Глава 7

    Свою идиотскую вылазку они отметили таким количеством алкоголя, что им самим стало удивительно, что они могут столько выпить. Но дело еще не кончилось, и им нужно было быть настороже. Дарий позвонил в полицию агенту ФБР и рассказал ему, что записку они подбросили.
  — Хорошо. Дом Тристиции мы держим под наблюдением, — ответил агент, — но вы будьте осторожнее.
    Ночью, когда они все спали, Тристиция проснулась, и голова ее, еще не совсем отрезвевшая, начала выдавать ей странные мысли.
    «Интересно, а получил ли Фратер записку? — думала она, лежа в постели, — надо бы проверить. И как можно скорее. Нужно знать, как скоро он ее получит. Раз уж я все равно проснулась, поеду-ка я съезжу и проверю, на месте ли записка, или он уже почтил мой дом своим присутствием?» Она оделась и вышла, тихонько захлопнув дверь. Была бы она трезвой, она бы ни за что в жизни не решилась бы на такое сумасбродство. Но она была все еще пьяна.
    Несмотря на это, она завела мотоцикл Мортифера, ключи от которого она выудила из кармана его косоворота, без происшествий.
    Перед входом в подъезд она остановилась. Пока она ехала, проветрившись на холодном ветру, она уже почти протрезвела и уже начала жалеть, что затеяла этот идиотизм. Но раз уж она приехала, нужно было идти. Она не любила бросать дела на середине. Вздохнув, она осторожно открыла дверь и на ощупь стала пробираться по лестнице.
    Чем дальше она удалялась от двери, тем больше она начинала жалеть о содеянном. Она подумала о том, что подумают ребята, если проснутся и не увидят ее, как они перепугаются... Но больше ее заботило сейчас, сможет ли она живой выбраться отсюда.
    Каждый шорох поднимал в ней волну страха, но она упрямо шла наверх. Наконец, она добралась до своего этажа и вошла в дверь, предварительно обойдя лужи какой-то гадости, которую налили ради прикола ребята для Фратера. В комнате все было по-прежнему, если не считать того, что записки на зеркале не было. Трист поняла, что Фратер был здесь, а если, как сказали в полиции, за домом ведется наблюдение, то он вошел в него раньше их. Стало быть, все, что они орали ему, издеваясь, он слышал. И стало быть, ему удалось так же незаметно улизнуть, постольку поскольку они звонили в полицию и им ничего не сказали о том, что они видели нее в доме. Значит, или он незаметно ушел, или... Трист задохнулась. «…Все еще тут, — докончила она мысль, —господи, ну что за дура?! Какого черта я сюда приперлась? Надо скорее сматываться отсюда, иначе влипну в неприятности!». За спиной ее раздался шорох. Она резко обернулась, охваченная ужасом.
  — Не поворачивайся, — сказал голос за спиной. Она медленно отвернулась, но в зеркале она видела отражение Фратера. Он стоял недалеко от двери и у нее не было шанса выскочить из комнаты. Он перекрывал ей выход. Она машинально сунула руку в карман, где у нее лежал кастет, найденный ею еще в детстве, но его не было. Он валялся где-то здесь в квартире, но искать его у нее не было времени и возможности. По крайней мере, она видела в зеркале передвижения Фратера, а он, похоже, не обратил на это внимания.
  — Ты пришла повидать меня? — спросил он.
  — Да, – ответила Трист, стараясь говорить ровным голосом.
  — Нарываешься.
  — Пожалуй.
  — А не боишься?
  — Тебя что ли? Нет. Я тебе ясно все написала. Надеюсь, ты ознакомился?
  — Вполне.
  — Понравилось?
  — Раньше ты так со мной не говорила.
  — А что ты предлагаешь после того, как ты отправил к праотцам двоих ни в чем не повинных людей?
  — Не оборачивайся, я сказал, — крикнул Фратер.
  — Да пошел ты, — сказала Трист и обернулась, — что, боишься смотреть мне в глаза? Я знала, что ты трус, но не до такой же степени.
  — Я убью тебя.
  — Начинай. Посмотрим, как у тебя это выйдет, — Трист спокойно развернулась к нему и откинула голову, — ну, что же ты? Ручонки-то трясутся наверное, а?
  — Хочешь проверить? — спросил Фратер.
  — Нет. Я знаю и так, что ты не сможешь.
