Серое детство
Мадам Вассерман застала семилетнюю Мадлену
врасплох в тот момент, когда та гладила мертвую
птицу.
Она возвращалась из школы Сен-Венсенской
дорогой, спешила, опасаясь нового раската грозы,
и вдруг остановилась на обочине. Мадам Вассерман
высмотрела ее издалека и специально слезла с
велосипеда.
В левой руке девочка держала голубя, а правой его
гладила. Мертвая серая головка висела между ее
большим и указательным пальцем.
Ранец Мадлены лежал в луже, сама она, не жалея
своей черной накидки, сидела прямо на мокрой
насыпи.
Ветер стих и черные тучи, казалось, медленно
опускались на деревенские крыши. Серый асфальт
блестел. Мадам Вассерман остановилась на другой
стороне дороги, придерживая велосипед рукой;
Мадлена опустила глаза на голубя.
-- Брось это в канаву! -- завопила старуха.
Мадлена ее ненавидела. В школе все знали, что она
гнусная колдунья, которая ест маленьких детей и
вызывает войны; ее муж от горя разболелся, а сын,
пока не поздно, сбежал из дома.
-- Брось эту гадость!
Маленькая девочка подняла глаза, посмотрела на
старуху, будто пригвоздила взглядом, сунула
голубя за пазуху и побежала.
Подбрасывая полы накидки, замелькали голые икры
и маленькая черная фигурка растворилась в тени
парка, который начинался тут же, справа.
-- А ранец?!
Мадлена не стала задерживаться на аллее из
гравия, ей не хотелось рисковать; старуха на
велосипеде могла устроить здесь настоящие гонки.
Она свернула на утрамбованную земляную дорожку,
которая тотчас скрыла ее от чужих глаз. Она
пробежала вдоль высокой крепостной стены, увитой
плющом.
Дождь прекратился четверть часа назад и с
деревьев капало. Она набросила капюшон, вжала
голову в плечи и перешла на шаг.
Hебо было таким серым, что под сводом деревьев,
казалось, почти наступила ночь.
Мадлена дошла до места, где дорожка терялась в
траве. Она вытащила голубя из-за безопасной
пазухи, чтобы чувствовать себя свободнее, и
отвела в сторону тяжелые нижние ветки кедра.
Мокрая трава украшала ее черные лакированные
туфели крохотными жемчужными капельками.
Она добралась до другой тропинки, которая вела
прямо к ее хижине.
Это был сарай, которым когда-то пользовался
садовник. Серая краска облупилась, окно заросло
плющем, но само сооружение казалось прочным; на
входной двери красовался новый засов, блестящий,
будто из чистого золота.
Перед входом стояла заброшенная садовая скамья
из зеленого дерева. Мадлена уселась на нее.
Скинула капюшон, потрясла головой и положила
голубиный трупик рядом с собой.
Закрыла глаза и вздохнула.
Мадлена переживала серое детство.
Со дня отпевания она уже сто раз слышала, как
взрослые в пол-голоса повторяли, что она
"потеряла" свою маму, но прекрасно понимала,
что искать бесполезно.
Тетя, которая взяла ее к себе после смерти мамы и
поселила их вместе со старшей сестрой в своем
большом особняке, часто говорила, что Мадлена
"трудный" ребенок. Вслух она говорила
"трудный", а про себя думала "странный".
Разве она не застала девочку в саду, когда та
лежала на спине на клумбе ноготков и делала вид
будто она мертвая?
С первого дня Мадлена не приняла дом. Тетя отвела
ей просторную комнату с окном в парк. Мадлена
терпеть не могла это огромное окно, которое ей не
удавалось открыть одной, не выносила мраморный
камин, ненавидела полосы на обоях, успевшие так
намозолить глаза, что даже смотреть не хотелось;
она сворачивалась в крохотный калачик на
двуспальной постели и соглашалась делать уроки
только за кухонным столом.
Hочи, в которых уже не было дыхания сестры на
соседней кровати, растягивались до
бесконечности, и долгие часы бессонного ожидания
лишали задора ее дни.
Тетя беспокоилась, врач ставил диагноз: у Мадлены
было "потрясение".
Учитывая ее склонность к тишине и потребность в
покое, тетя отдала ей хижину в парке. В дверь
врезали новый замок, единственный ключ от
которого был у Мадлены. Это был ее дом. Каждый
день, после школы маленькая девочка проводила
два часа в этом убежище, и именно там она хранила
свою коллекцию.
Чтобы вытащить ключ из кармана накидки, Мадлене
пришлось встать со скамейки. Она подошла к двери,
поднялась на цыпочки и вставила ключ в скважину.
Повернула его два раза и вернулась к скамейке.
Расстегнула крючок, на котором держалась
накидка, развязала лиловый платок и закрыла им
рот и нос. Прижала его изо всех сил и завязала на
затылке.
Как можно нежнее она обхватила трупик голубя
согнутыми ладошками.
-- Пойдем, красивая мертвая птица, -- прошептала
она сквозь шерсть платка.
Затем она набрала полные легкие теплого воздуха,
задержала дыхание и открыла дверь.
