Глава 16

    Киркла сидела у Джемаймы, когда их посетил некий молодой человек и рассказал об Дорэн такие страшные вести, что волосы у Кирклы на голове принялись осторожно и тихо проситься на свободу.
  - Дурные вести ты принес, Гилберт! Ох, дурные! — проговорила Джемайма и ушла к себе, и не выходила до следующего утра.
    Утром же она велела всем, кто был в доме, не беспокоить ее, и она отправилась в свои покои, проведя весь день в каких-то колдовских обрядах.
    На следующий день Гилберт сказал, что Дорэн из темницы куда-то пропала и Джемайма впервые в жизни заплакала.
    Рэдфорн, услыхав ужасные вести о своей возлюбленной, тут же собрался и отправился в Лондон. Джон Армстронг, снабдив его в дорогу всем необходимым, молча посмотрел ему в глаза.
  - Может быть, стоит немного выждать? — спросил он после минутного молчания. Рэдфорн покачал головой.
  - Ну тогда, прощайте. И удачи вам. Знайте, что у вас здесь, в Шотландии, есть немного друзей, которые всегда вспомнят вас и помогут вам. Удачи!
    Рэдфорн вскочил в седло и помчался навстречу неизвестной судьбе.
    Друзья же Рэдфорна тем временем оплакивали страшную смерть Гордона. Они знали, что раз он не вернулся, значит его нет в живых. Они не знали, где искать его тело, и не могли покинуть Лондон сейчас, когда вот-вот могли найти убийцу Аддера. Но весть о том, что Дорэн возможно больше нет в живых заставила сердца этих закаленных в боях и смертях воинов облиться кровавыми слезами.
    Однако, когда их ищейки сообщили им, что они нащупали след убийцы и, возможно, уже сегодня им удастся схватить его, эта весть заставила их вооружиться и отправиться на его поиски.
    Темной глухой ночью трое друзей, вооруженные до зубов, ведомые своим проводником весьма мрачного и грязного вида, закутанного в рваный плащ, вошли в один из дешевых игорных притонов на Торнбульстрит. В дыму и запахах пищи витал неуловимый привкус азарта, грязных денег и нечистых рук и душ. Проводник молча указал на одного человека, который сидел у стола и с трясущимися от вожделения и азарта руками перекатывал в стакане кости перед носами своих партнеров по игре. Среди них был юнец, по виду совершенно не опытный игрок, рискующий своими деньгами, и именно на него изредка бросал свой алчный взор человек, на которого указал проводник. Он, словно шакал падаль, чуял легкую наживу и от этого его глаза блестели нехорошим огнем, не предвещающим юноше ничего, кроме разорения. Уж такого-то мальчишку надуть для него было сущим пустяком. В отличие от настоящих художников своего дела — шулеров из богатых притонов, которым легкий противник не приносит ни какого удовольствия — человек не гнушался ничем ради нескольких фунтов и горе проигравшегося небогатого человека для него вряд ли имело значение. Трое друзей переглянулись и направились к столу.
  - Не примете ли и нас, любезнейший? Мы здесь впервые и хотим потратить несколько фунтов ради удовольствия игры, — произнес Гвендолин и человек, принявший их за очередных простачков, с ухмылкой сказал:
  - Прошу вас, господа, я буду рад таким приятным партнерам!
    Кости были брошены и игра началась. Шулер сразу начал свои хитрые уловки, но друзья были начеку. Для наживки они проиграли в первом туре, но каждый из них, придерживавшийся в честной игре честности и благородства, был знаком с шулерскими фокусами, а потому в следующей игре они обдурили не ожидавшего такого поворота шулера в пух и прах. Тот занервничал. Когда же он проиграл все, что имел, друзья предложили ему рассчитаться. Для этого они предложили ему выйти в коридор и лишь только они покинули зал, как тут же скрутили его и выволокли на улицу зажав ему рот.
    На улице их ждала карета с верным слугой Гвендолина Томом. Шулера затолкали туда и вихрем помчались по улицам города.
    В меблированных комнатах, снятых Джулиусом специально для этого, его усадили на стул и начали допрос с пристрастием. После недолгих отпирательств человек признался в содеянном и в том, кто его для этих целей нанял.
    На следующее утро убийца Десмонда Аддера был препровожден в Тауэр и сдан судейским. Теперь оставалось ждать, что предпримут эти канцелярские крысы. Доведут ли они дело до конца, повесят ли все на наемного убийцу или привлекут к общественному суду Генри Ричмонда, или же все оставят как есть — никто этого не знал. Это мог знать только король. А друзья уже не могли сделать ничего. Им осталось только ждать.
