Видел мельком Пасхевича. Состаревается, хотя еще не настолько, чтобы жить уже не жизнью, а растворяющейся в стекленеющих сосудах памятью, тоскуя по ней, ловя ее сетями записей, как незадолго до смерти начинают ловить по одеялу уходящую жизнь.

15 января. Ночь.

Заочно беседовал с небесными силами. Очень тяжелое состояние.

Если Богу захотелось что-то сделать со мной, или даже захотелось захотеть что-то сделать, или даже он внушил мне, что ему захотелось приняться за меня, все равно он меня вычленил из людей, как зародыш листа из клейкой оболочки-скорлупки, я ему понадобился для его дел. Самое лучшее не двигаться, а ждать, чтобы не понуждать его усугублять решение: оно и других касается.

21 января.

Венгирский. Странный до последних мелочей человек, чем-то необыкновенно мне близкий. Потерял отца и жену, но дед и внук живут, внося беспорядок и непокой в его быт.

Гулял, а потом надолго остановились в режущей белизне проходных дворов. Слушал меня, усмехаясь и уплощая снег красным сафьяновым башмаком:

- Идея... Если ее похерить и воспринять силой, то эта идея сядет с тобой за стол, и ты переломишь с нею хлеб.

Не понимают.

Какая-то завеса между людьми.

март.

Отвратительное лицо: быстрое, тяжелобровое, рудиментарные глаза, похожие на расплывчатые пигментные пятна.

Лицо победителя.

До смерти не забуду. Мертвым буду помнить!

март. Двадцать первое.

Окликнули прикурить. Голос - словно бы говорит простуженная собака. И сам - получеловек и полусобака.

Искал спичек. Очень хорошо, что их не было, хотя всеми пальцами правой руки помнил, что укладывал их в карман.

Двадцать четвертое. День.

Венгирский. Рассказывал, что любит наблюдать облака. Как они катятся, сияя сквозь мороз. Рассказывал, что такое наблюдение сохранило жизнь его деду, а значит сопричастно, или может быть даже первопричинно рождению его.

Может быть и мне стоит наблюдать облака?

Через сутки.

Какое страшное истребительное вмешательство в саму сущность живого, властно поднявшее псов, ослов, котов, козлов, свиней с четырех на две, укрепившее им нижние ноги, подрезавшее зубы, подбрившее им лишнюю шерсть и пустившее к людям, чтобы женщины соединялись с ними, чтобы рождались люди скотоподобные и человеческий род канул в них, сменившись родом скотским. Против такого наказания бессильна истребительная война с этой мерзостью или жесточайшее объединение еще чистых людей. Только бессмертье, полное, непреложное, хотя бы одного из нас, будет нашим, уже давно умерших, спасением.

Середина апреля.

Представил себе сову, когтящую мышь. Как она, замечая в траве сначала просто ускоренное движение теней, обрушивается вниз, будто соскальзывает по воздушному откосу, и по мере ее приближения тень оборачивается обреченной мышью, побег которой становится все более и более безнадежным, пространство преследования все более узким и низким, хуже пространства каторжника, - даже когда после короткой задыхающейся свободы каторжник в руках власти вторично, есть небеса, на которые всегда можно покоситься, или даже поднять глаза - и вот ее уже закогтили, так незаметно отняв жизнь в шуме, словно бы у нее никогда жизни и не было.

март.

Переполненный трамвай. И прямо перед лицом - лапа. И даже не лапа как бы, не часть тела, а паразитирующее, саможивущее существо, уже сросшееся, пристегнутое к кости руки.

Середина дня. декабрь.

Беседовал с молодыми людьми около часа: учу этих юношей и девушек математике.

Очень тяжелое состояние.

Я могу их понимать, а они меня - нет, потому что заражены собакоголовьем, не обладают прозорливостью, не обладают гордостью, не обладают связующим умом. Они как дети, обезумевшие от любви, все путают, ничему не находят своего места и сами навлекают на себя горе, забывая прошлое и совершенное ради последующих желаний.

март - 5 апреля. Ночь.

Когда я пришел, распахнутая квартира была полна людей, ветер колебал занавески.

Он лежал на диване, солнце затопляло ему лоб, лицо и закрытые глаза, уже западающие.

Странная смерть.

Через три дня.

Дождь травы, раскрывающейся вдруг цветами, омывает холмы с крестами и плитами.

Ворота заграждает уплощенный византийский собор. Остатнее золото мозаики. Икона Спаса в славе.

Деревья приопускают ветви, сплетают их в темный полог над головой. Иные листья вспыхивают, как бы на них пролита освещенная солнцем вода.

Нагнал Пасхевича.

- Долго еще?

- В правом угле.

Потом открылась топкая поляна под солнцем, и лилового тона гроб, осевший на краю старой ямы, полной до верхов водой.

Осень.

Плутал по городу бесцельно и долго. После вышел на маленький бульвар, близкий к Неве, сел на первую увиденную скамейку, смахнув с нее мелкий, высохший древесный сор.

