Апрель

Этот месяц был сбоем в сети. Проблемным сектором. Неслыханным просчетом неведомого программиста. Вероятностью замыкания.

Издревле, с тех самых времен, которые не помнят даже самые седые скалы, жестоко источенные неумолимым временем, они пытались взять его штурмом. Мысли бросались на приступ черепной коробки… но каждый раз отступали ни с чем.

Понять их остервенение несложно. Они пытались прорваться наружу. Неприкаянные и бесполезные, они роились на безбрежных просторах мыслекосма, раздираемые Его внутренними противоречиями, снедаемые сомнениями и мучимые комплексами. Им не было никакого применения, ничего, мало-мальски оправдывающего их существование. Это рождало вполне логичное ощущение никчемности и склоняло к мыслям о самоуничтожении…

Старые мысли, порядком настрадавшиеся внутри, наставляя молодых, неустанно повторяли слова неведомого пророка: "Ты должна быть маленькой, парадоксальной и очень осмысленной!" Но молодые, думая и прислушиваясь лишь к себе, плохо внимали старикам чужих раздумий.

Ошеломленно почесывая лысину, Он удивлялся. Шесть дней билась в его голове какая-то мысль, и теперь была пора отдыхать. Она таки прорвалась наружу, маленькая, парадоксальная и очень осмысленная: "Я - это мир!"

Голоса

Прошлой ночью я начал слышать голоса. Это было так нереально, пугающе и дико, что я сразу же проснулся. Облегчению моему не было предела, и тут они зазвучали вновь. Я вскочил с дивана и бросился на балкон, надеясь, что свежий воздух изгонит из моей головы незваных гостей. Под темным ночным небом лежал большой промышленный город, и где-то в его центре исходила беззвучным криком полуголая фигура, скорчившаяся на балконе четвертого этажа.

Это было не похоже на бессвязные обрывки радио-эфира или отголоски эха гомонящей толпы. Размеренный речитатив сменялся торопливым бормотанием, буря эмоций прерывалась пессимизмом, шепот граничил с истерикой. Кто-то звал меня куда-то, торопил, дергал, требовал; другой обвинял в чем-то, третий молил. Суть их речей ускользала от меня, и лишь голоса, не прекращая, сверлили мой мозг.

Когда-то давно я слышал, что сумасшедшие не осознают своей ненормальности. Для себя они по-прежнему здоровы и вменяемы. За неполные сутки, что прошли после моего первого знакомства с голосами, я передумал многое. И лишь осколки здравого смысла помогли мне уцепиться за перила балкона.

Ночью ко мне подкралась Истина. Как истинный хищник, она бесшумно подползла и неожиданно прыгнула. Я был танцем! Вихри чужих сомнений и отзвуки фраз - все это было балетными па, дробью чечетки и воздушным полетом вальса. Я был танцем, феерией музыки и движения, гармонии и пластики тела. Я летел, а мои я шелестели мне вослед, я падал, а они меня поднимали. Голоса, их голоса будили во мне страсть и сомнения, томили и тревожили мой сон. Делали меня искусством.

Физическое опустошение, казалось, должно было отодвинуть голоса на второй план, но нет. Сквозь призму себя - балета я смотрел на иллюзорный мир, бывший моей добровольной темницей, и, как и прежде, был мучим ими.

Зачем-то меня повлекло в магазин бытовой техники, и, стоя у ряда с кондиционерами, я, невольно впиваясь слухом в голоса, неожиданно понял: я не балет! Я простой немецкий кондиционер. Наверное, именно в этот миг я окончательно сошел с ума. Эта бредовая по своей сути идея не вызвала у меня абсолютно никакого удивления. Голоса возопили на октаву выше. Конечно же, я - климатическая установка, какие тут могут быть сомнения. Голоса. Это взывают ко мне тысячи тысяч моих собратьев, и сам я вместе с холодным воздухом присоединяю к их слитному хору свой слабый голос.

Страна. Сейчас я плохо представляю себе, как сумел пробиться до этой мысли сквозь ликующий хор чужих голосов. Я - это люди, горы, деревья, сады, гостиницы и пароходы. Я - Таиланд. Во мне живы все человеческие пороки и добродетели, я - часть планеты и разноцветный кусок географической карты. Я - …

Терзаемый недоказуемыми догадками и мучаясь от их правдоподобия и реалистичности, я совсем погрузился в тесный мир своих переживаний, проскальзывая оврагами мыслей меж потоков чужих голосов. Я был, как они, я сам стал голосом. И, как только эта правда коснулась меня своим покрывалом, я прозрел.

Известнейший балетный танцор Саша Газданов обессилено вполз в свой гостиничный номер. Скорейшая перемена мест и активный отдых на природе - как советовал ему доктор - не спасали от давнишнего недуга. Он посидел на краешке жесткой тахты, которую специально вытребовал у здешнего гостиничного начальства, и решил немного потанцевать. Щелкнул кнопкой кондиционера, выпуская в жаркий таиландский воздух освежающую струю, и закружился по комнате, виртуозно огибая легкие плетеные кресла и круглый обеденный стол. Ничего не получалось: ноги шли вразнобой с остальным телом, шипел трудяга-кондиционер, а со стороны улицы ясно слышались чьи-то голоса. Голоса! Он рухнул на кровать и сдавил виски руками. Голоса не покидали его и здесь, неутомимые, роковые. Они как будто знали что-то, чего не знал он сам. А потому всегда гнездились в его голове…

Дверь

Я давно ищу Дверь. Мне тесно в нашем мире и хочется наружу. Я уверен, что смогу найти ее, потому что ищу уже тринадцать лет.

Так получилось, что я был рожден талантливым. Не сильно, но в меру. Не Моцарт, конечно, но, по меньшей мере, Сальери. Я пишу стихи. Героические оды и мерзопакостные гадости. Мой талант - в умении подражать. Я не в состоянии придумать что-нибудь новое, но могу удачно скопировать практически любой авторский стиль. Сказать, что мне не повезло, означало бы соврать. Однако именно мой дар привел меня туда, где я нахожусь и поныне.

Я летел в Москву на какой-то очередной форум модных поэтов. Форум - меня всегда веселило это слово. Ясно же ведь, что опять все перепьются, набьют сообща кому-нибудь морду и, может быть, сольются в недолгом экстазе плотской любви. Хотя, что это я? Интеллектуальные беседы тоже будут, без них никуда. Но самое главное - будут новые стихи! Возможно (каждый раз с замиранием сердца жду этого), появятся новые таланты! Смешно сказать, я немного стыжусь того, что мне хочется снова окунуться в блестящий мир богемной тусовки. Пожить хотя бы пару дней, не думая ни о чем, просто наслаждаясь. Я люблю эти встречи за возможность потешить свое самолюбие, особенно, если незадолго до этого я успел "списать" откуда-нибудь очередной "шедевр". В этих кругах меня любят, мною дорожат и гордятся. Как же, "звезда постмодерна"…

И самое страшное, что мне это нужно, без этого я уже не могу.

Больше всего я ненавижу людей. Они кажутся мне уродливыми отражениями меня самого. А я не люблю без повода пялиться в зеркало. Дверь всегда находится где-то рядом. Она чувствует меня. Она знает, что только мне суждено ее отворить. Поэтому она молчит. Я должен сам все понять.

