Фриц Лейбер. Черный гондольер

    Деловей жил один в полуразбитом трейлере на берегу Большого канала в Венеции. Его жилище находилось у нефтяной скважины, неподалеку от кафе «Ла гондола негра», меньше чем в пяти кварталах от площади Святого Марка.
    Хочу заметить, что жил он там до тех пор, пока не прошла мода на интеллектуалов, людей-одиночек. А потом, переполняемый желанием странствовать, он подался в неведомые страны. По крайней мере, так думали в полиции. Я рассказал им историю Деловея, суть которой состояла в том, что он постоянно испытывал какой-то необъяснимый страх перед чем бы то ни было. Я также высказал предположение о некоей таинственной сверхъестественной силе, постоянно угрожавшей Деловею. Но мои рассказы не были восприняты всерьез. Полиция не придала никакого значения доказательствам, которые я приводил.
    А, может, Деловея насильно, против воли увезли в неведомые страны? Но это — моя собственная теория. Я люблю размышлять по ночам, особенно, когда остаюсь один, и вспоминать его сон о Черном Гондольере, который он как-то раз поведал мне.
    Вообще-то канал, на берегу которого жил Деловей, был совсем неглубоким. Довольно легко можно было рассмотреть песчаное дно с разбросанными по нему ржавыми консервными банками и потемневшими бумагами. Но когда начинались обильные зимние дожди, уровень воды в канале значительно повышался.
    В старые добрые времена даже гондолы возили пассажиров по этому каналу. Теперь же от прошлого остался только маленький сгорбленный бетонный мостик, по которому могла проехать только одна машина. Мне приходилось переезжать через него по пути к Деловею. Я всегда немного притормаживал и сигналил, чтобы предупредить ехавшую навстречу машину. Мой «жучок» мгновенно выезжал на вершину моста, а затем со свистом мчался вниз, по противоположному запыленному склону. С вершины этого мостика можно было мельком увидеть множество бунгало и жилище Деловея — небольшой хилый трейлер. Рядом виднелась черного цвета изогнутая «качалка» нефтяной скважины — причина всех его страхов.
  — Это их ближайший пост подслушивания,— иногда говорил он, указывая на скважину, особенно в моменты, когда остро ощущал себя преследуемым.
    Все окрест и даже Большой канал кажутся чрезвычайно унылыми в эти дни. Мосты Вздохов, сооруженные некогда в виде изящных арок, теперь порядочно обветшали. Многочисленные выбоины служили печальным доказательством их многолетнего существования, а с двух сторон сооружения была натянута толстая проволока для безопасности маленьких пешеходов. Вдоль обоих берегов выстроились в линию нефтяные скважины. Над некоторыми из них все еще возвышались буровые вышки, другие, же в основном расположенные ближе к жилым домам, не могли уже красоваться своими башнями. Но и те, и другие нудно и неутомимо работали 24 часа в сутки. День и ночь черная нефть высасывалась из подземных кладовых Венеции. Жители этих районов уже не замечали ритмичных глухих звуков, привыкнув к их монотонности. Овальные металлические верхушки нефтяных кранов лениво опускались и подымались, словно железные динозавры, постоянно наклоняющиеся, чтобы попить воды. Деловей придумал очень странную теорию, я имею в виду сырую нефть, теорию, которая стала причиной всех его страхов и которая может наилучшим образом объяснить его исчезновение.
   «Ла гондола негра» — кафе периода «битников», т. е. времен 50—60-х годов — гордилось своим единственным, вечно пьяным в стельку гитаристом, лицо которого постоянно украшали синяки. Он носил бумажный спортивный свитер, походивший на рабочую одежду углекопа. Едва начинало светать, можно было услышать шаги возвращавшегося домой гитариста. Иногда он подбирал по слуху на своем звонком инструменте сюиту «Техасских нефтяников», которую сам сочинил, имитировав мелодию «Большого каньона» Ферда Грофа, иногда пел хриплым голосом мрачную балладу «Черная гондола». Гитарист раздражал Деловея, действуя своими песнями на нервы. Но лично мне он нравился. Я не видел никакого вреда в его «кошачьем» пении. Сейчас его не было в городе. Как и Деловей, он ушел, но в другую сторону... По крайней мере, я так думал. Однако Деловей никогда не предполагал, что гитарист мог быть одним из их агентов, нет. Как оказалось, их агент был фигурой намного более ужасной.
    Здесь не называли площадь именем Святого Марка, хотя она была расположена точно так же, как и площадь Святого Марка в итальянской Венеции. Галереи все еще затеняли тротуары, которые тянулись вдоль двух кварталов, утыканных барами и закоптелыми коробками магазинчиков. Здесь сохранились подлинные венецианские колонны. Теперь они окрашены в оранжево-розовый и бирюзовый цвета. Вы могли видеть их в фильме ужасов «Бред», где красивая худенькая мексиканка, преследуемая машиной с двумя огромными фарами, бегает по этим галереям, пытаясь спрятаться за колоннами.
    И, конечно, настоящая Венеция — это не Венеция в Италии, а Венеция в США, Венеция в Калифорнии. Этот гордый маленький городишко воплощает в себе забавно-очаровательный образ итальянской Венеции здесь, на берегу Тихого океана, со всеми ее каналами, мостами и галереями.
    Несмотря на детскую невинность этой красоты, Венеция создавала атмосферу, в которой, казалось, витала какая-то высшая, глубоко пустившая корни зловещая сила. Венеция — место грез не только радужных, но и мрачных, которые мучили и внушали страх моему другу.
    В начале этого столетия кинорежиссеры, владельцы недвижимости, ушедшие на пенсию фермеры, моряки из Сан-Педро стали приезжать в новую Венецию, чтобы водить гондолы — настоящие гондолы, привезенные из Италии. Еще сюда приезжали поесть экзотических спагетти, немного повеселиться с подругами в широкополых шляпах и купальных костюмах, пощекотать нервы азартными играми, покататься в открытых лимузинах по скоростным дорогам. Приезжие-строили в Венеции нефтяные скважины, чтобы набить свои кошельки. Однако, несмотря на значительный прилив капитала, пик расцвета азартных игр прошел. Единственным, что напоминало об этом виде развлечения и отдыха, оставалась игра в бинго, распространенная только среди домохозяек. Полиция Лос-Анджелеса всеми силами боролась с этим домашним злом целых десять лет, пока столица разрасталась вширь. И в один прекрасный день Лос-Анджелес поглотил Венецию, этот маленький городишко. Вот тогда-то игре в бинго пришел конец. С каждым годом в Венецию прибывало все больше эмигрантов, и скоро не осталось ни одного незастроенного участка, разве что тротуары, шоссе и, конечно, нефтяные скважины. Стали появляться молитвенные дома, лечебницы, дома для престарелых. И хотя было бы преувеличением называть Венецию грязным курортным закоулком, все шло к этому.
    Спустя некоторое время город наводнили мошенники, бульварные гении, буддийские сектанты и просто нищие. Они прибывали отовсюду — с юга и севера, прихватив с собой жалкие произведения искусства, скудные библиотеки, своих вызывающе одетых женщин, гитары, включая и ту, на которой впоследствии исполнялась баллада «Черная гондола».
