Двери
Я бегу. Нет, я пытаюсь бежать, я ищу двери, мне нужен выход. Но двери пугают меня, я хорошо знаю, что за ними лишь умирание и тоска. Немного сухой листвы. Уходящее солнце и тонкие стебли неведомых трав, мертвые и пахнущие смертью.
Но мне нужно бежать. Мне нужно искать эти выходы и эти двери, в которые я никогда не вхожу, потому что боюсь остаться за ними. Ведь иначе все бессмысленно. И так же, как меня пугает возможность изменения жизни, пугает меня сама моя жизнь. И то, что ее нет. И то, что каждый новый день отдаляет меня от нее.
Я не просто в тени, я не существую. Тени, скрывающие меня - это и есть моя единственная возможность ощутить свое существование.
Солнце, даже уходящее, убьет меня, как убивает любую тень, не сожалея об этом. Ведь оно, солнце свободы, самое несвободное из всех солнц, никогда не видит теней. Но оно знает то же, что знаю я - свобода всегда кончается духотой.
И оттого мой бег - это бег на месте, я только мечусь и тревожно прислушиваюсь к шорохам за дверью. И боюсь, что тоскливое солнце умирающего мира ворвется сюда, и я умру, как умирают тени и вампиры. От тоски.
Но ночью я все же бегу. Перебежками, из тени в тень. Бегу, чтобы жить, но бегу и от единственной жизни, доступной мне. Это пугает меня и никогда не кончается хорошо. Тогда я просыпаюсь. Я сижу в тишине и слушаю, как колотится что-то внутри. И это пугает меня может быть больше, чем жизнь и возможность ее изменить. У тени не может быть сердца. И нечему там колотиться - там темно и пусто. Не само ли солнце тяжело ворочается и бьется где-то там, где не должно быть ничего кроме тьмы моего существа? Солнце тоскующее, солнце убивающее - оно во мне. Вот куда оно прячется на ночь - в самую глубь моей груди, в сердцевину моего тела. Но туда не ведет дверей. Это может быть самое дикое - что во мне нет дверей. Поэтому надо заснуть. Скорее, чтобы не узнать, как оно выбирается наружу. Но оттого, что надо заснуть как можно скорее, это не удается. И вот уже я сама мечусь в темноте, как солнце в темной моей груди. Тревожному солнцу тоже хочется спать и только в пустой груди тени может оно найти себе темноту.
Кроме этого солнца, которое шарахается где-то внутри, забывшись беспокойным сном тяжелого усталого светила, ночью нет ничего кроме темноты и меня. Но если я и есть темнота - такая, какую не может осветить даже горячее тяжелое солнце, то это я окружаю себя пеленой зыбкой, слабопрозрачной и реалистично призрачной. И может быть, ночь - это тоже я. Это взбесившийся мир. Мир в котором я пытаюсь бежать к солнцу через себя саму, опасаясь, что солнце это найдет чудовищный выход из меня, самой моей глубины. Выход, с которым я не смогу смириться и сойду с ума от осознания дикой реальности его существования. В этом мире я мечусь, роняя предметы и захлопывая двери, бесполезные по ночам, потому что за ними нет даже того солнца, которое так пугает меня своим светом и грохотом. И уже под утро я устаю, ложусь в темноту, и больше ничего не боюсь. До утра.
