Тело

Как динозавренно мое большое тело, 
где жилистые чернеют волоски. 
Внутри него болтаясь неумело, 
немею костяной рукой тоски. 

иногда моя "душа" уходит в пятки, 
мне кажется, я самости лишен. 
моя "душа" со мной играет в прятки. 
Стою в углу, слеп, честен и смешен. 

Стою в углу, где дует в щели смерти, 
где мне до ста назначено считать. 
мой бог смешной приказывал:"не верьте!" 
И я тогда не смел ему внимать. 

Я всех святынь своих лишился сразу. 
И в ад попав, смотрю в дверной глазок, 
и вижу надпись "Я УШЕЛ НА БАЗУ. 
И НЕ ВЕРНУСЪ." И подпись:"Ваш не Бог." 

никто так быть не может беспощаден. 
А если может, то не может быть. 
но может бить. И от того из ссадин, 
из ран я ТЕК, чтоб ТАК его любить. 

Так НАДО как ДАНО. ДАНО как НАДО. 
И хорошо, что некого винить, 
и после смерти не бояться ада 
мне, обреченному родиться в нем и жить. 

Внутри себя я ощущаю мебель, 
хромающий двуногий табурет. 
И если есть не Бог на базе неба, 
то, слава богу, что на небе Бога нет. 

КАК насеком я, как доисторичен. 
Как погремушки кости на соплях. 
Как тень пиджак отбросил на земь личность. 
И притворилась галстуком петля.
1993 г. 

Они

Со мной опять здороваются стены.
С них сползает краска и идет за мной.
Они называют это тенью.
Я называю это тоской.

Не могу приспособиться к этому городу,
Не могу поселиться в чужие горы.
Они называют это глупой гордостью.
Я называю это горем.

За мной опять уходят бродяги.
Я держу кусок неба, вбиваю гвозди.
Я называю это флагом.
Они говорят мне, что это звезды.

Я сжимаю в руках солнца сгусток,
Остатки неба синего с солью.
Они называют это искусством.
Я называю это болью.

Кто-то рисует пустые дороги,
Кто-то чертит мысли по снегу рукой.
Они называют это богом.
Я называю это собой.
1986 г.

Два шага до безумия

Два шага до безумия,
Где когти скрипнут нежные,
Где катятся беззубые
Колеса солнц отверженных,

Где запирают в комнатах
И думают, что спрятали,
Где все черты знакомые
Скрывают маски ряженых.

Меня казнят без следствия.
И злые не спасут меня
И сохранят последние
Два шага до безумия.

Два шага до безумия,
Где призраки повешенных,
Где катятся беззубые
Колеса солнц отверженных.

А глазки Наблюдателя
Приклеены в расщелину
Стены. Молчи, пока тебя
Не сдали в обращение.

Сиди. Вонзись в сиденье.
Прорви собой бесшумное.
А от ночного бдения
Два шага до безумия.

Ночное недержание.
Отчетности. Протечности.
Мы выспимся на ржавеньком
Шкафу у бесконечности.

Мы повисим, усталые.
И ты расправишь плечики,
И улыбнешься: «Мало ли,
Зачем нас здесь повесили...»

Сложности лжи

I

Летом вскипало тело.
Гарь расползалась вширь.
Странно в ушах звенело,
будто точат ножи.
Что-то случится. Ужас
в каждом углу обитал.
- Хватит, кому ты нужен?
- Тому, кто меня искал.
Между землей и небом
что-то случится, мам.
Кто-то закинул невод.
Я еще не был там.
- Мало ли где ты не был! -
старуха кричит.- Не спеши!
Оттепель. Столько снега,
сколько осталось жить.
Сложности лжи. Лужи.
Действия не совершить.
Стало страшней и хуже.
Лес за окном дрожит.
Свечка дрожит и скатерть.
Пыль дрожит на полу.
В будке дрожит собака.
Крыса дрожит в углу.
- Я осознать не смею
утра другого дня.
Что-то мне давит шею.
Не обнимай меня.
Некуда, мама, скрыться.
Мама, все громче звон.
Мама, я вижу лица
с обратных своих сторон.
Словно вокруг болото -
страшно ступить ногой.
Слышишь, стучат в ворота,
это пришли за мной.

II

Он бледен и строен,
он равносторонен,
Как воздух, почти безлик.
Город застроен.
Судья похоронен.
Кофе на пол пролит.
Ночью приснится
злая столица.
А утром, платье зашив,
будет старуха
на кухне молиться
за упокой души.
А он беспечен.
А он без песен.
А он обесточен и пуст.
И чьи-то речи
ему на плечи
не лягут, как мертвый груз.

III

- Мама, я вижу лица
с обратных своих сторон.
В дырах их глаз двоится.
Каждый был повторен.
Свечка дрожала, скатерть,
пыль тряслась на полу,
в будке тряслась собака,
крыса тряслась в углу.
Напоминает что-то
лес за любым окном.
Кто-то стучит в ворота.
Стук этот мне знаком.