Пока сидел, начали звонить к вечерне: звон плыл кругами и чередой, последующий нагоняя предыдущий.

Вечер двенадцатого.

Однокорытник.

Рассказывает об однокорытнице:

- Идет страшная... как... как моя жизнь.

Через два дня. Ночь.

Вдруг вспомнил: на похоронах - несколько сочинителей, несколько людей без занятья, еще струннобородый Антонников с черезмерно удлиненными пальцами, вольнодумец разностороннего образования.

Могильщики, подняв гроб на ремнях, топят его в яме.

Что же делать?

О евреях. Утро.

Не следует считать евреев людьми особого народа и соответственно иметь к ним отношение национальное, потому что уже нет еврейского народа, есть просто люди, оставшиеся от него, рассеянные по всему миру, ставшие частью всякого народа, и жизнь их среди нас является знаком гнева Бога или Его волей и, следовательно, предупреждением нам о том, что гневить Его не следует, иначе Он смешает все народы и оставит их, оставив всех людей сиротами, потому отношение к ним должно быть проистекающим только из душевных качеств каждого среди них.

Ночь. О соответствии вещей, слов и поступков, из которых складывается действие.

Действия и совокупности действий могут быть либо трагическими - это соприкосновение человека с волей Бога, либо комическими - это соприкосновение человека с человеком; также существует всеохватывающая форма, в которой действия, противные Богу, сменяются действиями любезными Богу. Смешение этих форм свидетельствует о нарушении законов человеческого общежитья. Там, где они смешаны, там трагические по сущности действия воплощаются рядом комических поступков, и комичные действия - рядом поступков, внешне лишенных и тени комедийности, но комедийных по внутренней сущности.

Жизнь такого народа отрицает Бога и Его миропорядок, и такой народ гибнет.

1 ноября. О Боге.

Бог двунатурен. Сначала Слово было едино с Богом и определялся Бог двумя творящими началами: Словом и Волей. Доброе и постижное человеку было сказано Словом, непостижное же и помещенное за пределы человеческого рассуждения о добре и зле и за пределы закона, данного человеку посредством Слова, творилось Волей. После Бог извергнул из себя Слово, облек Слово плотью, преодолевающей смерть, и нарек Сыном, предоставив Слову все доброе, воле же своей предоставив все неиное. Затем Бог так уничижил Слово, что Воля и Слово в Едином чрезвычайно стеснили друг друга, потому что переменились времена. Слово же было меньшее и соблазняющее. Но наступит определенный час, в который Воля и Слово вновь соединятся в Единое, Бог свернет время и пространство, как один свиток, и души, в которых Бог еще узнаваем, станут в Боге, а души, которые слишком изменились и Бог не узнаваем в ним, станут в сатане, который, подобно Богу, свернет, как один свиток, свой мир. Статна же единонатурен.

Без числа. Осень.

Наблюдаю очередность опаданья деревьев.

Другой день.

Мы бродили, приминая свежевыпавший снег и долго молчали. Венгирский петлил, поворачивал, останавливался. Он как бы потерял здесь один из возможных путей жизни.

После мы заговорили о людях, собирающих злые и недобрые вести, для которых недоброта - истина.

- Что они? Кругом так много злого, будто они сами его порождают.

- Не порождают, а порождены, - поправил Венгирский, - не могут же они не любить то, что их породило.

- Значит, дьявол тоже может порождать людей?

- Теперь может. Он выучился технике строительства души. И ты еще даже не понимаешь, каких страшных людей он творит. И я не понимаю.

Он остановился, а потом, не прощаясь, пошел прочь.

Да, дьявол тоже может порождать людей.

Очень верно замечено.

Весна.

Вообразил пахаря, который изо дня в день пашет, и борозды его неразличимы для него. Он не узнает, переждав зиму, той, с которой начинал весной прошлой, и земля, выворачивающаяся из-под ножа, неузнаваема им.

После прогулки.

Микрылов: новое впечатление о нем.

Похож на человека настолько невосприимчивого к ядам, что находит особый, недоступный другим вкус в потреблении их.

Бессонница.

Думал: может быть, в определенный час, Бог расчленит души иных людей надвое, и половина отойдет к Богу, а половина сатане, и они не будут понимать, в ком они: в сатане или в Боге; и отверг их Бог или принял.

между дождями.

Но как бабочки, собирающиеся в стаи осенью и, подхватываемые холодным ветром, прозрачным, как родники, образуя пестрый трепещущий вихрь, пользуются им совершенно безумно и бесцельно, без глубокой радости для себя и других.

Утро.

В двойной лжи и двойном обмане приблизили, сколь это возможно, игру действительно к непредсказуемой игре.

Двадцать первое.

Последние дни я болен. Озноб. И странная боль. Дремлю днем.

И все мерещатся сквозь дневной сон какие-то звенящие голоса, каких я не слышал.

Каких я не слышал со времен нервной и восторженной юности.


Двадцать второе.

Так. Я умру через полтора месяца.

Без числа. Ночь. Успеть о государственном рабстве.

Без числа. О государственном рабстве.