Когда самолет поднялся выше уровня облаков, мне показалось, что мы вынырнули на поверхность. Что вся моя жизнь проходит где-то на дне, среди тины, холодных рыб и склизких водорослей. Я сделал осторожный глоток воздуха и увидел настоящее небо. Сияющим сапфировым куполом оно выгибалось над нами, а в эфире, носимые лазоревыми потоками, степенно проплывали золотые острова. Зрелище это настолько увлекло меня, что, прильнув лицом к иллюминатору, я пропустил момент, когда вывалился из самолета.

Под ногами лежали облака. Я бездумно шагал по ним и упивался поистине неземными ощущениями. Мои легкие наполнял какой-то особый, ласковый воздух, а вокруг вились нежные разноцветные потоки. Я утопал в неге, и тут появился он.

Это жалкое созданье буквально захлебывалось эйфорией, когда появился я.

Дверь?

…

Я увидел в нем неокрепшее зерно искры Божьей и понял, что могу покаяться.

Он рассказал мне о страданиях своей мятущейся души…

Я рассказал ему о страданиях своей мятущейся души…

Дверь.

…

Он взял меня за руку и отвел на один из чудеснейших небесных островов, на который при жизни мне не было никакой дороги. Там он задал самый главный вопрос.

- Ты не знаешь, где можно раздобыть пару раритетных негашеных марок?

Конечно же, нет, это просто издевка моего маленького гения. Он спросил про Дверь. А я не знал, что ему ответить. Я уже не чувствовал того экстаза, который выворачивал меня прежде. Основополагающими чувствами, движущей меня силой, стали эмоции неудовлетворенности. Он же продолжал свои настойчивые расспросы.

Жалкая песчинка неожиданно выросла в гранитную гору. Под общим гнетом безыдейности и стеба чувствовался реальный талант. Которому не хватало возможностей для самовыражения. Я с беспокойством слышал возбуждение Двери. Она что-то кричала мне. Но его слова плотно забивали мне уши.

Дверь!

…

- Она близко. Я помню ее.

По-моему, он чего-то ждал от меня. Он боялся, надеялся и верил. Он бился в истошном крике и ждал. А я страшился сделать шаг ему навстречу.

- Ну! - неожиданно прорвало меня, - Скажи! Ну, скажи же! Да!!!

И он увидел.

Слова давались ему тяжело, трещинами.

- Дверь … это… я!!!

Свершилось. Он сумел открыть себя миру. Хлопнула створка, впуская его в себя.

И не в силах противиться, повинуясь зову всесильной Двери, подводный мир, мир, где все мы - глубоководные твари, с хлопком заполнил прежнюю пустоту.

Ни что не изменилось. Я по-прежнему стоял по колено в облаках, а над головой медленно кружили золотые острова. Я был один. Дверь закрылась, и теперь нескоро найдется чудак, алчущий ее распечатать.

Пришлось самому карабкаться на один из островов. Получилось это у меня, прямо скажем, не сразу. Зато потом… "Я счастлив был, я наслаждался мирно своим трудом". Вокруг не было ни души, но я не скучал. Я научился строить золотые острова и расписывать облака.

Застывшее лицо

"…

- Если бы тебе предложили загадать полжелания?

- Пол - это половина результата или половина смысла желания?

- Просто пол.

- Тогда я бы загадал что-нибудь в стиле: "Хочу избавиться от всех своих недостатков, не потеряв достоинств!"

- Дубина, подобное желание надо загадывать так, чтобы исходные установки сразу же убирали неудобство условий желания! Только таким образом можно избежать неконтролируемых последствий!

- В каком смысле?

…"

 День первый

Мне снится сон. В нем я мужчина, юноша двадцати одного года. Я еду в трамвае, опершись рукой о скользкий поручень, и смотрю в окно. За ним проплывает грязный весенний город, журча и стекая по серым улицам мутными потоками, сверкая блеском мокрых окон. Мне весело, потому что я до сих пор прокручиваю в памяти недавний разговор с приятелем.

"…полжелания? половина результата или половина смысла?

исходные установки, достоинства, неконтролируемые последствия…"

Интересно было бы посмотреть на реализацию подобного недожелания. Ох уж мне эти математики, вечно что-нибудь особенное выдумают.

Сзади подходить девушка. Это я, вернее то, что я вижу в зеркале, когда заглядываю в его льстивые и жестокие глубины. У нее-меня красивые ноги и замечательная стройная фигура. Она-я мне слегка улыбается и вежливо интересуется, не буду ли я выходить на следующей остановке. Я так же мило отвечаю, что выходить не собираюсь, но с удовольствием поменяюсь с нею местами… В глазах медленно растворяются последние кадры сна. Я просыпаюсь.

 
День второй

Приходя в себя после яркого эпизода чужой жизни, я вспоминаю. Я - аспирантка филологического факультета нашего прославленного университета. Другого университета у нас в городе нет, но все почему-то считают и прочие ВУЗы таковыми. Мне двадцать три года, внешностью Господь меня и впрямь не обделил, единственное, что оставляет желать лучшего, так это мое зрение, с детства ношу очки, но кое-кому это даже нравится.

Немного повалявшись, я встаю и иду на кухню варить кофе. Кое-кто иногда говорит, что это совсем не обязательно - каждый день варить свежий кофе, но он еще и не такое может ляпнуть. Мне нравится этот утренний ритуал, и я его свято блюду. Где же я читала про ежеутренний ритуал заваривания кофе? Впрочем, неважно…

Сегодня я впервые заметила потрясающую вещь! Боже мой, почему я не видела этого раньше?! Как обычно по выходным, я решила заглянуть к маме… Она ЧУДОВИЩНО изменилась! Если бы мы не виделись неделей раньше, я не узнала бы ее!!! Теперь она похожа на какую-то ведьму из диснеевских мультфильмов! Что с ней произошло?!

Свежий воздух улицы не принес облегчения. Я видела, как на моих глазах меняются люди, оплывают лицами, тают в полуденном мареве яркого весеннего солнца. Все, кого я знала и не знала, ИЗМЕНИЛИСЬ! Более того, если присмотреться повнимательней, можно увидеть, как они продолжают трансформироваться на глазах.

Мне кажется, что я уже сошла с ума! Мир вокруг меня, в прямом смысле этого слова, НЕ СТОИТ НА МЕСТЕ! Все течет и изменяется, дома плавятся, пузырясь безумными цветами, сливаясь силуэтами друг с другом, с воздухом, землей и людьми. Недоступными человеческому разуму метаморфозами полнится мир. Так должен выглядеть Хаос.

День третий

Все дело во мне. Я поняла это, сидя в кинотеатре, куда заскочила посмотреть какой-то дурной фильм. Тот сон, на самом деле был реальностью! Когда-то я была совсем другим человеком, мужчиной.

Это треклятое желание таки исполнилось! А сон лишь напомнил о том, что щадящая память решила упрятать в недра подсознания. Теперь я боюсь.

В мире, где все нестатично и подчинено неведомой мне логике, лишь я одна РЕАЛЬНА и не меняюсь. Черт, надо думать о себе в мужском роде! Хотя… надо признаться, при таком теле это довольно-таки непросто.

Информация.

Я понял! Некорректность выполнения желания, выраженная в его заведомой ущербности - половина вместо целого - выкинула меня на иной пласт восприятия. Теперь я вижу информацию, скапливающуюся вокруг ее носителей, и могу пронаблюдать процесс ее циркуляции. Ведь, если посудить, чем, кроме как информацией, может являться макияж, разговоры, настроение, болезни и погодные условия? Что-то, возможно, не сходится, но я, по крайней мере, нащупал уголок Истины.