    Вместе с ними приезжали сюда и интеллектуалы-одиночки, такие, как Деловей.
    Впервые я повстречал Деловея возле контрольного стола у выхода из прекрасной лос-анджелесской публичной библиотеки. Стопки наших книг явились хорошим доказательством общности интересов — мировая история, геология, психопатология, психический феномен. Мы молча переглянулись, и это помогло завязать разговор. Я сразу оценил его удивительный ум. В конце концов я решил подбросить Деловея домой, чтобы избавить его от утомительной поездки в автобусе или, как я узнал позже, от еще более изнурительного путешествия автостопом.
    Мы увлеченно проговорили почти всю дорогу Уже во время этой первой дружеской беседы из уст Деловея вырвалось столько осторожных упоминаний о магической силе, угрожавшей всем нам, и в особенности ему, что я удивился, засомневавшись, все ли у него дома. Но несмотря на свои сумасшедшие идеи, он был наиболее достойным собеседником в интеллектуальных беседах и спорах.
    Уже под конец пути Деловей очень разнервничался и не захотел, чтобы я подвез его к самому дому. Однако мне удалось преодолеть сопротивление. Я указал на нефтяную скважину возле трейлера, сделав это специально, словно не замечая его смущения, на что Деловей язвительно заметил:
  — Мой механический сторожевой пес! Не правда ли, оно выглядит невинно, это уродливое создание? Но вы должны помнить, что большая часть его владений находится под землей, как айсберг. Это весьма похоже на то, что я когда-то вычитал в докладе о черном айсберге.
    С тех пор и начались мои регулярные посещения Деловея в его небольшом одиноком жилище. Мы вместе ездили в библиотеку и изредка наведывались в неряшливое заведецие — кафе «Ла гондола негра». Поначалу я думал, что он просто стыдится своего невзрачного жилища с алюминиевыми стенками, хотя внутри оно было достаточно чистым. Но позже я раскрыл секрет его отшельничества: он просто не хотел подвергать кого-либо той великой опасности, которая, как он считал, угрожала ему.
    Деловей был худощавым, но мускулистым мужчиной с наблюдательным, аналитическим взглядом интеллектуала и руками механика. Как и большинство людей нашего времени, он был хорошо образован, однако не умел использовать полученные знания для собственной пользы. Причиной тому были недостаток связей, отсутствие ученой степени и неуравновешенный характер. Деловей знал больше, чем любой кандидат на звание доктора философских наук, но его интеллект был направлен на разработку каких-то странных, неизвестных теорий. Одевался он без роскоши, с простотой рабочего или человека, которого только что выпустили из тюрьмы, однако всегда чисто и аккуратно.
    Он мог бы и дальше спокойно работать в автомобильной мастерской или гараже, а потом экономно жить на свои сбережения, но вместо этого начал размышлять над проблемами Вселенной, а иногда — это было еще до нашей встречи — организовывать группы умственной терапии и парапсихологии.
    Этот оторванный от реальной жизни неприбыльный способ существования, по крайней мере, превратил Деловея в удивительного мыслителя. Мир для него был загадкой, а он — по-детски чувствительным наблюдателем, который с энтузиазмом пытался разгадать ее. Его интересовало все: атомы, молекулы, звезды, область бессознательного, разные лекарства и их действие, коварное переплетение реальности и мечты, загадочное строение земной коры, человеческого мозга, история, таинственный ход мировых событий, литература и политика. Деловей всегда искал какую-то объединяющую, целенаправленную силу, которая, по его мнению, должна была руководить этими процессами.
    И в конце концов он открыл такую силу или, по крайней мере, решил, что нашел ее. Даже меня он убедил в ее существовании, хотя впоследствии сожалел об этом. Сие открытие оказалось смертоносным для исследователя, как и открытие тайны лиц, стоящих за мафией, наркобизнесом, американским фашизмом. К любому, обладающему этим знанием, неизбежно будут подосланы отравители, боевики, искусно подготовленные бомбардиры. Поэтому не удивительно, что агент, расправившийся с Деловеем, был намного ужаснее человека, стрелявшего в Кеннеди.
    Хочу заметить, что Деловей был очень чувствительным созданием. Он вздрагивал от звуков, которых я вообще не слышал или которые заглушались беспрерывными тяжелыми ударами нефтяной «качалки» в нескольких метрах от тоненьких стен его трейлера. Он постоянно щурил глаза при малейших колебаниях освещения, которые я даже не замечал; ощущал запахи, которые для меня здесь, в Венеции, были лишь смрадом нефти и вонью океана; видел совсем другой смысл в статьях и абзацах, о котором я никогда бы не догадался.
    Но в его чувствительности постоянно крылся какой-то страх. Например, казалось, что мой приход всегда пугал его, как бы тихо я не старался появляться. В самом деле, Деловей был слишком нервной натурой. К тому же симптом нервозности усугублялся отшельничеством и постоянным желанием скрыть свое жилище. Все это наводило на мысль, что он скрывается от закона, или от какой-то жестокой политической партии, или от мафии.
    Таким образом, принимая во внимание природу той силы, которой так боялся Деловей, ее бесчеловечный характер, вездесущность и вечность, его страх был вполне объясним, конечно, при условии, что вы поддерживали и понимали его.
    Очень долго он не хотел четко и определенно назвать мне эту силу, которую постоянно именовал загадочным «они». Может, он боялся моего скепсиса или даже того, что я вычеркну его из своей жизни как безнадежного чудака? А, может, и это более вероятно, был убежден, что, рассказав об этой силе, подвергнет меня той большой опасности, которая угрожала ему самому. Наконец он решил рискнуть и открыть свою тайну, поскольку стремление поделиться своими подозрениями и взглядами с человеком, способным понять его, становилось все более непреодолимым.
    Несколько раз он неудачно начинал, а затем отступал.   — Когда вы рассматриваете источник химического горючего, который создает новые цивилизации, войны, надежды и ужасы, чтобы достичь других планет...— И умолкал.
    Через некоторое время он снова начинал:   — Если существует одна-единственная субстанция, которая заключает в себе все от жизни, а также потенциальную возможность для жизни, все прошедшее существование и всю будущую жизнь...— Он снова замолкал и сменял тему разговора.
    Одно из таких безуспешных откровений началось так:
  — Я твердо верю, что нет никакого обоснованного различия между органикой и неорганикой. Я считаю, это так же ошибочно, как и то, что касается искусственного и натурального. Я убежден на сто процентов, что сознание способно нисходить к уровню электронов и даже ниже — к слою еще не открытых более мелких частиц.
    Однажды, когда я неожиданно спросил его: «Деловей, в самом деле, чего ты боишься?»,— он ответил:
  — Конечно, нефти.
    А затем сразу начал уводить разговор в сторону, уверяя, что имел в виду вредное влияние углеводорода и угольного дегтя, а также продуктов их сгорания на организм человека.
    Наконец, Деловей открыл мне свою тайну.
