Труба

    Дождь лил весь вечер, и свет фонарей тускло пробивался сквозь его пелену. Две сестры сидели в столовой. Старшая - Джулия - вышивала скатерть. Младшая - Анна - сидела у окна, неподвижно глядя на темную улицу.       Она прижалась лбом к стеклу, неподвижно пошевелила губами и вдруг сказала:
  - Я никогда не думала об этом раньше.
  - О чем ты? - спросила Джулия.
  - До меня только что дошло. Там же настоящий город под городом. Мертвый город там, прямо под нашими ногами.
    Джулия поджала губы и быстрее заработала иголкой.
  - Отойди-ка от окна, - сказала она. - Этот дождь на тебя что-то навевает.
  - Нет, правда. Ты когда-нибудь думала об этих трубах? Они же лежат под всем городом, под каждой улицей и выходят прямо в море. По ним можно ходить, не наклоняя головы, - быстро говорила Анна, вдохновленная дождем, падавшим с черного неба, барабанившим по мостовой и исчезавшим под решетками люков на каждом перекрестке. - А ты бы хотела жить в трубе? - Ну уж нет!
  - Но ведь это же так забавно! Следить за людьми через щелочки. Ты их видишь, а они тебя - нет. Как в детстве, когда играешь в прятки, и никто тебя не может найти. А ты все время среди них, и все видишь, знаешь все, что происходит. Вот и в трубе так же. Я бы хотела...
    Джулия медленно подняла глаза от работы.
  - Послушай, Анна, ты действительно моя сестра? Неужели нас родили одни и те же родители? Иногда мне кажется, когда ты так говоришь, что мать нашла тебя под деревом, принесла домой и вырастила в горшке. А разумом ты как была, так и осталась.
    Анна не ответила. И Джулия снова принялась за работу. Минут через пять, Анна сказала:
  - Ты, наверное, скажешь, что мне это приснилось. Может, и так.
    Теперь промолчала Джулия.
  - Может этот дождь меня усыпил, пока я здесь сидела и смотрела на него. Я думала о том, откуда этот дождь берется и куда исчезает через эти маленькие дырочки в решетках, и что там - глубоко внизу. И тут я увидела их... мужчину и женщину. Они там, в трубе. Прямо под дорогой.
  - И что же они там делают? - спросила Джулия.
  - А они должны что-нибудь делать?
  - Нет, если они сумасшедшие, - ответила Джулия. - В этом случае они могут и ничего не делать. Залезли в трубу и пускай себе сидят.
  - Нет, они не просто залезли, - убежденно сказала Анна. Она говорила, как ясновидица, наклонив голову в сторону и полуприкрыв глаза веками. - Они любят друг друга.
  - Час от часу не легче. Так это любовь заставляет их ползать по канализационным трубам?
  - Нет, они там уже долгие-долгие годы.
  - Не говори чепухи. Не могут они жить долгие годы в этой трубе, - рассердилась Джулия.
  - А разве я сказала, что они там живут? - удивленно сказала Анна. - Нет, совсем нет. Они мертвые.
    Дождь усилился и пулеметной очередью застучал по стеклу. Капли соединились и стекали вниз, оставляя неровные полосы.
  - О, Господи, - сказала Джулия.
  - Да, мертвые, - повторила Анна, смущенно улыбнувшись. - Он и она, оба мертвые.
    Эта мысль, казалось, доставила ей какое-то умиротворение: она сделала приятное открытие и гордилась этим.
  - Лучше бы ты поговорила о чем-нибудь другом.
  - Анна засмеялась:
  - Но позволь мне рассказать, как это начинается, как они возвращаются к жизни. Я так ясно это представляю, - она прижалась к стеклу, пристально глядя на улицу, дождь и крышку люка на перекрестке. - Вот они, там, внизу, высохшие и спокойные, а небо над ними темнеет и электризуется, - она откинула назад свои длинные мягкие волосы. - Вот оно светлеет, взрывается - и конец суше. Капли дождя сливаются в потоки, которые несут с собой мусор, бумажки, старые листья.
  - Отойди от окна! - сказала Джулия, но Анна, казалось, не слышала ее.
  - О, я знаю, что там внизу. Там огромная квадратная труба. Она стоит пустая целыми неделями. Там тихо, как в могиле. Только где-то высоко наверху идут машины. И труба лежит сухая и пустая, как кость в пустыне. Но вот капли застучали по ее днищу, как будто кто-то ранен и истекает кровью. Вот раздался раскат грома! А, может, это опять прогрохотала машина?
    Теперь она говорила быстрее, часто дышала, прижавшись к стеклу, как будто прошла уже изрядную часть дистанции.