В таком случае моя невосприимчивость к информационным трансформациям есть прямое следствие выполнения желания. Значит, я все еще нахожусь в пределах действующего Закона и могу попытаться загадать желание еще раз! Что он говорил про исходные установки?!

"…

- Девушка, Вам, наверное, плохо видно со своего места?

- Что? - она, казалось, только что очнулась ото сна или глубоких раздумий.

- Давайте поменяемся местами!

…"

Злость

Он умирал под ножом опытнейшего хирурга страны. Знаменитость, мультимиллионер, в последний свой час вставший на одну ступень со всеми остальными, презираемыми им прежде за неумение бороться и выживать. Он был уже стар, его дряхлое тело с трудом выдерживало ту нагрузку, с которой он шутя справлялся всего пару лет назад. Сдало сердце. Даже у этого великого насоса есть свой предел. И теперь оно плакало кровавыми слезами, надрываясь под бритвенным лезвием скальпеля.

Он мало что соображал, погруженный в сладкую муть эфирной одури. Ему казалось, что рядом кто-то играет на скрипке, виртуозно, божественно. А струны, по которым грациозно порхает смычок, сначала натягиваются и восхитительно поют, а потом начинают с тихим визгом рваться одна за другой, и вот уже невидимый скрипач повторяет подвиг бессмертного Паганини, а последняя струна натянута до предела, и нет слов, способных описать чистоту и надрыв ее последних рыданий. Из какого-то далека медленно и траурно начинает бить колокол. Он как будто отбивает тризну по кому-то, еще живому, но уже стоящему на пороге, и этот звук понемногу начинает сливаться с биением его сердца, которое должно быть тоже где-то неподалеку, но постоянно ускользает и сбивается. Отдернутым занавесом вспыхивает тишина, и он взрывается.

Тело на операционном столе дернулось, как от электрического разряда. Опытная рука не успела отдернуться, и образцово отточенное лезвие глубоко вонзилось прямо в сердце. Секунду, долгий и мучительный миг, мгновение, за которое все успели познать и увидеть все свои мысли, ничего не происходило. Потом сердце начало биться. Сначала медленно и траурно, а потом все быстрее и быстрее, торопясь, словно страшась опоздать, остаться…

И когда у людей уже не осталось сил терпеть этот ужасный пульс, оно взорвалось, окатив волной багряной, соленой крови всех присутствующих. Миг еще висела в воздухе страшная радуга, а потом внимание людей приковал к себе труп. Зажимая рукой дыру в груди, он силился подняться, и ему это даже удалось. Он спустился со стола, сделал пару неуверенных шагов по направлению к двери, приоткрыл ее и рухнул прямо на пороге, царапая рукой пол коридора, но ногами все же оставаясь в операционной.

Сквозь шум и истеричные вопли обслуживающего персонала он стирал со своего лица кровь и видел перемены, которым не мог дать разумного объяснения. Медленно, стараясь никого не напугать, он подошел к своей ассистентке и провел ладонью по ее лицу. Послушные его пальцам, с немолодого уже лица исчезали морщины, кровавыми слезами капая на пол.

Играя в Бога

Светлым октябрьским днем он ощутил навязчивое желание доказать себе свою силу, поддался этому соблазну и с тех пор жил сообразно велениям света, подающего сигналы изнутри. Сначала это были дети, случайно попадавшие под транспорт, глотавшие лекарства без разбора и гулявшие по опасным стройкам. Затем старики. Он быстро учился, а потому черед взрослых не заставил себя долго ждать.

Он был рожден Богом, и не в его правилах было миловать кого-нибудь. Особенно людей.

Холодность, аккуратность и точный расчет были его помощниками. Никакой жестокости и насилия, только несчастные случаи и глупые смерти. Никакой системы, никаких привычек и правил. Смерть настолько же разнообразна, как и ее мать – Жизнь.

Стимулом его существования были те крохи удовольствия, которые он осознавал, как собственную божественную сущность. Страха же он не ведал совсем.

Человеческая природа его подпитывали чисто людские качества: любопытство и честолюбие. Именно они и вывели его из подполья, заставили признаться в собственном существовании всему миру.

“Добро пожаловать на нашу веб-страницу. Абсолютно анонимная конференция “Ваше мнение” предоставляет Вам уникальную возможность высказаться! Любое Ваше сообщение может быть размещено в нашей энциклопедии “Мнения” и продемонстрирует миру Вашу точку зрения. Ваше мнение превыше всего!”

Его всегда очень интересовала проблема взаимоотношений между Создателем и Созданиями. Ведь создал же кто-то его, насчет этого он не питал ложных сомнений. Он написал, возгласил, вострубил в полный голос миру о своем Бытии и скорбной участи человеческой и постарался сделать так, чтобы никто не подумал, де, псих новый прорезался… Деяния были налицо.

“Вы – ЧУДОВИЩЕ!!!” – писали поверившие в его слова.

“Круто, чувак…” – отзывались прыщеватые юнцы.

“Хватит засорять Паутину!” – гневались серьезные люди.

Не поверивших тоже хватало.

К его удивлению (и радости) нашелся даже один, принявший его заявление, как ВЫЗОВ!

“… назови город в Штатах, и я покажу тебе настоящего Бога!” – издевательство сквозило в словах Противоречащего.

Порешили на Детройте.

Противоречащий был мясником.

На следующий же день он украсил центральную улицу города человеческими останками и гирляндами из внутренностей.

Он был в шоке, и мир вторил ему.

Как смеет эта грубая скотина вставать у него на пути?! Сошел с рельс поезд метро, рухнул в пропасть школьный автобус с десятком ребятишек, где-то упал в океан самолет…

Дьявол не унимался:

“Хочешь сюрприз?” – взрыв мужчины в самом центре города.

“Дюжина конфет!” - двенадцать голов юных девушек в фотогалерее Интернета.

“Смешное шоу ужасов…” – кровавая месса на шесть персон.

Маньяк был неистощим на выдумки, на любую, казалось бы, самую естественную смерть он находил десятки вариантов насильственной.

“Спаси же своих деток! – смеялся он со страниц “Мнения”. – Боже! – кривлялся, специально искажая шрифт, - огради агнцев своих от соблазнов, горестей и напастей!!! И МЕНЯ!!! Сделай хоть что-нибудь”.

Детройт давно уже был объявлен зоной особого внимания, а сайт “Ваше мнение” стал рингом лишь для двоих. Кое-где ходили слухи о других подобных психопатах, на волне моды поднялось много кретинов, но со всеми ними полиция справлялась…

Он уже не был просто Богом. Теперь на нем повисла еще и ответственность за безвинно и жестоко погубленные души. Теперь он был Мстителем! Любой, кто погибал от его десницы, мог быть отцом, дочерью, братом или самим Противоречащим…

Наконец он решился.

Пальцы неохотно нажимали на клавиши.

“Я жду тебя на углу…”

Вселенная замерла, подавившись молчаливым криком.

“Я приду”.

Оставив компьютер включенным, он вышел навстречу ветру. В ночь.

У фонаря на углу он остановился. Подставил лицо каплям дождя.

- Закурить не найдется? – из пелены показался черный силуэт. Повертел в руках сигарету.

Он ждал.

- Меня зовут Чейси, - будто продолжая давний разговор, сказал силуэт, - Джонатан Чейси. Я – полицейский.

Подождал, будто рассчитывая увидеть какую-нибудь реакцию. Ноль эмоций.

