащили вперед. Там, на стене, висело зеркало. Под ним валялись какое-то мятое тряпье и изодранный половик. Но глаза не хотели смотреть вниз. Они смотрели перед собой, и там было только зеркало.
    Когда-то оно представляло собой идеальный квадрат, но теперь верхний правый угол превратился в плавную гиперболу. Данный недостаток все же не мешал отражать зеркалу мою фигуру и силуэт таинственной незнакомки, прооперировавшей своими пальцами мое горло. Волдырей на лице я пока не обнаружил, зато разглядел уродливые морщины. “Тело... не могло... постареть... за...” Слова угасли. В вопросе больше не было необходимости. Я перевел взор на отражение женщины. Оно больше не казалось мне чем-то неприятным. Но и привлекательным его тоже я называть не хотел. Оно просто было. И все.
    Глаза ее светились непонятными серебристыми бликами. “Взгляни,”- прозвучало где-то в моей глубине. Я бесшумно повернулся на носочках и взглянул туда, где не было зрачков. За притягивающую муть. Туда, где не было ничего и было все. Там я увидел долгожданную свободу. Свободу от одиночества. От скуки. От суеты. От тоски. От неопределенности будущего и мелочности настоящего. Свободу от привязанностей и обязанностей. Я заглянул в глаза бесконечности. Только это была мертвая бесконечность.

***

    Мы стояли у окна в бывшей жилой квартире на втором этаже стандартной пятиэтажки. Мы стояли у окна и смотрели в окно. Мы стояли, а они шли. Они спешили, бежали во все стороны, сталкивались друг с другом и перебрасывались ничего не значащими фразами. Они уже не могли остановиться, а мы стояли у окна. Молодые. Красивые. Мертвые.
    Прямо под нами располагался магазин. И там тоже были они. И в нем. И рядом. Только стоять они не могли. Каждый из них переступал с ноги на ногу, отбегал куда-то за пределы видимости, возвращался обратно через какой-то промежуток времени, размахивал руками, вертел головой и, наконец, получал право еще на один шаг, приближающий его к дверям. Может там была булочная, где хлеб стоил на сотню-другую дешевле, чем в округе, и поэтому их толпы стекались именно сюда? На ненужные вопросы не ждут ответов.
    Мы стояли у окна, хотя должны были находиться в другом месте. Может далеко-далеко, а может совсем рядом. Теперь это не имело никакого значения, потому что стояли именно здесь. Мы не успели. Куда не успели? Почему не успели? Из-за кого не успели? Выяснять никто не собирался, да и зачем. Мы просто стояли у окна в тишине. Слова не нужны, как и ответы. Слова, как кубики, из которых можно построить то одно, то другое. Из совершенно одинакового набора слов можно сложить противоположности. Иногда даже казалось, что получилось нечто, содержащее в себе смысл. Занятие для тех, кто суетился сейчас там, внизу, за окном, у которого стояли мы.
    Они забавлялись игрой в слова, внушая, что их творения выражают где чувства, где знания. Они даже умудрялись вбить в свою голову и головы себе подобных, что некоторые наборы таят в себе истины, на которых держится вся вселенная. И только мы знали, что слова являются всего лишь кубиками, которые можно переставлять с места на место, и никогда не станут чем-то иным. Поэтому они продолжали свой бесконечный бег, а мы стояли. У окна.
    Бесполезно было ввязываться в их странные игры. По сути дела игры существовали только лишь в их воображении. И было безразлично, достанется ли одному из них хлеб в этой булочной или ему придется сломя голову спешить в другую. Сумеет ли он сегодня вечером привлечь к себе внимание миллионов или одной единственной, а может ему придется провожать тоскливым взглядом улетающие минуты в темноте и одиночестве - все эти варианты казались только композицией из безликих кубиков, с которыми можно поиграть. Как со словами. И ничего не меняло, проснется ли данный субъект завтрашним утром или упокоится навечно, отделившись от них и так и не добравшись до нас. И будет ли завтрашнее утро ясным или серая пелена укутает небо на целую неделю - тоже. Мы знали это. Мы не знали только одного - что произойдет в следующую секунду с входной дверью.
    Дверь с треском вылетела. И некоторые из нас повернулись навстречу летящим щепкам. Остальные продолжали смотреть в окно. И не было никакой разницы в том, смотрел ли ты в окно или на приближающиеся кусочки дерева. Мы стоим на едином миге, а затем перескакиваем на следующий. Не надо думать, на какой из них твои ноги сумеют опуститься после прыжка и успеют ли опуститься вообще. Надо лишь выжать все из мига под ногами и перебросить свое тело дальше.
    Комната заполнялась ими.
    Они продолжали и продолжали свое вечное движение, безуспешно пытаясь то удержать мгновения настоящего, то перескочить сразу через миллион в нелепых попытках согнуть будущее дугой и распланировать его по собственному усмотрению, то вернуть прошлое, купаясь в волнах боли или радости исчезнувших секунд. Сейчас их пути пересеклись с нашим мигом. Они дергались с видом особ, вершащих миссии. Они готовились удалить нас из мира, который считали исключительно своим. Своим, потому что не видели и не знали, что нет ничего своего. Все в этом мире, как и они, постоянно двигалось и переходило из рук в руки. Своим был только тот миг, который они не видели и пропускали в вечных метаниях. И только мы являлись чужими. Возможно там, куда мы не успели, все вертелось иначе. Но теперь, да и всегда, это значения не имело.
    Огромный огнемет выкатился вперед. В их глазах бесполезно искать бесконечность. Там продолжался тот же суетливый бег, разбивавший бесконечность на чувства, слова и действия. Сейчас там властвовала беспощадная решимость удалить нас подальше от себя. Возможно некоторые из них видели нас в те минуты, когда мы не стоим у окна, а шагаем, прыгая на следующий миг.
    Шагаем, пробивая стены их домов и давя их самих в кровавые лепешки. И получившееся месиво своим теперешним состоянием было ничуть не значимее состояния, в котором его компоненты еще были разделены на стены домов и беснующихся в этих стенах.
    Огненный пузырь вспух и метнулся к нам. Мы стояли и смотрели. Кто в окно, кто на ревущий огонь. Мы знали, что следующий миг уже не подвернется нам под ноги. Но жалости не было. Жалость - бесполезное чувство. Оно не дает ни сил для прыжка, ни сил для стояния у окна. Нас просто не будет здесь, и все. Возможно, нас не будет уже нигде...

