(история о пресвитере и снах)

памяти А.И.

I. Сны

Менее воды - потому что вода лучшее на свете: есть влажный ручей в темноте в аду; есть падающий с горы ключ в чистилище ¹  - но более вина, более женщины, равно общей всем, как идущая, колеблясь, по кругу чаша, я люблю сны.

Вот один из них: некая N. - я очаровался ею не столько за измученное лицо, но за несравненную свободу, совершенство и прелесть голоса - принимает гостя.

Повторяю ее сбивчивую речь из сна:

"Была глубокая ночь. Мы выпили. Он лениво начал раздевать меня. Я заснула." - Ей приснились мокрые следы безымянной гадины. Когда она проснулась, на кровати лежал оставшийся после него труп и сидел раввин. -"Он был как мохнатая большая ночная бабочка. Я стояла перед ним в распахнутой рубахе. Говорят, он летал ночами на небеса. А он разносил дрова и хлеб галицийским бедным. Когда теснители отрубили ему голову, он, вставая из могильной ямы, разносил дрова и хлеб бедным без головы. Почему он смотрит, как бы за моей спиной край земли и кто-то стоит? Как бы за моей спиной Ангел Азраил, большой охотник до крови человеков и до соития. Потому что в вкусе семени и крови, как во вкусе хлеба и железа, есть неуловимая разница - единственное познаваемое нами здесь различение жизни и смерти".

II. Суббота

Жил, рассказывают, в Иерусалиме пресвитер, что ночевал, бывши неимущ, в церкви, укрываясь ризами. А когда "Чем же ты живешь?", спрашивали его, отвечал: "Поедаю поедом Христа, пролитую на Голгофе Кровь пью". Потому как ел выпеченные в ночь просфоры, запивая толикой вина.

И вот, омывая облачения, встретил блудницу, идущую по утру в дом. И пошел за ней, а с одежд священнических текла вода, и были тяжелы, как груз золота.

А губы ее как алая лента.

"Вынеси мне яблоко, ибо я изнемогаю от любви", - сказал повару обители.

"А я и не знал, что ты любишь яблоки", - сказал повар.

И вот, вынес.

Тогда пресвитер пошел к дому блудницы и ждал ее. А когда привела мужчину и легла с ним - кадил у дверей дома ее всю ночь, утром же пошел к иерусалимскому архирею.

Тот удивился:

"Ты де, - говорит, - с ума сошел. Блудницам кадишь".

"В Иерусалиме холодно".

"Что так?"

"Нет в христианстве Субботы".

И вот, архирей услал пресвитера на последнюю христианскую Фулу - Грумланд, чтобы через десять лет спросить, стоя и ведомый под руки, на ступенях архирейсокой келии:

"Ну и каково на Грумланде?"

"Холодно".

"Уразумел, значит?"

"Уразумел".

Тогда архирей простил, обнял и возвел пресвитера на медленную архирейскую колесницу, повторяющую путь Христа.

"А девица где?" - спрашивает пресвитер.

"А девицы не бывало вовсе", - отвечает архирей.

И вот, видя окровавленного иудея - а владыка каменносердечно катит - сошед, разорвал одежды сего немилосердного пастыря ради иудейских ран. И вот архирей вдруг гол, а возничий архирейский, в гневе, разбил тогда пресвитеру камнем голову.

Я не знаю, увидела ли его душа, похожая на простого мужика, христианский рай - пожалуй, это было бы немного комичным, пускай счастливым разрешением этой истории - но она, как сказала, раздеваясь, любовница одного поэта:

"Какая есть".

¹ Дант спал на его мокрых камнях у русла. Ему снилась деревенская изба, серп в сенях, изгородь, заросшая полным розовых цветов шиповником. Он был птицей. Из раскрытого окна прируба он летел прочь. На одном из островов в море, у дышащего, стелющегося к каменистой земле костра, девушка, похожая на доброе животное, угощала его пшеничной лепешкой.

Там был лабиринт в земле, как разбитая, вдавленная в землю раковина. Он видел - птица, стоя на одной колеблющейся ноге - как ее сожрал там заживо человек с рогатой головой быка.

Когда он проснулся, в руке В. была теплая пшеничная лепешка.

- Ешь, - сказал В.

Он ел.

В "Комедии", пиша "Ад", он вообразил Минотавра быком с человечей головой.