Видение Карла XI

There are more things in heav'n and earth, Horatio,
                 Than are dreamt in your philosophie.
                                 Shakespeare. "Hamlet"

     Над видениями и сверхъестественными явлениями принято смеяться. Тем не менее некоторые из них подтверждены такими показаниями, что не доверять им невозможно; в противном случае, если уж быть последовательными, надо огулом отвергнуть всякие исторические свидетельства.
    Подлинность случая, о котором я сейчас расскажу, удостоверяет протокол, составленный по всем правилам и скрепленный подписями четырех достойных
доверия свидетелей. Добавлю, что содержащееся в этом протоколе предсказание
было известно и неоднократно упоминалось задолго до того, как события весьма
недавние явились как бы его исполнением.
    Карл XI, отец знаменитого Карла XII, был одним из наиболее деспотических, но зато и наиболее мудрых правителей Швеции. Он ограничил чудовищные привилегии знати, уничтожил могущество Сената и собственной властью издавал законы. Одним словом, он изменил олигархическую дотоле конституцию страны и принудил представителей сословий вручить ему самодержавную власть.
    Впрочем, это был человек просвещенный, храбрый, весьма приверженный к лютеранству, натура непоколебимая, трезвая, положительная и лишенная какого
бы то ни было воображения.
    Перед самым событием, о котором пойдет речь, он потерял свою жену Ульрику-Элеонору. Хотя его суровость к этой королеве приблизила, говорят, ее
кончину, он питал к ней уважение и, казалось, был огорчен ее смертью больше,
чем можно было ожидать от человека с таким черствым сердцем. После того, как
это случилось, он стал еще мрачнее и молчаливее, чем прежде, и погрузился в
государственные дела с рвением, свидетельствовавшим о настоятельной
потребности отогнать тяжелые мысли.
    Однажды поздним осенним вечером он сидел в халате и домашних туфлях
перед ярко пылавшим камином в рабочем кабинете своего стокгольмского дворца.
При нем находились его камергер граф Браге, к которому он весьма благоволил,
и врач Баумгартен, каковой, между прочим, отличался вольнодумством и хотел,
чтобы все сомневались во всем, за исключением медицины. В этот вечер король
вызвал его по поводу какого-то недомогания.
    Было уже довольно поздно, и все же, против обыкновения, король не пожелал им доброй ночи, чтобы тем самым намекнуть, что им пора удалиться.
    Опустив голову и устремив взор на горящие поленья, он сидел, погруженный в
глубокое молчание: присутствие этих людей его нисколько не развлекало, но, сам не зная почему, он боялся остаться один. Граф Браге хорошо видел, что его общество королю не очень приятно, и потому уже не раз высказывал опасение, не нуждается ли его величество в отдыхе. Движением руки король велел ему не двигаться с места. В свою очередь, и врач заговорил о вреде позднего бдения для здоровья. Но Карл процедил сквозь зубы:
  - Останьтесь, мне еще не хочется спать.
    Тогда начались попытки завязать беседу на те или иные темы, но разговор замирал на второй или третьей фразе. Казалось очевидным, что у его величества очередной приступ меланхолии, а в подобных обстоятельствах положение придворного всегда бывает довольно-таки щекотливым. Предполагая, что король затосковал о скончавшейся недавно супруге, граф Браге стал разглядывать портрет королевы, висевший тут же, в кабинете, а затем с глубоким вздохом воскликнул:
  - Какое поразительное сходство! Как схвачено это выражение величия и вместе с тем кротости!..
  - Ну что там! - резко возразил король, которому чудился упрек каждый раз, когда при нем упоминали королеву. - Портрет очень уж приукрашен.
    Королева-то была совсем некрасива.
    Потом, сердясь на самого себя за эти жестокие слова, король встал и прошелся по комнате, чтобы скрыть волнение, которого он стыдился. У окна, выходившего во двор, он остановился. Ночь была темная, луна находилась в своей первой четверти.
    Дворец, в котором живут сейчас шведские короли, не был еще достроен, и Карл XI, который начал эту постройку, проживал в старом дворце, расположенном на той оконечности Ритгерхольма, что выходит на озеро Мэлар.
    Это было обширное здание в форме подковы. В одном его конце помещался
кабинет короля, а почти напротив находился большой зал, где собирались представители сословий, когда им предстояло выслушать какие-либо сообщения
от короны.
    Сейчас окна этого зала были словно озарены ярким светом. Королю это показалось странным. Сперва он подумал, что свет распространяется факелом в руке кого-то из слуг. Но что стал бы делать слуга в такой поздний час в зале, который уже давно не открывался?