* * *

    Мощнейший удар сотряс все мое тело. Очередь дружно взглянула на меня, затем на разнесенное окно второго этажа и успокоилась. Оттуда что ли мне довелось сверзиться? Я поднялся, потирая ушибленные места. Это занятие захватило меня надолго, поскольку ушибленных мест оказалось что-то уж слишком много. Ладно, ладно, хорошо, что обошлось без переломов. Или вон мог приземлиться прямо в грязную лужу у мусорных бачков. Я похлопал себя по брюкам, пытаясь предстать в глазах собравшегося общества добропорядочным гражданином. Кое-что мне счистить удалось. Ну, и как я здесь очутился? В голове проплыли бессвязные смутные картинки какой-то ночи, каких-то поисков. По-моему, поисков сумки с документами. Я быстро проверил наличие сумки в своих руках и документов в ней. Там обнаружился полный порядок. Очередь к этому моменту потеряла ко мне всякий интерес. Я подумал, не пристроиться ли к ней, но хлеб дома кажется имелся. Затем я взглянул на часы, и волна ужаса пронзила меня насквозь. Полчетвертого дня, а я не на работе!!! А ведь сегодня самый обычный вторник!!! На смену ужасу пришло облегчение. Я вовремя вспомнил, что располагаю двумя отгулами. Теперь требовалось придумать связное объяснение для начальства, чтобы представить мое отсутствие одним из них. Это я уже проделал по пути к дому.
    Параллельно я отметил все текущие дела. За квартиру заплатил, за телефон тоже. Прекрасно. Осталось электричество. Ну, это уже с аванса. Теперь надо зайти в магазин и купить какой-нибудь колбасы на ужин.
    Грязная лужа расплескалась на весь тротуар. Вспомнив молодость, я изящно прошелся по бортику, но в конце оступился и зачерпнул мутной жижи. Чертова осень. Ну что за мерзкая погода. А дома горячей воды нет. И до субботы, как до Луны...
    Господи, избавит меня или нет хоть кто-то хоть когда-нибудь от этой тоскливой суеты?..
сентябрь, 1997