- Я специализируюсь на таких типах, как ты, - как ни в чем не бывало продолжал он, - поймал на крючок уже с полдесятка маньяков.

- Начнем. - прочистил он горло и воздел к небу руки. Грянул гром.

Они сошлись.

Когда Босх был Сальвадором Дали

… он сотворил одно из самых величайших своих полотен. Но не успел представить его на суд общественности.

/~ Бытие присвоило себе его сущность и талант, превратив мимолетного гения в приземленную и закономерную посредственность>

… скитался Босх по многомерным пространствам в поисках лучшей доли. Но нигде не доставалось ему даже ложки чечевичной похлебки, купленной, как известно, за мелочный дар первородства.

/~ Третьесортный мазила лучше закрашивает огрехи и прорехи на полотне похмельного Мастера>

… побывал он Малевичем, Ван Гогом, Манэ и даже Шишкиным, органично перетекая из одного астрального воплощения в другое. Но отвращение, прочно гнездившееся где-то внутри черепной коробки, продолжало гнать его вперед, не давая насладиться поистине достойными трудами.

/~ Очередная поделка должна была стать элементарной заплаткой на пути познания самого себя>

В каком-то действительно безнадежно-далеком будущем, где люди окончательно превратились в набор генов, плавающих в океане питательной среды, был создан генохантер. Очиститель социума от болезнетворно-разлагающих элементов. Создание, балансирующее на уровне эмоционально-энергетической активности, порожденной самой ноосферой и готовое ее же саму уничтожить. К несчастью для коллективного разума, осознание факта бессмысленной жестокости генохантера пришло поздно. Но социум все же успел вовремя сослать его в прошлое, породив исключительного гения - обреченного на одиночество Босха.

# Статичное полотно плавным рывком придвинулось вплотную и ожило:

WHO WOULD LIKE TO BE A WINNER?

Старинное кресло мягко обнимало его со всех сторон. По нынешним временам натуральная кожа была непозволительной роскошью, однако, он мог позволить себе все. Любая вещь, имевшая место на Земле, уже потенциально принадлежала ему. Поэтому, не опускаясь до суеты мелочных желаний, он просто потягивал ананасовый сок и любовался закатом.

$Корпорация "Тристан" серьезно промахнулась пять лет назад, предложив ему контрольный пакет акций тогда еще эфемерной компании "New World Energy" - глобального сырьевого проекта, способного навсегда избавить планету от экономии природных ресурсов. Он стал первым, кто понял ВСЕ возможности Накопителей. И согласился стать учредителем проекта.$

Рука его скользнула к выпуклой черной кнопке на столе и повисла в воздухе. Величайший шантажист всех времен и народов. Ему достаточно было утопить кнопку в лаковом дереве столешницы, и сто тысяч Накопителей, разбросанных по всему миру, тут же высвободили бы энергию из своего чрева. Порой ему стоило больших усилий удержать себя от этого опрометчивого безумства.

*вывалился из падающего вертолета прямо на крышу соседнего небоскреба. Рывком выдернув себя на ноги, он отпел воющим свинцом охрану и ударил телом в обитую металлом дверь. Кубарем по лестнице. Две гранаты вперед себя. Раз, два, три… Взрывы слились со стрекотом его выстрелов. Трупы в форме охраны, и черный дым, томно стелющийся по полу. Лифт, крышу долой! Экстремально скоростной путь вниз - на противовесе… Заложило уши далеким взрывом, пока он опережает график на четыре секунды. Внизу его уже ждали. Холл был залит нервно-паралитическим газом и подсвечен десятком полицейских мигалок. С четким опозданием в треть доли секунды зачмокали, впиваясь в бетон, пули за его спиной. По полицейским он дал с колена ракетой уже из коридора. Стальной трос. Рывок. Семь секунды гимнастики, и он на карнизе соседнего здания. Короткие очереди скашивают зазевавшихся. Гулко лопается корпус робота-уборщика. Путь наверх хладнокровно зачищается разрывными. Судя по всему, пора уже идти напрямик. Туалет. Ровный квадрат пластида на потолке. Хлопок. И тут кто-то начинает стрелять ему в спину*

Услышав взрывы где-то внутри своего здания, он как-то не сразу соотнес их со своей скромной персоной. Какой безумец решит свести счеты с живым воплощением Мойр на Земле? Шум внизу вскоре поутих, и он уже совсем было успокоился.

Беззвучно лопнула входная дверь, впуская незванного гостя. Весь в копоти, окровавленный и безумный, он настолько стремительно ворвался внутрь, что хозяин заметил его, лишь подавившись россыпью пуль. Не сбавляя скорости, не раздумывая и не мучаясь сомнениями, он ринулся к столу и… ударом кулака вбил ненавистную кнопку в дерево.

Мир содрогнулся до основания.

А он мягко скользнул на пол, скорбно озирая дело рук своих внезапно открывшимся третьим глазом. В недрах старинного кресла мучительно кончался дьявол, только что застреливший своего заложника и убийцу. Спокойно и с полуулыбкой он наблюдал, как давно задуманная им драма превращается в низкопробный фарс. Огромные экраны со всех четырех стен в красках передавали ему подробности последних мгновений жизни Накопителей. Мир взорвался, но выжил. А он, всеми забытый и ничтожный, в последний раз любовался закатом.#

… лютая сущность определенно вновь требовало своего. Но нынешнее воплощение каким-то странным образом противилось духовному вторжению изнутри.

/~ Да Винчи вытер перемазанные руки о тряпку, и восхищение залило светом его лицо. Она была лучшим из того, что сотворили его руки - "Мадонна с младенцем">

О, ужас

Вечно ему не везло.

Сначала в детстве, а потом уже и в более зрелом возрасте, он пытался что-то создавать, надеялся приносить пользу людям. Технарь, чтоб его раз пять – раз семь! Изобретатель – новатор. Благими намерениями, как известно, сами ходите теми дорожками.

Только когда Судьба воткнула ему очередной зазубренный нож в спину, только тогда, и то дней через пять, не меньше, стала доходить до него зловещая очевидность и явная закономерность странного невезения. Сами посудите, сидишь ты год, может быть, два, и вдруг – озарение! Клепаешь за пару дней нечто, бежишь в патентное бюро, а там сюрпризец: точно такую же вещь – один в один, буквально на днях насочинял кто-то другой. И сразу же, понятное дело, запатентовал, на весь мир прославился. Штука-то ведь не простая, на дороге такие не валяются.

Все было бы ничего, но мозги его были устроены настолько самобытно, что придумывал он только какие-то гениально-оригинальные поделки, а конкурировать с самим собой, пусть даже и в более удачливой инкарнации просто бессмысленно. Он понял, что нечто или некто бросает ему вызов, и принял его. Он же не мог оставить без внимания вызов собственной талантливости.

Прогорел, рассыпался трухой еще десяток беспроигрышных проектов, суливших ему не одну Нобелевскую премию. За три года невидимой и неощутимой борьбы он почти вплотную приблизился к своему фантастическому оппоненту: теперь он успевал узнать об его очередной победе в день собственного триумфа.

