Глава 15
А Рэдфорн тем временем уже пересек границу Шотландии и правил коня по направлению к Эдинбургу. Он намеревался не просто прятаться, а помочь Дорэн, подкупив кого следует, чтобы история о придворном менестреле при дворе короля подтвердилась на случай проверки. Ночь спустилась на прекрасную страну, застав Рэдфорна в седле. Лес был безмолвен и лишь вскрик ночной птицы или летучей мыши нарушали изредка его священную тишину. Лошадь Рэдфорна иногда боязливо вздрагивала, встряхивала головой и прядала ушами. И среди этого ночного безмолвия чуть впереди и по бокам вдруг от деревьев отделились мрачные фигуры и преградили Рэдфорну дорогу. Один из них проговорил насмешливым голосом:
- Эй, господин хороший, вы въехали во владения великого разбойника Джона Армстронга и его славной братии. Так что извольте платить за проезд или молитесь.
Рэдфорн взялся за меч, но люди, окружившие его, тут же подняли свое оружие — кто какое — палки, алебарды, арбалеты, мечи и топоры, и Рэдфорн понял, что сражение будет проиграно, не успев начаться.
- Ба, да это же английский рыцарь! — вскричал один из людей улыбаясь.
- Для англичан — тройная плата! — все так же насмешливо промолвил Джон Армстронг.
Рэдфорн не шелохнулся.
- Эй, Неллиган, обыщи-ка его! — приказал Армстронг.
Неллиган, обросший бородач в кожаной куртке, лишь приблизился к его коню, как Рэдфорн взмахнул мечом и Неллиган тут же попятился.
- Эге, господин хороший, да вы, я вижу, несговорчивы! — сказал Джон Армстронг и махнул своим друзьям в его сторону. Рэдфорна мгновенно обезоружили, оттащили от коня, стянув его за ногу, и быстро обыскали.
- Не густо! — померил в руке мешочек с деньгами Армстронг, — наверное, придется взять и вашу лошадь. Да и меч недурен! Да что ж вы все молчите, ни слова не скажете?
Рэдфорн пожал плечами и указал на рот, объясняя, что он нем.
- Да их светлость никак немой! — сказал один из бандитов.
- Что же вы делаете в этих лесах в такое время? Местные обходят эти леса стороной! — спросил Армстронг, но потом прибавил, — может, вы еще и не слышите? Вы глухой?
Рэдфорн покачал головой, потом попросил знаком угольный карандаш и костяной блокнотик, которые у него вытащили вместе со всеми вещами, и нацарапал: “Я — граф Рэдфорн Круэл, вынужден скрываться в вашей стране, обвиненный за преступление, которого не совершал. Вы можете забрать мои деньги, хотя я и сам в них весьма нуждаюсь, но лошадь и оружие я вам не отдам, господа. Только ценою моей жизни”.
- Барт, — передал блокнот одному из бандитов Армстронг. Барт начал читать, по складам и запинаясь. Джон Армстронг внимательно выслушал и сказал:
- Э, господин хороший, да вы, получается, из наших? Верните ему оружие и деньги. Едемте с нами, сэр! У нас вы найдете приют и отдых. У нас найдется, чем угостить вас и накормить вашу лошадь. Я хочу подробнее узнать о вас.
Рэдфорн склонил голову в знак согласия и вскочил в седло. Через некоторое время они оказались в лесном лагере, состоящим из нескольких шалашей.
Когда еда была съедена, а вино выпито, Джон Армстронг велел написать о себе подробно и Рэдфорн, усевшись у костра, принялся писать, обдумывая всю свою чертовски неудачно сложившуюся жизнь, и от этого его писанина была горька и черна. А тем временем один из бандитов, обняв свою подругу, принялся что-то мурлыкать себе под нос.
- Эй, Тайлер, спой-ка мою любимую песню, — попросила его красивая женщина лет тридцати, сидевшая рядом с Джоном Армстронгом, его верная подруга Маделайн.
Тайлер запел и Рэдфорн с тоской и чувством какого-то дежа вю узнал печальную балладу о колдуне Рогервике, которую он услышал впервые от Дорэн, его дорогой, милой Дорэн, которая теперь не известно где, и что с нею теперь сталось без него, без его защиты? Он грустно внимал песне, а его карандаш выводил невеселую повесть его жизни. Нежная мелодия расслабила его, и, сам того не желая, он раскрыл свою душу, полностью передав костяным страницам блокнота всю свою печаль от разлуки с любимой.
