1
- Льет, как из ведра, - сказала Черил, и я кивнул, соглашаясь.
За большими, почти во всю стену, окнами закусочной на насосы бензоколонки обрушилась плотная пелена дождя; эта колышущаяся завеса двинулась дальше, через автостоянку, и с такой силой ударила в зеркальные стекла "Большого Боба", что те задребезжали, точно чьи-то потревоженные в могиле косточки. Красная неоновая вывеска, укрепленная над закусочной на вершине высокого стального шеста (так, чтобы было видно водителям грузовиков, следующих по соединяющей соседние штаты автостраде), сообщала: "ЗАПРАВКА БОЛЬШОГО БОБА! ДИЗЕЛЬНОЕ ТОПЛИВО! СЪЕСТНОЕ!" Снаружи, в ночи, подцвеченные алым стремительные потоки проливного дождя хлестали по моему не первой молодости грузовику-пикапу и младенчески-голубому "Фольксвагену" Черил.
- Ну, - сказал я, - сдается мне, что либо эта гроза намоет сюда с шоссе какого-нить народу, либо можно будет спокойно сворачиваться. - Стена дождя на мгновение расступилась, и я увидел, как, сгибаясь и всплескивая, мечутся из стороны в сторону верхушки деревьев в лесу на другой стороне шоссе N47. За входной дверью, словно пытающийся проскрестись внутрь зверь, тонко подвывал ветер. Я поглядел на электронные часы за стойкой. Без двадцати девять. Обычно мы закрывались в десять, но в тот вечер, да при том, что в прогнозах погоды предупреждали об опасности возникновения торнадо, меня так и подмывало повернуть ключ в замке чуть пораньше. - Вот что я тебе скажу, - проговорил я. - Коли к девяти сюда не набьется народ, сматываем удочки. Заметано?
- О чем разговор, - откликнулась Черил. Еще мгновение она смотрела на грозу, потом снова принялась убирать на полки из нержавейки только что помытые тарелки, кофейные чашки и блюдца.
По небу с запада на восток прошелся пылающий хлыст молнии. Лампы в закусочной мигнули и вновь загорелись ровно; грянул гром, и мне почудилось, будто земля содрогнулась и эта дрожь передалась мне даже сквозь подметки ботинок. Конец марта в южной Алабаме - начало сезона торнадо, и за несколько последних лет мимо "Большого Боба" случалось проноситься вихрем настоящим громадинам. Я знал, что Элма дома и что коли-ежели она заприметит смерч навроде того, что в восемьдесят втором перед нашими глазами проплясал по лесу примерно в двух милях от нашей фермы, то смекнет по-быстрому забраться в погреб.
- Что, хиппушка, собираешься в выходные на какие-нибудь оргии-радения? - спросил я у Черил, главным образом для того, чтобы отвлечься от мыслей об урагане... ну, и чтоб подразнить ее, тоже.
Черил было под сорок, но клянусь - когда она усмехалась, то могла сойти за пацанку.
- Любопытство одолевает, а, деревенщина? - откликнулась она. То же самое эта женщина отвечала на все мои подначки. Руки Черил Лавсонг [Love song - песня любви] - я знаю, что это не могла быть ее настоящая фамилия, - отлично знали, что такое тяжелая работа, и с обязанностями официантки эта женщина справлялась просто здорово. А коли она заплетала свои длинные светлые с проседью волосы в косы на индейский манер, носила хиппарские головные повязки или являлась на работу в собственноручно выкрашенном разводами балахоне, меня это никак не колыхало. Лучшей подавальщицы у меня ни до, ни после не бывало, и со всеми Черил отлично ладила, даже с нами, тупоголовыми южанами. Да, я простой южанин и горжусь этим: я пью неразбавленный виски "Ребл Йелл", а в моих любимых песнях поется о том, как порядочные женщины, сбившись с пути, упражняются в беге на длинные дистанции по дорожке, ведущей в никуда. Своих двух мальчуганов я выучил молиться Богу и салютовать флагу, и кому это не по вкусу, тот может провести с Большим Бобом Клэйтоном пару-тройку раундов.
Черил, бывало, выйдет да расскажет, как в конце шестидесятых жила в Сан-Франциско, ходила на всякие там радения, марши мира и все такое прочее. А напомнишь ей, что на дворе восемьдесят четвертый год и в президентах у нас Ронни Рейган, - так глянет, точно ты ходячая коровья лепешка. Но я всегда надеялся, что, когда вся хиппозная пыль выветрится у Черил из головы, эта женщина начнет думать, как настоящая американка.
Элма мне сказала: только начни заглядываться на Черил - гореть твоей заднице синим пламенем; да только я, пятидесятипятилетний деревенщина, бросил сеять свое дикое семя больше тридцати лет назад, когда повстречал женщину, на которой женился.
- Иллюминация, держи карман шире, - пробормотал я. Закусочная была крепкой, как Священное Писание, а потому гроза меня не слишком тревожила. Но в эдакую бурную ночь, да коли торчишь, как "Большой Боб", в сельской местности, возникает такое чувство, будто ты за тридевять земель от цивилизации... хоть до Мобила всего двадцать семь миль к югу. В такую бурную ночь появляется ощущение, что всякое может случиться, да так быстро, что глазом моргнуть не успеешь - так, бывает, сверкнет в темноте прожилка молнии. Я взял мобилский "Пресс-Реджистер", который полчаса назад оставил на стойке последний клиент, шофер грузовика, следовавшего в Техас, и начал с трудом одолевать новости, по большей части плохие: арабские страны по-прежнему бранились и вздорили по пустякам, точно выряженные в белые бурнусы Хэтфилды с Маккоями; в Мобиле двое ограбили "Квик-Март" и были убиты в перестрелке полицией; фараоны вели расследование кровавой бойни, учиненной в одном мотеле близ Дэйтона-Бич; в Бирмингеме из детского приюта украли младенца. Кроме очерков, в которых говорилось, что экономика переживает подъем и что Рейган поклялся показать комми, кто хозяин в Сальвадоре и Ливане, ничего хорошего на первой странице не было.
Закусочную сотряс удар грома; я оторвался от газеты и поднял глаза: к моей стоянке проплыли вынырнувшие из пелены дождя фары.
2
Фары эти были установлены на патрульной машине Управления службы дорожного движения штата Алабама.
- Недожарить, лука не надо, булочки подрумянить посильнее, - Черил в ожидании заказа уже делала пометки в своем блокноте. Я отложил в сторону газету и отправился к холодильнику за мясом для гамбургеров.
Когда дверь открылась, порыв ветра швырнул за порог мелкие брызги дождя, кусачие, что твои дробинки.