    Через некоторое время случилось еще одно осложнение — в Лондон явился Рэдфорн. Пыльный и грязный, проделав путь через Ньюкасл, Лидс, Ноттингем и Манчестер, он ворвался в комнаты, которые снимал его брат в Лондоне и, моля глазами, подскочил к нему с немым вопросом: “Что с Дорэн?”. Его взгляд можно было понять и без слов. Джулиус опустил глаза и произнес:
  - Рэд, боюсь, что случилось самое худшее. Дорэн попалась в лапы правосудия, когда отправилась в Стенс с сообщением для короля. Гордон, который поклялся охранять ее, был убит. Дорэн, находясь в Тауэрской тюрьме, просто исчезла. Мы все боимся, что ее уже нет в живых. Или ее казнили без огласки в Тауэре, или перевели в Ньюгетскую тюрьму, откуда, как известно, еще никто не вышел живым. Или, что впрочем наименее вероятно, заточили в какой-нибудь монастырь. Мы нашли убийцу Аддера, передали его в руки правосудия. И, тем не менее, тебе не стоило возвращаться сейчас в Англию. Ты должен был подождать, пока все утрясется. И самое страшное то, что Дорэн, похоже, уже не вернуть. Сострадаю вместе с тобой, Рэд. Наши руки по прежнему служат тебе первейшим доказательством нашей дружбы. Я и твои оставшиеся в живых друзья поможем тебе пережить это горе. Мужайся, брат. Дорэн была необыкновенной женщиной и оплакать ее стоит так же по достоинству.
    В глазах Рэдфорна застыл ужас. Сколько он лелеял мыслей и надежд, что когда он вернется, все уже кончится и их любовь наконец-то зацветет и заблагоухает как роза весной. И вот она увяла, не успев распустить свой нежный бутон. Что жизнь теперь без нее? Пустая трата времени и сил, никому не нужных. Он не хотел верить, что ее больше нет, но правда, горькая и страшная, ухмылялась ему в лицо. Хочешь знать, Рэдфорн, молодой и красивый воин, что ждет тебя впереди? Да ничего. Просто пустота. Пустота, ужасающая своей неизбежностью и безысходностью. Не жизнь, но существование, полное тоски и ежедневных терзаний души и плоти. Можно отрезать себе руку, можно выколоть глаза, можно вырвать и без того ненужный язык, но эта боль не искупит боли утраты. Грязь на дорогах, пыль на листьях деревьев, тучи и моросящий дождь, скрывшие навеки солнце, жажда при стоящей в недосягаемом месте бутыли с живительной влагой — вот твоя жизнь теперь и ее уже не изменить. Да ты и сам этого не захочешь. Что-то изменить — значит предать память той, что никогда бы не предала его. Спазм сдавил его горло и из уст его вырвался стон. И стон этот перешел в полные горя слова: - Боже, зачем я не умер?!
  - Что ты сказал, брат? Повтори! — встрепенулся Джулиус.
  - К чертям все! Я просто хочу умереть.
  - Ты снова можешь говорить! — вскричал Джулиус.
  - Да, черт побери, но к чему теперь это? Все одно — молчу я или говорю, теперь это не имеет значения. Теперь ничто не имеет значения по сравнению с тем, что ее больше нет! Понимаешь, ничто! — Рэдфорн подошел к окну и взглянул на розовеющие небеса в преддверии рассвета. Никакая красота не тронет его сейчас. Джулиус подошел сзади и обнял брата за плечи:
  - Ты должен помнить ее. Ты не должен умереть. Она смотрит сейчас на нас с небес, или откуда там, где ей хорошо, и будет печалиться, если ее никто не будет помнить здесь, где ей тоже было замечательно хорошо с тобою! Ради ее памяти, ради нашей дружбы — останься в живых, брат! Я прошу тебя! И она, я думаю, со мной согласилась бы. Она при жизни делала все, чтобы смерть не коснулась тебя. Так неужели все ее старания и страдания пойдут прахом?
  - Может быть, ты и прав, Джулиус. Но только я бы хотел сейчас быть там, где она, — ответил Рэдфорн. Джулиус развернул его к себе, чтобы обнять, и увидел нечто такое, что поразило его до глубины души — по щекам Рэдфорна катились слезы. Такое он видел впервые и не в силах сдержаться от переполнявших его чувств, он бросился к брату на шею и Рэдфорн стиснул его в своих объятиях. Неизвестно, сколько бы они простояли так, но тут в их дверь кто-то вломился. Это оказались Элиот и Гвендолин.