Армстронг, как понял Рэдфорн, читать не умел и его корреспонденцию читал за него единственно грамотный с грехом пополам Барт. И теперь, слушая, как Барт по слогам читает письмо Рэдфорна, Армстронг заметил, как Маделайн тайком отирает слезу. После прочтения автобиографии Рэдфорна, Джон немного помолчал, и никто не произнес ни слова, но потом он сказал:
- Вот что, господин хороший, я вам верю.
Он увидел, что Рэдфорн смущен тем, что песнь развязала ему язык и он поведал чужим людям тайну своих душевных мук. Его самого до глубины души тронула исповедь английского графа с необыкновенно печальными глазами. О таких историях он знал только из сказок, но ему он верил.
Нельзя выдумать такие страдания ни себе, ни, тем более, женщине, которая достойна только восхищения и сострадания, но никак не осуждения.
- Поживите-ка пока у нас, сэр, здесь вас никто не обидит — мои ребята хоть и грозные, но не трогают хороших людей, тем более обиженных судьбою так, как вы. А я пошлю в Лондон кого-нибудь, да вот хоть Гая Снайдера, пусть он узнает, что да как. Это господа не могут незамеченными куда-то отправиться, а такая рванина, как мы — никому да нас дела нет, появись кто-то из нас на улицах Лондона. А вы что-нибудь ему поручите, он на словах передаст вашим друзьям или вашей чудесной отважной подруге. Да и в Эдинбург съездят мои люди и сделают все, что надо. Такую легенду состряпают, что ваша подруга ни за что на свете не попадется на обмане.
Рэдфорн с чувством пожал ему руку и опустил глаза, думая, что бы ему передать друзьям и своей любимой, машинально стирая с костяных страниц написанное ранее. Он словно стирал всю прошлую жизнь в надежде, что сможет написать ее заново, более красиво и легко. Но кто знает, не вмешается ли чертовка-судьба и не перепишет ли по-своему, с ошибками и помарками, перечеркивая и переписывая, заставляя метаться без сна в тревоге и тоске, томясь неизвестным и болью разлуки, надеясь и теряя надежду, умирая и воскресая вновь, что бы снова умереть в чем-то.***
Утром Дорэн, пробудившись ото сна, решила побыстрее одеться, чтобы никто не увидел, что она вовсе не мужчина. Вскоре за ней зашли на допрос и ей снова пришлось заново рассказывать все свою выдумку сначала. Она старалась следить за своими словами, чтобы ничего не забыть, не упустить и не перепутать. Вроде, все сошло хорошо. Король не сказал своего решения, но позволил ей уехать домой. Теперь она мечтала лишь об одном: поскорее убраться отсюда, чтобы ничем не напоминать королю о существовании Аддера. Она уже переодевалась, стоя в исподнем, и собиралась отдать приказ седлать ее коня, как вдруг ей доложили, что ее кто-то дожидается и очень хочет видеть. Тревожное предчувствие заставило ее ускорить сборы, чтобы успеть исчезнуть в другую дверь до того, как в первую войдет посетитель. Она больше не хотела сюрпризов, нервы ее и так были на пределе. И только она было собралась надеть штаны и замшевую куртку, но в комнату ворвалась какая-то девушка и с криком:
- Десмонд! Я прямо из Лондона, мне сказали, что ты жив! — бросилась к ней, но резко остановилась и сердито спросила:
- Кто вы? Где Десмонд Аддер? Что все это значит?
“О, боже!!! Только этого мне и не хватало как раз сейчас! Черт тебя возьми, чертова кукла! Объяснять ей кто я и почему здесь — это конец. Она поднимет вой. Собачья дочь! Лишай тебе на темя и сто чертей тебе в глотку!” — подумала Дорэн, ругаясь про себя, как сапожник и поминая всех святых и ту, что народила на свет стоящую позади нее сучью дочь со своими воплями и вопросами, последними словами, которыми даже ее друзья, еще не зная, что она женщина, при ней не ругались.
