Жюдит Готье

Да, белое успенье лилий
Щемящей грации полно:
Вот лепестки, опав, застыли
И опускаются на дно.

В гробу сосуда их мерцанье,
Прекрасных трупов нежный свет -
Как строгое очарованье
Дев, опочивших в двадцать лет.

О, за страданья и тревоги
Я их обожествить готов...
Они в венецианском роге
Суть мученицы средь цветов.

И стебли, все необычайней
Слезоточа, кровоточа,
Благоуханье льют и втайне
Простят жестокость палача.

Секрет потира, важный, вящий,
Что и от бабочек сокрыт,
При пытке яростно пьянящей
В очах лучащихся сквозит.

О да, в кончине лилий - слава,
И аромат - корона им,
Их пестики так величаво
Сияют нимбом золотым.

Им, обнажающимся в вазе,
Бесстрастье чистоты дано,
И в их агонии, в экстазе
Прощение заключено.
Перевод В. Рогов

УВЯДАНИЕ

                                        Йорису-Карлу Гюисмансу

В старинной чаще оловянной,
Полна болезненной тоски,
Роняет роза лепестки,
Бледна, как солнце в день туманный.

В соседстве с тонкой филигранью
Венецианских древних ваз,
В своем роскошном умиранье
Она прозрачней, чем топаз.

Вокруг, в парчовых покрывалах,
Как в зеркале отражены
Отливы тусклой желтизны
Опавших лепестков увялых.

А между штор, в окне высоком
Рыбачьей шхуны силуэт
В порту виднеется далеком
И льется неба зимний свет.

И в этом свете декабря,
В его сиянии смиренном
Вся роза кажется бесценным
Изделием из янтаря.

В надменной гибели ее
Средь этой роскоши старинной
Скрыт напоняющий жилье
Патрицианский дух гостиной.

Гостиной, где декабрьским утром
Грустят большие лютни в ряд -
Под шелком грифы их блестят,
Как звезды, нежным перламутром.

Привычно веет от гардин
Духов застойным ароматом,
Чуть приторным и сладковатым,
В углу, где дремлет клавесин.

И жалкий трепет увяданья
Среди изысканных красот
В осенней розе предстает
Как образ тонкого страданья.

В старинной чаще оловянной,
Полна болезненной тоски,
Роняет роза лепестки,
Бледна, как солнце в день туманный.
Перевод И. Кузнецовой