- Здорово, ребята! - Скинув свой черный дождевик, Деннис Уэллс повесил его на вешалку у двери. Форменную фуражку Денни, точь-в-точь такую же, как у киношного грубияна-патрульного, укрывал защитный пластиковый чехол, унизанный бусинами дождевых капель. Денни подошел к стойке, занял свое обычное место у кассы и снял фуражку, обнаружив редеющие светлые волосы. Сквозь них просвечивала бледная кожа. - Чашечку черного кофе и непрожаренный... - Черил уже пододвигала ему кофе, а мясо шипело на жаровне. - Экие вы нынче расторопные! - сказал Деннис; то же самое он говорил всякий раз, как заглядывал к нам, то бишь почти каждый вечер. Занятно, какими привычками обзаводишься незаметно для себя самого.
- Мать честная, не то слово! Тачку мою ветер мили три, не то четыре чуть не кувырком по шоссе гнал. Я уж думал, целоваться мне нынче вечером с мостовой. - Деннис был рослым, крепким парнем тридцати с небольшим лет; над глубоко посаженными светло-карими глазами нависали густые светлые брови. У него была жена и трое ребятишек, и чуть что, Деннис живо раскидывал перед вами полный бумажник их фотографий. - Не думаю, что сегодня мне придется гоняться за любителями скоростной езды. Зато аварий, небось, будет вагон и маленькая тележка. Черил, ты сегодня просто картинка, ей-Богу.
- И все-таки это все та же прежняя я. - Черил отродясь не красилась - ни капли косметики, хотя было дело, пришла раз на работу со щеками красными, что твой маков цвет. Она жила в нескольких милях от закусочной и, как я догадывался, выращивала там у себя ту чудную травку. - Есть на дороге грузовики?
- Да видел несколько... но не так, чтоб много. Шофера не дураки. По радио говорят, до того, как получшеет, сперва еще похужеет. - Деннис отхлебнул кофе и скроил гримасу. - Мать честная, до чего крепкий! Того гляди выскочит из чашки и спляшет джигу, милая ты моя!
Поджарив мясо так, как любил Деннис, я положил бургер на тарелку с жареной картошкой и вручил ему.
- Бобби, как с тобой обходится жена? - спросил Деннис.
- Жалоб нет.
- Приятно слышать. Вот что я тебе скажу: хорошая баба стоит столько золота, сколько в ней весу. Эй, Черил! По вкусу бы тебе пришелся молодой красивый муж?
Черил улыбнулась, зная, что за этим последует.
- Того, кого я жду, еще не сотворили.
- Так-то оно так, но ведь и с Сисилом ты еще не знакома! Всякий раз, как мы с ним видимся, он спрашивает про тебя, а я знай твержу, что делаю все, чтоб свести вас друг с дружкой. - Сисил, брат жены Денниса, торговал "Шевроле" в Бэй-Майнетт. Последние четыре месяца Деннис подкалывал Черил на тему свидания с Сисилом. - Он тебе понравится, - пообещал Деннис. - У него много моих качеств.
- Ну, тогда другое дело. В таком случае я уверена, что не хочу с ним знакомиться.
Деннис скривился.
- Жестокая ты женщина! Вот что бывает, если курить банановые шкурки - становишься гадкой злюкой. Читает кто-нибудь эту газетенку? - Он потянулся за газетой.
- Только тебя она и дожидается, - сказал я. Громыхнул гром; судя по звуку, гроза приближалась к закусочной. Лампы погасли, тут же загорелись вновь... потом еще раз мигнули, и только после этого освещение пришло в норму. Черил занялась приготовлением свежего кофе, а я смотрел, как дождь хлещет по окнам. Сверкнула молния, и я разглядел, что деревья раскачиваются так сильно, что того гляди сломаются.
Деннис ел свой гамбургер и читал.
- Батюшки, - сказал он несколько минут спустя, - ничего себе обстановочка в мире, а? У дикарей у этих, у арапов черномазых, руки так и чешутся затеять войну. В Мобиле парни из городского управления устроили прошлой ночью небольшую пальбу. Молодцы. - Он умолк, нахмурился, и толстым пальцем постучал по газете. - Не понял.
- Ты про что?
- А вот про что. Пару дней назад, во Флориде, неподалеку от Дэйтона-Бич, в мотеле "Приют под соснами" убито шесть человек. Мотель стоит на отшибе, в лесу. Поблизости - только пара блочных домов, и никаких выстрелов никто не слышал. Тут сказано, что один старикан видел, как на мотель упало что-то вроде яркой белой звезды - так ему показалось - и все, кранты. Странно, а?
- НЛО, - предположила Черил. - Может быть, он видел НЛО.
- Угу, а я зеленый человечек с Марса, - съехидничал Деннис. - Я серьезно. Странно это. Мотель так изрешетило, будто там шла война. Все погибли - даже собака и канарейка управляющего. Машины на улице перед мотелем разнесло в куски. Думаю, один из взрывов и разбудил народ в тех домах. - Он опять пробежал очерк глазами. - Два трупа на стоянке, один прятался в сортире, один заполз под кровать, а двое всю мебель подчистую сволокли к дверям, чтоб заблокировать их. Хотя, похоже, ни хрена это не помогло.
Я хмыкнул:
- Надо думать.
- Ни мотива, ни свидетелей. Дескать, лучше думайте, что флоридские фараоны перетрясают кусты и прочесывают лес в поисках опасного маньяка... или, как тут написано, возможно, маньяков. - Деннис оттолкнул газету и похлопал висевшую у бедра кобуру с табельным револьвером. - Попадись он - или они - мне, узнает, как связываться с алабамской полицией! - Деннис бросил быстрый взгляд на Черил и озорно улыбнулся. - Небось, это какой-нибудь чокнутый хиппарь обкурился своих теннисных туфель.
- Сперва попробуй, потом будешь хаять, - откликнулась Черил сладким голосом и посмотрела за Денниса, в окно, на грозу. - Бобби, какая-то машина заезжает.
Вниз по мокрым окнам скользнул ослепительно яркий свет фар. Это оказался "стэйшн-вэгон" с выкрашенными под дерево боковыми панелями; объехав вокруг насосов бензоколонки, он остановился рядом с патрульной машиной Денниса. Номер на переднем бампере был именной, с надписью "Рэй и Линди". Фары погасли, и все дверцы немедленно распахнулись. Из автомобиля появилась целая семья: мужчина, женщина, маленькая девочка и мальчик лет восьми-девяти. Спасаясь от дождя, они заспешили в дом, и Деннис поднялся и открыл им дверь.
По дороге от машины к закусочной все они порядком промокли, а лица у них были обалделые и полусознательные, как у людей, много времени проведших в дороге. Мужчина был седой, кудрявый, в очках; женщина - стройная, темноволосая и хорошенькая. Ребятишки смотрели сонно. Все были хорошо одеты, мужчина - в желтом свитере с таким крокодильчиком на груди. По их отпускному загару я догадался, что они туристы и держат путь на север - возвращаются со взморья после весенних каникул.