    К тому же один факел не мог дать столь яркого света. Можно было бы предположить, что возник пожар, но дыма не было видно, стекла оставались целыми, не доносилось ни малейшего шума. Больше всего это походило на то, что зал для чего-то нарочно осветили.
    Некоторое время Карл смотрел на озаренные окна, не говоря ни слова. Между тем граф Браге уже потянулся к шнуру звонка, чтобы вызвать одного из пажей и послать его выяснить причину этого необычного света. Но король остановил его.
  - Я сам хочу пойти в этот зал, - промолвил он. Произнеся эти слова, он побледнел, и лицо его приняло выражение какого-то благоговейного ужаса. Однако он вышел из кабинета твердым шагом. Камергер и врач последовали за ним со свечами в руках.
    Сторож, у которого находились ключи, уже спал. Баумгартен пошел разбудить его и велел ему от имени короля тотчас же открыть зал собраний.
    Услышав столь неожиданный приказ, человек этот проявил крайнее удивление. Он
поспешно оделся и предстал перед королем со своей связкой ключей. Сперва он открыл дверь галереи, которая служила прихожей или запасным выходом зала собраний. Король вошел - и каково же было его удивление, когда он заметил, что стены снизу доверху затянуты черным.
  - Кто распорядился обить это помещение черной материей? - спросил он разгневанным тоном.
  - Не могу знать, ваше величество, - в смущении ответил сторож, - последний раз, что я подметал галерею, она была, как всегда, обита дубовыми панелями... А эта обивка никак не из королевских кладовых.
    Но король быстро шагал вперед и прошел уже две трети галереи. За ним на близком расстоянии следовали граф и сторож. Врач Баумгартен немного отстал: он и боялся остаться один и страшился последствий приключения, начавшегося довольно необычным образом.
  - Не ходите дальше, государь! - вскричал сторож. - Клянусь спасением души, тут не без колдовства.
    В такой час... и с тех пор, как скончалась ваша супруга, наша милостивая королева... Говорят, она блуждает в этой галерее... Спаси нас Боже!
  - Остановитесь, государь! - подхватил, в свою очередь, граф. - Слышите, из зала собраний доносится шум? Кто знает, какой опасности подвергается ваше величество.
  - Государь! - взывал и Баумгартен, у которого порывом ветра задуло свечу. - Позвольте мне хотя бы вызвать два десятка ваших телохранителей.
  - Войдем, - твердо сказал король, остановившись у дверей большого зала.
  - А ты, сторож, отпирай поживее.
    Он ударил ногой в дверь, и шум, подхваченный эхом высоких сводов, прокатился по галерее, как пушечный выстрел.
    Сторож так дрожал, что ключ его стукался о замок, но никак не мог войти в скважину.
  - Старый солдат, а дрожишь! - промолвил Карл, пожимая плечами. - Ну же, граф, отоприте дверь!
  - Государь! - сказал граф, отступив на шаг. - Повели мне ваше величество идти прямо на жерло датской или немецкой пушки, я без колебаний исполню ваш приказ. Но вы требуете, чтобы я бросил вызов силам ада. Король вырвал ключ из рук сторожа.
  - Я вижу, - произнес он презрительным тоном, - что должен действовать сам. И, прежде чем спутники могли помешать ему, он открыл тяжелую дубовую дверь и вошел в зал со словами "Да поможет нам Бог!" У его спутников любопытство пересилило страх или же им совестно было предоставить короля его участи: они вошли вслед за ним.
    Бесчисленное количество факелов освещало огромный зал. Вместо старинной обивки с вытканными на ней изображениями людей стены затянуты были черной материей. С них в обычном порядке рядами свисали немецкие, датские и московские знамена - трофеи солдат Густава-Адольфа. Посередине бросались в глаза знамена шведские, покрытые траурным крепом. Все скамьи заняты были многолюдным собранием. Представители четырех сословий государства заседали на положенных им местах. Все были в черном, и это множество человеческих лиц, казавшихся на темном фоне лучистыми, настолько слепило глаза, что ни один из четырех свидетелей необычного зрелища не смог найти в этой толпе ни одного знакомого лица. На возвышении стоял трон, с которого король обычно обращался к собранию, и на нем они увидели окровавленный труп в королевском облачении.