- Милая, тише, я не могу сейчас объяснить все, но... — начала Дорэн, оборачиваясь и быстро натягивая штаны.
- Где Десмонд?! — раздался крик девушки, — Что с ним случилось? Я узнала, что он убит, а вчера мне сказали, что он жив и прибыл сюда. Объясните же мне наконец! А… это вы?!
Дорэн наконец повернулась и увидела перед собой лицо к лицу Одри Дарнуэй. Сердце ее упало. Одри уставилась на женскую грудь, еще не спрятанную в куртку, и удивленно протянула:
- Вот так дружок у Рэдфорна… Теперь я поняла, почему он нисколько не расстроился моим отказом…
- Судя по вашему крику, вы тоже не расстроены разлукой с ним. А так же с графом Стенфилдом… — произнесла Дорэн.
- Немедленно объяснитесь, иначе я подниму такой шум, что вас мгновенно схватят! — крикнула Одри. И Дорэн решилась — у нее не было другого выхода. Она рассказала, что Десмонд Аддер погиб при таинственных обстоятельствах и что подозревается в этом убийстве Рэдфорн. Одри устроила истерику, и как Дорэн ни пыталась ее успокоить, она не хотела ничего слышать. В конце концов все старания Дорэн привели к тому, что Одри выкрикнула:
- Зачем же вам все это? Переодевание в мужскую одежду, доставка этого проклятого письма... Я поняла! Вы — его любовница! Или любовница Десмонда! Иначе я ничего не понимаю! Я отомщу вам и Рэдфорну и вы поплатитесь за это!
Дорэн в данном положении пыталась объяснить, что никакая она не любовница, и вообще она не любит мужчин, у нее странная болезнь и она любит женщин, у нее у самой есть любовница, которую Одри могла видеть на балу, но та стояла на своем и кричала:
- Ничего не хочу слышать! Даже если вы и не любовница ему, а, как вы говорите, у вас есть женщина, хотя это премного странно для меня, но если я страдаю, то пусть будете и вы страдать, и ваш негодяй, убивший моего бедного мальчика! Стража!!!
Дорэн закрыла глаза и подумала: “Ну вот и все. Теперь меня казнят. Но я скажу, что это я дралась на дуэли с Аддером и убила его. Пусть Рэдфорн останется незапятнанным. Мне уже все равно конец”.
И она, не сопротивляясь больше, отдалась на милость судьбы.
Вечером того же дня ее под стражей отправили в Лондон в Тауэрскую тюрьму до окончания расследования и окончательного приговора, хотя никто из сопровождающих ее не сомневался, что приговор будет однозначным — смертная казнь.***
Тауэр оказался гораздо страшнее внутри, чем казался Дорэн снаружи. Ее несколько дней никто не посещал и не вызывал ни на какие допросы. Ей только иногда давали еду. Тюремщик Гилберт, который сторожил ее каждый третий день, приносил ей хорошую еду. Он спрашивал, за что она сюда попала, как она жила, и она почему-то поверила ему свои тайны. Гилберт приносил ей яблоки и молоко, а однажды принес ей записку от друзей. Они передали ей, что приехал некий Гай Снайдер и привез вести от Рэдфорна. Он в Килноки, скрывается в компании Джона Армстронга. Так же они сообщили, что делают все, чтобы вызволить ее из тюрьмы, а так же то, что они не покладая рук ищут убийцу Аддера и, кажется, напали на кое-какие следы. Дорэн попросила Гилберта передать им, чтобы они не говорили Рэдфорну, что она в тюрьме, и чтобы Гай Снайдер отвез просьбу для Рэдфорна, чтобы тот не возвращался в Англию, пока еще ничего не известно. Зная отчаянную натуру своего любимого, она догадывалась, что как только он узнает, что она в тюрьме, он тут же примчится в Лондон, но ничего не сможет сделать, кроме как сам попадет туда же.
