Пролог

    Время приближалось к полудню. Она понимала, что больше не выдержит. Голод и холод доводили ее до изнеможения. Ее рваный плащ совсем не спасал ее от мороза. Волосы ее превратились в сосульки, на ресницах инеем замерзли слезы. Она уже ничего не хотела, кроме куска хлеба и теплого уголка, где она могла бы немного поспать. Она сама не знала, куда шла. Ей уже было все равно. Ее видения, сначала такие прекрасные и сладостные, теперь приводили ее в ужас. Она понимала теперь, что совершила ошибку. Несчастная обнищавшая женщина, она пошла на последний шаг, чтобы немного поправить свое положение. Она продала свою душу, чтобы иметь возможность продавать свое тело подороже. Она получила то, что хотела. Богатейшие мужчины бросали к ее ногам все, не задумываясь о последствиях, упиваясь своим безумием. Она хотела, чтобы так было вечно. Она блистала в свете и начинала думать, что жизнь ее стала налаживаться, но эти видения стали неотъемлемой частью ее жизни. Она просила, продавая свою душу, чтобы, продавая тело, она не испытывала никаких моральных угрызений, ничего, кроме наслаждения. Сначала так и было. Но эти наслаждения стали являться ей во сне. Ей хотелось все больше и больше, и во снах они были столь прекрасны, а в жизни так обычны и уже успели потерять свою прелесть в сравнении. А потом случилось самое страшное, она не могла даже представить, что это будет ее так пугать. Ее видения стали преследовать ее и наяву, смешивая реальность и сон. И она устала от этого наслаждения. Оно стало ее тяготить, оно приводило ее в изнеможение и тоску от того, что в жизни ей уже не суждено испытать такого. Ее голова шла кругом от безумного желания встретить в жизни такого человека, который сумел бы привести ее в экстаз не во сне, а наяву, но никто, никто уже не мог ей помочь. Ее безумие изматывало ее, ее проданная и уже не принадлежавшая ей душа просила пощады где-то в хрустальном сосуде в подземельях, а тело скручивало от желания. Разумом она понимала, что скоро наступит печальный финал, что скоро ее бедный разум перестанет подчиняться ей и отдастся во власть тела, истачиваемого страстью, но она ничего не могла с собой поделать. Мужчины, словно крысы под дудочку, шли за ней даже в пропасть. Женщины ненавидели ее за то, что ни один мужчина не мог устоять перед ее колдовскими чарами. Она сама ненавидела их за то, что первые не могли оправдать ее желаний и были агнцами, ведомыми на заклание, а вторые просто раздражали своей меркантильностью и скукой. И эта жизнь, текущая во всем вяло, словно ручеек в трясине болота, и только в ненависти и сжигающем в пепел огне желания бьющая фонтаном, сводила ее с ума.
    Куда она шла? Она просто хотела бежать от всего этого, бежать от этих мужчин, терзаемых только похотью, от этих видений, приносящих своей несбыточностью невыразимые страдания, от самой себя, не способной справиться со своими желаниями и ненавистной самой себе за это. В ней теплились только эти желания и только эта ненависть. И она чувствовала, что она уже сумасшедшая, она уже изгой, она уже смертник.
    Подняв голову, она увидела на горе стену монастыря. Одна из монашек расчищала снег у ворот, вторая посыпала песком расчищенное место из старого ведра. Они были так спокойны, так умиротворены… Их наверняка никогда не терзали видения, несущие в себе шквал страстей и переживаний.
    Она стояла, не в состоянии шевельнуться, зачарованная их спокойствием. "Я хочу туда, к ним… Я хочу быть, как они, вот так спокойно чистить снег или сыпать песок… Только бы все кончилось!" - подумала она и, не сводя с них глаз, стала подниматься на пригорок.
    Подъем отнял у нее последние силы. Она рухнула под недоумевающим взглядом монашек на посыпанный песком пятачок у ворот и простонала:
- Убежища! Я умру, если вы прогоните меня…
    Монашки переглянулись, во взгляде их недоумение уступило место состраданию. Они помогли ей встать и, позволив опереться на себя, повели ее за ворота.
    Лишь только она оказалась там, ей показалось, что жизнь остановилась. Что время стояло, и даже сам воздух стоял. "Обитель вечного покоя… - пронеслось в ее голове, - как на кладбище… Здесь они не найдут меня."
    После того, как ее накормили, она попросила провести ее к настоятельнице.
    Настоятельница оказалась пышной престарелой дамой. Она сидела в кресле, подобном трону, и ее телеса наплывали на подлокотники. Низким басом она обратилась к ней:
- Расскажи мне, дитя, что привело тебя к нам. Что ты хочешь, временного пристанища или твое желание более высоко - посвятить свою жизнь богу?
- Меня зовут Изабель Марсо, - произнесла она, - я католичка. Я хочу стать одной из вас, хочу посвятить себя служению нашему Господу и отречься от всего земного.
- Это не так просто, дитя мое, ты должна исповедоваться и объяснить, чем вызвано твое желание. И тогда мы уже будем думать, достойна ли ты такой высокой доли.
- Я готова! - сказала Изабель.
- Хорошо. Ты должна поститься три дня и получить святое причастие, и только после этого я могу исповедовать тебя. Но я должна предупредить тебя, дитя, что у нас очень строгий устав. Наш монастырь цистерцианский. Сестры много трудятся. Распорядок дня достаточно суров для непривычных к этому - сестры пробуждаются в пять часов и два часа молятся. После чего происходит богослужение в храме, после этого утренняя трапеза в девять часов. Потом работа. В три часа дня час моления и потом снова работа. В восемь вечера богослужение в храме и только в десять часов вечерняя трапеза. После этого моления до полуночи и полночное богослужение, и только после этого сестры отходят ко сну в час ночи. Дневные моления происходят в кельях, и поэтому сестры могут отмаливать свои грехи и самоистязаться. Сестрам запрещено разговаривать и смотреть друг на друга. По монастырю сестры ходят, сложив руки и опустив глаза. Разговаривать могу позволить только я в особых случаях. Так мы истязаем себя для того, чтобы войти в рай чистыми невестами господними.
    Изабель посмотрела на эту невесту, вываливающуюся из кресла, и мысленно усмехнулась. Но тут же одернула себя - она решила начать новую жизнь и не возвращаться к старому. И за воротами она решила оставить не только свои изматывающие страсти и желания, но и ненависть, любовь, которой она не знала, зависть, насмешки и непокорность. Одно только она решила для себя - никогда не говорить, что пыталась заложить душу свою Дьяволу. Ее не только никогда не допустят в монастырь с такими грехами, я просто препроводят на костер. Это будет ложь, но без нее для Изабель этот храм покоя и умиротворения закрыт. А уж потом она постарается искупить свои грехи постами, молитвами и тяжелой работой. Только бы эти проклятые видения исчезли! А здесь, под сенью Господней, она должна избавиться от них, здесь они не смогут ее достать.
    Через три дня, когда Изабель, и так измученная голодом за время своих странствий, выдержала этот проклятый пост, настоятельница причастила ее и исповедовала. На исповеди Изабель сказала только то, что ради куска хлеба была вынуждена торговать собой. Настоятельница отпустила ей грехи, назначив в качестве наказания еще три дня поста, тяжелую работу, дополнительные моления и по часу в день истязать себя бичеванием в течении недели. После чего на торжественно церемонии в храме в присутствии всех сестер монастыря Изабель Марсо умерла для мира, и родилась новая женщина - сестра Анна.

К содержанию   Глава 1