Глава 5

    В полдень следующего дня Алголь бродила по лесу, размышляя, что ей теперь делать. Она еще не видела Дориана, и не знала, что произойдет, когда она увидит его. Она не хотела верить в то, что сказал ей этот негодяй Филипп, но сомнения, как червь спелое яблоко, точили ее душу.
    Вдруг из-за кустов на нее неожиданно выскочил сам Филипп. Алголь отпрянула и с ненавистью посмотрела на него.
    Она молча смотрела на него, ожидая, какую еще гадость он для нее припас.
  — Я вынужден встретиться с тобой… — произнес он глухо.
  — Что тебе еще от меня нужно? Ты, кажется, уже свое получил, — ответила злобно Алголь.
  — Ты не понимаешь. Я люблю тебя…
  — Ложь. Так не бывает. Я только не могу понять, чего именно ты добиваешься?
  — Тебя. Я стану твоим верным рабом. Только не гони меня.
  — Мне не нужны рабы. Если ты все это затеял лишь для того, чтобы я ничего не говорила Дориану, то можешь идти спокойно — я ему ничего не скажу. Но видеть тебя я не хочу.
    Алголь отвернулась и пошла к дому. Он попытался поймать ее за руку, но она вырвала ее и, не оборачиваясь, ушла. Филипп топнул от злости. Немного подумав, он пошел за ней, как собака. Опомнился он только тогда, когда оказался в ее саду за домом, где он в первый раз караулил ее.
    Он сидел там уже не первый час, когда к ее дому приехал всадник. Выглянув из-за куста, он увидел Дориана. Он тут же прилип к стене под окном и вытянул уши.
    Дориан со счастливой улыбкой обнял Алголь, но она отстранилась от него.
  — Что-то не так? — спросил удивленно Дориан.
  — Я должна тебе что-то сказать… — произнесла она. Дориан в изумлении посмотрел на нее и произнес:
  — Ты заговорила? О, это самый дорогой подарок для меня!
    И он стремительно схватил ее на руки и закружил по комнате.
    Филипп под окном покрылся испариной — сейчас она все расскажет и Дориан просто убьет его.
    Алголь, в мыслях которой было одно — выяснить, солгал ли ей Филипп или он сказал ей правду, посмотрела в сияющие счастьем глаза Дориана и поняла, что все россказни Филиппа были ложью. Она обвила его шею руками и расплакалась.
  — Что случилось? — встревоженно произнес Дориан, — кто посмел обидеть тебя?
  — Дориан! Тебя пытались оклеветать передо мной. Но я никому не верю! Не спрашивай, кто это сделал, просто выслушай меня. Теперь, когда я могу говорить, я скажу тебе кое-что, но умоляю тебя, это должно остаться тайной, если ты меня любишь.
  — Я должна быть чистой перед тобой. И я хочу рассказать тебе все, чтобы ты обо мне знал. Я не знаю, что может случиться скоро — кто-то очень не хочет, чтобы мы были вместе, я это чувствую, поэтому я хочу, чтобы ты услышал это от меня, а не от третьего лица. Сядь и не перебивай меня.
    Дориан послушно сел, а Алголь, сжимая пальцы, начала свой рассказ, нервно меряя шагами комнату.
  — Я родилась в очень знатной семье. Мои родители очень любили друг друга. Когда я родилась, они были счастливы и очень любили меня. К сожалению, хотя род наш и очень знатен, он так же беден, и моя семья уже не блистала в обществе, предпочитая уединение. Они так любили меня и друг друга, что им никто не был нужен. Это была святая любовь. Кроме того, были некоторые причины, почему мы не бывали в свете и были бедны. Мои родители занимались оккультизмом. Огромная сумма денег пошла в уплату залога, который внес мой отец за то, что моя мать оказалась в тюрьме за колдовство. Ее оклеветал один богатый помещик за то, что она отказала ему в близости. Он просто сходил с ума от нее. Она была очень красива. И он отомстил ей. Мать выпустили за недоказанностью, к тому же, как я уже говорила, род наш был знатен и скандал удалось замять. Денег оставалось только на существование. К сожалению, мама заразилась в больнице чахоткой и умерла, когда мне было шесть лет. Отец вложил в меня всю любовь, которую не успел подарить маме. Но дела наши становились все хуже и хуже, и отец был вынужден склониться к вторичному браку. Его вторая жена была не достаточно знатна, но богата. Таким образом, она получила титул, а отец — деньги. Она была молода и красива, и отец даже полюбил ее. Дама она была неприятная, но, как оказалось, умела немного ворожить. Не знаю, как у нее получилось, но отец влюбился, как мальчик. Влюбился настолько, что отдал меня в приютскую школу, когда она настояла на этом. Она знала, что отец оккультист, и она пилила его день и ночь, чтобы он произвел обряд вечной молодости для нее. Но отец долго не хотел этого делать. К несчастью, все годы, что я училась в приютской школе, не пошли на пользу ни отцу, ни его новой жене. Когда я вернулась, отец, увидев меня, разрыдался — я была похожа на мать, как две капли воды. Дело в том, что по настоянию моей мачехи, мне не разрешалось каникулы и праздники проводить дома, и я коротала их в приюте с несколькими девочками. Поэтому через столько лет отец не узнал меня. Мачеха возненавидела меня за мою молодость и за то, что я так похожа на мать. Жизнь в доме стала невыносимой ни для меня, ни для отца, ни для мачехи. Мой отец стал сходить с ума. Наконец, чтобы его оставили в покое, он согласился провести ритуал вечной молодости для моей мачехи. Но только он не сказал никому, даже мне, что он не настолько хорошо знает магию. И не сказал он того, что вместо ритуала вечной молодости он решил провести ритуал воскрешения моей матери в тело мачехи. Случилось самое страшное, что могло произойти. Маму воскресить он не сумел. Мачеха умерла во время ритуала, а несчастный отец мой потерял рассудок и был обезглавлен прилюдно. Меня хотели привлечь к судебному процессу, как его помощницу, но мне удалось бежать, потому что не имела к этому никакого отношения. Правда, бежала я после того, как увидела казнь отца.
  — И из-за этого ты перестала говорить? — спросил Дориан, стиснув руки.
  — Нет. Говорить я перестала от ужаса, увиденного мною во время ритуала. Лицо мачехи на моих глазах стало превращаться в лицо моей матери. Но что это было за лицо! Эти глаза, пылающие огнем, этот звериный оскал… Оно напоминало мне морду волка! До сих пор не могу пережить я этого ужаса… Это длилось всего несколько мгновений, и когда лицо моей несчастной потревоженной матушки исчезло, мачеха была уже мертва. Я сказала тебе все. Ты волен уйти.
  — Ты не сказала одного — как твое настоящее имя… — произнес тихо Дориан.
  — Мое имя ведет историю от родственников германских королей. Назвал меня так отец, в честь звезды «Kaput Algol ». В честь же имени нашего рода названа звезда, которая покровительствует несчастным случаям и бедам. Имя моего отца Кристиан Бетельгейзе,— ответила Алголь и отвернулась к окну, под которым, ни жив, ни мертв, сидел Филипп, стараясь ничего не забыть из только что услышанного.
  — Я слышал это имя. И слышал, что этот человек был казнен за ведовство. Его не предали огню лишь только потому, что его титул мог претендовать на казнь королевскую, мечом, — ответил Дориан.
  — Я хочу, чтобы ты теперь ушел и подумал в одиночестве обо всем этом. Если ты завтра не придешь, я уеду из города и никогда больше не потревожу тебя. Я предупреждала тебя, что со мной связаны несчастья. И если ты не вернешься, я не удивлюсь этому. Так обычно бывает.
    Дориан поднялся и произнес:
  — А я все равно люблю тебя! И мне плевать, что думают другие! Я все равно люблю тебя, Джой!
    Он выбежал из дома, а Алголь села на стул у окна и заплакала.