  - Вода сочится узенькими змейками. Они извиваются, сливаются вместе, и вот уже одна огромная плоская змея ползет по дну трубы. Эта змея втягивает в себя все потоки, которые текут с севера и с юга, с других улиц, из других труб. Она корчится и втекает в те две маленькие сухие ниши, о которых я тебе говорила. Она медленно огибает тех двоих, мужчину и женщину, которые лежат, как японские кувшинки.
    Она сжала пальцы, переплетая руки в замок.
  - Оба они впитывают воду. Вот они уже пропитались водой насквозь. Вода поднимает руку женщины. Сначала кисть, чуть - чуть, потом предплечье, и вот уже всю руку и еще ногу. А ее волосы... - она провела по своим волосам, спадающим на плечи. - Ее волосы свободно всплывают и распускаются, как цветы в воде. У нее голубые глаза, но они закрыты...
    На улице стемнело. Джулия продолжала вышивать, а Анна все говорила и говорила. Она рассказывала, как поднимается вода и увлекает за собой женщину, приподнимает ее, ставит вертикально.
  - И женщина не противится, отдаваясь во власть воде. Она так долго лежала без движения и теперь готова начать ту жизнь, которую подарит ей вода. Немного в стороне мужчина тоже приподнимается водой.
    И Анна подробно рассказывает, как потоки медленно сближают их обоих.
  - Вода открывает им глаза. Вот уже они могут видеть друг друга, но еще не видят. Они кружатся в водовороте, не касаясь один другого. - Анна повернула голову, ее глаза были закрыты. - И вот их взгляды встречаются. В них вспыхивает фосфорический огонек. Они улыбаются... Они протягивают друг другу руки...
    Джулия оторвалась от вышивания и пристально посмотрела на сестру:
  - Хватит!
  - Поток заставляет их коснуться друг друга, поток соединяет их. О, это самое совершенство любви - два тела, покачиваемые водой, очищающей, освежающей. Это совсем безгрешная любовь...
  - Анна! Прекрати сейчас же!
  - Ну, что ты! - обернулась к ней Анна. - Они же не думают ни о чем, правда? Они глубоко внизу, и им нет до нас дела.
    Положив одну руку на другую, она мягко перебирала ими. Свет уличного фонаря, падавший на ее руки, то и дело прерывался потоками дождя и создавал впечатление, что они действительно находились в подводном мире. Между тем, Анна продолжала, как бы в полусне.
- Он высокий и безмятежный, широко раскинул руки. - Она жестом показала, как высок и легок он был в воде. - А она - маленькая, спокойная и какая-то расслабленная. Они мертвы, им некуда спешить, и никто не может приказать им ничего. Их ничто не волнует, не заботит. Они спрятались от всего мира в своей трубе. Они касаются друг друга руками, губами, а когда их выносит на перекресток труб, встречный поток тесно соединяет их... Они плывут рука в руке, покачиваясь на поверхности, и кружатся в водоворотах, неожиданно их подхватывающих, - она провела руками по стеклу, забрызганному дождем. - Они плывут к морю, а позади тянутся трубы, трубы... они плывут под всеми улицами - Гриншоу, площадь Эдмунта, Вашингтон, Мотор-Сити, Океан-Сайд и, наконец, океан. Они проплывают под табачными лавками и пивными, под магазинами, театрами, железнодорожными станциями, под ногами у тысяч людей, которые даже не знают или не думают об этой трубе...
    Голос Анны осекся. Она замолчала, потом спокойно продолжала:
  - Но вот день проходит, гроза уносится прочь. Дождь кончается, сезон дождей позади, - она, казалось, была разочарована этим. - Вода убегает в океан, медленно опуская мужчину и женщину на пол трубы, - она опустила руки на колени, не отрывая глаз от них. - Вода уходит и забирает с собой ту жизнь, которую дала этим двоим.       Они ложатся рядом, бок о бок. Где-то наверху восходит и заходит солнце, а у них вечная ночь. Они спят в блаженной тишине. До следующего дождя.
    Ее руки лежали на коленях ладонями вверх.
  - Красивый мужчина, красивая женщина... - пробормотала она, наклонив голову и зажмурив глаза. Внезапно      Анна выпрямилась и посмотрела на сестру.
  - Ты знаешь, кто это? - горько улыбнулась она.
  - Джулия не ответила, она с ужасом смотрела на сестру, бледная, с трясущимися губами.
  - Мужчина - это Френк, вот кто! А женщина - это я! - почти выкрикнула Анна.
  - Анна! Что ты...