    Его теория базировалась на глубоких познаниях в области мировой истории, геологии, учения о таинственных силах. Суть ее состояла в том, что природная нефть является чем-то большим, нежели обычным источником энергии. На самом деле у нее своя собственная жизнь и свое неорганическое сознание или подсознание. Люди всегда были ее марионетками. Нефть руководит развитием современной цивилизации. Она возникла в каменноугольный период из пышной растительности и животных жиров и содержит в себе черную квинтэссенцию всей жизни. Нефть существовала сотни миллионов лет, лениво пульсируя под каменистым слоем Земли, дрожа в темных прудах и водоемах, насыщенных болотным газом. Она текла по бесчисленным каналам, пока не начинала просачиваться на поверхность, через которую могла реализовать себя. Когда появился человек и достиг необходимой чувствительности и технической оснащенности, нефть начала отправлять ему свои телепатические послания.
  — Деловей, это невероятно! — воскликнул я впервые за весь наш разговор.— Телепатия сама по себе достаточно темный и неясный предмет. Но телепатическое общение между неживой субстанцией и человеком..?
  — А знаешь ли ты, что большинство компаний, которые охотятся за нефтью, тратят намного больше денег на лозоискателей, людей, которые определяют наличие подпочвенных минералов с помощью ивового прута, нежели на геологию,— сразу же выпалил Деловой.— Люди, вложившие деньги в нефтяной бизнес и хорошо знающие нефтяные участки земли с практической точки зрения, верят в лозоискателей, даже если их не признают ученые. А кто такой лозоискатель? Это человек, который переходит с одного места на другое, пока не получает телепатический сигнал снизу.
    Короче говоря, теория Деловея заключалась в том, что не человек открыл нефть, а нефть нашла человека. Не аборигены Венеции натолкнулись на нефть, а нефть выпустила на поверхность свои щупальцы, как громадное слепое чудовище, и установила контакт с ними.
    Всем известно, что нефть — кровь современной технической культуры, источник энергии для автомобилей, грузовиков, самолетов, кораблей, танков, реактивных снарядов и ракет. В этом смысле Деловей шагнул еще дальше, установив также наличие сердца и мозга.
    Несомненно, в старых больших нефтяных бассейнах со всеми компонентами углеводорода — парафиновыми, асфальтовыми и другими,— с постоянно повышающейся температурой, определенной вязкостью, электрическим зарядом и многообразными микроскопическими колебаниями должны были существовать химические и физические эквиваленты нервов и мозга, а если мозга — то и мысли. Человеческий мозг фантастически изолирован костными стенками, так же, как и подземная нефть — толстым каменным слоем.
    Давайте рассмотрим этот вопрос с другой точки зрения. Согласно положениям научного материализма и антропологического детерминизма, человеческое желание — всего-навсего иллюзия его сознания, второстепенное явление. По сравнению с человеком нефть — более важная сила.
    Деловей даже открыл главную цель, которая стимулировала разум нефти,— или, по крайней мере, полагал, что сделал это. Однажды, когда мы обсуждали космические полеты, он вдруг воскликнул:   — Я понял! Нефть хочет достичь других планет, чтобы установить контакт с их нефтью, поддерживать отношения с залежами, находящимися за пределами Земли, обогащаться их тысячелетней силой и поглощать их мудрость.
    Конечно, над такой теорией можно было или посмеяться или обратиться к психиатру. Может, Деловей хотел просто позабавиться? Вполне возможно, что он обманывал и вводил меня в заблуждение ради собственного развлечения, а его теория была лишь частью слишком затянувшейся шутки. Деловей как-то признался, что я был человеком чрезвычайно доверчивым, и он находил жестокое наслаждение в том, что ему удавалось водить меня за нос. И даже факты, касавшиеся его загадочного исчезновения, которые я представил полиции, были последним грубым обманом с его стороны прощальным жестом.
    Но поскольку я знал этого человека достаточно долго, видел, как он дрожал от страха, слышал, как он постоянно искренне повторял свои доказательства, я не думал, что он может обманывать.
    Сколько бы я ни сомневался в Деловее и его словах, все равно его смешная теория не вызывала у меня скептического отношения.
    Для обычного туриста или любителя путеводителей Лос-Анджелес — ослепительный город, или очаровательный пригород, с киностудиями, апельсиновыми садами, разукрашенными домами, длинными бассейнами, облицованными зеленым кафелем, пляжами, а теперь — еще и с широкими автострадами, административными центрами и современными заводами: авиационными, ракетостроительными, компьютерными и научно-исследовательскими С высоты птичьего полета видно, что почти половина этого города Ангелов, особенно южная его часть, тянущаяся к берегам Лонг-Бич, отдана под нефтяные промыслы Эти огромные отталкивающие промышленные пустыри иногда чередуются с аэродромами и пустынными участками для строительства жилых домов Вряд ли найдется точка, с которой нельзя было бы увидеть вырисовывающийся в бледно-голубоватом смоге холм, плотно усеянный высокими буровыми вышками. Даже над самим Лонг-Бич господствует Знаменательный Холм с нефтяными вышками толщиной в копье. Когда я впервые увидел один из таких холмов — тот, что находится возле Калвер-сити, — то сразу вспомнил «Войну миров» Герберта Уэллса. Тут же передо мной возникли большеголовые марсиане на длинных металлических треногах, с помощью которых они легко передвигались по землям Британии. Казалось, скопление этих башнеподобных созданий через минуту двинется на меня, пошатываясь из стороны в сторону...
    Повсюду с нефтяными вышками соседствовали поблескивающие на солнце дистилляционные башни, чудовищные, немного угловатые нефтеперерабатывающие заводы, площадки с серебристыми нефтяными цистернами, которые в тумане казались синевато-серыми, и еще более огромные цистерны для газа, а также ряды высоковольтных столбов, которые на расстоянии казались нефтяными вышками.
    Сама Венеция с ее специфическим запахом нефти, нефтяными скважинами, бок о бок соседствующими с домами и хижинами, постоянными колебаниями, подобными пульсирующему биению огромного подземного сердца, легко могла внушить нечто похожее на теорию Деловея. В 1926 году с одного венецианского пляжа загадочно исчез некий мистер Макперсон. Может, его похитили какие-то сверхъестественные силы? Жизнь в Венеции с ее мечтателями, «битниками» и нефтью представлялась бессмысленным неосознанным механическим движением молекул или людей. Она как бы подтверждала странную теорию Деловея.
    Черный, зловещий характер этой картины в соединении с исключительной чувствительностью Деловея объясняли, почему ему так действовал на нервы грязный гитарист, проходивший мимо его тонкостенного трейлера посреди ночи и завывавший «Черную гондолу».
    Я слышал эту балладу лишь два или три раза. Но поскольку голос гитариста был хриплым и грубым до неразборчивости, слов я не знал. Те несколько строк, что запомнились, были простым набором слов без рифмы и мелодии, но с каким-то внушающим страх смыслом:

    Черная гондола, нагруженная атомными бомбами,
    Атлантами и кошмарами,
    Собирается покатать тебя...
    Черная гондола останавливается возле твоих дверей,
    Легко ударившись об асфальт или песчаный берег...
