Неизвестный автор. Монах в ужасе, или конклав мертвецов

    Триста с лишним лет назад, когда Крейцбергская обитель была  в   самом расцвете, один из живших в ней монахов, желая выяснить  все  о  грядущей жизни у тех, чьи нетленные тела лежали на кладбище, посетил его глубокой ночью с целью провести исследование на сей страшный   предмет.  Когда  он открыл дверь склепа, снизу ударил луч света. Полагая, что это всего лишь лампа ризничего, монах отошел за высокий алтарь и стал ждать, когда  тот уйдет. Однако ризничий не появлялся; монах, устав от ожидания,  в  конце концов спустился во неровным ступеням, ведущим в  мрачные  глубины.   Как только он достиг самой нижней ступени, то сразу понял, что хорошо знакомая обстановка претерпела полное превращение. Он давно привык к  посещениям склепа. Посему он знал убранство сей обители мертвых так же хорошо, как свою убогую келью и все здесь было знакомо его взору. Какой же  ужас охватил его, когда он понял, что обстановка, которая всего лишь этим утром была совершенно привычной, изменилась, и вместо нее явилась какая-то новая и чудная!
   Тусклый мертвенно-бледный свет наполнял вместилище  тьмы  и  лишь  он позволял монаху видеть.
   По обе стороны  от  него  нетленные  тела  давным-давно  похороненных братьев сидели в гробах без крышек, а их холодные лучистые глаза смотрели на него с безжизненной твердостью. Их высохшие пальцы   были  сцеплены на груди, а члены неподвижны. Это зрелище поразило бы  самого  отважного человека. Сердце монаха дрогнуло, хотя он был философом, да еще  к  тому же и скептиком.
   В дальнем конце склепа за ветхим древним гробом,  словно   за  столом, сидели три монаха. Это были самые старые покойники в усыпальнице, любознательный брат хорошо знал их лица. Землистый оттенок  щек казался еще более резким при тусклом свете, а пустые, глаза испускали, как ему казалось, вспышки огня. Перед одним из них лежала большая раскрытая книга, а другие склонились над прогнившим столом, словно испытывая  сильную   боль или сосредоточенно чему-то внимая. Не было слышно ни  звука,  склеп  был погружен в безмолвие, его жуткие обитатели неподвижны, как изваяния.
   Любопытный монах охотно покинул бы ужасное   появление  и  вернулся   в свою келью, или хотя бы закрыл глаза при виде страшного явления.  Но  он не мог сдвинуться с места, чувствуя, будто бы врос в  пол.  И  хотя  ему удалось обернуться, вход в склеп, к своему безграничному удивлению и испугу, он не смог найти и был не в силах понять, как отсюда выбраться. Он замер без движения. Наконец старший из сидевших за столом монахов сделал ему знак приблизиться. Неверными шагами он преодолел путь до стола и наконец предстал перед старшим, и тут же другие  монахи  подняли   на  него недвижные взгляды, от которых стыла кровь. Он не знал, что делать, и едва не лишился чувств. Казалось, Небеса покинули его за неверие.  В  этот миг сомнения и страха монах вспомнил о молитве и,  как  только   сотворил ее, ощутил в себе неведомую доселе уверенность. Он взглянул на книгу перед мертвецом. Это был большой том в черном переплете с золотыми застежками. Ее название  было  написано  сверху   на  каждой  странице:   "Liber Obidientiae".
   Больше ему ничего прочитать не удалось. Тогда он посмотрел сначала  в глаза того, перед кем лежала книга, а потом в глаза его собратьев. Затем он окинул взглядом остальных покойников во всех видимых сквозь мрак гробах. К нему вернулись дар речи и решимость. Он обратился к жутким созданиям, перед которыми стоял, на языке духовных пастырей.
   - Pax vobis, - так он сказал. - Мир вам.
   - Hie nulla pax, - вздохнув, ответствовал самый древний глухим дрожащим голосом. - Здесь нет мира.
   Говоря это, он указал себе на грудь, и монах, бросив туда взгляд, узрел его сердце, объятое огнем, который, казалось, питается им, но его не сжигает. В испуге он отвернулся, но не прекратил своих речей.
   - Pax vobis, in homine Domini, - сказал он вновь. - Мир вам,  во  имя Господне.
   - Hic nоn pax, - послышался в  ответ  глухой,   душераздирающий  голос древнего монаха, сидевшего за столом справа. - Нет здесь мира.
   Взглянув на обнаженную грудь несчастного создания, он узрел то же живое сердце, объятое пожирающим пламенем. Монах отвел взгляд и  обратился к сидящему посредине.
   - Pax vobis, in homine Domini, - продолжил он.
   При этих словах тот, к которому они   были  обращены,  поднял   голову, простер руку и, захлопнув книгу, изрек:
   - Говори. Твое дело спрашивать, а мое - отвечать.
   Монах почувствовал уверенность и прилив смелости.
   - Кто вы? - спросил он. - Кто вы такие?
   - Нам не ведомо! - был ответ. - Увы! Нам не ведомо!
   - Нам не ведомо, нам не ведомо! - эхом отозвались унылые голоса  обитателей склепа.
   - Что вы здесь делаете? - продолжил вопрошающий.
   - Мы ждем последнего дня. Страшного суда! Горе нам! Горе!
   - Горе! Горе! - прозвучало со всех сторон.
   Монах был в ужасе, но все же продолжил:
   - Что вы содеяли, если заслужили такую судьбу? Каково ваше преступление, заслуживающее такой кары?
   Как только он задал этот вопрос, земля под ним затряслась, и из  ряда могил, разверзшихся внезапно у его ног, восстало множество скелетов.
   - Они - наши жертвы, - ответствовал старший монах, -  они  пострадали от рук наших. Мы страдаем теперь, пока они  покоятся  в  мире.  И  будем страдать.
   - Как долго? - спросил монах.
   - Веки вечные! - был ответ.
   - Веки вечные, веки вечные! - замерло в склепе.
   - Помилуй нас, Бог! - вот все, что смог воскликнуть монах.
   Скелеты исчезли, могилы над ними сомкнулись. Старики исчезли из вида, тела упали в гробы, свет померк, и обитель смерти  опять  погрузилась  в свою обычную тьму.
   Придя в чувство, монах обнаружил, что лежит у алтаря. Брезжил  весенний рассвет, и ему захотелось как можно быстрее, тайком удалиться к себе в келью из боязни, что его застанут здесь.
   Впредь он избегал тщеты философии, гласит легенда, и,  посвящая   свое время поискам истинного знания и расширению мощи, величия и славы  церкви, умер в благоухании святости и был похоронен в том самом склепе,  где его тело все еще можно увидеть.
1798