Жарок свет, который проникает сквозь стрельчатое окно в эту темную кухню, откуда вышла служанка, и придает всему, на что здесь перестали обращать внимание, сходство с чем-нибудь из Гофмана.

    Он освещает алые яблоки, похожие на нормандских девочек, морковь в рыжих гренадерских киверах с длинными зелеными султанами, медного цвета луковицы, подобные отрубленным головам японских бонз с одним пучком волос на глянцевитой лысой макушке.

    Освещает он и тыквы, крыглые и смуглые, словно груди негритянок, и капустные кочаны, перевернутые кочерыжками вверх, - точь-в-точь марионетки в пышных кринолинах, и кокос, волосатый, как зад обезьяны.

    Но он оставляет в тени хрупкую, грациозную вазу, откуда возникает роза, как будто над шелковым нарядом вздымается головка принцессы в хитроумной прическе, головка прелестной китайской принцессы, которую, ибо других обожателей нет, ожидает какой-нибудь гриб-карапуз под белым зонтом мандарина.

    А копченая селедка, тощая и разноцветная, копченая селедка, непринужденно распластанная на блюде с цветочным узором, копченая селедка, напоминающая диковинного старого джентльмена, узколицего, в пестром до безвкусицы атласном жилете, тощая копченая селедка недвижно покоится рядом с географичечкой картой Сицилии, принявшей облик розовой котлеты, и невозмутимо взирает на все сардоническими круглыми глазками в золотых очках.

ПЕЙЗАЖ

Легок вечерний воздух в саду; высоко вознеслись
Очертанья древесныз круп,
Их как будто вывела кисть
На тонком шелку;
Седая прекрасная птица на ветви, где персика цвет густой,
Качаясь в вечерний час,
Боится нарушить покой,
Если вскрикнет хоть раз;
Все спит;
Лишь, в озере отражена,
Хрупкою лодкой плывет луна
Средь парка, что золотом ярко горит.
Перевод В. Рогов