    Черная гондола уже везет тебя...

    Первая строка заимствована с некоторыми изменениями из маленького стихотворения Итса. Последняя — из «Конго» Линдсея. А сама Черная Гондола походит на Черное Грузовое Судно в «Трехгрошовой опере» Брехта. Тем не менее эта искусственная жуткая баллада, в которой Черная Гондола символизирует современную индустриальную цивилизацию, включая нефть, давала толчок размышлениям Деловея, хотя его Черная Гондола была немного другого типа
    Но прежде, чем рассказать вам сон Деловея, закончу описание той силы, которая, как он думал, господствует в современном мире. И поскольку он знал о ней все, она угрожала его существованию.
    Согласно теории Деловея, у нефти есть ум, цель, а также свои агенты. Эти создания, считал Деловей, должны быть частью самой нефти. Они могут независимо передвигаться и для маскировки принимать форму и размеры человека. Основу их составляет некая адски черная эктоплазма или нечто более материальное. Возможно, это простые живые люди, которые превратились в поклонников и рабов нефти, приняли «черную веру» и «черное посвящение».
  — «Черный человек» поклоняется ведьмам,— однажды сказал Деловей.— Я думаю, что он посланник каких-то других миров, которые следят за нашей Землей. Важно знать, что «черный человек» — это не негр (это придало бы ему коричневатый оттенок), а человек с кавказскими чертами и подлинно черным цветом лица. Большинство людей сравнивает «черного человека» с дьяволом. А Маргарет Мерей очень убедительно опровергла эту точку зрения в своем произведении «Бог ведьм».
  — Негры здесь не замешаны,— продолжал Деловей, Его мысли то забегали вперед, то возвращались в прошлое.— Я думаю, что расовый вопрос очень важен в настоящее время. Но нефть использует черный цвет только для маскировки.

  — А атомная энергия? Ты еще об этом не говорил,— заметил я немного сердито или, скорее, нервно.
    Деловей посмотрел на меня проницательным взглядом.   — Я думаю, что ядерная энергия — это совсем отдельный подземный разум,— сказал он,— Гелий — вместо болотного газа. Урановая смолка — вместо смолы. Эта энергия более интроспективна, чем нефть, и в ближайшем будущем она станет даже более активной. Может, конфликт между этими двумя кровожадными разумами явится спасением для человека? Хотя, более вероятно — только дальнейшей гарантией его разрушения.
    По теории Деловея, «черные агенты» нефти не только следят за нашей Землей, а стараются заблокировать все попытки открытия новых нефтяных бассейнов и новых способов ее использования. Они убирают с пути всех интересных, наблюдательных людей, которые вмешиваются в ее жизнь.
  — Например, Рудольф Дизель — создатель двигателя внутреннего сгорания. Какая сила уничтожила его в 1913 году, как раз перед Первой мировой войной, доказавшей превосходство работающих на бензине танков, разных военных машин и самолетов? До сих пор никто не нашел объяснений этой загадке. Я говорю, что Дизель знал слишком много и поэтому его убрали. То же случилось с Амброзом Бирсом. Он исчез почти в то же время, что и Дизель, в нефтяных землях между Мехико и Техасом. История нефтяной промышленности овеяна разного рода легендами о людях, которые изобретали новые виды топлива или делали другие важные открытия, а затем исчезали, не сказав ни слова. У каждого нефтяного бассейна есть свои загадки и черные привидения. И бассейн на юге Калифорнии не является исключением.
    Еще сложнее мне было привыкнуть к новому настроению Деловея, когда он начал делиться со мной открытиями и догадками о черном скрытом хозяине, господствовавшем на юго-западе Америки. А ведь раньше, бывало, и слова из него не вытянешь. Но очень скоро я привык. Я никогда не относился скептически к сверхъестественным силам, никогда не говорил, что на юге Калифорнии не может быть привидений. Потому что здешние города, растянувшиеся вдоль негостеприимного пустынного побережья, молоды и заселены обывателями; потому что существовавшая здесь ранее культура американских индейцев была очень бедна, а сами индейцы — скучны и покорны, в то время, как католические священники — строги и жестоки. Существование привидений — это вопрос не времени, а атмосферы, царящей вокруг них. Я видел некоторые домики в Голливуде, которые показались мне более призрачными, нежели старые дома в Новой Англии. Всего тридцать лет назад здесь вырубили леса, выкосили траву и проложили дороги, тротуары и водопроводы. Но люди здесь не прижились. И теперь это дикая местность с высокой травой, разрушенными дорогами и поржавевшими от времени водопроводами. Единственное, что напоминает здесь о жизни,— это маленькие ящерицы, быстрые, извивающиеся змеи, бархатные ловкие тарантулы и непроходимые заросли.
    Юг Калифорнии изобилует такими районами и городишками, где господствуют привидения, несмотря на строительство новых домов, вырубку лесов и осушение болот, пришедших вместе с ракетостроительными, нефтеочистительными заводами, телевидением, санаториями и тому подобными учреждениями.
    Посмотрите издалека на кантон Потреро — разрушенную землетрясением расселину, которая тянется через густонаселенные районы. Но вам не удастся проникнуть туда, потому что ее склоны слишком круты и загромождены разнообразными деревьями и кустарниками. Здесь есть и толокнянка, и сумах, и мелкие дубки. Почти непроходимый каньон Потреро, упивающийся своими загадочными мечтами. Это жилище черных лисиц, койотов и бесшумно парящих высоко в небе ястребов. Современные поселения на вершине этой расселины не знают ничего подобного. У Колриджа можно прочитать такие слова: «глубокая романтическая расселина... дикая местность... священная и очаровательная...»
    Я могу также пригласить вас в один прекрасный солнечный день осмотреть загадочные, романтические острова Санта Барбара в Тихом океане площадью в 218000 акров (кроме острова Санта Каталина в 55 000 акров, территория которого закрыта для посещения правительством).
    Иногда кажется, что сама земля на юге Калифорнии, осадочная, без прочного каменистого скелета, обладает природным чутьем с большой энергией, почти неизвестной другим геологическим районам, и придает таинственное правдоподобие теории Деловея о чувствительной, ищущей, скрытой нефти. Каждый год случаются непредвиденные провалы земли, разливы рек и болот, которые затапливают жилища и засасывают машины. В 1958 году обрушился 100-футовый холм на Тихоокеанское шоссе, после чего на протяжении более шести месяцев вагонетками вывозили камни, чтобы расчистить дорогу.
    Когда-то эта дорога называлась Рузвельтским шоссе. А теперь это шоссе Кабрилло, или Эль Камино Риал. Названия улиц менялись с течением времени. Сначала были испанские имена, потом — британские и итальянские, и в конце концов снова вернулись испанские названия. На юге Калифорнии история также обращалась к прошлому, но с несколько злобной насмешкой.
    Теперь здесь нашли пристанище сторонники теософии и мистики, оккультисты, подлинные и мнимые, толпами повалившие на юг в начале нынешнего века. Сверхъестественные силы для большинства из них столь же притягательны, как и заселенные кинорежиссерами фешенебельные районы, широкие финансовые возможности и здоровый климат.