    Справа от него стоял мальчик с короной на голове и скипетром в руке, а слева
пожилой человек, или, вернее, призрак человека, опиравшийся на тронное кресло. На нем была парадная мантия, в которую облачались древние правители Швеции до того, как Ваза сделал ее королевством. Напротив трона, за письменным столом, на котором лежали толстые фолианты и свитки пергамента, сидело несколько человек с суровым и строгим выражением лица, в длинных черных одеяниях; по всей видимости, это были судьи. Между троном и скамьями собрания находилась покрытая черным крепом плаха, а рядом с ней лежал топор.
    Никто в этом сверхъестественном собрании, казалось, не заметил Карла и трех его спутников. Войдя в зал, они услышали сперва неясный гул голосов, в котором невозможно было разобрать ни одного отчетливо произнесенного слова.
    Затем старший по возрасту из судей в черном облачении, являвшийся, видимо,
председателем, встал и трижды ударил ладонью по раскрытому перед ним фолианту. Тотчас же воцарилось глубокое молчание.
    Из двери, как раз напротив той, которую только что открыл Карл XI, в зал вошли молодые люди привлекательной внешности, в богатой одежде и со связанными за спиной руками. Они шли, высоко подняв голову и бестрепетно глядя перед собой. Следом за ними выступал крепко сложенный человек в плотно облегавшем тело коричневом камзоле, держа концы веревок, которыми связаны были их руки. Тот, что шел впереди других и был, по-видимому, главным узником, остановился посреди зала перед плахой и посмотрел на нее с горделивым презрением. В то же мгновение труп, казалось, свела судорога, а из раны его потекла свежая яркая, алая кровь.
    Молодой человек опустился на колени, вытянул шею: топор блеснул и с глухим стуком опустился. Поток крови хлынул на подмостки трона и смещался с кровью трупа.
    А голова, подпрыгнув несколько раз на побагровевшем полу, покатилась к ногам Карла и забрызгала их кровью. До этой минуты он был нем от изумления. Но ужасное зрелище развязало ему язык, он сделал несколько шагов к тронному возвышению и, обратившись к фигуре, облаченной в мантию правителя, смело произнес известную формулу:
  "Если ты послан Богом, говори. Если другим - отыди от нас".
   Призрак ответил ему медленно и торжественно:
- Король Карл! Кровь эта прольется не при тебе (тут голос его стал менее внятным), но спустя еще пять царствований. Горе, горе, горе дому Ваза! Тогда образы множества людей, составлявших это необычайное собрание, начали тускнеть и казались уже лишь слабо окрашенными тенями, а затем и вовсе исчезли. Призрачные факелы погасли, и свечи в руках Карла и его спутников освещали теперь только старинную тканую обивку стен, слегка колеблемую ветром. Некоторое время можно было еще слышать какие-то довольно мелодичные звуки, которые один из свидетелей сравнил с шумом ветра в листве, а другой со звоном струн арфы, рвущихся в то время, когда инструмент настраивается. У присутствующих не возникло разногласий насчет продолжительности видения: по их мнению, оно длилось минут десять. Черные завесы, отрубленная голова, потоки крови, от которой побагровел пол, - все это исчезло вместе с призраками. Только на туфле Карла осталось красное пятно, и этого было бы достаточно для того, чтобы напомнить ему сцену, разыгравшуюся ночью, если бы она и без того не запечатлелась в его памяти. Вернувшись в свой кабинет, король приказал записать рассказ обо всем, что он видел, велел своим спутникам подписать его и подписал сам.
    Несмотря на все меры, принятые для того, чтобы содержание документа не было
разглашено, он стал известен еще при жизни Карла XI. Он и посейчас существует, и никому не приходит в голову оспаривать его подлинность. Примечателен конец этой записи:
  "А если то, что я здесь изложил, - пишет король, - не истинная правда, я отрекаюсь от надежды на лучшую жизнь за гробом, каковую, быть может, заслужил кое-какими добрыми делами, в особенности же ревностным трудом на благо моего народа и защитой веры моих предков".
   К этому мы добавим, что если вспомнить смерть Густава III и суд над его убийцей Анкарстремом, то можно обнаружить немало общего между этим событием и обстоятельствами данного удивительного пророчества. Молодой человек, обезглавленный в присутствии представителей сословий, обозначал бы в таком
случае Анкарстрема. Венчанный королевской короной труп - Густава III.
    Мальчик - его сына и преемника Густава-Адольфа IV. Наконец, старик - герцога
Судерманландского, дядю Густава IV, который был регентом королевства, а затем, после низложения своего племянника, сам стал королем.
1829