- Проходите, садитесь, - сказал я.
- Спасибо, - ответил мужчина. Они втиснулись в одну из кабинок возле стеклянной стены. - Мы увидели вашу вывеску с шоссе.
- В такую ночь на шоссе худо, - сказал им Деннис. - Везде передают предупреждения насчет торнадо.
- Мы их слышали по радио, - сказала женщина, Линди, если номер на машине не врал. - Мы едем в Бирмингем и думали, будто гроза нам не помеха. Надо было остановиться в "Холидэй-Инн" - мы ее проехали миль за пятнадцать до вас.
- Это было бы неглупо, - согласился Деннис. - Искушать судьбу смысла нет. - Он вернулся на свой табурет.
Новоприбывшие заказали гамбургеры, жареную картошку и кока-колу. Мы с Черил принялись за работу. Молния в очередной раз заставила лампы в закусочной замигать, а от раската грома ребятишки так и подпрыгнули. Когда еда была готова и Черил подала клиентам заказ, Деннис сказал:
- Вот что я вам скажу. Как пообедаете, ребята, я вас провожу обратно, до "Холидэй-Инн". А утром можете отправляться дальше. Ну, что?
- Отлично, - благодарно отозвался Рэй. - По-моему, нам все равно вряд ли удастся сильно продвинуться вперед. - Он снова занялся едой.
- Ну, - негромко сказала Черил, останавливаясь рядом со мной, - что-то мне не кажется, что мы попадем домой рано, а?
- Наверное, нет. Извини.
Она пожала плечами.
- Но это же издержки производства, так ведь? Во всяком случае, это не самое плохое место, где можно застрять. Я могу придумать и похуже.
Я подумал, что Элма, пожалуй, тревожится обо мне, и потому пошел к таксофону, чтобы позвонить ей. Я бросил в аппарат четвертак, но сигнал в трубке выл точь-в-точь как кошка, на которую наступили. Я повесил трубку и попробовал набрать номер еще раз. Пронзительный кошачий вой продолжался.
- Черт! - пробурчал я. - Никак, линия накрылась.
- Тебе надо было открыть заведение поближе к городу, Бобби, - сказал Деннис. - Никогда не мог понять, на кой тебе понадобился кабак в такой глухомани. Был бы ты поближе к Мобилу, так, по крайней мере, и телефон работал бы приличнее, и свет горел бы луч...
Визг тормозов на мокром бетоне не дал ему договорить, и Деннис развернулся вместе с табуретом.
Я поднял глаза: на стоянку на большой скорости, вздымая колесами водяные султанчики, круто свернула какая-то машина. Было несколько секунд, когда я думал, что она въедет прямиком в стеклянную стену закусочной... но потом тормоза сработали и, едва не задев крыло моего пикапа, машина резко остановилась. В красном сиянии неона я разобрал, что это потрепанный и разбитый старый "Форд-Фэрлэйн", не то серый, не то тускло-бежевый. От помятого капота поднимался пар. Фары еще с минуту горели, потом мигнули и погасли. Из машины выбралась какая-то фигура; медленно, прихрамывая, она двинулась к закусочной.
Мы следили за ее приближением. Тело Денниса напоминало сжатую, готовую развернуться пружину.
- Вот мы и получили богатенького клиента, старина, - проговорил он.
Дверь открылась, и, впустив порыв обжигающего ветра с дождем, в мою закусочную шагнул человек, похожий на ходячую смерть.
3
Он был такой мокрый, словно ехал с опущенными стеклами. И тощий, кожа да кости; даже вымокнув до нитки, он со всеми причиндалами весил в лучшем случае фунтов сто двадцать. Непокорные темные волосы облепили голову, а не брился он неделю, а то и больше. С изможденного, мертвенно-бледного лица смотрели поразительно синие глаза; их внимательный взгляд быстро обшарил закусочную, на несколько секунд задержавшись на Деннисе. Потом этот человек захромал к дальнему концу стойки и там уселся. Черил принесла ему меню. Он вытер глаза, избавляясь от попавшей в них дождевой воды.
Деннис уставился на него. Когда он заговорил, в его голосе звучала вся агрессивность человека, облеченного властью и полномочиями.
- Эй, приятель.
Мужчина не отрывал глаз от меню.
- Эй, я к тебе обращаюсь.
Мужчина отложил меню в сторону и достал из нагрудного кармана пятнистой армейской рабочей куртки мокрую пачку "Кул".
- Слышу, не глухой, - сказал он; голос у него был низким и сиплым и не вязался с весьма далеким от крепкого сложением.
- А тебе не кажется, что ехал ты чуток быстровато - для такой-то погодки?
Мужчина пощелкал зажигалкой, добыл, наконец, огонек, прикурил и глубоко затянулся.
- Угу, - ответил он. - Что да, то да. Извини. Увидел вывеску, ну, и заторопился сюда. Мисс! Пожалуйста, чашечку кофе. Горячего и по-настоящему крепкого, договорились?
Черил кивнула, повернулась и чуть не налетела на меня - я не спеша шел вдоль стойки, чтобы выбить чек.
- Будешь так спешить, убьешься, - предостерег Деннис.
- Верно. Прошу прощения. - Мужчина вздрогнул и одной рукой откинул со лба спутанные волосы. Вблизи я разглядел в уголках его глаз и вокруг рта глубокие морщинки и подумал, что парню под сорок, если не больше. Запястья у него были тонкие, как у женщины, а вид такой, точно он больше месяца не ел нормально. Он не сводил покрасневших, налитых кровью глаз со своих рук. "Небось, под кайфом", - подумал я. У меня от этого типа мурашки шли по спине. Потом его глаза - бледно-голубые, почти белые - остановились на мне, и меня будто пригвоздило к полу. - Что-то не так? - спросил он - без грубости, только с любопытством.
- Да нет. - Я покачал головой. Черил подала ему кофе и отошла, чтобы вручить Рэю и Линди их чек.
Человек в армейской робе не положил ни сахара, ни сливок. От кофе поднимался пар, но он залпом осушил половину чашки, точно там было грудное молоко.
- Эх, хорошо, - сказал он. - Не даст заснуть, верно?
- Не то слово. - На нагрудном кармане его куртки виднелись едва различимые контуры букв - когда-то там было вышито имя. По-моему, Прайс, но я мог и ошибаться.
- Вот этого мне и надо. Не засыпать, сколько смогу. - Он допил кофе. - А можно еще чашечку? Пожалуйста.
Я налил ему еще кофе. Он выпил его так же быстро, потом устало потер глаза.
- Что, долго пробыли в дороге?
Прайс кивнул.
