Факты:
Готфрид Бенн (1886 – 1956): немецкий поэт-экспрессионист, эссеист, прозаик, патологоанатом, венеролог, временный сторонник нацистского режима.
Автор прозаических произведений «Роман фенотипа» и «Птолемеец», стихотворных циклов «Морг», «Плоть», «Мусор», «Расщепление», «Статические стихи», «Дистилляции», ряда статей, монографий и двух документальных книг, считавший искусство единственной целью существования.
Чтение:
Поэтика распада плоти и смерти, которая бродит по лабиринтам мегаполисов – это ответ, адресованный импрессионистам с их постулатом о стихии непредвзятых, случайных впечатлений, что маркирует дистанционирование наблюдающего от наблюдаемого, их априорную нетождественность друг другу; ответ, утверждающий нерасторжимость субъекта и его социальной среды, а интерпретацая последней в текстовом пространстве Бенна предельно ясна; более того, именно реальность сегодняшнего дня вступает в это страшное взаимодействие с человеком, поскольку, как замечает сам Готфрид Бенн в автобиографической книге «Двойная жизнь», будущее не имеет какой-то особенной ценности, ибо все происходит и осуществляется только в настоящем.
А это значит: фрагментация, грандиозное расслоение, демонтаж, дробление «я» в сплаве отчаяния, протеста и тоски, вызванного отталкивающей бессмыслицей дегенеративного индустриального мира, в котором уже не осталось места для гармонии («Но ведай: звериные дни настают», говорится в стихотворении «Угроза»), превращение кристальных слез меланхолии в бескрайний метафизический крик.
Я говорю: "Принадлежа другому,
Зачем ты даришь поздние цветы?"
Но мне в ответ: "Ах, время - это омут,
Мы все погибли - он, и я, и ты.
Минувшее утрачивает цену,
Теряют смысл давнишних клятв слова,
Цепь замкнута, молчанье отреченно,
И ниоткуда смотрит синева".
(«Синий час»)
Думается мне, что своим творчеством Бенн раскрыл истинный смысл сочащихся мнимым оптимизмом слов Фридриха Ницше о необходимости переосмысливать все ценности и окончательно признать аннулирование божественного, словно бы договоривая, что раз Бога и ценностей больше нет, значит во Вселенной остались лишь пустота и обреченное Я.
И даже рассуждения, вложенные Ницше в уста Заратустры, о том, что умирать всегда следует вовремя (впрочем, в наши дни и сам принцип memento mori следует считать обескровленным), кажутся теперь едва ли не издевательски абсурдными, поскольку противопоставление жизни и смерти уже несостоятельно: смерть повсюду.
Пунической злости
Приоритет,
Жалкие кости –
Кто? Фиолоктет?
Веры гримаса,
Счастья озноб,
Смех пустопляса:
Всюду – потоп.
Захоронения.
Горе-теории
Суть ослепление
Горе-истории,
Тяжко чреватой
Зависшим забвением
И – под лопатой
Склизким скрипением...
(«Захоронения»)
Обособление:
Читая Бенна, нельзя не вспомнить другого, также относящегося к поколению экспрессионистов, поэта – Георга Тракля, в чьих стихах переплетаются мотивы смерти, покинутости, проклятья «умирающим народам» и маньеристские элементы, а сами они напоминают причудливую мозаику из декомпонированных образов, метафор и ярких клочьев снов, под зеркальной поверхностью которых нельзя надеяться на амальгаму пробуждения. Разница лишь в том контрасте, который составляют тоскливая отстраненность первого, чья поэтическая территория находится уже по ту сторону всякого безумия, и изысканная фантасмагоричность второго.
И не остается никаких сомнений, что у этих двух поэтов одно и то же постоянное местожительство: смерть.
Эмоции:
Послушай, мне больно жить, а по ночам я вижу темные окна Небытия и вкрапления полупрозрачных траурных птиц, замерших, будто в стоп-кадре.
Инсталляция невидимых ран в подземке моего мозга вынуждает меня все время молчать и притворяться скучающей, иначе на мне обязательно выступит опаловая чешуя необъяснимой шизофрении и люди будут посмеиваться в мою сторону.
«Тело не говорит Я, но делает Я» мягко улыбнулся Ницше.
Но что же такое тело? Это образы анатомического распада, проходящие сквозь первый поэтический сборник Готфрида Бенна «Морг», те самые образы, которые были взяты непосредственно из бенновской повседневности: гниющие раковые больные, лобковая вошь, совокупляющиеся уроды, слизь, крысиный выводок в девичьей плоти, орхидные трупные пятна, астрочка в зубах покойника, новораздавленные дети.
А что такое душа? Это непрерывный, ноющий страх смерти, диссолюции «я», столь отчетливо звучащий в поздних стихотворениях поэта, гипнотическая завороженность белоснежным взглядом невыразимого, тление самой ее сущности, заштриховка подлинной природы духа седой лепрой безнадежности, сквозь которую тихонько мерцает жизнь.
«С приходом смерти появляется структура я, целиком отличного от "абстрактного я" (открытого не активно реагирующим на любой противостоящий предел размышлением, но логическим расследованием, наперед задающим себе форму своего объекта). Эта специфическая структура я в равной степени отлична и от моментов личного существования, заключенных по причине практической активности и нейтрализованных в логической видимости "того, что существует". Я получает доступ к своей специфичности и полной трансцендентности лишь в форме "я, которое умирает".» Пишет Ж. Батай.
Но можно сказать еще и так: «они» - клаустрофобия, «я» - непременное сумасшествие.
А между ними – протяжность бездны, из которой время от времени поднимаются и тут же тают блеклые химерические испарения дружбы и нежности.
Неврастения лиры,
Голый адреналин,
Скальпеля и секиры
Алчущий кофеин;
Посреди мирозданья
Невидимые мосты
Последнего пониманья
Над бездной меж "я" и "ты".
Сам ли извлек Создатель
Былой дуализм из них?
Песни, и мозг - взрыватель,
Пенье, и мозг - взрывник!
Звуков протуберанцы,
Частое решето
Тягучих, как ночь, субстанций,
Имя твое - Ничто!
(«Певец»)
И получается, что нет, нет никакой середины между безумцем и трупом, есть только сумма того и другого.
Таким образом, это может верифицировать миропонимание, характеризующееся тотальным неверием в архитектурные конструкции метафизики и в «презентность», утверждением децентрации, отсутствии временного следа, как индивидуального оттиска в бытийном пространстве, отказом от всех человеческих аберраций, девальвацией романтических и позитивистских идей, свойственных буржуазному мышлению, и, наконец, абсурдностью идеи «субъекта-в-себе» с ее постулатом о суверенности сознания, тем самым предполагающее беспрерывную рефлексию на перспективу вечной пустоты, дорога к которой является одновременно и дорогой к самому себе.
Не сам ли Бенн говорил: «надеяться – значит иметь ложные представления о жизни».
(c) кира Написать нам Обсуждение |