Бандероль пришла после полудня. Мистер Эндрю Лимен встряхнул ее и
сразу догадался, что там: оно зашуршало, словно большой волосатый
тарантул.
Наконец, собравшись с духом, он снял обертку и откинул крышку с белой
картонной коробки. Оно лежало на белоснежном парчовом ложе, щетинистое и
столь же безличное, как пружины в старом диване. Эндрю Лимен усмехнулся.
- Индейцы пришли и ушли, а это осталось, как напоминание, как угроза.
Ну... Давай!
И он натянул на бритую голову блестящий черный парик. Потом
притронулся к нему - так прикасаются к шляпе, приветствуя знакомого.
Парик сидел на удивление хорошо, а главное - прикрывал черную круглую
вмятину над бровью. Эндрю Лимен внимательно осмотрел незнакомца в зеркале
и завопил от радости:
- Эй, ты, там, как тебя зовут? Похоже, я встречал тебя на улице, но
теперь ты выглядишь получше. Почему? Потому что этого больше нет, не видно
проклятой дыры, никто не догадается, что она была вообще. С Новым годом,
дружище, вот что это значит, с Новым годом!
Он ходил и ходил по небольшой своей квартире, улыбался кому-то, с
кем-то раскланивался, но все не решался открыть дверь и явить себя миру.
Он снова подошел к зеркалу, скосил глаза, рассматривая в профиль человека,
который подошел к зеркалу с другой стороны, и все время улыбался,
потряхивая новой шевелюрой. Потом, все еще усмехаясь, сел в
кресло-качалку, усмехаясь, попытался читать "Еженедельник Дикого Запада" и
"Удивительный мир кино", но все никак не мог унять свою правую руку: она
то и дело робко вползала по лицу, чтобы потрогать завитки новых волос.
- Разреши-ка угостить тебя, дружище!
Открыв обшарпанную аптечку, он три раза глотнул прямо из бутылки.
Глаза увлажнились, и он совсем было собрался отломить жевательного табаку,
но вдруг застыл, прислушиваясь.
Из коридора донесся шелест, словно мышка пробежала по истертому
ковру.
- Мисс Фрэмуэлл, - шепнул он зеркалу.
В одно мгновение парик отшутился в своей коробке, словно он сам
спрятался там, испугавшись. Эндрю Лимен захлопнул крышку, лоб покрылся
испариной - и все это от одного звука женских шагов, легкого, как лепет
летнего ветерка.
Покраснев, он на цыпочках подошел к заколоченной двери в стене,
прижался к ней своей изуродованной головой. Он слушал, как мисс Фрэмуэлл
отпирает свою дверь, как притворяет ее за собой, как легко ходит по своей
комнате среди колокольчиков китайского фарфора и перезвона ножей в обычной
предобеденной круговерти. Потом он отступил от двери - закрытой,
захлопнутой, запертой и забитой четырехдюймовыми стальными гвоздями.
Ночами Лимен часто вздрагивал в своей постели: ему казалось, что он
слышит, как мисс Фрэмуэлл тихо вытягивает один гвоздь за другим, как
отодвигается задвижка, скользит вбок язычок замка... Вот это чудилось ему
в преддверии сновидений.
С час или около того она шелестела чем-то в своей комнате. И
сгустилась тьма. И взошли звезды и воссияли. И он подошел к ее двери, и
ему подумалось, что она, наверное, сидит на крыльце или гуляет в парке.
Там она могла бы распознать его третий глаз, слепой и всегда открытый,
только на ощупь, пробежав пальцами по его лицу, словно по азбуке Брайля.
Но маленькие белые пальцы никогда не протянутся к этому шраму через тысячи
миль. Он ей так же безразличен, как оспины на лунном диске. Эндрю Лимен
споткнулся о корешок "Удивительных научных рассказов". Фыркнул. Возможно,
если она вообще когда-нибудь подумает об этой ране, ей представится, будто
давным-давно прилетел метеор, ударил его, и исчез там, где нет ни кустика,
ни деревьев, есть только необъятное пространство, прозрачное на миллионы
миль. Ведь читала же и она что-нибудь в этом роде. Он снова фыркнул,
помотал головой. Может быть, может быть. Как бы то ни было, он никогда не
посмеет показаться ей при свете солнца.