Едва переступив порог, она захлопнула дверь
ногой, положила голубя на верстак. Ее затошнило и
дрожь всколыхнула накидку. Она пересилила
тошноту и произвела ритуальный осмотр своих
сокровищ. Она никогда бы не согласилась выйти из
хижины, не назвав и не указав перед этим каждую
вещь в своей коллекции. В ней был букет
высушенных листьев, усохшее растение в полном
потрескавшейся земли горшке, голая ветка,
булыжник, череп барана, пластинка Морта Шумана и
книга, которую она еще не читала, но у которой
было такое красивое название: "Мертвый осел и
женщина, казненная на гильотине"; летом она
будет достаточно сильна в чтении, чтобы к ней
приступить. Hо эту первую серию предметов она
воспринимала как разносортицу по сравнению с
жемчужинами коллекции, разложенными на верстаке.
Она посмотрела на свою засушенную красную рыбку.
-- Мертвая рыба.
Затем вновь прибывший.
-- Мертвый голубь.
И наконец ее кошка.
У нее была огромная дыра в голове и сломанная
передняя лапа. Рядом находился камень,
испачканный чем-то коричневым. Труп кошки лежал
здесь уже много дней и начинал разлагаться.
Именно из-за этого запаха Мадлена делала себе
маску из платка.
Она посмотрела на нее требовательно, прошептала:
"Мертвая кошка" и внезапно, выдохнув весь
сдерживаемый в легких воздух, завопила, как будто
желая упредить возможное обвинение:
-- Она и так еле дышала!
Она повернулась на сто восемьдесят градусов,
выскочила, захлопнула дверь и сделала глубокий
вдох. Лицо у нее было багровым. Резким движением
она сдернула платок. Отдышавшись, закрыла дверь
на два оборота, сунула ключ в карман и
направилась в сторону дома.
Она подошла к дому с задней стороны и вошла прямо
на кухню. Кухарка сразу же ей объявила, что тетя
ждет ее в розовой гостиной. По ее виду Мадлена
поняла -- в воздухе пахнет грозой.
Она неторопливо обошла длинный стол, проводя
указательным пальцем по краю, затем, даже не
подумав снять свою черную накидку, вошла в
гостиную.
Тетя сидела на софе, в свете торшера. Она листала
журнал.
Увидев вошедшую Мадлену, она сняла ногу с колена
и поднялась. Затем наклонилась и подобрала ранец,
лежащий у ее ног.
-- Мадлена, вот твой ранец. Ты, кажется, оставила
его в луже, возвращаясь из школы.
Мадлена бросила безразличный взгляд на ранец,
потом перевела его на тетю.
-- Твои учебники и тетрадки промокли.
Она вынимала их одну за другой и бросала на софу.
Мадлена смотрела на них и не двигалась.
-- Мадам Вассерман все это принесла сюда.
Тетя с брезгливым видом выпустила из рук ранец,
тот упал на ковер.
-- Ты сейчас спустишься в деревню, чтобы ее
поблагодарить.
Мадлена, не опуская глаз, только покачала
головой.
-- Она специально приехала сюда на велосипеде, ты
должна пойти и поблагодарить ее.
Мадлена снова покачала головой.
Hичего не говоря, тетя долго выжидала, надеясь,
что маленькая девочка передумает. Hо та не
передумала.
Мадлена опустила глаза, быстро взглянула на
носки туфель, вдавленные в толстую шерсть ковра,
и снова перевела глаза на тетю.
Тетя внезапно рявкнула:
-- Ты туда пойдешь или будешь наказана.
Мадлена судорожно затрясла головой, длинные
черные волосы хлестали ее по лицу. В ее движениях
было столько неистовства, что тетя смягчилась.
-- Августина сходит с тобой.
Мадлена продолжала упиваться своей яростью. Тетя
положила ей на голову руку, чтобы успокоить.
-- Ты предпочитаешь пойти с сестрой?
Мадлена сжала зубы, прищурила глаза, вперила свой
взгляд в тетины глаза, но ничего не ответила. Они
долго смотрели друг на друга и тетя первой отвела
взгляд.
-- Почему? -- просто спросила она.
Мадлена снова начала тихонько покачивать
головой.
Тетя потеряла всякое терпение. Этому надо было
положить конец. Она выпрямилась и протянула
вперед руку.
-- Ключ!
У Мадлены в горле образовался ком, слезы защипали
веки, но ни одна из них не выступила наружу. Она
отвела полу накидки, достала из кармана ключ и
протянула его.
В темноте комнаты тетя видела лишь золотой
отсвет ключа и двойной блеск черных глаз.
Быстро, как будто стыдясь, она вырвала ключ и
спрятала его.
Слеза выкатилась на щеку Мадлены. Она не шмыгала
носом, она не вытирала его. Промолчав в последний,
заключительный раз, она развернулась и пошла к
себе в комнату. Свет в коридоре она не зажигала.
Взбираясь по лестнице, она решила быть по-настоящему
грустной и всегда иметь мешки под глазами.
source: Поль Фурнель "Маленькие девочки дышат
тем же воздухом, что и мы". "Красный
матрос", СПб, 1998. перевод: Валерий Кислов.
электронная обработка текста: [a-z]
Поль Фурнель (1947-) --
французский писатель, член объединения
"Мастерская потенциальной литературы".
Помимо "Маленьких девочек...", его перу
принадлежат сборники рассказов "Толстые
мечтательницы" и "Атлеты про себя", а
также романы "Лишний рокер" и "Мужчина
смотрит на женщину".
Написать нам Конференция |