    Это был народ, поклонявшийся своим загадочным святым и умевший устраивать блестящие вечеринки: босоногие последователи Кришны, появляющиеся с миссией милосердия в местах бедствий; розенкрейцеры и сторонники теософии; Екатерина Тинглей и Анна Бесант; последние хозяева мира — кришна-мурти, все еще спокойно живущие в долине Охаи; Эдгар Райс Берроуз, известный беллетрист, автор «Тарзана», создавший в своих романах сказочные теософские миры на Марсе; поклонники летающих тарелок; прекрасная Глория Ли, восхищенно слушающая своего любовника, живущего на Юпитере... Этот список можно продолжать до бесконечности.
    Поначалу я с доверчивостью и, можно сказать, симпатией отнесся к рассказам Деловея о черных нефтяных привидениях и агентах в виде человекоподобных созданий.
    Замечу: если и верить в существование привидений, то где, как не в Венеции. Их тут великое множество: привидения Индейского канала, названные аборигенами «древнейшими»; привидения людей Кабрилло, открывшего это побережье в 1592 году; привидения времен теократии и последующего периода беззаконий; привидения испанских донов и янки; привидения золотоискателей, анархистов и штрейкбрехеров; привидения картежников, гондольеров и других представителей этого века иллюзий. В современном мире сосуществуют мечты и реальность. В болотистой южной стороне Венеции строятся большие порты и гавани. Мечтатели поговаривают об идее соединить порт с системой старых каналов, вычистить их, наполнить водой и снова пустить гондолы. Тут же идет острая борьба за разрешение на добычу нефти в прибрежных районах, строительство буровых вышек в мелководье Тихого океана.
    Я никогда не относился скептически к рассуждениям Деловея о Черной Гондоле, хотя всякий раз они пусть немного, но расходились. Перескажу вам один его сон, услышанный в трейлере поздно ночью. Стояла тишина, нарушаемая только отдаленным шумом волн и пульсацией нефтяного насоса в нескольких ярдах от тонких металлических стенок его жилища с небольшими, полузакрытыми занавесками окнами. Должно быть, пьяный гитарист уже прошел. Я сидел и размышлял о черных сверхъестественных созданиях, которые, быть может, следят в этот час за нами.
  — Мне казалось, что я сижу в Черной Гондоле, когда возник сон,— начал рассказ Деловей.— Я повернут лицом к носу судна и двумя руками крепко держусь за борта лодки. Очевидно, я только что покинул свой трейлер. Мы плывем по Большому каналу. Я помню ощущение нефти на своей одежде, но не знаю, как она попала туда. Все происходит темной ночью. Уличные фонари уже не горят, но звездного света достаточно, чтобы различать дома, окна которых тоже не светятся. Только мерцание звезд отражается в них. В этих отблесках можно увидеть волнистую поверхность воды, рассекаемую носом нашей гондолы.
    Это обычная гондола — узкая, с высоко поднятым носом, но почему-то вся черная. Однако это не простой черный цвет, а как-будто с примесью копоти. Вы ведь знаете, что гондолами называют также черные открытые товарные вагоны, в которых перевозят уголь. В свое время я достаточно часто ездил в них. Может, в этом кроется какой-то тайный смысл?
    Отчетливо слышны свист и слабые удары весла о воду. Они так же ритмичны, как и пульсация насосов на нефтяных скважинах. Я сижу и не смею оглянуться, чтобы рассмотреть гондольера. Страх сковал меня. Я судорожно, с еще большей силой сжимаю руками борта гондолы.
    Время от времени стараюсь представить себе моего спутника. Перед мысленным взором возникает тонкая фигура ростом в 7 футов, с сутулыми плечами, с головой, немного наклоненной вперед и прикрытой капюшоном. На нем плотно облегающая одежда, на ногах длинные, узковатые, немного заостренные к носкам туфли. Его руки с тонкими пальцами сильно сжимают черное весло. Сам он тоже весь черный, но, в отличие от гондолы,— ярко-черный, со слегка зеленоватым налетом, как-будто покрытый слоем нефти. Он походит на только что возникшего из глубин огромного нефтяного океана водяного.
    Но во сне я не смею не то что посмотреть, а даже подумать о нем. Мы поворачиваем к Большому каналу и плывем в сторону порта. Здесь тоже темно. Небо беззвездно, только иногда ощущается какое-то слабое мерцание. Я стараюсь отыскать красно-зеленые огоньки самолета, взлетающего из аэропорта. Даже это было бы уже большим удовольствием для меня. Но, к сожалению, небо такое же темное, как и прежде.
    Запах нефти очень силен, я слышу его, хотя во сне мы обычно не обращаем внимания на такие вещи. Мы проплываем под изогнутыми разрушенными мостами, очертания которых смутно различаются в слабом мерцании.
    Смрад нефти все сильнее. Только теперь я замечаю некоторые изменения, хотя наша гондола рассекает волнистую поверхность под тем же углом, а удары весла о воду имеют тот же ритм, что и прежде. Разве что мы несколько глубже погружены в воду, примерно на 2—3 дюйма.

    Я задумался. В лодке ничего не прибавилось: ни передо мной, что я мог бы видеть, ни сзади, что я мог бы ощутить. Я провел рукой по дну гондолы — оно было сухим. Вода не проникала в лодку, но мы погружались все глубже. Почему?
    Вонь становилась уже удушливой. Гондола продолжала погружаться. Я ощутил, как вода коснулась моих пальцев, крепко сжимавших борта лодки. И вот, наконец, пришла разгадка. Прикосновение жидкости к моим пальцам подсказало, что мы движемся не по воде, а по слою нефти, разлитому на поверхности воды. Чем толще он становился, тем глубже погружалась лодка.— Деловей прервал свой рассказ, внимательно посмотрел на меня, а затем продолжил:
  — Например, в море ртути лодка плыла бы по поверхности, не погружаясь глубоко, потому что ртуть тяжелее свинца. И наоборот, в море бензина лодка начала бы тонуть, поскольку он легче. Что же касается лодки, движущейся по слою разлитой на поверхности воды нефти, то она будет погружаться пропорционально толщине этого слоя, пока полностью не исчезнет в нем.
    Во всяком случае, слой нефти, по которому плыла наша гондола, становился все толще,— продолжал Деловей.— У меня сложилось впечатление, что мы плывем к Большому каналу, наполненному нефтью. Черная масса начала переливаться через борта лодки, но.гондола продолжала свой путь так же ровно и уверенно, как и прежде, даже немного быстрее. Она походила на самолет, который то подымается, то снова опускается, или на погружающуюся подводную лодку.
    В тот момент, когда я уже было собрался с силами, чтобы выскочить на берег, опасаясь, однако, что могу не допрыгнуть и упасть в воду, весло гондольера всей тяжестью опустилось мне на правое плечо и прижало к сиденью. И хотя этот немой приказ не двигаться более походил на какую-то гипнотическую силу, а не физическую, он был абсолютным. Я не мог двинуться на этой все глубже погружающейся лодке.