Друзья были полны деятельной энергии. Их ищейки рыскали повсюду. Но в их дело влезло одно совершенно неприятное осложнение — они вызнали заказчика убийства Десмонда Аддера. Им оказался ни кто иной, как граф Генри Ричмонд. Такую фигуру на шахматном поле политических интриг просто так не сдашь властям, и ткнуть в него пальцем, объявив убийцей, очень опасно: в тебя самого могут ткнуть, но уже кинжалом, и куда-нибудь в спину. Оставалось одно — найти исполнителя заказа и представить его к суду. А там уж он пусть как хочет — признается в найме, или берет все на себя. А такую мелкую сошку найти труднее всего. Тем не менее, они обязаны были это сделать, иначе их подруге грозит смерть, а их беспокойный друг вернется совсем не к стати и только помешает. И они утроили свою энергию и поиски.***
Дорэн, сидя в тюрьме, и не подозревала, что что-то случилось. Она не помнила, а может не придала значения небольшой задержке в дороге, когда ее везли из Стенса в Лондон. Она не видела, что происходит в хвосте позорной кавалькады и не хотела думать ни о чем. Ей хотелось забыться во сне, но это было невозможно. И, как ни странно, ни одна струнка ее души не встрепенулась, не почувствовала ничего, что происходило у нее за спиной.
Гордон, нагнавший ее в Стенсе, успел только увидеть удаляющуюся повозку и процессию людей в придворной форме гвардейцев. Узнав в Стенсе, в чем дело, ибо город бурлил от новостей о поимке убийцы, которая, к всеобщему удивлению и возмущению оказалась женщиной весьма юного возраста, Гордон, словно обезумев, бросился в погоню. Он не мог отдавать себе отчета, куда он так мчит — что может он один сделать против вооруженных охранников? Но он знал одно: ради этой женщины он пойдет даже на смерть. И к тому же он поклялся быть рядом с ней и защитить ее от малейших неудобств. И вот он ее проворонил. Что он скажет Рэдфорну? Сможет ли поднять на него глаза? Что скажет Рэдфорн? Впрочем, он ничего не сможет сказать. Он просто посмотрит на него глазами самой смерти и этого будет достаточно, чтобы удавиться.
Когда он нагнал в этих мыслях кавалькаду, он уже настолько распалил себя чувством вины и желанием ее загладить, что просто бросился на охранников. Не удивительно, что Дорэн ничего не услышала — все произошло очень быстро. И вот теперь Дорэн сидит в Тауэрской тюрьме, а труп Гордона, весельчака и бесстрашного преданного друга, лежит на дороге в Стенс с выклеванными глазами. А воронье недоумевает, какой бог послал им это пиршество? Какой бог допустил это?!***
Дорэн привели с первого допроса. Она и представить себе не могла, что в доброй старой Англии творится такой суд! Никаких страшных пыток к ней пока не применяли, но она сделала свой вывод — все еще впереди. На первый раз они ограничились дамскими сапогами. Это еще можно терпеть, но вот много ли она вытерпит? Она честно рассказала, почему влезла в мужское платье, а так же поведала историю о дуэли, но не была уверена, что ей поверят.
В крайнем случае она уже давно решила все взять на себя. А так как у власти был представитель белой розы, ее вряд ли пощадят за то, что она примкнула к алой розе и бесчинствовала с ними вместе против законной власти. Особых иллюзий на свой счет она не питала, но все же надежда умирает последней.
Гилберт, увидев ее ноги, воспаленные, в ссадинах и ожогах, только вздохнул и ничего не сказал. Что он мог сказать? Что ждет ее дальше, как и прочих узников? Или обольщать надеждой, что, может быть, ей сделают скидку на ее красоту и молодость? Какую скидку на красоту может сделать священник, вожделеющий эту красоту и не могущий взять ее? Только уничтожить, изуродовать предмет искушений. А так как председателем следственной комиссии был именно священнослужитель, не оставалось никаких надежд на снисхождение. Они все перевернут по-своему и обратят во грех и преступление против церкви. А за это одно наказание — смерть.
Он вернулся через несколько минут с какой-то баночкой.
- Вот, возьми это. Это бальзам. Он поможет тебе перенести боль. Больше я тебе ничем не могу помочь. Он был приготовлен одной моей знакомой для моей сестры. Она тоже попалась, как и ты. И я устроился сюда на работу, чтобы хоть как-то помогать ей. Но не успел — ее очень быстро казнили. За ведовство. Берегись в словах — если они приговорят тебя по ведовству — уйдешь ты отсюда только вперед ногами.
- А кто готовил тебе этот бальзам? — спросила Дорэн, натирая ноги и чувствуя, как боль уходит.