  - Да, Френк там!
  - Но Френк пропал несколько лет назад, и уж, конечно, он не там, Анна!
  - Он, наверное, очень одинокий человек, который никогда, нигде не путешествовал.
  - Откуда ты знаешь?
  - Он так похож на человека, который никогда не путешествовал, но очень бы хотел этого. Это видно по его глазам.
  - Так ты знаешь, как он выглядит?
  - Да, очень больной, очень красивый. Знаешь, как болезнь делает человека красивым? Она подчеркивает тончайшие черты его лица.
  - И он умер?
  - Да! Пять лет назад, - Анна говорила медленно и распевно, опуская и поднимая ресницы и в такт со словами.      Казалось, она собирается рассказать длинную, одной ей известную историю, начав ее медленно, а затем все быстрее и быстрее, пока не достигнет кульминации с широко раскрытыми глазами и дрожащими губами. Но сейчас было медленное начало, хотя в ее голосе слышались приглушенные нервные нотки.
  - Пять лет назад этот человек шел по улице. Он знал, что ему еще много дней придется ходить по той же самой улице. Он подошел к крышке люка, похожей на железную вафлю, заглянул туда и услышал, как внизу, под его ногами, шумит подземная река, как она несется прямо к морю. - Анна вытянула руку вперед. - Он медленно наклонился, отодвинул крышку люка и увидел несущийся поток и металлические ступеньки, уходящие в него. Тогда он подумал о ком-то, кого он очень хотел любить, но не мог. И пошел вниз по ступенькам, пока не скрылся совсем...
  - А как насчет нее? - спросила Джулия, перекусывая нитку. - Когда она умерла?
  - Я точно не знаю. Она какая-то новенькая. А может быть она умерла только что... Но она мертвая. Удивительно прекрасная и мертвая. - Анна восхитилась образом, возникшем у нее в сознании. - Только смерть может сделать женщину действительно красивой. Вся она становится воздушной, и волосы ее тончайшими нитями развеваются в воде. Никакие школы танцев не могут придать женщине такой легкости, грациозности, изящества. - Анна сделала рукой жест, выражавший утонченную грациозность.
  - Он ждал ее пять лет. Но до сих пор она не знала, где он. Но теперь они вместе и останутся вместе навсегда...      Когда пойдут дожди, они оживут. А во время засухи они будут отдыхать - лежать в укромных нишах, как японские кувшинки - старые, засохшие, но величавые в своей отрешенности.
    Джулия поднялась и зажгла еще одну лампу.
    Теперь Анна обращалась ни к кому - ко всем сразу - к Джулии, окну, стене, улице.
  - Бедный Френк, - говорила она, глотая слезы. - Я не знаю, где он. Он нигде не мог найти себе места в этой жизни. Его мать отравила ему все существование! И он увидел трубу и понял, что там хорошо и спокойно. О, бедный Френк! Бедная Анна, бедная я, бедная! Джулия, ну почему я не удержала его, пока он был со мной! Почему я не вырвала его у матери!
  - Замолчи! Замолчи сейчас же, и чтобы я этого больше не слышала!
    Анна повернулась к окну и, тихонько всхлипывая, положила руку на стекло. Через несколько минут она услышала, как сестра спросила:
  - Ты кончила?
  - Что?
  - Если ты кончила реветь, то иди сюда и помоги мне, а то я не справлюсь до утра.
    Анна подняла голову и подсела к сестре.
  - Ну что там?
  - Здесь, и вот здесь, - показала Джулия.
    Анна взяла иголку и села поближе к окну. Сумерки сгущались, темнота усиливалась дождем, и только вспыхивающие время от времени молнии освещали крышку люка на мостовой.
    Примерно полчаса они работали молча. Джулия почувствовала, что у нее слипаются глаза. Она сняла очки и откинулась в своем кресле. Буквально через тридцать секунд она открыла глаза, потому что хлопнула входная дверь и послышались чьи-то торопливые удаляющиеся шаги.
  - Кто там? - спросила Джулия, нащупывая свои очки. - Кто-то стучался, Анна?
    Она, наконец, одела очки и с ужасом уставилась на пустой стул, на котором только что сидела Анна.
  - Анна! - она вскочила и бросилась в сени. Дверь была распахнута, и дождь злорадно стучал по полу.
  - Она просто вышла на минутку, - дрожащим голосом сказала Джулия, близоруко вглядываясь в темноту. -  Она сейчас вернется, правда, Анна, дорогая! Ну ответь же мне, сестренка!
    Крышка люка на мостовой приподнялась и опустилась. Дождь продолжал выстукивать на ней свой ритм.