*        *        *

    Всю ночь она провела без сна.
    Всю ночь не спал и Дориан.
    Всю ночь ворочался в своей постели Филипп.
    Наконец, лишь только первый лучик солнца пробился сквозь занавеси, Филипп помчался к Элдриджу.
    Элдридж еще спал, но Филипп разбудил его:
  — Друг, проснись и послушай меня! Любыми способами задержи Дориана дома!
  — Зачем еще? — спросил Элдридж спросонок.
  — Голубки вчера повздорили, и она сказала, если он не вернется сегодня, она уедет из города! — сказал Филипп и, приложив палец к губам, вышел из комнаты.
    Сам же он, пока Элдридж придумывал, как ему удержать Дориана в родных пенатах, мчался на окраину городка к знакомому домику.
    Алголь сидела у окна, когда дверь распахнулась. Было ранее утро, но она уже встала, потому что всю ночь совсем не спала. Она вздрогнула, с надеждой думая, что это Дориан. Она обернулась… Глазам ее предстал Филипп.
  — Я не могу без тебя… — выдохнул он, теребя в руках шарф. Выглядел он не важно. Его волосы были всклокочены, под глазами круги, выдающие бессонную ночь. Воротничок рубахи был расстегнут и сбился набок. Вид у него был полупомешанный.
  — Немедленно выйди вон и не появляйся здесь больше! — вскочила Алголь, но он упал на колени и обхватил руками ее ноги:
  — Я хочу быть твоей собакой! Только не гони меня! Я умоляю тебя! Я сделаю все, что ты захочешь за один твой только взгляд! Я буду рабом! Только не гони! Я умоляю тебя! Я не могу видеть ни одну женщину! Я не могу есть и пить без тебя! Оставь меня, и я буду есть с пола, пить из помой, только не гони!
    Голос его сорвался на всхлипывания. Он елозил по полу, пытаясь удержать пинающие его ноги и поцеловать их, прижимаясь к ним лицом.
    Алголь, с презрением и ненавистью посмотрев на него, произнесла холодно и резко:
  — Ты мне противен и жалок! Ты не мужчина! Ты попытался разбить то, чего не дано тебе, так знай же теперь, что такое любить человека, которого у тебя отняли! Ты омерзителен, как раздавленное насекомое! Поди прочь! Не видела зрелища гнуснее тебя!
    Филипп поднялся, шатаясь, и прохрипел:
  — Ты приворожила меня! Я отомщу тебе! Я справлюсь с тобой! Если бы ты полюбила меня, я бы спас тебя. Но теперь ты будешь страдать так же, как и я!
    Он вывалился за дверь и помчался в усадьбу.
    Дориан так и не пришел.
    Утром того же дня Филипп позаботился о том, чтобы отец Дориана узнал, что его сына околдовала ведьма, чтобы Дориан узнал, что Алголь была его любовницей, в доказательство чего предоставил подвязку с ее ноги, похищенную в лесу, и чтобы Элизабет узнала все вместе для того, чтобы об этом узнал весь городок.

К содержанию   Глава 6