  - Мы прослышали, что вы приехали, Рэдфорн... — вскричал Гвендолин, но осекся, увидев скорбь на лицах братьев и произнес:
  - Боже правый, вы уже знаете... Мы скорбим вместе с вами, друг мой. Она была для нас лучшим другом на свете, таких благородных людей мы не встречали. Вся ее жизнь была — само благородство, сама любовь, само самоотречение. Если бы вы знали, друг, как нам ее не хватает! Мы... вы... — он не нашелся, что сказать, и они просто все четверо обнялись в своей неизмерной скорби.
  - А теперь друзья мои, я должен вам сказать мое решение, — произнес Рэдфорн и друзья онемели от удивления.
  - Вы снова говорите, Рэдфорн! Вот это подарок! — грустно улыбнулся Элиот.
  - Да, и вот, что я вам скажу. Я ехал с единственной мыслью, что если настоящий убийца еще не найден, то я сам пойду в тюрьму, чтобы они выпустили на свободу Дорэн. Но я не успел. Теперь я вновь хочу вернуться в Шотландию. Ненадолго, чтобы привести свои мысли и чувства в порядок, Я вернусь, обязательно вернусь. Но пока я хочу побыть в обществе своих знакомых бандитов в лесах. Если хотите, вы можете поехать со мной. Я был бы бесконечно признателен вам.
  - Конечно, Рэдфорн, вы можете рассчитывать на нас в полной мере, — ответил Гвендолин.
  - Тогда немедля отправимся в путь. Только повидаю сестру. Может быть она что-то знает об Дорэн, — кивнул Рэдфорн, потом добавил, — В жизни я не встречал друзей преданнее вас. Я хочу, чтобы вы поняли меня правильно — вы мне, что братья. Как Джулиус. И если вы не возражаете, я буду звать вас братьями.
  - Конечно, Рэдфорн. Это естественное продолжение нашей дружбы, — сказал Элиот, протянув руку.
  - Тогда ваши руки, братья. Твою, Элиот, твою, Гвендолин. И твою, мой кровный брат.
    Они скрепили свое решение крепким рукопожатием, обнялись, и Рэдфорн отправился на поиски Кирклы. Джулиус его предупредил, что она может быть в Лондоне. И он нашел ее в одном из дорогих постоялых дворов.
    Стоило ему войти в ее комнату, как она кинулась ему на шею. И так, обнявшись, они предались воспоминаниям о дорогой им двоим подруге, покинувшей их безвременно. Киркла была обрадована тем, что брат ее обрел дар речи, но это не развеяло ее печальных мыслей.
  - А что привело тебя в Лондон? — спросил Рэдфорн.
  - Видишь ли... Впрочем, ты — единственный человек, которому я могу рассказать все. Давным-давно, когда ты и представить себе не мог, что тебя любит такая женщина, как Дорэн, она передала мне одну вещь. Теперь ее нет с нами и я осмелюсь нарушить ее тайну. Ей это уже не повредит.
  - О чем ты?
  - Она знавала одну женщину. Эта дама преклонных лет была вигоморка.
  - Ведунья языческой религии Мерлина?
  - Да. И она однажды, когда ты познакомил Дорэн со своей невестой, приютила ее и спасла от опрометчивых поступков. И Дорэн со временем стала ее ученицей. Потом, когда она попала в беду, я приехала к этой особе и по просьбе Дорэн стала ее заменой для старой дамы. У нее есть еще один ученик — он-то как раз и держал нас в курсе событий. Он служит при тюрьме и не раз говорил с Дорэн.
  - Боже! О чем? Что она говорила? Хоть что-нибудь ты помнишь? — вскрикнул Рэдфорн.
  - Все слово в слово. Все, о чем они говорили, он рассказал нам. Она очень переживала за тебя. Он передавал ей письма от друзей и твое послание через того шотландца. Она молила тебя не приезжать в Лондон сейчас. Но теперь это уже не имеет значения. Он видел ее каждый третий день. Не знаю, стоит ли тебе говорить это...
  - Говори. Я хочу все знать о ней до последней ее минуты, — твердо сказал Рэдфорн, хотя Киркла заметила, как он содрогнулся.
  - Он видел ее после пыток.
  - О боже! — простонал Рэдфорн и схватился за непослушную черную прядь, свисавшую со лба, и рванул, что было сил.
