- Понимаешь, - сказала она и попыталась дотронуться до моих волос (я отстранилась), - понимаешь - черепаха умерла и пустой панцирь ее уже не может держать всех слонов. Один слон должен уйти.
- Куда уйти?
- Под воду. Умирать слоны всегда уходят под воду. Самый старый должен уйти. Это закон.
- Разве они не братья?
Она улыбнулась.
- У слонов не бывает братьев.
- Понятно…
- Ничего тебе не понятно - она обиделась. - Это так грустно, когда нет братьев. Три слона стоят на тесной черепашьей спине, совершенно чужие друг другу. И никого у них нет. И самый старший должен уйти.
Она подняла глаза на мое лицо. Я смотрела мимо нее.
- И ничего нет, кроме воды, - продолжила она с тихой убежденностью. - А черепаха умерла. Она была совсем старой и много кашляла перед смертью. Тогда слонам было очень страшно - особенно по ночам.
Интересно, подумалось мне, если бы я верила во что-нибудь столь же необратимое, стала бы я думать об этом? Проповедовать Спасение можно. Проповедовать Конец Света без Продолжения - бессмысленно. У всего должна быть цель.
- Зачем ты говоришь мне об этом?
Она опять взглянула мне в лицо - с каким-то глубоким недоумением - и отвела взгляд.
- Я думала, ты хочешь узнать.
- Никто не хочет об этом знать. - Ответила я резко. - Даже ты. Подумай, ведь тебе не хотелось бы вспоминать об этом снова и снова?
Ее глаза заметались по моему столу. Она хотела что-то сказать, но вместо этого ее рука опять потянулась к моим волосам. Я откинула волосы за спину и она потупилась, разом совсем смутившись.
- Нет… - тихо ответила она и нервно сжала рукав тонкой сухой рукой. - Прости. У тебя был такой вид… Ну, словно ты почти догадалась, понимаешь. Понимаешь?
Убеждение - искусство наметить путь к успокоению. Но не вести по нему.
- Я? Может быть… Но пойми и ты - людям не нужно прозрение. Им нужен покой. Всему человечеству нужен покой. Даже если покой - это только иллюзия покоя. И тебе тоже необходим покой. Есть что-то, что мы действительно можем изменить, что мы должны менять, что требует нашего сострадающего вмешательства. Но есть и то, что существует вне зависимости от того, думаем мы об этом или нет. Наше участие или безучастность этому безразлична и изменить ничего не сможет. Успокоиться и забыть, понимаешь меня? - Я смотрю на нее прямо. Мой взгляд должен быть тверд. И мудр. Но я не чувствую в себе силы мудрости. Только усталость.
Рука, до этого теребившая рукав с тихой маниакальной монотонностью, замерла.
- Ты думаешь?
Я положила ладонь ей на плечо:
- Да.
- Но… Они ведь придумают что-нибудь? Ведь они живут очень долго и оттого они очень умные - очень. - Она вздохнула, словно завидуя этому долголетию и уму, потом добавила: - И они еще совсем не старые - для слонов. Даже старший. Знаешь, он часто плачет теперь. Да… хотя, ты же понимаешь, он очень умный, он долго живет - и ничего не боится. Это грусть - такая большая, что он кажется себе совсем маленьким. Рядом со своей грустью каждый становится меньше, пусть даже и слон. Черепаха умела рассказывать сказки. Грустные сказки с хорошим концом. О Зеленой земле слонов и черепах, где лохматое озябшее солнце греется по ночам у лесных костров. Где у каждого есть свой брат - даже если ты слон. Но черепаха умерла, он должен уйти за ней - и уже не увидит своего брата, которого конечно же нет, но который мог бы встретить его на Зеленой земле… Вот ты говоришь - не думай, и я - ты ведь не думаешь, что я сумасшедшая?…
Я убедительно покачала головой.
- …и я не думаю иногда. Ты спрашиваешь - зачем? Но я не могу ответить… Я просто знаю, какие они одинокие, эти слоны. Без своей черепахи, на скользком, оседающем панцире. Кругом вода - такая темная… А Зеленой земли, наверное, нет…
…Я проводила ее глазами - она ушла, согласившись больше не думать, еще раз покосившись на мои волосы.