- Одна старая леди. Ее зовут Джемайма Бакстер.
- Ты знаешь ее?! — вскричала Дорэн, выронив банку.
- Да, знаю. Мы с сестрой часто бывали у нее.
- Боже, Гилберт! Какое счастье! Она же — моя учительница! Я тоже бываю у нее!
- Правда? Ну вот мы где встретились, последователи гонимой веры!
Гилберт и Дорэн обнялись.
- Почему же ты работаешь в таком месте? — спросила Дорэн у стражника.
- Потому что после смерти моей сестры я поклялся остаться здесь, чтобы хоть чем-то помогать несчастным, попавшим в эти застенки.
- Ты бываешь у Джемаймы сейчас?
- Конечно! И я передам ей, что с тобою приключилось. Может быть она сможет помочь тебе. Но мне пора. Иначе кто-нибудь заподозрит, что я здесь сижу.
- Ступай, брат. Я буду терпеть.
- Будь осторожна, сестра! — ответил Гилберт и закрыл дверь. Лязгнул засов и Дорэн осталась в тишине. В скудном свете маленького факела, оставленного ей Гилбертом для отпугивания крыс, она принялась чертить на земляном полу свой лунный гороскоп. Она вывела альмутет, альмоходен, вычислила анахибазон и катахибазон — восходящий и нисходящий узлы лунной орбиты на данный момент и принялась исчислять и читать, как Эрихтоя в пещере, при свете факела свое предначертание. Все указывало на то, что кто-то новый войдет в ее жизнь. Но не через смерть Рэдфорна. И не через ее. Дорэн стерла все рукой и откинулась к стене.
На следующий день ее опять пригласили на допрос.
Все вопросы касались все тех же тем: убийства Десмонда Аддера и ее предательства белой розы. Она устала твердить одно и то же, но поймать ее на ошибках им так и не удалось. В этот раз ей засунули в рот омерзительного вида искусанную воронку и принялись лить ей в рот воду. Когда она поняла, что кишки ее скоро разорвутся от безмерного количества воды, она пришла к прискорбному выводу с изрядной долей черного юмора, что она уже никогда не будет мучиться жаждой — напилась на всю оставшуюся жизнь.
В этот раз ее некому было утешить — Гилберт сегодня не дежурил. Она стонала и завывала, но вода в кишках кончилась только к утру следующего дня.
На следующий день Гилберт заглянул к ней и впопыхах сказал:
- Долго говорить не могу. Сегодня казнили настоящего убийцу этого виконта! Так что, может быть, твой приговор смягчат…
- Кто он?!
- Говорят, какой-то Круэл…
- Не может быть! Он не виноват! Может, ты ошибся?
- Я не знаю, мне просто сказали, что казнили убийцу виконта. До казни ходили слухи, что это Круэл. Мне нужно идти, крепись, может, скоро все закончится, — и он захлопнул дверь.
Дорэн молча уставилась в пол. Что ж, все кончено. Ее в живых все равно не оставят, и слава всем богам. Без Рэдфорна она все равно жить не станет. Жаль, что все старания прошли даром — Рэдфорна спасти все равно не удалось. На нее напало полное оцепенение и безразличие ко всему. Она только мысленно подгоняла смерть.
Услышав лязг засова она подумала: “Что день грядущий нам готовит?”. Но в этот раз никто не собирался ее пытать. Ее собирались перевезти в Ньюгетскую тюрьму. Последняя ниточка, связывающая ее с друзьями и миром через Гилберта, оборвалась. В Ньюгетской тюрьме служили более изощренные в пытках священники и это ее отнюдь не утешило. До смерти, похоже, еще далеко. Хотя из Ньюгета выйти живым сложнее, чем прыгнуть до Луны. Она вздохнула и сказала себе: “Раз меня везут в Ньюгет, стало быть еще не все потеряно — на казнь можно рассчитывать с большей уверенностью. Пусть меня терзают, главное, чтобы потом непременно казнили”.
С этого момента все, кто когда-либо знал Дорэн, потеряли ее, ибо следствие не имело привычки разглашать свои тайны, тем более, что это была дворянка, принадлежащая к семье белой розы и король решил не накликивать на себя порицания, прилюдно казнив ее. Она просто исчезла.
К содержанию Глава 16
..