  - Да, Рэдфорн. Это страшная правда.
  - Как она умерла?
  - Никто этого не знает. Ее просто куда-то перевели из Тауэрской тюрьмы. Но куда? То ли ее казнили там же, то ли перевезли в Ньюгетскую. Одно можно сказать точно, что оттуда живым не выходил еще никто. И ее, скорее всего, уже нет в живых. И то, что умерла она страшной смертью, не вызывает сомнения. Ах, Рэдфорн, Рэдфорн! Если бы ты мог раскрыть свои глаза еще тогда, когда я тебе говорила об этом! Тогда и не было бы этой беды!
  - Но как? Кто бы мог подумать, что под платьем мальчика скрывается прелестнейшая из женщин? К тому же которая так беззаветно любила меня! Я помню наш разговор, когда ты говорила о ней. Но тогда я был ослеплен предстоящей свадьбою с Одри. Господи, если бы я мог раскусить тогда эту жалкую пародию на благородную леди! Но нет, судьбе было угодно посмеяться надо мною. Да что теперь говорить. Как страшно. Боже, как страшно!
  - Теперь я учусь у этой ведуньи и часто бываю в Лондоне. Но сейчас она в глубоком трауре. И это понятно. Если бы ты знал, как она добра! Когда Дорэн, стоявшая на пороге смерти от печали из-за того, что у тебя есть невеста, появилась у нее в доме, она сказала себе, что сделает все, лишь бы она была счастлива. Но у нее не получилось. Ибо все, что бы она ни делала, ты ломал бездушною рукой! Не нарочно, но нечаянно. Я не виню тебя в этом — ты сам не знал, что творишь. Но Дорэн терпела все твои выходки и молча ждала, как ей было предсказано.
  - Так значит, она знала о том, что ее ждет?
  - Почти до конца.
  - И знала, что умрет?
  - Нет, ей предсказано было, что она в конце всех ее мытарств соединится с твоею душою. Она считала, что это произойдет после смерти. Когда она была уверена, что ты умер, она решила без промедления отправиться вслед за тобою. И если бы твои друзья не объяснили ей, в чем дело, то, боюсь, ты бы так никогда и не узнал, кто этот мальчик рядом с тобой. Но теперь умерла она.
  - Значит, чтобы наши души соединились, я должен идти за ней? Ну что ж, я готов и с превеликой радостью!
  - Я ничего не могу сказать тебе по этому поводу, Рэд, и я думаю, что тебе нужно поговорить с самой ведуньей. Пойдем со мной к ней.
  - Ну что ж, пойдем, — ответил Рэдфорн, которому теперь было все равно. Его уже ничего не могло смутить и напугать. Смерти он не боялся. А что ему скажет старая ведьма — пусть так и будет. Умереть — значит умереть.
    Когда они пришли в дом старой Джемаймы Бакстер, она сидела и курила кальян.
  - Миссис Бакстер, я надеюсь, вы не осудите меня за то, что я привела к вам своего брата? Это тот самый Рэдфорн, которого так любила Дорэн, — поклонилась Киркла. Джемайма подняла голову и пристально посмотрела на Рэдфорна. Тот поклонился.
  - Ну что ж. Это кстати. Мишель, принеси чаю, нам нужно поговорить, — произнесла Джемайма.
    Вошла Мишель с подносом, уставленным чайными чашками. Рэдфорн взглянул на нее и в удивлении вскинул брови. Мишель грустно улыбнулась.
  - Не вы ли герцогиня леди Кларик? — спросил Рэдфорн у нее.
  - Да, сэр, под этим именем вы могли видеть меня на балу в обществе Дорэн, когда она была для вас Дорианом Стренджером. Но я не имею дворянского звания. Я просто служу моей госпоже, а так же имела честь быть подругой вашей... Простите меня...
    Она опустила глаза и почти выбежала вон.
    За чашкой чая Джемайма разглядывала Рэдфорна, и он без смущения смотрел ей в глаза. Наконец Джемайма произнесла:
  - Да, я вижу, совесть ваша чиста. И вы действительно любили ее.
  - Я и сейчас люблю ее, мадам. И ее смерть нисколько не умаляет моей любви к ней, даже мертвой. Она для меня лишь стала священной памятью.
  - Да, мой юный друг. Это столь печально, сколь радостно видеть вас именно таким, как она о вас рассказывала. А говорила она о вас только с безграничной любовью. Наверное, нет на свете более влюбленной женщины, чем наша Дорэн. Маленькая, дивная воительница! Нет справедливости у бога и не было никогда, если он смог допустить такое.