Что-то меня беспокоило, пока я механически заполняла бумаги. И вдруг металлическое перо нелепо дернулось, оставив витиеватую кляксу на желтом листе. "А что же мир". Вот что, оказывается меня беспокоило. Конечно, я не могла поверить - ни на секунду, но - для полноты картины! Такая прекрасная мифологическая реконструкция - как обидно не узнать ее целиком.
Но что же мир? … Клякса была похожа на черепаху.
...
В золотистых от солнца волнах странный предмет виднелся издалека, но только вблизи можно было поверить наконец своим глазам и убедиться, что совсем это не предмет, а черепаший панцирь, на котором с непристойной вальяжностью лежат, помахивая ушами, покручивая хвостами и жизнерадостно перемигиваясь, два не очень упитанных, но на вид весьма довольных жизнью слона.- Свобода… - произнес один слон и подмигнул. - Эх, дружище! Я не лежал на этом боку наверное тысячу лет!
- Миллион, - подхватил второй и тоже подмигнул. - И на другом боку. И вообще ни на каком не лежал.
- Это нужно отметить - первый слон набрал воды в хобот и пустил фонтан.
- Ага, - поддержал второй слон и пустил фонтан в первого слона.
Первый слон добродушно потряс ушами, вытряхивая воду, и легонько шлепнул хвостом второго слона по мягкому месту. Второй от такого обращения разом вскочил на четыре ноги с нарочитым возмущением, но ничуть впрочем не обидевшись, а затем пустил фонтан высоко в небо. В брызгах завиднелась радуга и вид ее так обрадовал обоих слонов, что они завальсировали, неловко обнявшись и дурашливо подпрыгивая. Панцирь у них под ногами от этого заходил ходуном и оба танцора едва не шлепнулись в воду.
- Эй вы там, поосторожнее, грести мешаете!
Ну конечно, это был третий слон (а вы что подумали?). Он уже освоился в черепашьем панцире и сейчас греб всеми четырьмя ногами, чуть враскорячку, но уже очень уверенно.
Первый слон послушно присел, подогнув под себя ногу и добродушно посмеиваясь. Но второй, видно из вредности, вдруг подскочил на месте как полоумный, едва вовсе не перевернув панцирь брюхом кверху - у третьего слона только ноги мелькнули в воздухе, да уши шлепнули бабочкой.
Через секунду, когда равновесие было с трудом восстановлено и третий слон собрался уже вылезти из панциря, чтобы задать второму хорошую взбучку, а первый, грациозно изогнувшись, выразительно крутил хвостом у виска, второй слон вдруг торжественно выпрямился и каким-то не своим, торжественным же голосом, объявил:
- Земля!
...
- А вы точно ее видите? - беспокоился старший слон.- Видим, видим - хором подтверждали оба молодых слона, стоя бок о бок на самой макушке черепашьего панциря и во все глаза вглядываясь в полоску на горизонте.
- А я точно правильно гребу?
- Правильно - правильно. Можешь чуть левее взять.
- А она точно зеленая? - Зеленая-зеленая. Ну в синеву отдает немного.
- Это от воды, - удовлетворенно закивал головой старший слон (насколько можно кивать головой с поднятым над водой хоботом).
- А может быть - мираж? - упавшим голосом вдруг предположил самый молодой слон, за что немедленно получил подзатыльник от среднего.
- Я тебе дам "мираж". Поплюй и постучи… ммм… По глупой своей голове постучи!
Старший слон примолк, старательно выгибая под водой тощий хвост, чтобы забрать влево.
- Эй, старый, не устал еще? Может сменить тебя?
Старший слон только хитро улыбнулся. Хобот он нес высоко над водой, а зубами бережно удерживал маленькую зеленую веточку, которую только что принесло течением.
- Вперед, к Зеленой земле! - Прокричал молодой слон и протрубил что-то очень бравое.
Черепаший панцирь с тремя слонами уверенно приближался к берегу. Старый слон пожевывал зеленую веточку и вспоминал черепашьи сказки. О том, что все возрождаются в детях и о маленьких черепашках, уютно дремлющих до поры в теплом песке Зеленой Земли.
...
… Но все же. Но все-таки. Что же мир?А что мир? Всем известно, что мир не держится ни на каких слонах. Это сказки.