- Сутки. Не знаю, что устало больше - голова или задница. - Он опять поднял на меня внимательный взгляд. - А что-нибудь другое из питья у вас найдется? Как насчет пивка?
- Извиняюсь, нет. Не смог получить лицензию на спиртное.
Он вздохнул.
- Тоже неплохо. А то еще сморило бы. Но сейчас я предпочел бы пиво. Один глоток, промыть рот. - Он взял свой кофе, я улыбнулся и уже начал отворачиваться... но тут оказалось, что держит он не чашку. В руках у него была банка "Будвайзера", и на мгновение я почувствовал резкий запах только что раскупоренного пива.
Мираж длился от силы пару секунд. Я моргнул, и в руках у Прайса вновь оказалась чашка.
- Тоже неплохо, - повторил он и поставил ее на стойку.
Я глянул на Черил, потом на Денниса. Никто не обращал на нас внимания. "Черт! - подумал я. - Не те еще мои годы, чтоб было плохо с головой либо с глазами". Вслух я сказал: "э...", а может, издал какой другой дурацкий звук.
- Еще чашечку, - попросил Прайс. - А потом покачу-ка я лучше дальше.
Когда я брал чашку, рука моя дрожала, но, коли Прайс и заметил это, то ничего не сказал.
- Поесть не хотите? - спросила его Черил. - Как насчет большой тарелки рагу из говядины?
Он покачал головой.
- Нет, спасибо. Чем скорей я вернусь на дорогу, тем будет лучше.
Вдруг Деннис вместе с табуреткой резко развернулся к нему, наградив тем холодным неподвижным взглядом, на какой бывают способны только полицейские да инструктора строевой подготовки.
- На дорогу? - Он засопел. - Приятель, ты хоть раз попадал в торнадо? Лично я собираюсь проводить вон тех вон симпатяг в "Холидэй-Инн" - это пятнадцатью милями южнее. Ежели ты не дурак, то и сам там переночуешь. Что толку пытаться...
- Нет. - В голосе Прайса звучала железная решимость. - Я проведу ночь за рулем.
Деннис прищурился.
- Почему такая спешка? Может, за тобой кто гонится?
- Ночные пластуны, - сказала Черил.
Прайс обернулся к ней так, точно схлопотал пощечину, и я увидел, как в его глазах промелькнуло что-то очень похожее на страх.
Черил показала на зажигалку, которую Прайс оставил на стойке рядом с пачкой "Кул". Это была видавшая виды серебряная зажигалка "Зиппо" с гравировкой "Ночные пластуны" над двумя скрещенными винтовками.
- Простите, - сказала Черил. - Я только что заметила это, и мне стало интересно, что оно означает.
Прайс убрал зажигалку.
- Я был во Вьетнаме, - объяснил он. - В моем подразделении такую зажигалку получал каждый.
- Эй, - в тоне Денниса вдруг зазвучало уважение, которого не было раньше. - Так ты ветеран?
Прайс молчал так долго, что я уж подумал - он не собирается отвечать. В тишине я услышал, как девчушка толкует матери, что жареная картошка "кусенькая".
Прайс сказал:
- Да.
- Вот это да! Слышь, я и сам хотел пойти, но у меня была бронь... и потом, к тому времени дела там все равно сворачивались. Ты бои-то видел?
На губах Прайса промелькнула слабая, горькая, язвительная улыбка.
- Да уж насмотрелся, даже слишком.
- И кем же? Пехтура? Морская пехота? Рейнджеры?
Прайс взял третью чашку кофе, отхлебнул и поставил чашку обратно. Он на несколько секунд прикрыл глаза, а когда снова открыл их, взгляд его был пустым, устремленным в никуда.
- "Ночные пластуны", - негромко проговорил он. - Спецподразделение. Развертываемое для разведки позиций вьетконговцев в подозрительных деревнях. - Он сказал это так, словно цитировал устав. - Мы здорово наползались в потемках по рисовым полям да джунглям.
- Готов спорить, пару-тройку вьетконгов ты и сам уложил, а? - Деннис поднялся и перешел на другое место, за несколько табуреток от Прайса. - А я-то так за вами и не поспел. Как же мне хотелось, чтобы вы оставались там до победы, ребята!
Прайс молчал. Над закусочной гулко и раскатисто гремел гром. Свет на несколько секунд потускнел; когда он разгорелся снова, накал ламп словно бы отчасти ослаб. В закусочной стало темнее. Прайс с неумолимостью робота медленно повернул голову к Деннису. Я почувствовал благодарность за то, что мне не придется принять на себя полную силу взгляда его безжизненных голубых глаз, и увидел, как Деннис поморщился.
- Я должен был бы остаться, - проговорил Прайс. - Сейчас я должен был бы лежать там, похороненный в грязи на рисовом поле вместе с другими восемью ребятами из моего патруля.
- Ох, - Деннис заморгал. - Извини. Я не хотел...
- Я вернулся домой, - спокойно продолжал Прайс, - по трупам своих друзей. Хочешь знать, каково это, мистер Патрульный?
- Война закончена, - сказал я ему. - И возвращать ее ни к чему.
Прайс сурово улыбнулся, не спуская, впрочем, глаз с Денниса.
- Кое-кто поговаривает, что она закончена. Я говорю, что она вернулась - вернулась с теми, кто побывал там. С такими, как я. Особенно с такими, как я. - Прайс умолк. Под дверью выл ветер, молния на миг осветила ходивший ходуном лес за шоссе - ураган трепал и раскачивал деревья. - Грязь доходила нам до колен, мистер Патрульный, - снова заговорил Прайс. - Мы шли в темноте по рисовому полю, шли действительно осторожно, чтоб не наступать на бамбуковые колья, которые, как мы догадывались, были там натыканы повсюду. Потом раздались первые выстрелы - хлоп, хлоп, хлоп - словно начался фейерверк. Один из "ночных пластунов" выстрелил осветительной ракетой, и мы увидели, что Вьетконг берет нас в кольцо. Мы, мистер Патрульный, зашли прямехонько в пекло. Кто-то крикнул: "Косоглазого высветило!", и мы принялись палить, пытаясь прорвать строй вьетнамцев. Но они были повсюду. Стоило упасть одному, как его место занимали трое других. Рвались гранаты, взлетали осветительные ракеты, кричали раненые. Я получил пулю в бедро, еще одну - в кисть руки и упустил винтовку. Сверху на меня кто-то упал, и у него было только полголовы.
- Э-э... послушайте, - сказал я. - Не обязательно...