    Я ощутил дыхание смерти и в последний раз посмотрел на небо, надеясь увидеть огоньки взлетающего самолета. Нефть была уже у моего лица. Я крепко сжал губы, задержал дыхание и закрыл глаза.
    Нефть накрыла меня. В последние секунды я осознал, что мы движемся в этой черной массе еще быстрее, чем прежде. Густая нефть не выталкивала меня из гондолы, а наоборот — я как бы слился с ней.
    Смерть не наступала. Я ждал момента, когда уже не смогу сдерживать дыхания и нефть вольется в меня. Но он все не наступал. Напряженные мышцы грудной клетки, челюсти, лицо стали расслабляться.
    Я открыл глаза и обнаружил, что могу видеть сквозь нефть. В темно-зеленом мерцании, все еще погружаясь, гондола двигалась в большой пещере, заполненной нефтью. Очевидно, мы опустились в нее через какие-то ранее не известные ворота, когда проплывали Большой канал. Видимо, в тот момент я с закрытыми глазами ожидал смерти.
    В это же время гондольер покинул свой пост за моей спиной. Теперь он шел впереди гондолы и тянул ее, как какого-то мифического дельфина или водяного. Иногда передо мной мелькали очертания черных подошв его длинных узких туфель.
    Я сказал себе: «Я принял Черную Веру».
    Скорость движения все возрастала. Мы проплывали сказочными гротами, сворачивали в узкие коридоры, стены которых были усеяны драгоценными камнями, самородками золота и меди. Мы парили над большими сводами, увенчанными твердыми кристаллами соли, блестевшими, как алмазы.
    Я знаю, что открывшаяся мне картина подземной нефти в виде огромных взаимосвязанных озер геологам покажется неправдоподобной. Они убеждены, что нетронутая подземная нефть не может быть чистой, а перемешана с землей, камнями, глиной и песком. Но я-то видел эту картину собственными глазами. Может, я воспринимал происходящее слишком символично, или все-же сама геология фальшива?
    Скорость становилась непереносимой. Мы походили на малую черную частичку в нефтяной плазме какой-то большой субстанции. Интуиция подсказывала мне названия мест, под которыми мы проплывали: Ирак, Иран, Индия, Индонезия, Аргентина, Колумбия, Оклахома, Алжир, Антарктика, Атлантис...
    Казалось, что мы мчимся по космическим просторам, а не по подземным глубинам. Я испытывал чувство каких-то ночных кошмаров, какого-то дикого кружения, туманного мерцания и ощущение усталости.
    В то же время я осознал, что зелено-белые лучи, которые я видел, были нефтяными нервами. Они тянулись повсюду, доходя даже до самой маленькой скважины. Я все ближе приближался к мозгу нефти. Я был уверен, что скоро увижу Бога.
    Я всегда, даже в этом ночном кошмаре, ощущал присутствие моего проводника. Время от времени я даже замечал его очертания.
    На этом сон заканчивался. Я чувствовал себя очень утомленным и больше не мог выносить этого постоянного перемещения в пространстве. Я проснулся. Пот выступил у меня на лбу. Но через минуту я вновь погрузился в еще более глубокий сон, после которого проснулся вялым и истощенным.
    Деловей закончил свой рассказ. Он вопросительно посмотрел на меня и виновато улыбнулся, будто понимая всю нелепость рассказанного. В его глазах я прочел выражение одиночества, и это заставило меня еще раз вспомнить сон, особенно тот его момент, когда Черная Гондола погружалась все глубже, а он безнадежно искал в небе огоньки летящего самолета.
    Вот и весь сон. Намного труднее описать мою реакцию на него. Ведь Деловей не сразу рассказал мне весь сон. Сначала очень кратко, примерно так: «Вот смешной сон однажды приснился мне». И только позже — уже более серьезно, включая все детали и подробности. Отмечу также, что этот сон за время нашей дружбы снился ему шесть раз. И каждый раз Деловей рассказывал мне все больше и больше, упоминая новые детали. Так постепенно он открыл мне сущность своей теории о черной нефти и объяснил, почему столь твердо верит в нее. Когда он рассказал мне свой сон впервые, его нервное состояние было достаточно хорошим, но позже оно заметно ухудшилось.
    Припоминаю, что первый раз мы попытались проанализировать сон с психоаналитической точки зрения. В нем было все: и рождение, и смерть, и даже символ секса; путешествие в жидкости, ласка нефти, туннели и галереи под мостами, затрудненное дыхание, ощущение полета... Деловей выдвинул какую-то неестественную трактовку своего исчезновения в темноте с незнакомым мужчиной: в его доводах присутствовал намек на гомосексуализм. Но я отстаивал более простые, прозаические объяснения: все страхи, должно быть, происходили от его неудовлетворенности необходимостью зарабатывать на жизнь. Мы размышляли над тем, что определенное значение могла иметь и расовая проблема — ведь в жилах Деловея текла индейская кровь. Мы также пытались найти человека в его жизни, которого мог олицетворять Черный Гондольер.
    Когда он рассказал свой сон в последний раз, мы только переглянулись. Я встал, сутулясь подошел к окну, задернул занавески, чтобы отгородиться от нефтяной скважины и темноты, и мы стали говорить о чем-то другом, совсем незначительном.
    Именно в то время Деловей впервые по-настоящему ощутил страх. Он был вызван разного рода разговорами о нефти, которая проникала в Большой канал через какую-то подземную щель. А, может, причиной была поврежденная скважина? Деловей решил пойти на канал и посмотреть. Солнце уже село за горизонт, когда мы добрались до места. Огни, которые свидетельствовали бы о работающих там людях, не светились, и Деловей решил, что лучше вернуться назад. В Венеции быстро темнеет, так как Лос-Анджелес находится достаточно близко как к Северному Тропику Рака, так и к Южному Тропику Козерога. Мрак внезапно окутывает узенькие венецианские улочки. Я помню, что, возвращаясь, мы очень спешили, без конца спотыкаясь о мусор и камни, и когда, наконец, добрались до трейлера, Деловей вздохнул с облегчением.
    В тот вечер он два или три раза находил всякого рода предлоги, чтобы выйти на улицу, подолгу стоял, внимательно всматриваясь в темноту, в сторону Большого канала. Он пытался увидеть языки нефти, текущие к трейлеру.
    Чтобы успокоить его и заставить посмотреть на вещи разумно, я напомнил его же слова о том, что просачивание нефти — это обычное явление на юге Тихого океана. Любители водных процедур привыкли к тому, что после купания на их ногах остается что-то в виде смолы. Загрязненность воды они относили к издержкам современного производства и вряд ли догадывались, что на самом деле это подводный асфальт, возникновение которого можно отнести еще ко временам Кабрилло. Другой пример: в сердце западного Лос-Анджелеса расположен рудник Ла Бреа, из, которого добывают минеральную смолу. Найденные там отпечатки костей на асфальте свидетельствуют о том, что это место стало западней для многих животных. (Само название Ла Бреа означает «смола». Другие прекрасно звучащие названия старых улиц Лос-Анджелеса имеют совсем безобразные или домашние значения: Лас Пулгас означает «блохи», Темескал — «прекрасный дом», Ла Сенега, название улицы, на которой расположены самые прекрасные рестораны, означает «болото».)
