День догорел на сфере той земли,
Где я искал путей и дней короче.
Там сумерки лиловые легли.
–
Меня там нет. Тропой подземной ночи
Схожу, скользя, устопом скользких скал.
Знакомый ад глядит в пустые очи.
–
Я на земле был брошен в яркий бал,
И в диком танце масок и обличий
Забыл любовь и дружбу потерял.
–
Где спутник мой? – О, где ты, Беатриче? –
Иду один, утратив правый путь,
В кругах подземных, как велит обычай,
–
Средь ужасов и мраков потонуть.
Поток несет друзей и женщин трупы,
Кой-где мелькнет молящий взор, иль грудь,
–
Пощады вопль, иль вопль нежный – скупо
Сорвется с уст; здесь умерли слова;
Здесь стянута бессмысленно и тупо
–
Кольцом железной боли голова;
И я, который пел когда-то нежно, –
Отверженец, утративший права!
–
Все к пропасти стремятся безнадежной,
И я вослед. Но вот, в прорыве скал,
Над пеною потока белоснежной,
–
Передо мною бесконечный зал.
Сеть кактусов и роз благоуханье,
Обрывки мрака в глубине зеркал;
–
Далеких утр неясное мерцанье
Чуть золотит поверженный кумир;
И душное спирается дыханье.
–
Мне этот зал напомнил страшный мир,
Где я бродил слепой, как в дикой сказке,
И где застиг меня последний пир.
–
Там – брошены зияющие маски;
Там – старцем соблазненная жена,
И наглый свет застал их в мерзкой ласке...
–
Но заалелся переплет окна
Под утренним холодным поцелуем,
И странно розовеет тишина.
–
В сей час в стране блаженной мы ночуем,
Лишь здесь бессилен наш земной обман,
И я смотрю, предчувствием волнуем,
–
В глубь зеркала сквозь утренний туман.
Навстречу мне, из паутины мрака,
Выходит юноша. Затянут стан;
–
Увядшей розы цвет в петлице фрака
Бледнее уст на лике мертвеца;
На пальце -- знак таинственного брака –
–
Сияет острый аметист кольца;
И я смотрю с волненьем непонятным
В черты его отцветшего лица
–
И вопрошаю голосом чуть внятным:
"Скажи, за что томиться должен ты
И по кругам скитаться невозвратным?"
–
Пришли в смятенье тонкие черты,
Сожженный рот глотает воздух жадно,
И голос говорит из пустоты:
–
"Узнай: я предан муке беспощадной
За то, что был на горестной земле
Под тяжким игом страсти безотрадной.
–
Едва наш город скроется во мгле, –
Томим волной безумного напева,
С печатью преступленья на челе,
–
Как падшая униженная дева,
Ищу забвенья в радостях вина...
И пробил час карающего гнева:
–
Из глубины невиданного сна
Всплеснулась, ослепила, засияла
Передо мной – чудесная жена!
–
В вечернем звоне хрупкого бокала,
В тумане хмельном встретившись на миг
С единственной, кто ласки презирала,
–
Я ликованье первое постиг!
Я утопил в ее зеницах взоры!
Я испустил впервые страстный крик!
–
Так этот настал, нежданно скорый.
И мрак был глух. И долгий вечер мглист.
И странно встали в небе метеоры.
–
И блы в крови вот этот аметист.
И пил я кровь из плеч благоуханных,
И блы напиток душен и смолист...
–
Но не кляни повествований странных
О том, как длился непонятный сон...
Из бездн ночных и пропастей туманных
–
К нам доносился погребальный звон;
Язык огня взлетел, свистя, над нами,
Чтоб сжечь ненужность прерванных времен!
–
И – сомкнутых безмерными цепями –
Нас некий вихрь увлек в подземный мир!
Окованной навек глухими снами,
–
Дано ей чуять боль и помнить пир,
Когда, что ночь, к плечам ее атласным
Тоскующий склоняется вампир!
–
Но мой удел – могу ль не звать ужасным?
Едва холодный и больной рассвет
Исполнит Ад сияньем безучастным,
–
Из зала в зал иду свершать завет,
Гоним тоскою страсти безначальной, –
Так сострадай и помни, мой поэт:
–
Я обречен в далеком мраке спальной,
Где спит она и дышит горячо,
Склонясь над ней влюбленно и печально,
–
Вонзить свой перстень в белое плечо!"
31 октября 1909