- Мне так хочется, друг. - Он быстро посмотрел на меня, потом опять уставился на Денниса. Кажется, когда взгляд этого человека пронзил меня, я съежился от страха. - Мне хочется рассказать все. Вокруг шел бой, люди кричали и умирали, и я чувствовал, как пули, пролетая мимо, задевают за мое обмундирование. Я тоже кричал, я знаю, но то, что неслось из моего рта, больше походило на звериный вой. Я бросился бежать. Спасти свою шкуру можно было только одним способом: наступая на трупы, вгоняя их в жидкую грязь. И, ступая по лицам, я слышал, как некоторые начинали давиться, захлебываться, пускать пузыри. Всех этих ребят я знал, как родных братьев... но в ту минуту они были для меня лишь кусками мяса. Я бежал. Над полем появился вертолет огневой поддержки, чуток пострелял... так я и выбрался. Один. - Прайс нагнулся и придвинул лицо к лицу своего собеседника. - И лучше б тебе поверить, что всякий раз, как я закрываю глаза, я оказываюсь в Наме, на том самом рисовом поле. Лучше б тебе поверить, что те, кого я там бросил, не упокоились с миром. Так что, мистер Патрульный, свои соображения насчет Вьетнама и то, что ты, дескать, за нами "не поспел", держи при себе. А я чтоб этой чуши не слышал! Усек?
Деннис сидел очень тихо. Он не привык, чтобы с ним так говорили, пусть даже ветераны Вьетнама, и я увидел, как по его лицу прошла тень гнева.
Трясущимися руками Прайс достал из кармана джинсов маленькую бутылочку и вытряхнул из нее на стойку пару синих с оранжевым капсул. Проглотив обе капсулы вместе с глотком кофе, он закрутил крышечку и снова убрал флакончик. В тусклом свете его лицо казалось почти пепельным.
- Я знаю, что вам пришлось тяжко, ребята, - сказал Деннис, - но это не повод выказывать неуважение к закону.
- К закону, - повторил Прайс. - Ага. Ну как же. Херня.
- Здесь есть женщины и дети, - напомнил я. - Выбирайте выражения.
Прайс поднялся. Он смахивал на скелет, обтянутый кожей, которой было самую малость больше, чем нужно.
- Мистер, я больше тридцати шести часов не спал. Нервы ни к черту. Я никому не хочу неприятностей, но когда какой-то болван говорит, что все понимает, охота приложить его по зубам, да так, чтоб он ими подавился... тот, кто там не был, не имеет права делать вид, будто что-то понимает. - Он коротко глянул на Рэя, Линди и детишек. - Прощу прощенья, ребята. Я не хотел доставлять вам хлопоты. Сколько с меня, друг?
Деннис медленно соскользнул с табуретки и теперь стоял руки в боки.
- Погоди. - Он снова говорил "полицейским" голосом. - Коли ты думаешь, что я выпущу тебя отсюда под кайфом после таблеток и неотоспавшегося, ты сбрендил. Я не желаю отскребать тебя от дороги.
Прайс не обратил на него ни малейшего внимания. Он вынул из бумажника пару долларов и положил на стойку. Я к ним не притронулся.
- Эти пилюли помогут мне не заснуть, - сказал Прайс. - Как только я окажусь на дороге, все будет в ажуре.
- Парень, я не отпустил бы тебя, даже если б стоял белый день и в небе ни облачка. Мне чертовски неохота чистить дорогу после аварии, в которую ты попадешь. Да брось. Почему б тебе не поехать с нами в "Холидэй-Инн" и...
Прайс мрачно рассмеялся.
- Мистер Патрульный, мотель - последнее место, где тебе хотелось бы меня видеть. - Он наклонил голову набок. - Пару дней назад я побывал в одном флоридском мотеле и, кажется, оставил в своем номере небольшой кавардак. Дай пройти.
- В одном флоридском мотеле? - Деннис нервно облизал нижнюю губу. - О чем ты толкуешь, черт тебя возьми?
- О кошмарах и реальности, мистер Патрульный. О точке их пересечения. Пару ночей назад они пересеклись в одном мотеле. Я не собирался спать. Я только хотел немного полежать, отдохнуть, но я не знал, что они появятся так быстро. - В уголках губ Прайса играла издевательская усмешка, но глаза смотрели страдальчески. - Тебе ни к чему, чтобы я останавливался в "Холидэй-Инн", мистер Патрульный. Ей-богу, ни к чему. А теперь посторонись.
Я увидел, что ладонь Денниса легла на рукоятку револьвера. Пальцы со щелчком отстегнули кожаный клапан, надежно удерживавший пистолет в кобуре. Я изумленно уставился на него. "Господи, - подумал я, - что происходит?" Сердце у меня заколотилось так сильно, что я не сомневался: это слышно всем. Рэй с Линди наблюдали за происходящим, Черил пятилась за стойку.
С минуту Прайс с Деннисом стояли лицом к лицу. По окнам хлестал дождь, грохотала канонада грома. Потом Прайс вздохнул, словно на что-то решаясь. Он сказал:
- Пожалуй, я съел бы бифштекс на косточке. Непрожаренный чуть больше обычного. Что скажете? - Он посмотрел на меня.
- Бифштекс? - Голос у меня дрожал. - У нас нету никаких косточек...
Взгляд Прайса переместился на стойку прямо передо мной. Я услышал шипение и шкворчание. Вверх ко мне поплыл аромат жарящегося мяса.
- Ух ты... - прошептала Черил.
На стойке лежал большой бифштекс, розовый и сочащийся кровью. Помахай вы в тот момент у меня под носом меню - я бы опрокинулся. От бифштекса струйками поднимался дымок.
Бифштекс начал бледнеть, таять, и наконец на стойке остался только след, повторявший его очертания. Потеки крови испарились. Мираж исчез, но запах мяса был еще различим - потому-то я и понял, что не сошел с ума.
У Денниса отвисла челюсть. Рэй в своей кабинке привстал из-за стола, чтобы посмотреть, а лицо его жены цветом напоминало простоквашу. Казалось, весь мир балансирует на острие молчания... а затем протяжный вой ветра бесцеремонно привел меня в чувство.
- Становлюсь неплохим спецом по таким штукам, - негромко сказал Прайс. - Даже очень и очень недурственным. Началось это у меня примерно с год назад. Я уже нашел четырех других "вьетнамцев", которые умеют делать то же самое. То, что у тебя в голове, просто-напросто становится всамделишным... и все. Конечно, изображение держится всего несколько секунд - то есть, если я не сплю. Я выяснил вот что: те четверо парней вымокли до нитки в одном химикате, который там распыляли, - мы его прозвали "дергунок", потому что от него весь костенеешь и дергаешься, будто на веревочках. Я угодил под это дерьмо возле Хе Шан, и оно меня чуть не удушило. Мне казалось, будто я весь в гудроне, а землю там выжгло так, что получилась асфальтированная автостоянка. - Он уперся взглядом в Денниса. - Я вам тут не нужен, мистер Патрульный. Особенно при том числе убитых, какое я до сих пор держу в уме.
- Это вы были... в том мотеле... у Дэйтона-Бич?