Он практически перестал спать по ночам, его начали обуревать кошмары наяву, приходившие к нему, и мешавшие работать. На этот раз он должен был быть первым…

Прибор назывался интегратор и давал человеку безграничную власть над любым другим индивидом. Достаточно было просто нажать на курок, и покорный любому твоему слову, человек становился рабом, подпав под чары дьявольской машины. К сожалению ли, а, может быть, к счастью, изобретатель был гением, но не тираном. Ему важно было признание, а не власть. И вскоре его душу пришел покупать сам Сатана. Наверное, людям с перепугу кажется, что к ним приходит Дьявол собственной персоной. На самом же деле, подобные поручения он поручает своим верным слугам…

Грязные подворотни вышибали дух из его опустошенных легких, он испуганно удирал от высокоинтеллектуального кошмара, кутавшегося в облезлые крылья и почесывавшего кривые рога. За ним с воплями и гиканьем неслись мелкие бесы, иногда сбивавшиеся в стаю или растекавшиеся по подворотням темной кляксой. С каждым шагом в нем прибывало уверенности, что проклятый черт не соврал…

“Хотите, я куплю ваш странный дар, - без обиняков начал рогатый, - он же страшно мешает вам жить! А без него у вас все пойдет на лад. Он же не от Бога, - вкрадчиво шелестел он, - вы слышали когда-нибудь о падших ангелах? Зря, о себе нужно знать хотя бы чуть-чуть. А ваше последнее творенье… Любой дух мечтает переселиться в телесную оболочку и готов за это хоть пятки святым лизать. Никогда не задумывались, почему люди становятся рабами?”

Он отчаянно метался по грязной лестничной клетке жилого дома. Чужие мысли и логика окончательно подорвали в нем веру во что бы то ни было. Нервно сопя, он достал из-за пояса интегратор и выглянул сквозь подъездное окно во двор. Пусто.

Сонм демонов толпился за его спиной, и, чувствуя, впервые осознанно нащупав в себе, неведомую стальную волю, он повернул раструб интегратора к себе и нажал на спуск.

Паранойя

Эти дни казались мне ничего не значащим калейдоскопом из лиц, событий и дат. В сердце сидела заноза, не дававшая мне вздохнуть полной грудью и забыться.

Все началось тогда в Кургане, в тот момент, когда я увидел Ее. Не смешно. Влюбиться в девушку, рекламирующую песью жратву - как это похоже на меня. Делала она это, впрочем, не одна, но, к моей великой радости и облегчению, меня никогда не тянуло к братьям нашим меньшим. Иначе, возможно, я не рассказывал бы сейчас эту историю.

В тот момент я был полностью сметен, задавлен обрушившимися на меня чувствами, однако, сумел запомнить название фирмы-изготовителя и канал, на котором увидел рекламу. Дальше - дело техники.

Мне кажется, что я нормален. Это пройдет. Я выяснил, что рекламного ролика, настырно застрявшего в моей памяти, никогда не существовало в природе. Равно как и не было моего визита в Курган. Странно…

По металлическому скрежету со стороны входа я понял, что кто-то открыл дверь в мою квартиру. Я знал, что сейчас произойдет нечто очень важное, и не был удивлен, когда увидел Ее.

- Хочешь я тебя поцелую? - прошептала Она, приближаясь. И поцелуй слился с тупой болью где-то в области сердца.

Мгновением позже я обнаружил себя распростертым на полу. Рядом валялся выпачканный в крови нож, а левая половина моей груди, выглядывающая из прорехи в рубашке, нестерпимо зудела.

- Откройте! - вновь забарабанили в дверь.

Рывком вскочив на ноги, я кинулся к балкону и распахнул дверь в ночную свежесть. Когда-то прямо напротив моих окон росло дерево, но пару лет назад его срубили…

Ругаясь и обламывая ногти, я полез на соседний балкон. По шуму, раздававшемуся изнутри моей квартиры, я понял, что входная дверь скоро не выдержит. В этот момент по мне начали стрелять.

Мгновенно став очень узким и ненадежным, подоконник выскользнул из-под моих ног. И я полетел в никуда. Оставался всего один выход, крохотный, но все же шанс - попытаться упасть в несуществующее сплетение ветвей когда-то спиленного дерева.

Ветки упруго хлестнули меня по лицу, и мы заорали почти одновременно: я от боли, а она от ярости. Женский голос. Будто бы настроенный на нужную телевизионную волну, мой мозг начал старательно воспроизводить сладкую отраву той самой рекламы.

Она!!!!!

Я открыл глаза. Вокруг расстилался солнечный пляж. Чайки что-то деловито клевали и неодобрительно косились в мою сторону. Стараясь не испачкаться, я сидел на уголке ржавого электрического стула и пристально всматривался в мольберт. Я рисовал собачий корм, мыло, тампоны и прочую рекламную мишуру. Тонкая кисточка как будто сама порхала над холстом, а из-за моей спины на него смотрела Она.

- Попробуй только скажи, что тебе это не нравится? - где-нибудь в более мрачном месте это прозвучало бы как угроза. Но итальянский ресторан слабо располагает к страхам.

Пол провалился подо мной, и я кинулся бежать.

- Ты все равно не уйдешь! - неслось мне вослед, но я готов был оспорить это заявление.

Я бежал тесными, душными коридорами, на стенах которых конденсировались зловонные испарения. Бежал, но, как в любом другом кошмарном сне, никак не мог убежать. Явь стремительно превращалась в бесконечные вариации на одну и ту же тему.

"Вместе со всеми вломившись в его квартиру и обнаружив, что он исчез, я начала действовать по плану "B" - использование личностных мер воздействия. По инструкции, мне следовало определить круг его потенциальных страхов и, воспользовавшись гипноизлучателем, заставить его мозг поверить в реальность всего происходящего. Пласт восприятия искомого объекта оказался полностью незащищенным в сферах секса, работы и услуг. Таким образом, цикличность наведенного морока постоянно возвращала его к этим темам, заставляя допускать ошибки в реальном мире. Несмотря на все предпринятые усилия и стопроцентный успех вышеописанных действий, на Земле объект обнаружен не был".

Золотое блюдо несколько портило общее впечатление, но в остальном все было нормально. Беспрекословными тенями (когда надо, они могли быть очень разговорчивыми) вокруг скользили Они. Готовые на все лишь по мановению руки хозяина. На сей раз жертва перехитрила охотника. Она не сошла с ума, но стала нормальной! Идея спрятаться внутри Ее кошмара оказалась на диво хороша. Вряд ли кто-нибудь будет искать его внутри своих собственных страхов. Единственное, к чему он никак не мог привыкнуть, были собачьи консервы.

Побег

Миром правило безумие. Точнее, оно было сковано рамками мира, разбито на четкие электрифицированные и огороженные участки и упорядочено. Безумие само и было миром.

РАБ. Он привык обращаться к самому себе именно так. Недостойный уважения и внимания. Ничтожество. Не осознавая того, подобными мыслями он еще больше усугублял свой неизлечимый недуг.

Безумие обречено на изоляцию самим фактом своего существования. Наш мир решил проблему отлично от других - счел безумными по умолчанию всех и оставил каждого наедине с собой. Заключив в идеальные, усредненные условия с несомненным санузлом и послушной зарешеченной лампочкой.

Ему, по крайней мере, это представлялось именно в таком свете. Даром что ли он посвятил весь свой умалишенный досуг написанию книги о мире и о природе безумия. Он знал все обо всем. Мир полон таких же, как он. Он видел из мизерного окошка под самым потолком длинные ряды, опутанных ржавой колючкой квадратов. Там мучаются миллиарды его собратьев по несчастью, вынужденные гнить в мертвых глубинах собственных ущербных душ. Они тоже ищут спасения в творчестве, которое отвергает их, отрыгиваясь тяжкой рефлексией и похмельным синдромом.