  - Мадам, могу я спросить вас? — произнес Рэдфорн после минутного молчания.
  - Да, мальчик мой. Вы позволите называть вас так? Вы столь юны для меня... Я стара и много повидала. Я видела много лжи, несправедливости, подлости, а так же любви, благородства, милосердия. Дорэн была мне как родное дитя, всеми покинутое, несчастное и непонятое, изгнанное из родного дома и лишенное любви. И вы тоже для меня еще дитя. Сильное, смелое, благородное, любящее... но дитя.
  - Почту за честь для себя!
  - Но спрашивай же, что ты хотел знать.
  - Моя сестра сказала мне, что Дорэн знала о предсказании. Она знала, что умрет?
  - Скорее, была готова к этому и не страшилась этого, если бы ты покинул ее.
  - Стало быть, наши души должны воссоединиться только благодаря смерти?
  - Теперь, стало быть, да.
  - Значит, я смело могу идти вслед за нею?
  - Нет, мальчик мой, еще рано.
  - Почему же, мадам?
  - Духи не хотят твоей смерти. До того, как ты умрешь, им угодно дать тебе некое известие о Дорэн. Я не знаю, что это за известие, и принесет ли оно тебе избавление или еще большее страдание. Но ты должен его дождаться.
  - Ну что ж. Я верю вам, мадам, и я буду ждать столько, сколько им покажется нужным. А пока я хотел бы удалиться в Шотландию. На время.
  - Поезжай. Тебе нужно сменить привычные устои твоей жизни. А Киркла будет посылать тебе весточки от нас.
  - Миссис Бакстер, а какая она была? — вдруг спросил Рэдфорн, но Джемайма его поняла.
  - О, мальчик мой, она была прекрасным человеком. Я любила ее. Ее просто невозможно не любить. Ее смелость граничила с безрассудством, и не каждый мужчина мог бы похвастаться такой смелостью и силой воли. Она готова была умереть за тебя. Ты — счастливейший из смертных, что имел такую подругу. Я многое повидала в жизни, но никогда не встречала таких женщин.
    Рэдфорн слушал рассказ о своей возлюбленной, как она встретила Джемайму, как она училась у нее, как он был невольным виновником страданий бедной девушки, как она любила его. Джемайма рассказала все, что знала, и что ей говорила и поверяла Дорэн, и в душе его был покой. Он наслаждался им, потому что знал — лишь только он выйдет за дверь уютного дома Джемаймы, как он улетучится, словно дым, и уступит место жестоким страданиям скорби о покинувшей его любимой. Он будет снова и снова стоять где-нибудь на скале в Шотландии, позволяя ветру трепать его непослушные волосы, и перед глазами его будут проноситься картины ее погребения. Как ее похоронили, где? Наверняка не было ни цветов, ни заупокойной службы... А ведь он мог бы присутствовать при этом. Он будет представлять, каким было ее погребение. Как погружают ее гроб в могилу, да и был ли у нее гроб? Может быть ее просто завернули в тряпицу… Как земля засыпает ее лицо, волосы… Как звонят колокола печально и монотонно, и как гаснут свечи. Тело его останется существовать на этой проклятой земле, а душа как будто умерла... И эти картины будут терзать его до конца его дней, покуда призрачные духи не соизволят сообщить ему то, что даст ему избавление от жизни, независимо оттого, что они принесут — искупление или страдание. И тогда он сможет спокойно отправиться туда, куда он так долго стремился. Но пока он пил усладу покоя, вспоминая все, что когда-либо произошло с ним и его любимой. А Джемайма своим тихим напевным голосом все рассказывала и рассказывала, а он, словно во сне, внимал этим словам, как медовой патоке.
    Поздно ночью он приехал за своими друзьями, и они оказались уже наготове.
    На рассвете они тронулись в путь через Ноттингем, Лидс, Ньюкасл, прямо в Эдинбург, в Килноки, по следам Рэдфорна, навстречу неизвестности.
    Прошло много времени, они уже давно достигли Килноки, и Джон Армстронг принял их со всем радушием, на какое был способен. Он дал им приют на тот срок, на который они сами пожелают остаться, и окружил их заботой, несвойственный разбойнику с большой дороги. Он старался ничем не напоминать своему новому другу о перенесенной им утрате и иногда посылал человека в Лондон за вестями от Кирклы.

К содержанию    Глава 17

..