Прайс закрыл глаза. На правом виске забилась жилка - густо-синяя на бледной коже.
- Господи Иисусе, - прошептал он. - Я заснул и не мог заставить себя проснуться. Мне снился кошмар. Все тот же. Я был заперт в нем и кричал - пытался разбудить себя криком. - Его передернуло, по щекам медленно скатились две слезы. - Ох, - сказал он и вздрогнул, точно припомнив что-то невыносимо страшное. - Когда... когда я проснулся, они ломились в дверь. Сорвали ее с петель. Я очнулся... в тот самый миг, когда один из них наставил на меня винтовку. И я увидел его лицо. Облепленное жидкой грязью изуродованное лицо. - Прайс вдруг резко открыл глаза. - Я не знал, что они придут так быстро.
- Кто? - спросил я. - Кто придет так быстро?
- "Ночные пластуны", - ответил Прайс. Его ничего не выражающее лицо походило на маску. - Боже милостивый... быть может, проспи я секундой дольше... Но я снова сбежал и бросил тех людей в отеле на верную смерть.
- Ты едешь со мной. - Деннис потащил из кобуры револьвер. Прайс резким движением повернул к нему голову. - Не знаю, в какую это дурацкую игру ты...
Он умолк, вылупив глаза на револьвер, который держал в руке.
Это больше не был револьвер. Это был тягучий, роняющий капли сгусток горячей резины. Деннис вскрикнул и отшвырнул его от себя. Расплавленный комок с сочным "плюх" шлепнулся на пол.
- Я ухожу, - голос Прайса звучал спокойно. - Спасибо за кофе. - Он прошел мимо Денниса к двери.
Деннис схватил со стойки бутылку кетчупа. Черил вскрикнула "Не надо!", но было слишком поздно. Деннис уже замахнулся. Бутылка угодила Прайсу в затылок и разбилась, залив кетчупом все вокруг. Прайс качнулся вперед, колени у него подломились. Он упал и стукнулся головой о пол. Звук был такой, будто уронили арбуз. Тело Прайса начало непроизвольно подергиваться.
Линди, обхватив девчушку, прижимала ее к себе. Мальчик тянул шею, чтобы видеть, что происходит. Рэй нервно сказал:
- Вы ведь не убили его, нет?
- Он жив, - откликнулся я и поглядел на пистолет: тот опять стал твердым. Деннис подобрал его и наставил на Прайса, который продолжал дергаться всем телом. "В точности, как от "дергунка", - подумал я. Потом Прайс замер без движения.
- Он умер! - В голосе Черил звучало нечто весьма близкое к отчаянию. - О Боже, Деннис, ты его убил!
Деннис ткнул тело носком ботинка, потом нагнулся.
- Нет. У него глаза под веками двигаются туда-сюда. - Деннис дотронулся до запястья Прайса, желая проверить пульс, и резко отнял руку. - Господи Иисусе! Да он холодный, как морозильник! - Он сосчитал пульс Прайса и присвистнул. - Ни дать ни взять, скаковая лошадь на Дерби!
Я потрогал то место на стойке, где перед этим лежал бифштекс-мираж, и отнял пальцы. Они были чуть жирными и от них пахло жареным мясом. В этот миг Прайс дернулся. Деннис мелкими, быстрыми шажками отбежал в сторону. Прайс издал задушенный звук, будто давился чем-то.
- Что он сказал? - спросила Черил. - Он что-то сказал!
- Ничего он не говорил, - Деннис ткнул Прайса пистолетом в ребра. - Ну, давай. Поднимайся.
- Убери его отсюда, - сказал я. - Не хочу, чтобы он...
Черил шикнула на меня.
- Послушай. Слышишь?
Я слышал только рев и грохот бури.
- Ты что, не слышишь? - спросила она. Ее глаза медленно стекленели, в них проступал испуг.
- Да! - сказал Рэй. - Да! Слушайте!
Тогда сквозь причитания ветра я действительно что-то расслышал. Далекое чак-чак-чак, неуклонно приближавшееся, становившееся все более громким. На минуту этот звук потонул в шуме ветра, потом послышался снова, почти над самыми нашими головами: ЧАК-ЧАК-ЧАК.
- Это вертолет! - Рэй выглянул в окно. - Кто-то пригнал сюда вертолет!
- Нет таких, кто может летать на вертолете в грозу! - сказал ему Деннис. Шум винтов то нарастал, то притихал, то нарастал, то притихал... и смолк.
На полу Прайс, мелко дрожа, начал съеживаться, принимая позу зародыша. Рот у него открылся, лицо исказилось - похоже, это была гримаса страдания.
Грянул гром. Из леса за дорогой поднялась красная шаровая молния. Прежде чем спуститься к закусочной, она несколько секунд лениво висела в небе, потом начала падать и, падая, беззвучно взорвалась, превратившись в белое, пылающее око, свет которого едва не ослепил меня.
Прайс что-то сказал полным паники голосом, узнать который было трудно. Крепко зажмурив глаза, он сжался в комок, весь скорчился, обхватив руками колени.
Деннис поднялся на ноги и сощурился: сгусток ослепительного света упал на стоянку и, замигав, потух в луже. Из леса выплыла и расцвела сиянием, от которого делалось больно глазам, еще одна шаровая молния.
Деннис повернулся ко мне.
- Я слышал, что он сказал. - Его голос звучал надтреснуто. - Он сказал... "косоглазого высветило".
Когда, упав на землю, стоянку осветила вторая ракета, мне почудилось, что я вижу, как через дорогу движутся какие-то силуэты. Они шли на негнущихся ногах, зловещим и странным маршем. Осветительная ракета погасла.
- Разбуди его, - услышал я собственный шепот. - Деннис... Боже милостивый... разбуди его.
4
Деннис тупо уставился на меня, а я уже взялся за стойку, чтобы перепрыгнуть через нее и самому добраться до Прайса.
На стоянку влетел сгусток пламени. По бетону запрыгали искры. Я крикнул: "Ложись!" и круто развернулся, чтобы толкнуть Черил за стойку, в укрытие.
- Что за черт... - сказал Деннис.
Он не закончил. Послышался глухой металлический звон - по машинам и насосам бензоколонки застучали пули. Я знал: если бензин взорвется, всем нам крышка. Мой грузовичок содрогнулся под ударами патронов крупного калибра, и, ныряя за стойку, я увидел, как он взлетел на воздух. Раздался такой грохот, что хоть святых выноси, - окна вылетели внутрь, и закусочная наполнилась летящим стеклом, вихревым ветром и густой пеленой дождя. Я услышал пронзительный крик Линди. Ребятишки плакали, да и сам я что-то орал.