Он подождал еще час, время от времени сплевывая табачную жвачку в
душную летнюю тьму.
Половина девятого. Пора.
Эндрю Лимен открыл дверь в коридор, на мгновенье задержался на
пороге, глядя на коробку, где лежал чудесный новый парик. Нет, не стоит
прикрываться.
Он подошел к ее двери, такой тонкой, что, казалось, будто из-за нее
доносится биение сердца мисс Наоми Фрэмуэлл.
- Мисс Фрэмуэлл, - вздохнул он.
Ему захотелось взять ее в ладони, словно маленькую беленькую птичку,
и тихо говорить с ее молчанием. Смахивая со лба внезапно выступившую
испарину, он задел свою рану и на один краткий миг испугался, что весь
провалится в нее - с криком, вниз! Он приложил ладонь ко лбу, заслоняя эту
пропасть. Все сильнее и сильнее прижимал он ладонь, пока ему не начало
казаться, что отнять ее уже невозможно. Вдруг все переменилось. Теперь он
уже боялся убрать ладонь со лба, боялся, что из этой дыры хлынет что-то
ужасное, что-то тайное, и он утонет.
Другой рукой он прикоснулся к двери - пыль, и та оседает громче.
- Мисс Фрэмуэлл...
Еще ему казалось, что из-под двери бьет слишком сильный свет, что
этот свет отшвырнет его, едва откроется дверь, отбросит со лба руку,
откроет рану. Сможет ли она, словно через замочную скважину, уловить его
мысли?
Из-под двери еле пробивался тусклый луч.
Эндрю Лимен сжал кулак и заставил его тихо постучать в дверь мисс
Фрэмуэлл.
Дверь медленно распахнулась.
Позже, когда они сидели на крыльце, Эндрю Лимен нервно потея и едва
унимая лихорадочную дрожь, искал нужные слова. Он хотел предложить ей руку
и сердце. Луна была уже высоко, и шрам его выглядел так, словно на лоб
упала тень от какого-то листка. Он мог бы не показывать его вовсе,
повернуться к ней профилем, словно аверсом медали. Но сделай-он так,
казалось ему, и половина из множества слов окажется несказанной, да и сам
он ощутит себя лишь половинкой человека.
- Мисс Фрэмуэлл... - выдавил он наконец.
- Да? - Она смотрела на него, словно видела впервые.
- Мисс Наоми, я не уверен, что вы обращаете на меня внимание.
Она ждала. Он заставил себя продолжать.
- Вы мне нравитесь. Я совершенно уверен в этом. Буду говорить прямо,
без долгих предисловий. Мы часто сидели вместе на этих ступеньках.
Кажется, мы достаточно узнали друг друга. Конечно, вы на добрых пятнадцать
лет моложе меня, но что нам мешает связать наши судьбы? Что вы думаете об
этом?
- Большое спасибо, мистер Лимен, - быстро сказала мисс Фрэмуэлл. Она
была очень деликатна. - Но...
- О, я знаю, - сказал он, подавшись вперед. - Я знаю! Все дело в моей
голове, в этом проклятом шраме на лбу!
- О, нет, мистер Лимен, я даже не подумала о нем, я вообще никогда о
нем не думаю. То есть я бы не прочь узнать что-нибудь об этом, но не
думаю, что ваше ранение может быть помехой. Одна моя подруга, очень
близкая, вышла замуж за человека с протезом ноги. Она говорила, что долгое
время даже не знала об этом.
- Все эта проклятая дыра! - с горечью воскликнул мистер Лимен. Он
достал плитку жевательного табака, рассмотрел ее, собрался было откусить,
но потом раздумал и убрал в карман.
Сжав кулаки, он смотрел на них, словно это были два больших камня.
- Хорошо, я расскажу вам, как это произошло. Расскажу вам все.
- Не стоит, если вы не хотите.
- Я уже был однажды женат, мисс Наоми. Был, черт побери. И в один
прекрасный день моя жена просто взяла молоток и ударила меня прямо в лоб.
Мисс Фрэмуэлл порывисто вздохнула, словно в темноте обо что-то
ударилась.
Мистер Лимен ткнул кулаком горячий воздух.