Мир несправедлив, потому что обречен. Он сам боится, а потому безмерно жесток. Он запер нас в клетках собственных страхов и комплексов, чтобы однажды мы не поработили его.

РАБ был прав - все влачили такое же безумное существование, как и он сам. Выли с тоски на свою лампочку, рвали тоскливые, депрессивные стихи, опустошенно скребли измочаленной кистью по серому мольберту. Молились наедине с собой, низвергая в пучину жалких страстей свой разум и гордость. Позволяя делать себя безумными.

И я не могу определиться: толи окончательно погрузиться в пучину безумия, поглотить себя и стать миром, а, может быть, попробовать прорваться, разбить зримые оковы, лишить себя и других дыхания жизни и покончить со всем раз и навсегда.

РАБ оказался сложнее собственных раздумий. Он нашел третий выход - бегство. Он понял, что нельзя довольствоваться только тем, что угодливо подсовывают тебе под нос, и убежал. В действительности, он, наверное, остался на месте… Он просто СТАЛ побегом, дорогой вовне, путем наружу, из себя в мир, брешью в стене, пробитой хрупким человеческим телом… И по его стопам прошли другие.

Над картофельным полем пронесся приглушенный вопль. Том бросил лопату и поспешил на помощь истошно орущему сыну.

- Что стряслось? - склонился он над Сэмом.

- Она меня укусила! - размазывая по щекам слезы, вопил тот и тряс в воздухе окровавленным пальцем.

- Змея! - переполошился Том, - Где?!

- Да нет! - досадливо завизжал Сэм, - картошка!

Один из клубней только что выкопанного куста злобно скалился рядом ослепительных клыков и, завидя склонившегося фермера, начал неприятно шевелится. Клубень поодаль неожиданно запульсировал, покрылся сеточкой из крохотных молний, вспыхнул и исчез. Еще один взлетел в воздух, опираясь на хвост реактивной струи, невесть откуда бьющей из его растительного тела. Поле шевелилось, кряхтело, моргало глазами, трогало все маленькими ручками. Безумцы оживали, вырываясь на волю из векового кошмара, и каждый творил теперь собственную жизнь по-своему.

Прости, прощай, тоска-печаль…

Он бросился к зазвеневшему телефону и схватил трубку:

- Маша!

Из глубин коммуникационных сетей донеслось:

- Я уже умерла…

И сразу же:

- Прости меня, Коленька…

И забылось.

Шепоток страха шуршал лишь, когда он разговаривал с ней по телефону. Ему казалось, что их разговоры кто-то слушает, подперев морщинистую, чешуйчатую щеку гладкой эбонитовой трубкой. Черной. Мерещился благополучный шепот: "Я уже умерла…"

Он обожал ее глаза. Светлые озера под луной. Он нежно касался их губами, и не было никого счастливее их в тот момент.

Армагеддон подкрался обыденно и незаметно. Он открыл глаза и увидел ее полуразложившееся тело, обтянутое пергаментной кожей. Из него змеились провода, уходя в разбитую коробку телефона. Ее широко распахнутые мутные глаза укоризненно смотрели на него. Как и она, опутанный проводами, с трубкой возле рта он был всего лишь связным. Ячейкой сети. Без права на возврат и жалость.

Страх

Когда приходится доставать пистолет из кобуры, меня всегда преследует детский страх, что сейчас я обязательно сделаю какую-нибудь ошибку, дурацкую глупость. Несмотря на весь мой опыт, эта боязнь всегда со мной, что бы я ни делал, куда бы ни шел. Наверное, все дело в том, что я никогда не расстаюсь со стволом. Мне так проще.

Я иду по солнечной стороне улицы, подставив лицо под теплые струи весенних лучей. Хорошо. Наконец-то запахло летом. Сворачиваю в знакомую подворотню. Здравствуй, родной двор. Не торопясь, иду к подъезду. Наркоманов развелось в последнее время, даже у нас во дворе тусуются. Мне на них плевать, поэтому я спокойно прохожу мимо.

- Ой, пацан, - визгливо раздается сзади, - есть сигареты?

Не оборачиваясь, отрицательно киваю и иду дальше. Кто-то берет меня за плечо. Удивленно верчу головой. Один из лихих ребят в упор смотрит на меня мутными глазами.

- Ты че на быка садишься-то, тебя нормально спрашивают, а ты ответить не можешь.

- Я не курю, - считая разговор законченным, тщетно пытаюсь продолжить свой путь.

- А, может, косарь подкинешь? - тем временем к месту нашей беседы начинают подтягиваться остальные гопники.

- Шли бы лучше своей дорогой, - понимая, что добром от них не отделаться, с тоской говорю я.

Кто-то резко бьет мне ногой в живот, и они все вместе начинают меня запинывать. Уже падая, я ощущаю дикий холод привычного страха и пытаюсь достать пистолет из кобуры.

- У него пушка! - испуганно кричит один из них и с размаху пинает мне в лицо.

Выстрел кидает его назад, он с грохотом рушится спиной в песочницу и затихает. Приподнявшись на одно колено, я вгоняю вторую пулю в лоб следующей жертве. Голова лопается, как спелый арбуз, забрызгивая всех нас кровью. Зловещее эхо скачет внутри колодца из стен, а я сажаю пулю за пулей, пока нас не остается двое: я и мой пистолет. Смертоносная игрушка из черной пластмассы. Проводник отсюда.

Танзания - прекрасная страна.

Белому человеку никогда не понять ее красот. У белых свои странности. Они до сих пор всерьез считают, что покорили Африку. По крайней мере, некоторые из них.

Этот явно так не думает. Правильный человек - редкость. Даже к детям подходит, как к взрослым… Ариман! Он дает им хлеб?!

Перекрестье взглядов:

- Ты или святой, или придурок! / Слова летят, как ядовитый плевок, опережая встречный взгляд/.

- Имя мне Легион… /Шепот с трудом размыкает потрескавшиеся губы/.

Африканские страны полны зноя, зелени, болезней и голода. Этот огромный континент всегда казался мне раем снаружи и адом внутри. По своей воле я никогда не приехал бы сюда… но кипящие души не дают покоя своей бесчувственной темнице.

Галопом

Ты, чужеземец, белый. Это ничего не значит. Совсем ничего.

Для всего мира /знай он о нашем существовании/ мы не более чем горстка безумцев, вообразивших себе невесть что… Сектанты! И все это - правда. Мы члены братства "Обновленного Дня"! Безумцы не мы, а те, кто верят лишь собственной правде… Ты, я вижу, не из таких…

Каждый из нас берет себе новое имя. Имя Бога. И начинает свою новую жизнь, посвятив ее созиданию, обновлению нашего мира. Пытаясь вернуть первозданное на положенное место…

С божьей помощью…

С головой:

Представь себе, Будда /Магомет - Аллах и ты, Заратустра, вас всех это касается/, что ты родился в концлагере… Вам, богам, может быть, и все равно. Нет, я родился дома, в мягкой, теплой постели… а концлагерь родился во мне! С первого дня жизни я испытал… Никому не дано представить агонию жизни двух сотен людей, которая продолжается вот уже тридцать лет и не утихает ни на секунду…

Разброд / Прореха

… Он очень добр к обитателям приюта. Недавно купил новые мягкие игрушки, постоянно общается с детьми…

Вопрос

Если ты захочешь стать одним из нас, то ты должен будешь взять себе какое-нибудь имя… ты уже знаешь, как звали Его?