Лампы погасли. Мрак рассеивало лишь отраженное от бетона красное неоновое свечение да сияние флюоресцентных ламп над бензоколонкой. Пули прошили стену, и глиняные кружки-миски превратились в черепки, точно по ним грохнули кувалдой. Повсюду летали салфетки и пакетики с сахаром.
Черил держалась за меня так крепко, будто вместо пальцев у нее были гвозди, вошедшие в мою руку до кости. Она смотрела широко раскрытыми, полубезумными глазами и все пыталась что-то сказать. Ее губы шевелились, но с них не сходило ни звука.
Грянул еще один взрыв - разнесло очередную машину. Закусочная содрогнулась до основания, и меня чуть не стошнило от страха.
На стену снова обрушился град пуль. Это были трассирующие пули; они подпрыгивали и рикошетом отлетали от стены, словно раскаленные добела окурки. Одна такая пуля пропела в воздухе, чиркнула по краю полки и упала на пол примерно в трех футах от меня. Светящийся патрон начал меркнуть, бледнеть, таять, так же, как пивная банка и бифштекс-мираж. Я протянул руку, чтобы коснуться его, но нащупал только осколки стекла и черепки. "Фантомная пуля, - подумал я. - Достаточно реальная, чтобы вызвать разрушение, смерть... и исчезнуть".
"Я вам тут ни к чему, мистер Патрульный, - предостерегал Прайс. - Особенно, при том числе убитых, какое я до сих пор держу в уме".
Обстрел прекратился. Я высвободился от Черил и сказал: "Отсюда ни шагу". Потом выглянул из-за стойки и увидел: мой грузовичок и "стэйшн-вэгон" горели, резкий ветер подхватывал и трепал языки пламени. Я увидел Прайса: съежившись, он по-прежнему лежал на полу среди осколков стекла. Скрюченные пальцы рук жадно хватали воздух, мигающий красный неон освещал искаженное гримасой лицо с закрытыми глазами. Вокруг головы растеклась лужа кетчупа, и вид у Прайса был такой, точно ему раскроили череп. Этот человек смотрел в преисподнюю, и, чтобы самому не лишиться рассудка, я поспешил отвести глаза.
Рэй, Линди и детишки жались друг к дружке под столом в своей кабинке. Женщина судорожно всхлипывала. Я поглядел на Денниса, лежавшего в нескольких футах от Прайса: он распростерся ничком, а в спине у него были пробиты четыре дыры, и вокруг тела Денниса ручейками расползался отнюдь не кетчуп. Правая рука с зажатым в ней револьвером была откинута в сторону, пальцы подрагивали.
Словно салют на Четвертое июля, над лесом плавно взлетела еще одна сигнальная ракета. Стало светло, и я увидел их: самое малое пять силуэтов, а то и больше. Пригибаясь, они шли через стоянку - но медленно, как в кошмаре. Болтающееся обмундирование развевалось на ветру, в касках отражался свет сигнальной ракеты. Они были вооружены - по-моему, автоматическими винтовками. Лиц было не разглядеть, да оно и к лучшему.
Прайс на полу застонал. Я услышал, как он бормочет "свет... высветило".
Прямо над закусочной зависла осветительная ракета. И тогда я понял, что происходит. Высветило нас. Нас всех застиг кошмар Прайса, и "Ночные пластуны", которых Прайс бросил умирать в грязной жиже, снова вели бой - так же, как случилось в мотеле "Приют под соснами". "Ночные пластуны" вновь ожили, питаемые чувством вины Прайса и тем, что с ним сделало то говно, "дергунок".
А нас высветило, как вьетнамца на том рисовом поле.
Раздался звук, похожий на щелканье кастаньет: это, вычертив огненным пунктиром дугу, в разбитые окна влетели и с неясным глуховатым стуком приземлились в углу крохотные, рассыпающие искры точки. Задетые ими табуреты завертелись, издавая пронзительный визгливый скрип. Со звоном выскочил ящик кассового аппарата, а затем, рассыпая мелочь и бумажки, касса разлетелась. Я быстро пригнул голову, но жгучая оса (не знаю, что уж это было - может, кусок металла, а может, осколок стекла) раскроила мне левую щеку от уха до верхней губы. Обливаясь кровью, я упал на пол за стойку.
Взрыв стряхнул с полок уцелевшие чашки, блюдца, тарелки и стаканы. Крыша закусочной целиком прогнулась внутрь, словно собираясь сложиться пополам; с потолка сыпались отлетающая облицовочная плитка, арматура, на которой крепились лампы, и куски металлических балок.
Тогда-то я и понял: нам всем суждено погибнуть. Эти твари собирались нас уничтожить. Но я подумал про пистолет в руке Денниса и про лежащего у дверей Прайса. Если кошмар Прайса настиг нас, а удар бутылкой кетчупа что-то повредил у Прайса в черепушке, то единственным способом покончить с этим сном было убить Прайса.
Я никакой не герой. Я чуть не уссывался со страху, но я знал, что я - единственный, кто в силах двигаться. Я вскочил, кое-как перелез через стойку, упал рядом с Деннисом и начал вырывать у него пистолет. Даже после смерти хватка у Денниса была ого-го. Поодаль, где-то справа от меня, под стеной опять прогремел взрыв. Дохнуло палящим жаром, а ударная волна протащила меня по полу сквозь стекло, дождь и кровь.
Но в руке у меня был пистолет.
Я услышал крик Рэя: "Берегись!"
В дверном проеме на фоне пламени обрисовался силуэт костлявого существа в грязных зеленых отрепьях. Голову прикрывала помятая каска, в руках была изъеденная ржавчиной винтовка. Лицо было изможденным, призрачным, черты скрывала ноздреватая корка засохшей жидкой грязи с рисового поля. Существо начало поднимать винтовку, чтобы выстрелить в меня, - медленно-медленно...
Я снял пистолет с предохранителя и дважды выстрелил, не целясь. От каски отскочила искра - одна из пуль прошла мимо цели, - но неясная фигура пошатнулась и попятилась к полыхающему пожаром "стэйшн-вэгону", где сперва словно бы расплавилась в вязкую слизь, а потом исчезла.
В закусочную опять полетели трассирующие пули. "Фольксваген" Черил содрогнулся - почти разом лопнули шины. Шины изрешеченной пулями патрульной машины уже давно стали плоскими.
За окном вырос еще один "ночной пластун" - этот был без каски; там, где полагалось бы расти волосам, череп покрывала слизь. Он выстрелил. Я услышал, как пуля с жалобным воем пронеслась мимо моего уха, и, прицелившись, увидел, что костлявый палец снова жмет на курок.
Пролетевшая у меня над головой сковорода угодила этому созданию в плечо и сбила прицел. На мгновение она увязла в теле "ночного пластуна", словно вся его фигура была слеплена из грязи. Я выстрелил раз... другой... и увидел, как от груди существа отлетают какие-то ошметки. Разинув в беззвучном крике то, что когда-то давно, пожалуй, было ртом, оно ускользнуло из поля зрения.