- Да, мэм, прицелилась и ударила в лоб молотком. Честное слово, весь
мир словно взорвался передо мной. Все обрушилось на меня. Это было так,
будто весь дом обвалился в одну кучу, на меня. Маленький молоток
похоронил, слышите, похоронил меня! Было ли мне больно? Не знаю, не помню.
Мисс Фрэмуэлл ушла в себя. Она закрыла глаза, думала о чем-то, шевеля
губами.
- Она сделала это так спокойно, - недоуменно произнес мистер Лимен. -
Просто подошла ко мне, когда я лежал на диване - был вторник, часа два
пополудни - и сказала: "Вставай, Эндрю!" А когда я открыл глаза, стукнула
меня молотком. О, боже...
- Но зачем? - спросила мисс Фрэмуэлл.
- Просто так, без причины. Она вообще была вспыльчивой.
- Но почему она решилась на такое?
- Я же вам говорю - просто так.
- Она была сумасшедшая?
- Возможно. Да, скорее всего.
- Вы подали на нее в суд?
- Нет. В конце концов, она не ведала, что творит.
- И не ударили ее?
Мистер Лимен прервался, заново переживая - так ясно, так подробно -
все, что он тогда почувствовал. Потом попытался передать словами.
- Нет. Я, помнится, встал... да, я встал и спросил: "Что ты
делаешь?", а потом, спотыкаясь, пошел мимо нее к зеркалу. Я увидел дыру,
очень глубокую, из нее текла кровь. Я выглядел, как индеец в боевой
раскраске. А она, моя супруга, просто стояла и смотрела. Потом завизжала
от ужаса, швырнула молоток на пол и выскочила из комнаты.
- И вы потеряли сознание?
- Нет, сознания я не потерял. Кое-как выбрался на улицу и пробормотал
кому-то, что мне нужен врач. Потом сел в автобус, представляете, сам сел в
автобус! И купил билет! И попросил высадить меня у первой же больницы. Все
ахнули в один голос, честное слово. А потом навалилась слабость, и очнулся
я, когда доктор обрабатывал мою голову, голую, словно наперсток, словно
деревянная затычка от бочки...
Он поднял руку к своей отметине, ладонь осторожно запорхала поверх
нее, как язык трогает то место, где недавно был зуб.
- Аккуратная работа. Сначала доктор глядел на меня так, будто в любую
минуту я могу упасть мертвым.
- И долго вы пролежали в больнице?
- Два дня. Когда я понял, что ни лучше, ни хуже мне уже не будет, я
встал и ушел. Но за эти два дня моя жена успела подцепить кого-то и
смыться.
- О, боже мой, боже мой, - сказала, переводя дыхание мисс Фрэмуэлл. -
У меня сердце бьется, как птичка в клетке. Словно я сама все это видела,
все слышала, все почувствовала, мистер Лимен. Почему, почему, почему она
так сделала?
- Я уже говорил, не было никаких причин. Наверное, просто порыв.
- Но должен же быть повод?..
Кровь ударила ему в виски. Он почувствовал, как это место запылало,
словно огнедышащий кратер.
- Не было никакого повода. Я просто мирно полеживал на диване,
честное слово. Я люблю так полежать, сняв ботинки и расстегнув рубашку.
- У вас... у вас были другие женщины?
- Нет, никогда, ни одной!
- Вы не... пили?
- Рюмочку изредка, как это обычно бывает.
- Может, играли в карты или?..
- Нет, нет, нет!
- Боже мой, мистер Лимен, но ведь за что-то вас ударили! Так уж и ни
за что?
- Все вы, женщины, одинаковы. Что бы вы ни увидели, всегда
предполагаете самое худшее. Говорю вам, никаких причин не было. Видимо, ей
попался под руку молоток, ну... и она нашла ему применение.
- А что она сказала, прежде чем ударить вас?
- "Вставай, Эндрю", и больше ничего.
- Нет, перед этим.
- Ничего. Ни слова за полчаса или час. А до этого она говорила, что
надо бы купить то и это, но я ответил, что меня это не трогает. Меня
тянуло полежать, я неважно себя чувствовал. Она не понимала, что мне может
нездоровиться. И за этот час она успела свихнуться, схватить молоток и
изувечить меня. Может быть, на нее подействовала смена погоды?