    Мои усилия оказались напрасными, так как Деловей не успокоился и все время ворчал:
  — Проклятая нефть! Она даже животных уничтожает. Но в конце концов и на нее найдется управа.
    Он подошел к двери, чтобы в очередной раз выйти на улицу и вновь молча стоять, всматриваясь в темноту. Но как только он открыл ее, ворчание насоса усилилось.
    Новость о появлении нефти в Большом канале оказалась намного преувеличенной. Я уже не помню, чем закончилось дело, но это событие помогло мне проникнуть во внутреннее состояние Деловея и сделать все возможное для успокоения его нервной системы, хотя моя собственная тоже нуждалась в этом.
    А потом случилась ужасная история с автомобилем Деловея. Он почти за бесценок купил свой старый, ветхий «жучок» и привел его в порядок, истратив почти все сбережения на покупку запчастей и ремонт. Внутренне я одобрил это, так как любая ручная работа — целительна. Все чаще Деловей отказывался брать у меня взаймы.
    Однажды вечером я обнаружил, что машина отсутствует, а Деловей только-что вернулся из длинного изнурительного путешествия пешком и автостопом. Он очень устал и весь дрожал. Оказалось, что когда он ехал по шоссе Сан-Бернардо, случилось дорожное происшествие: взорвался грузовик с керосиновой цистерной. Я услышал об этом по радио несколько часов назад. Движение было прервано на полдня. Деловею удалось припарковаться в стороне, но нефть быстро растекалась по дороге, и вскоре машина оказалась стоящей прямо в нефтяной луже. Было очень скользко. Две ехавшие сзади машины врезались в «жучок» Деловея. Хорошо, что он сам успел выскочить и отбежать в сторону. Через минуту маленький несчастный «жучок» вспыхнул. Водитель грузовика тоже чудом спасся, но машина Деловея полностью сгорела.
    Деловей никогда не признался бы, что решил навсегда покинуть Венецию и Лос-Анджелес, не случись катастрофа на шоссе Сан-Бернардо. Я думаю, он стыдился своего намерения уехать, не рассказав мне о своих дальнейших планах и даже не попрощавшись, хотя и понимаю, что иногда надо исчезнуть неожиданно, пока пыл решения не остыл. Кроме того, я заметил, что у дверей трейлера не было огромного старого чемодана, который обычно там стоял. Я вдруг представил себе, как он горит в машине...
    Позже полиция использовала случившееся для подтверждения своей версии, согласно которой исчезновение Деловея из Венеции было добровольным. Аргументация сводилась к следующему: однажды Деловей уже пытался уехать, не сказав никому ни слова, и уехал бы, не случись дорожное происшествие; у него заканчивались деньги, а срок аренды трейлера подходил к концу; и вообще, вся жизнь Деловея состояла из постоянных скитаний и бродяжничества, чередующихся со случайными заработками, так что не было ничего удивительного в том, что он просто воспользовался возможностью скрыться.
    Должен признать, что полицейская версия выглядела логично. Оказалось, например, что стражи порядка уже давненько подозревали Деловея в торговле наркотиками. И это могло быть правдой. Он как-то признался, что в молодые годы покуривал гашиш.
    Мне всегда было непонятно, почему главный герой современных триллеров не покидает место средоточия ужасов (например, такое, как трейлер Деловея), а остается там и продолжает дрожать от страха, пока его не уничтожат. Со времени знакомства с Деловеем я изменил свои взгляды. Он действительно пытался уехать, но катастрофа на шоссе помешала ему. Ему не хватило смелости и энергии попробовать еще раз. Деловей стал фаталистом. И, должно быть, желание остаться и посмотреть, чем все закончится, было сильнее страха.
    В тот вечер, после дорожного происшествия, я просидел с Деловеем очень долго, пытаясь утешить его, заставить посмотреть на катастрофу как на случайность, а не как на преднамеренный злой знак, направленный против него. Через некоторое время мне это удалось.
  — Ты понимаешь,— сказал Деловей,— я провисел на хвосте у грузовика целых десять минут. Я боялся его обогнать, хотя запас скорости был порядочный. Я все время,думал, что что-то должно случиться, если я обгоню его.
  — Видишь,— отозвался я,— если бы ты обогнал его сразу, происшествия удалось бы избежать. Ты сам навлек на себя опасность тем, что ехал слишком близко к машине, которая таила в себе угрозу.
  — Нет,— ответил Деловей, качая головой.— Тогда катастрофа случилась бы раньше. Неужели ты не понимаешь, что это была нефтяная цистерна? Нефть любым способом преградила бы мне путь. Теперь я в этом убежден. В конце концов, нефть могла бы просто прорваться на поверхность, и ее фонтан уничтожил бы мою машину.
  — Ну, ладно,— заметил я,— в конечном итоге тебе ведь удалось спастись.
  — Нефть просто не хотела уничтожить меня там, на шоссе,— возражал Деловей.— Она только хотела вернуть меня обратно. А здесь она уже подготовила мне сюрприз.
  — Послушай, Деловей,— сказал я сердито.— Если исходить из твоих рассуждений, то всякий несчастный случай должен быть вызван какой-то жестокой сверхъестественной силой. Сегодня утром, например, я обнаружил в моей кухне просачивание газа. Неужели из этого вытекает...
  — О! Она уже за тебя взялась,— перебил меня Деловей, вскакивая с места.— Природный газ и нефть — это одно и то же, это дети одной матери. Держись подальше от меня — это будет безопасней. Я предупреждал. А теперь тебе лучше уйти.
    Конечно, его доводы меня не убеждали, но два часа, проведенные вместе, не улучшили ни его, ни моего состояния.
    Он вспомнил катастрофу прошлого года в Лос-Анджелесе, когда вода в резервуаре емкостью в 300 миллионов галлонов прорвала толстые стенки земли на Болдвин-Хилл. Эта катастрофа нанесла ущерба на десятки миллионов долларов. Поток воды и болотной жидкости затопил жилые дома и сооружения, уничтожил автомобили. Но жертв было немного, так как соответствующие службы вовремя приняли необходимые меры предосторожности: вертолеты сигналом оповещали о надвигающейся беде.
  — Вблизи резервуара расположены нефтяные скважины,— сказал Деловей.— Даже наши недальновидные власти признали, что причиной катастрофы явилось обседание грунта от их бурения. Вспомни границы потопа — от Ла Бреа до Ла Сенега, и породу, которая лежала вдоль резервуара: асфальт! Он с каждым разом все более ослабевал и, наконец, вызвал катастрофу.
  — Асфальт инертен,— возразил я.— Это просто результат бурильных работ.
  — Инертен! — воскликнул Деловей.— Как бы ни так! А что, по-твоему, подает сигналы лозоискателям? Неужели ты все еще думаешь, что человек руководит этими процессами?
    Я почувствовал облегчение, когда часы показали, что мне пора уходить. Я ненавидел себя за потраченное зря время и был рад предстоящим завтра делам. Они спасали меня от визита к Деловею.
