Литературная судьба
Вальтера Беньямина сложилась подобно герою его
очерка, который так и не был окончен (1934).
Невезучесть немецкого философа и эссеиста давно
уже стала общим местом литературы о нем. Многое
из того, что он написал, увидело свет лишь спустя
годы после его смерти, а то, что было
опубликовано, не всегда находило понимание.Творчество Беньямина никак не укладывается в рамки академической философии. В то же время именно в наше время стало ясно насколько трудно стало определить реальные границы философствования, если, разумеется, не ограничиваться чисто формальными параметрами. Беньямин пытался найти такую форму осмысления реальности, которая отвечала бы этой новой реальности, не отказываясь от заимствований у искусства: его тексты, как отмечали исследователи, напоминают коллажные работы художников раннего авангарда, а принцип сочетания отдельных частей этих текстов сравним с техникой монтажа в кино. В то же время, при всем своем модернизме, он совершенно явно принадлежал к достаточно разнородной и богатой традиции афористики и свободного эссе, философской поэзии и прозы – чьими предшественниками были Лихтенберг и Гаман, Гете и романтики, затем в нее вошел и Ницше.
Готовя очерк к десятой годовщине со дня смерти Кафки, Беньямин завязывает с Гершомом Шолемом, Вернером Крафтом и Теодором Адорно переписку на тему эссе о Кафке, а также беседует об этом с Брехтом, тщательно записывая высказывания последнего. Шолем тянет Кафку к каббале, Адорно пеняет на недостаток диалектики ( в ее гегелевском понимании) в эссе Беньямина, Брехт с самого начала вписывает Кафку в широкий социальный контекст. Крафт указывает на более сложную связь текстов Кафки с законом и его представителями, в частности на роль женщин.
Ключевым для очерка сюжетом (открывающим текст) стал анекдот пушкинских времен о Потёмкине, в приступе депрессии подписавшем целую пачку важных указов фамилией чиновника, который эти указы ему принес, при том, что ни тот ни другой не проронили ни слова и Потемкин ранее никогда не видал этого чиновника. Эпизод этот, по мнению Беньямина, представляет собой квинтэссенцию кафкианского взгляда на мир, текст и авторство: то, что автор подписывает, принадлежит вовсе не ему, и наоборот — можно подписать любой уже существующий текст, осознав себя его автором. В притчах Кафки, по мнению Беньямина, воплощаются глубинные архетипические ситуации, которые Кафка не столько сочинил, сколько пересказал, сумев извлечь их из неких глубинных пластов того, для чего нет хорошего названия (коллективное бессознательное? доязыковые мыслительные состояния?).
Собственно, текст очерка занимает примерно одну пятую часть небольшого томика, а остальное — это многочисленные заметки и наброски, примечания, обширные фрагменты переписки с Шолемом, Крафтом и Адорно.
+/-