Мисс Фрэмуэлл задумчиво сидела в переплетении теней. Брови ее
поднялись и вновь опали.
- Сколько времени вы были женаты?
- Год. Я точно помню - в июле мы поженились и в июле же я занемог.
- Занемогли?
- Да. Я работал в гараже. Потом подхватил радикулит и уже не мог
днями напролет лежать под машиной. А Элли работала в Первом Национальном
Банке.
- Понимаю, - сказала мисс Фрэмуэлл.
- Что?
- Ничего, это я так.
- Я спокойный человек. Не люблю много разговаривать. У меня
беспечный, легкий характер. Я не транжирю деньги. Пожалуй, я даже
бережлив. Даже Элли удивлялась этому. Я никогда не спорю. Бывало, Элли
пилит меня и пилит, а мне - как об стенку горох. Я даже не отвечал. Просто
сидел и спокойно слушал. Чего ради спорить и ругаться, правда?
Мисс Фрэмуэлл подняла глаза на освещенную луной голову мистера
Лимена. Ее губы шевельнулись, но он не услышал ни звука.
Вдруг она выпрямилась, глубоко вздохнула и оглянулась вокруг, словно
удивляясь миру, открывающемуся за крыльцом. С улицы донеслись звуки, будто
кто-то включил их на полную громкость, до этого они были почти не слышны.
- Вы сами сказали, мистер Лимен, в спорах нет никакого толка.
- Верно! - воскликнул он. - Вот я - всегда спокоен, я же вам
говорил...
Но глаза мисс Фрэмуэлл закрылись, губы сложились в странной улыбке.
Он увидел это и умолк.
Порыв ночного ветра заставил затрепетать ее легкое летнее платье и
рукава его рубашки.
- Уже поздно, - сказала мисс Фрэмуэлл.
- Всего лишь девять часов!
- Мне завтра рано вставать.
- Но вы так и не ответили мне, мисс Фрэмуэлл.
- Что? - она взмахнула ресницами. - Ах, да.
Она поднялась из плетеного кресла. Поискала в темноте дверную ручку.
- Мистер Лимен, я должна подумать.
- Хорошо, - сказал он. - Нет толку спорить, правда ведь?
Дверь закрылась. Слышно было, как она неуверенно идет по душному
темному коридору. Он вздохнул и снова почувствовал у себя во лбу третий
глаз, тот глаз, что ничего не видел.
Эндрю Лимен почувствовал смутную печаль, стеснение в груди, словно
оттого, что слишком много говорил сегодня. Потом он вспомнил о белоснежной
коробке, что дожидалась его в комнате, и оживился. Он открыл дверь и по
темному коридору устремился к себе. Там он чуть не упал, поскользнувшись
на гладкой обложке "Правдивых историй". Взволнованный, он включил свет, на
ощупь откинул крышку и поднял парик с его ложа. Постоял перед зеркалом,
вдыхая запах ткани и гуммиарабика, подтягивая, ослабляя и двигая парик,
расчесывая его пряди. И вышел в коридор.
- Мисс Наоми? - позвал он, улыбаясь.
И, будто от его слов, светлая полоска под дверью погасла.
Не веря глазам, он наклонился к темной замочной скважине.
- Мисс Наоми, - снова позвал он.
В комнате - ни звука. Только темнота. Минуту спустя он робко тронул
дверную ручку. Она звякнула. До него донесся вздох мисс Фрэмуэлл. Она
что-то сказала. Потом еще, и опять он не разобрал ни слова. Раздались
легкие шаги. Зажегся свет.
- Да? - спросила она из-за двери.
- Взгляните, мисс Наоми, - взмолился он. - Откройте дверь и
взгляните.
Задвижка откинулась. Дверь приоткрылась едва на дюйм. Из щели строго
глянул большой глаз.
- Посмотрите, - объявил он гордо, приглаживая парик, чтобы он
наверняка закрывал вмятину. Ему показалось, что он видит свое отражение в
зеркале на ее туалетном столике. - Посмотрите, мисс Фрэмуэлл.
Она приоткрыла дверь пошире и посмотрела. Потом захлопнула и заперла
ее. Сквозь тонкую дверную панель донесся ее приглушенный голос.
- Я все равно вижу ваш шрам, мистер Лимен, - сказала она.