    Впервые за все это время, возвращаясь ночью домой, я подумал, что Деловей, должно быть, психопат. Размышляя, я вдруг почувствовал раздражение от слабой вони нефти в машине. Несмотря на страшный туман, я открыл окна. Меня охватило волнение. К черту все! Этот человек отравил мне жизнь своими сумасшедшими подозрениями и страхами! Да, он прав, мне лучше держаться от него подальше.
    Около двух часов ночи я проснулся от сильного удара молнии, шума за окном и грохота дождя о крышу. Мне вдруг подумалось, насколько сильнее дождь барабанит в металлические стенки трейлера. Это был первый ливень в том году. Начавшись ранней осенью, мерзкая погода продолжалась до самой зимы. Должно быть, я просидел долго, вслушиваясь в шум дождя. Я думал о Деловее и его идеях, которые в эту минуту не казались мне слишком уж невероятными. Я мысленно рисовал себе картину Венеции с ее каналами, низенькими домами, нефтяными скважинами и буровыми вышками в тумане дождя.
    Мне кажется, что именно мысль о переполненных каналах подняла меня с кровати. Это было около пяти часов утра. Я оделся и вышел на улицу, в темноту. Я вдруг решил проведать Деловея. К этому времени дождь прекратился, но вокруг были заметны следы бури. С помощью фар я мог ясно различить разбросанные ветки деревьев, болотную грязь и песок на улицах, переполненные канавы, наполовину затопленные перекрестки. Из канализационных люков фонтанировала вода.
    По дороге, кроме нескольких пожарных машин, грузовиков и двух машин скорой помощи, я не встретил ни одного частного автомобиля. Добравшись до Венеции, я обнаружил, что в стороне, где жил Деловей, не горит ни одного огонька. Теперь приходилось ехать более осторожно, так как фары моей машины были единственным источником света. Венеция походила на мертвый после бомбежки город: ни души, ни единого огонька. Только тусклый свет свечей за окнами. Я переехал через узкий сгорбленный мостик. На этот раз можно было не сигналить. Я припарковал машину в обычном месте, заглушил мотор, погасил фары и вышел.
    Меня поразила тишина, стоявшая вокруг. Дождь прекратился, и только последние капли, стекавшие с крыш в сточные канавы, напоминали о нем. И в этой тишине слышен был звук работающей нефтяной скважины у трейлера Деловея. Он показался мне каким-то странным. Никогда раньше я не слышал этого пыхтящего шипенья.
    Я подошел к каналу и остановился. Естественно, он был заполнен до краев водой. Внезапно послышались какие-то другие звуки: слабые ритмичные приглушенные удары, напоминающие работу весла.
    Я пристально всматривался в черную воду канала. Сердце учащенно забилось, казалось, оно вот-вот выскочит из груди. Мне почудилось, что в темноте я вижу очертания отдалявшихся от меня гондолы, гондольера и пассажира. Я не верил своим глазам. Металлическая проволока преграждала путь, хвати у меня мужества последовать за ними. Я бросился за фонариком к машине.
    По пути назад я подумал, что можно подъехать к каналу на машине и осветить поверхность воды фарами, но не решился на это.
    Я снова был у канала, направив луч фонарика на черную воду. И вновь мне показалось, что я вижу черную гондолу. Теперь она была намного меньше и собиралась повернуть к Большому каналу.
    В этот момент фонарик дрогнул у меня в руках, а когда я в считанные доли секунды опять направил его в нужную сторону, канал был пуст. Я вертел фонариком в разные стороны, до рези в глазах всматривался в воду — гондолы нигде не было.
    Я сел в машину и перед тем как свернуть на дорогу, параллельную Большому каналу, решил все-таки сначала заскочить к Деловею: он, наверняка, спит, думал я, и проверка не отнимет много времени. Ведь все увиденное и услышанное могло быть просто игрой воображения. И вместе с тем, мои призрачные впечатления казались реальными.
    Уже начинало светать. Я вновь услышал пыхтящие звуки работающего насоса со стороны нефтяной скважины. Остановившись в нерешительности, я направил фонарик сначала, на скважину, а затем на трейлер. Видимо, что-то случилось с насосом: с каждым его движением струя нефти падала на жилище Деловея и через открытые окна попадала внутрь.
    Впоследствии так и не выяснили, была ли молния причиной поломки клапана насоса, хотя окрестные жители убеждали меня, что два удара ее были чрезвычайно сильными, казалось даже, что они могут пробить крышу дома.
    Входная дверь трейлера была прикрыта. Я вошел в помещение и осветил его фонариком. Деловей отсутствовал. Сначала я обратил внимание на койку моего товарища, стоявшую у открытого окна. До меня продолжали доноситься звуки пыхтящего насоса и ударов нефтяной струи о трейлер. Брызги, врываясь в окно, падали на коричневое одеяло, и черное пятно на нем все увеличивалось. Вонь нефти становилась невыносимой. Направив свет фонарика в противоположную сторону, я замер от изумления и страха...
    Пусть все увиденное мной на берегу канала — плод моего воображения. Даже поломка нефтяного насоса могла быть простой случайностью. Но то, что открылось моему взору внутри трейлера, было явным, неоспоримым, реальным и материальным; все свидетельствовало о преступной злонамеренности. Правда, полиция расценила это иначе — как тщательно продуманный розыгрыш.
    После короткого замешательства я овладел собой. В руках у меня по-прежнему был фонарик.
    Через минуту я уже сидел в машине и ехал в сторону Большого канала, то съезжая к нему, то выезжая на разрушенные мосты. Я все еще пытался найти что-то, но безуспешно: не было ни лодки, ни человеческого тела, ни нефти, хотя запах ее по-прежнему был силен.
    Тогда я отправился в полицию. В своих показаниях я считал важным подчеркнуть, что мой друг Деловей постоянно боялся быть поглощенным Большим каналом, и это обстоятельство может быть разгадкой его таинственного исчезновения.
    Однако полиция склонялась к мысли о возможном самоубийстве, отбрасывая версию похищения, организованного этой черной, неодушевленной, древней и почти вездесущей силой — нефтью.
    Позже мне сообщили, что полицейские обыскали весь канал, но никаких следов лодки и человека не обнаружили. А так как стражи порядка не любят слишком затягивать расследование, оно и было закончено. Материальные следы доказательств, оставленные в трейлере, полиция трактовала как розыгрыш или с моей стороны, или со стороны Деловея, о чем я уже говорил.
    Теперь мое собственное расследование также закончено. Я решил больше не мучить себя размышлениями о странной теории, наделяющей подземную темноту целеустремленностью, превращающей человека в марионетку каких-то неведомых сил подземного мира. Я больше не буду думать об этом, несмотря на неопровержимые доказательства, виденные собственными глазами.
    Что я видел тогда в трейлере?
    Это была трещина длиною в ярд, как-будто рассеченная килем пропитанной нефтью лодки. Она тянулась от канала к койке Деловея, и можно было легко различить длинные, узкие, заостренные к носкам следы Черного Гондольера.

    The Black Gondolier
    (c) 1964, by August Derleth
    (c) Перевод. Дж. Дж. Мариконда, 1993