// Почему меня тревожит только этот вопрос //.

День вспыхнул всеми красками сразу, зазвеневший воздух отдавал сладким медвяным вкусом и пьянил.

"… Редчайшее атмосферное явление могли наблюдать жители Танзании: на протяжении суток…"

кризис:

Он закрыл глаза ладонями, боясь даже в мыслях назвать себе имя Мессии…

…

Неподвижный лицом Будда кормил умирающих детей бульоном и вареным мясом. Менее стойких богов мутило…

"… Кровь и плоть Христовы…"

Концлагерь умер. Он даровал боль и смерть, которые позволили жить… (другим)

Обновленный День настал.

Основной инстинкт

Он рухнул лицом прямо в кучу прелой листвы. Судорожно скребя исцарапанными руками, проваливаясь в холодную грязь, попытался было подняться. Но тут новый сокрушительный удар в затылок, казалось, по уши вбил его в землю. Превозмогая головокружение и дикую слабость, он пополз, невольно подражая движениями полураздавленного червя. Иногда его пинали, как будто подгоняя, а, скорее всего, просто напоминали о своем присутствии.

Наконец, когда ему в очередной раз показалось, что он спасся, и кошмар уже позади, кто-то, не особо церемонясь, схватил его за волосы и выдернул на ноги. Удивительно, но он все еще был способен стоять!

- Беги! - тьма расщедрилась всего на одно слово, и в нем было столько угрозы, что он не смог противостоять собственному ужасу. Сначала, умирая на каждом шагу, он просто заковылял прочь, но постепенно перешел на рваный бег. Жажда жизни гнала его.

Позади запели металлические осы, раз за разом не больно впиваясь в его изломанное тело, подталкивая, заставляя бежать, не давая забыться… Он миновал уже центральную улицу города, на миг приостановившись, будто надеясь на чудо. Чуда не произошло.

Добили его где-то на окраине. Сначала всадили по парочке пуль, потом еще попинали вдогонку. Мразь, дешевка - не достоин жизни, уж больно хлипко за нее боролся. Жертва.

В далекие времена, когда кто-то Непознаваемый делился своими небрежными дарами с тварями земными, люди получили разум. Променяв Общую Мудрость всего живого на ее слабое подобие.

Мышь была обречена. С разных сторон на нее внимательно смотрели сразу две кошки, что сводило шансы несчастного грызуна практически к нулю. Однако она еще пыталась спастись, поневоле подыгрывая своим мучителям. Игра - инстинкт приучил охотников развлекаться и оттачивать необходимые им навыки одновременно. В вынужденной жестокости не было ничего личного. И мышь, чувствующая кошек через ощущения мира, понимала это. Страх, покорность и безумное желание жить гнали ее вперед…

Уже мертвый, очистившись от скверны страха и земных страстей, он упал кучей тряпья на жалобно мяукнувшую кошку. И одной жертвой стало меньше.

Angel with a dirty face

Ночью он проснулся, чтобы сходить в туалет. Я была ночью и пялилась на него изо всех углов миллионами слепых глаз. Сунул ноги в мохнатые тапочки, широко зевнул и поплелся полумраком длинного коридора. Выглядывая из-за его плеча, я предугадывала любой его поступок, на доли секунды опережая события. Липкие пальчики страха забрались под его халат, детская боязнь темноты и ее обитателей заставлял его немного быстрее шевелить ногами. Граница света и тьмы породила мое истинное я. Мерзкое ощущение. Я радостно запрыгнула на стену тенью.

Электрический свет лампочки отогнал ночь за пределы ванной. Я нависла над ним неумолимым и безмолвным упреком. Он смыл воду и резко дернул головой в сторону - на миг ему, как обычно, даже показалось, что в окне на кухню мелькнула чья-то тень. Я подсматривала сразу из нескольких мест, исчезая в одном месте, чтобы затем появиться вновь. Всплеск болезненного воображения. Я предусмотрительно стала собой, влившись в плавную четкость его движений, проецируя себя на реальность. Почесывая искусанную спину, он пошлепал назад в спальню, взглядом путаясь в собственной тени. Я мозолила ему глаза, но люди давно уже к этому привыкли. Постель встретила его распростертыми объятиями свежего белья. Я легла рядом. Качаясь в волнах легкого сна, он утонул.

Ситуация требовала незамедлительного вмешательства, причем на самом высоком уровне. Где-то на Земле - самой проблемной задумке Создателя - бесчинствовал человек. Он намеренно заражал людей СПИДом, сам, при этом, даже не являясь его носителем! Его снедал страх, одиночество и голод, которые может испытывать только исключительно бездарный человек. Поэтому он мстил. И даже Небеса содрогнулись от его жестокости и бесчеловечности.

Ангел пришел к нему ночью. В тот самый миг, когда ужас одиночества и страх перед всемогущей тьмою захлестывали его с головой, впиваясь в мозг осколками химерических сновидений. Он простер свою длань над всклокоченной головой непокорного, и привычные муки покинули его исстрадавшееся сознание. Он опустился на кровать рядом с ним и накрыл своей узкой ладонью его лицо. Вечность недолгих мгновений, и тело перестало дышать. Посидев с ним рядом еще немного, ангел покинул осиротевшую комнату, позволив тени попрощаться. Небеса суровы, но это Небеса…

Когда он вернулся в то место, которое как-то неадекватно воспринимается смертными, он не сразу обратил внимание на легкое жжение в крыльях. Механизм, привыкший полагаться на безупречную работу своих шестеренок. Здесь Небеса были бессильны помочь ему, в квартире непокорного он подцепил каких-то паразитов и теперь страшно мучился, беспрестанно терзаемый ими (Вечность имеет и свои отрицательные стороны). Медицина и репелленты пасовали перед его небесной сущностью. Оставался лишь Ад - пламя способное очистить любую душу, не говоря уже об астральной сущности Чистильщика - Антагониста.

Зала напоминала большой, пузатый кувшин с узким горлышком и очень плотной крышкой. По внутренним ее стенам струились ветвистые узоры, отдаленно напоминая гармонию арабской вязи. Говорят, каждому он являлся по-своему. Распустив крылья над самым полом, он заинтересовался сначала изукрашенными стенами. А потом приник взглядом к полу. Мириады крохотных насекомых (их вид отозвался в нем странным трепетом и зудом во всем теле) строили и разрушали в тот же миг великую империю, копошась в отбросах в поисках истины, отбрасывая прочь ограненные бриллианты, чураясь легкой мудрости. Они обреченно стремились. И ему даже почудилось, что все это про него, но не просто, а как-то под углом, наискось, через что-то другое. Но тут ударила Вспышка и стерла пол, соты и ангела со всеми его проблемами.

Буквально миг отходил он от собственной чистоты и непорочности - адское пламя выжигает свое тавро так глубоко, что никто не способен стать прежним после встречи с ним. Потом он распустил белоснежные крылья и воспарил навстречу Небу. Чтобы мгновение спустя удариться о свод Дна.

Столкновение было чересчур сильно, крылья подломились, и он камнем рухнул вниз. Изломанный и ошеломленный, он распластался на ровных плитах каменного пола, еще недавно бывшего огромным ульем грехов человеческих. Его грудь попирала чья-то бесплотная, но от того не менее тяжелая нога. Приподняв голову, он увидел тень.

"Чем ты лучше меня?" - бился в агонии немой вопрос его тени. Той, которая когда-то сама боялась ночи, которая отправляла людей в долгий путь, творя караван чужой Смерти. Той, которая была.