Я огляделся. Черил с белым от шока лицом стояла за стойкой. "Ложись!" - заорал я, и она нырнула в укрытие.
Я подполз к Прайсу и сильно встряхнул его. Он не желал открывать глаза. "Проснись! - взмолился я. - Проснись, черт тебя дери!" А потом я прижал дуло пистолета к голове Прайса. Боже милостивый, я не хотел никого убивать, но я знал, что должен вышибить "Ночных пластунов" из этой башки. Я колебался... слишком долго.
Что-то сильно ударило меня по левой ключице. Я услышал, как хрустнула кость - будто сломали метлу. Силой выстрела меня отшвырнуло обратно к стойке и вдавило меж двух издырявленных пулями табуреток. Я выронил револьвер, а в голове у меня стоял такой рев, что я оглох.
Не знаю, сколько времени я пролежал без сознания. Левая рука была как неживая, будто у покойника. Все машины на стоянке горели, а в крыше закусочной зияла такая дыра, что в нее можно было скинуть трейлер на гусеничном ходу. Лицо заливал дождь. Хорошенько протерев глаза, я увидел, что они стоят над Прайсом.
Их было восемь. Те двое, кого я считал убитыми, вернулись. За ними тянулся шлейф сорной травы, а башмаки и изорванное обмундирование покрывала жидкая грязь. Они стояли молча, не сводя глаз со своего живого товарища.
Я слишком устал, чтобы кричать. Я не мог даже скулить. Я просто смотрел.
Прайс поднял руки. Он потянулся к "Ночным пластунам" и открыл глаза - на багровом фоне мертво белели зрачки.
- Не тяните, - прошептал он. - Кончайте...
Один из "Ночных пластунов" наставил на него винтовку и выстрелил. Прайс дернулся. Выстрелил еще один "пластун", и в следующую секунду в тело Прайса в упор палили все. Прайс бился на полу, сжимая руками голову, но крови не было - фантомные пули его не задевали.
По "Ночным пластунам" пошла рябь, они начали таять. Сквозь их тела я видел языки пламени, пожиравшего горящие машины. Фигуры сделались прозрачными, заплавали в размытых контурах. В мотеле "Приют под соснами" Прайс проснулся слишком быстро, понял я; продолжай он спать, порождения его кошмаров положили бы конец всему этому там же, во флоридской гостинице. Они на моих глазах убивали Прайса... быть может, они играли финальную сцену с его позволения - лично я думаю, что он, должно быть, давным-давно этого хотел.
"Ночные пластуны" исчезли. Прайс больше не шевелился.
Я увидел его лицо. Глаза были закрыты, и я подумал, что он, должно быть, наконец обрел покой.
5
Шофер грузовика, перевозившего бревна из Мобила в Бирмингем, заметил горящие машины. Я даже не помню, как этот парень выглядел.
Рэя изрезало стеклом, но его жена и ребятишки были в порядке. Я хочу сказать, физически. Психически - не знаю.
Черил на некоторое время отправилась в больницу. Я получил от нее открытку с изображением моста Голденгэйт. Она обещала писать и держать меня в курсе своих дел, но я сомневаюсь, что когда-нибудь получу от нее весточку. Лучшей официантки у меня не бывало, и я желаю ей удачи.
Полиция задала мне тысячу вопросов, но я всякий раз рассказывал свою историю одинаково. Позднее я выяснил, что ни из стенок машин, ни из тела Денниса ни пуль, ни шрапнели так и не вытащили - в точности, как в случае с кровавой баней в мотеле. Во мне пулю тоже не нашли, хотя ключицу переломило аккурат пополам.
Прайс умер от обширного кровоизлияния в мозг. В полиции мне сказали, что впечатление было такое, будто у него под черепом что-то взорвалось.
Закусочную я закрыл. Жизнь на ферме - славная штука. Элма все понимает, и разговоров на известную тему мы не ведем.
Но я так и не показал полиции, что нашел, а почему, и сам толком не знаю.
В суматохе я подобрал бумажник Прайса. Под фотографией улыбающейся молодой женщины с ребенком на руках лежала сложенная бумажка. На этой бумажке стояли четыре фамилии.
Рядом с одной Прайс приписал: ОПАСЕН.
"Я уже нашел четырех других вьетнамцев, которые умеют делать то же самое", - сказал тогда Прайс.
По ночам я подолгу сижу, гляжу на те фамилии с бумажки и думаю. Ребята получили дозу этого говенного "дергунка" на чужой земле, куда не шибко-то рвались, на войне, обернувшейся одним из тех перекрестков, где кошмар встречается с реальностью. Насчет Вьетнама я теперь думаю иначе, потому как понимаю, что самые тяжкие бои еще идут - на фронтах памяти.
Однажды майским утром ко мне в дом явился янки, назвавшийся Томпкинсом, и сунул мне под нос удостоверение, где было написано, что он работает в "Ассоциации ветеранов вьетнамской войны". Говорил он очень тихо и вежливо, но глаза у него были почти черные, глубоко посаженные, и за время нашего разговора он ни разу не моргнул. Он выспросил у меня все о Прайсе; казалось, ему по-настоящему интересно выудить из моей памяти все подробности до единой. Я сказал, что рассказ мой в полиции и добавить мне нечего. Потом я пошел ва-банк и спросил у него про "дергунок". Он эдак озадаченно улыбнулся и сказал, что отродясь не слыхивал о химическом дефолианте под таким названием. Такого вещества нет, сказал он. Как я уже говорил, он был очень вежлив.
Но мне знакомы очертания пушки, засунутой в наплечную кобуру - Томпкинс нацепил ее под свой льняной полосатый пиджачок. Да и ассоциацию ветеранов, которая хоть что-то знала бы о нем, я так и не нашел.
Может, надо было отдать этот список полиции. Может, я еще так и сделаю. А может, попытаюсь сам разыскать этих четверых и найти какой-то смысл в том, что они скрывают.
Не думаю, что Прайс был злым человеком. Нет. Он просто боялся, а кто же станет винить человека в том, что он бежал от своих кошмаров? Мне нравится думать, что под конец Прайсу хватило храбрости встретить "Ночных пластунов" лицом к лицу и что, совершая самоубийство, он спасал наши жизни.
Газеты, конечно, настоящей версии так и не получили. Они назвали Прайса ветераном-"вьетнамцем", который свихнулся, убил во флоридском мотеле шесть человек, а потом в заправочной станции "У Большого Боба" угрохал в перестрелке сотрудника управления службы дорожного движения штата.
Но я знаю, где похоронен Прайс. В Мобиле продают американские флажки. Я жив и мелочи мне не жалко.
А потом придется выяснить, сколько храбрости у меня.