IV

Медленно время длится
или оно прошло.
Все, что будет, случится
не вовремя и назло.
Стало страшней и хуже.
Впрочем, так было всегда.
Гарь оседала в лужи.
Черной была вода.
В доме темно и сухо.
Сломаны в нем часы.
Был у какой-то старухи
когда-то какой-то сын.
Случилась весна. За нею
лето, его предел,
зима. И выпало снега,
сколько он захотел.
1986

***
Не исчезая анонимно
под поездами или авто-
мобилями чьи "мимо-
летные виденья" грозят НичеМ помимо штрафа

не растворяясь неслучайно
в гостях мучительных и гнусных
допить себя по ложке чайной
лениво морщиться - не вкусно

я карлик раковая карта
я рыбий дух уже не свежий
меня больной положит в фартук
чтобы чесать лупить и нежить

не исчезая окончатель-
но хотя крича и тужась
мертвец задевший выключатель
меня пугливо обнаружит

не дав себе себя заметить
сменять себя на приступ боли
на нем бессмысленные дети
поставят крестик или нолик
1993

ВЫЯСНЕНИЕ НЕНАВИСТИ

1
Мне
Страшно
Здесь.
А там
люди со своими
аптеками
обтекаемы темнотой в которой
обязательны "тем не менее"
и лампочка
(осветительный прибор).
2
Люди имеют бинт и марлю.
Их санитарной гигиеничности не достичь
3
Мне грязно
Повсюду,
будь у людей март или вторник.
Мне кажется, что ванна
это очень временно.
4
Шелушится
какая-нибудь часть тела.
Кремлем помазаны жители столицы.
Может быть я не житель?
5
Если, допустим, все-таки стать свежим
чистым влажным и нашим и вашим
будущим молодо-зелено
(этакий сверх-человек-кибальчишище),
все равно ведь можно непроизвольно
икнуть или подскользнуться.
6
Мне действительно страшно,
поэтому я не герой вашего времени.
(страх больше индивидуальности).
1991

***
Он вынес меня из горла,
рогами пиная вдаль.
Скучающие поодаль
просили его: "ударь".

Удар удалой подарок.
Я его не виню.
Похаркивая под аркой
смотрел я в зубы коню.

Когда он меня задумал,
тогда он сходил с ума.
Я небылью был. Он - суммой
отнятого у меня.

Мне он был неприятен.
Я выкидыш между строк.
Я нем был, а он невнятен.
Я немощен был. Он мог.

Он вынес меня из супа
брезгливей, чем из нутра.
Бессмысленные наутро
кричали ему "ура".

Сегодня не больно больше,
нежели позавчера.
Какой-то момент заборщен,
вылит, не разобра...

Какой-то момент заброшен,
выпотрошен, решен.
Я самостью ненарошен,
следовательно Он.

Он выскреб меня из сыра
больше чем из себя.
На то, что мне было сыро
Он мне сказал, грубя:

"Так надо". Не надо, дядя,
даже если ты дед и бог,
не надо меня не глядя
лепить в кококолабок.

Скажи-ка мне, ведь не даром.
Даром - за руб. за коп.
Стану себе кошмаром.
Пулю в лобок и в лоб.

Когда он меня задумал,
я говорил: "не на..."
Я должен был очень умный,
стал вынужденный как луна.

Автомобиль позорный
выкругливает глаза.
Выруливает, мозолит
морозные тормоза.

УвидевменяувидеВ,
увиливает, взвопив:
"ДИВОДИВНОЕВИДИВ!
ВЫРОДОК! КОДОРЫВ!!!"

Выродок. Роды дуры.
Сгорбленный городок.
Память архитектурна
как вырванный дома клок,

где меня пеленали
били любили или
пинали либо меняли
на то что потом пропили

Пели мне баю баю
или или или
бяу бяу мяу
и молоко пролили.

Стал кругл и порнографичен
как выпотрошенный индюк.
Ноги навыкат. Ввинчен
на собственный когте-коюк.

дома я не был дома
мода была не мода
надо было не надо
поздно поехать к морю

Рому налейте в море.
Рому зови с андрюшей.
Я молитвенно ною
лишь над своей игрушкой.

Игрушка моя разрушка,
мишка мой косолапый,
я тебе буду папой.
Одна у меня зверушка.

Одна у меня зверюшка.
Жила бы и озверела,
а так ты мертвая плюшка
и никого не съела.

Плюшевый и незрячий
единственного цвета.
Я убоюсь и спрячусь,
если ты человеком.

Ушки и губки блеклой
нежностью увлажняю.
Если ты человеком,
я тебя расстреляю.

Когда он меня задумал,
тогда он сходил с ума.
Если б он первый умер,
я б не сказал: "не на..."

Так он все что за мною
(читай - впереди меня).
Мишке глазки закрою.
Мной он слегка слюняв.

Не видит, не знает мишка
слезливсти к существу.
Я брезгую ртом и подмышкой,
следовательно существу...

Следствием существую,
поэтом не хочу.
Краковяк с червяком танцую,
кровь на траве топчу.

Краковяк с подковыркой.
Рак. Ветчина. Закат
краковяной как вырезка,
не вставленная назад.

Танцуют бычки без вырезки
с дырочками в тельцах.
Танцуют навыверт выродки
и пальцы о двух концах.

Паяцы на двух конечностях
раз'яты на дважды двух
целующихся женщинах,
захватывающих дух,

заглатывающих шпаги,
рассевшихся на шпагат.
Тигры по ним вышагивают
и в хищные рты глядят.

Хлыстом ударивши об пол,
рот пошире открыв
женщины в псевдо-обморок
упали, и тигры прыг

прыгнули в рты-пещеры
красные до черноты.
Из сомкнувшейся щели
торчали желто хвосты.

Тогда он меня задумал
больше чем изо рта.
Вытащил часть безумно.
Сглотнула часть темнота.

Я вышел на пол-дороге,
пол-телом скребя асфальт
и мигом я полуносом
учуял воздуха фальшь.

Другого не ожидая,
стоял не мертв и не жив.
Пол тела во рту сжимает
нагло женщина-миф.

P.S.

Не помню ни дня ни ночи,
года не разобрав,
расписываюсь, почерк
впоследствии не узнав.
1993