Нога все сильней и сильней вдавливала его в пол. Павшего ангела. Люцифера.

Жизнь и смерть одного героя

Прошло не так уж много времени. Он быстро состарился, подряхлел и каждый день встречал, как последний в своей короткой жизни. Теперь он предпочитал скуке дело. Как ни парадоксально это звучит, но на закате бренного существования откололось и ему занятие по плечу. Точнее, по мотору. Он спасал самоубийц из тех, что прощались с собой и миром, стоя на крыше и выпивая взглядом город внизу. Они прощались, делали последний вздох… и все-таки не решались переступить края. Стать птицей, на миг, секунду, обнять собой небо….

Все было бы слишком просто, если бы не находились они - те, кто решался, рвал пути к отступлению, плевал на запреты, падал, становился крылатым, орал, чувствуя приближающийся конец, надеялся, верил, уповал. И именно их подхватывали его маленькие, но цепкие ручки, подбирали у самой земли, и старый добрый друг-мотор, бешено завывая и кряхтя, выводил своего хозяина и незадачливого самоубийцу из крутого пике. Потом он исчезал, посмеиваясь над собой и страшась невольного разоблачения. Хотя, к чему все это, в наши годы мало кто помнил его. Герой должен быть загадкой, даже, если он герой другой сказки.

Этот день запомнился ему навсегда. Она только выбралась на крышу, он не увидел, но почувствовал это, и сразу же бросила себя вниз. Благо падать ей было очень далеко, он успел. Опыт не подвел его, и он уже приготовился к рывку, к надсадному вою мотора за спиной, к тупой боли в коротких и пухленьких пальцах. Тишина. Только воздух злорадно свистел вокруг, облетая их ввысь. Мотор молчал. Верный друг, он протянул немногим меньше своего хозяина. И, падая, обрываясь вслед за жертвой, которой дал уже право на надежду, он простил его…

Теперь никто уже не звал его Малышом. Двадцать лет. Юноши такого возраста плохо переносят детские прозвища, особенно, если они уже студенты, живут отдельно от родителей и вот-вот найдут себе постоянную работу.

Назойливый ветер ласково трепал его отросшую шевелюру, утренняя прохлада забиралась в самые укромные уголки его нового костюма. Малышу было плохо. Очень, очень плохо. Так бывает после сильного похмелья… или после приема мощного наркотика. Второе. Хорошо, что родители были не в курсе. Уже полгода Малыш сидел на кокаине. А вчера соблазнился "полетами наяву" и до сих пор витал еще в ЛСДшных грезах. Он вообще не понимал, где находится, ему казалось, что он идет по воздуху, а впереди раскинулись зеленые холмы. Шаг, босые ноги утопают в мягкой траве. Шаг, он выходит на берег реки, в ней отражаются белые и розовые облака. Шаг, ноги путаются, и он с размаху летит в воду. Негромкий плеск, и он, перевалившись через низенькие ограждения, рухнул с обшарпанной и ржавой крыши.

Это было похоже на рекламу по телевизору: яркие образы неслись навстречу, размазывались по его лицу, проносились мимо, растекались за ним радужным инверсионным следом. Пахло сиренью, орхидеями и цветущей яблоней. Тело пронзали десятки крошечных молний, и каждая отдавалась в нем своим оттенком, звуком, тенью. Мозг вспыхивал и вибрировал, не справляясь с нагрузкой. А он все летел и летел навстречу такой далекой и близкой земле.

Рывок. Его подбросило словно на парашюте. От неожиданности полуприкрытые глаза растопырились и моргнули. Тело становилось как будто легче, оно съеживалось и плотнело. С ужасом глядя на свои руки, он понимал, что меняется. И тут за его спиной радостно запел моторчик.

Сквозь сумерки брошенный взгляд

Ее тоска была велика. Она не убывала и не росла, из минуты в минуту оставаясь неизменной. Она была. Казалось, и причин для плохого настроения особых не было, но… В общем, это была обычная осенняя депрессия, накатывающая из-за угла серой и мокрой улицы под предлогом значимой причины. Все было как всегда: изо дня в день тягучим резиновым клеем струились школьные будни, прерываемые скучными выходными, бессмысленными каникулами и однообразными разговорами; о чем-то нудно твердили родители, учителя и лица с опостылевшего телеэкрана. И на фоне всего этого блеклого полотна ее жизни, где-то - она была уверена в этом - может быть, совсем рядом, этажом выше била ключом, затягивала в водоворот событий другая, более насыщенная и интересная реальность. Иначе и быть не могло, зачем жить, если всего этого нет?

Глаза ее привычно пробегали по знакомым до последней запятой строчкам, понимая, но не принимая чужой логики. Перед внутренним взором, равно далеким от чтения и ее обычных мыслей, медленно собирался неожиданный образ. Бес в тела ангела. Раньше подобное никогда не приходило ей в голову, скованную рамками повседневных раздумий. Злые силы, творящие свою волю руками чистых и благородных, прикрывающиеся маской добродетели и сострадания. Транс тянул ее дальше, погружая в еще более глубокие недра, открывая альковы тайны, один за другим. Заставляя трудиться фантазию. Тогда добрые духи… Они приходят под видом несчастья, грозы или удара Судьбы. Подтверждая жестокий закон… Она поморщилась, какие-то не вполне осознанные, но острые мысли мешали ей сосредоточиться на книге. Страница начинает свое восхождение, вот она наверху, еще не осознала, что сейчас ее ждет падение, забвение, тлен, обрыв, она кричит, но ничего не может поделать. Следующая. Ей не нравятся многие чужие мысли, она считает, что в праве иметь собственное мнение, просто потому… что имеет. Просто. Все, что ни делается, к лучшему. Жестокая логика Добра, творящего себя чужими, пусть злыми руками. Когда-нибудь каждый получит свою толику счастья…

В какой-то миг подсознание и то, что она привыкла считать собой, слились воедино, лавины мыслей сошлись, и ее закоротило. Тоска сцепилась с логикой, разум с чувствами, любовь с презрением. И тот, кто первым всплыл в ее бездне, потащил ее наверх.

Над облаками парил авиалайнер какой-то французской компании. Она не могла видеть его, но почувствовала. Тем странным комком внутри, что заменял ей теперь все нормальные чувства. Это летела ее тоска. Мельчайшие оттенки, толстые струны, запах одиночества. Бортовые приборы были ее усталостью, стюардессы - завистью чужой миловидности, капитан - досадой из-за проигранного спора, пластиковое нутро салона - давящей предопределенностью ее ближайших школьных лет, крылья и моторы - узким кругом надоевшего общения, туалет - боязнью признания. В небесах летел ее мир, часть бытия, ее самой, мучительный и бесполезный - так она считала, пока не увидела его со стороны. Осколок зеркала.

Тем временем, разметав в клочья беспорядочную круговерть ее мыслей, кто-то (бес или ангел, она не могла понять этого, зациклившись только на себе) потащил ее дальше. В высь. За пределы. И остановился в пустоте меж звезд, предлагая обернуться.

Земля. Она расстилалась перед нею привычным по картинкам с экрана голубым шариком. Нет. О, Боже. Теперь она видела истинную сущность вещей. Дом ее, все, что ее окружало, что поило, кормило, будило в ней страх и любовь - все это было смертной печалью. Горем матери, потерявшей ребенка. Правда обжигала взгляд, но она нашла в себе силы, чтобы посмотреть в глаза тому, кто открыл ее ей.