  — Ты думаешь, ты исключение из правил? Других смог, а тебя нет? — зло сказал Фратер, проведя ножом по своей щеке. Трист смотрела выжидающе на него, он отнял нож от щеки и медленно полез в карман куртки. Когда он поднес к ее глазам свою ладонь и разжал ее очень медленно, сердце Трист тяжело бухнуло и где-то остановилось. На его ладони лежала сережка Мортифера, которую она ему подарила ко дню рождения. Она не знала, закатить ли ей истерику и самой теперь заставить его убить себя или… Она не могла поверить, что он так быстро сумел добраться до Мортифера. Однако, она не могла быть уверенной и в том, что Мортифер жив. Пытаясь совладать со своим голосом, она произнесла:
  — Я ничего не думаю. Если хочешь, мы можем просто поговорить с тобой. Может быть, твои проблемы не стоят выеденного яйца? — спросила Трист как можно спокойнее, хотя она с большим трудом подавляла в себе предательскую дрожь, — посмотри мне прямо в глаза, Фратер, я хочу увидеть в твоих глазах прежнего Фратера, и хочу говорить с ним, а не с тем, что стоит сейчас передо мной.
  — Прежний Фратер умер, — сказал Фратер.
  — И кто же его убил? Не нынешний ли Фратер? — спросила Трист, смотря ему прямо в глаза. Он отводил взгляд.
  — Я не хочу смотреть в твои глаза, — сказал он.
  — Потому что ты их боишься. Ты их всегда боялся, и теперь боишься, что если посмотришь, то не сможешь убить меня, — сказала Трист, медленно надвигаясь на него. Фратер начал отступать.
  — Что ты пятишься от меня? Неужели ты и вправду боишься? Такой крутой? Такой смелый? А?
  — Хватит. Не нарывайся, иначе я прикончу тебя прямо здесь.
  — Так за чем же дело стало? Ты не выполнил своего обещания и не перебил еще остальных? Ну убей же меня, а с ними расправиться у тебя еще будет время. Что, не можется?
  — Прекрати! — закричал Фратер, припертый Тристицией к стене. Отчаяние и страх придавали ей сил. Она взяла его за руку. Он дернулся и она подумала, что вот сейчас он и воткнет ей нож, но он опустил руку с ножом и страдальчески посмотрел на нее.
  — Фратер, давай сядем и поговорим так, как бывало раньше, — сказала Трист потянув его за руку к дивану. Она старалась не делать резких движений, таким образом отодвигая Фратера от двери, она надеялась, что при удачном стечении обстоятельств ей, может быть, удастся выскочить в дверь.
    Она села на диван и притянула за руку Фратера. Он послушно сел рядом.
  — Трист, что ты со мной делаешь! — прошептал он, схватив руками свою нечесаную гриву.
  — Ничего, Фратер, ты сам все с собой сделал. Зачем ты все это затеял? Ты сам-то можешь объяснить?
  — Я не хотел. Но теперь назад дороги нет.
  — Отчего же?
  — Замолчи! Я знаю, что вы теперь крутая команда. Как я хотел быть с вами, никто этого понять не может! Я хотел быть рядом с вами, чувствовать то, что дано чувствовать вам, делать все это так же легко, как это получалось у вас, но у меня никогда, слышишь ты, никогда так не получалось! Я никогда не мог понять вас, но я так хотел! А вы вытолкнули меня, дали мне понять, что я не такой, как вы, не такой... одаренный, не такой талантливый, не такой... в общем мне не дано понять то, что понимаете вы. Я старался. Но вы не разрешили мне.
  — О чем ты говоришь!
  — Молчи! Я хотел научиться у вас любить, страдать, веселиться, грустить, но только вместе с вами. Вы все делали вместе. А я был с вами. Но вы были вместе, а я получался сам по себе. Вы не захотели пустить меня в свой мир, а теперь я насильно затащил вас в свой мир. Мой мир кошмара, одиночества и злобы. Теперь это ваш мир. Вам уже из него не выйти. Я не позволю вам. Я уже не хочу останавливаться.
  — Ты рассуждаешь, как ребенок. Я не получил ту игрушку, которую хочу и за это я вас всех побью. Тебе самому не кажется это абсурдом? — спросила Трист, осторожно отодвигаясь от него в сторону двери. Фратер уловил ее движение и рывком притянул ее к себе.
  — Ты никуда не пойдешь. Ты всегда уходила от меня. Ты всегда вела себя так, что я думал, что ты любишь меня. И то, что ты была с другими мужиками, я думал, что это только для того, чтобы позлить меня!
  — Господи боже мой! Чушь какая! — возмутилась Трист, но потом поняла, что с больными людьми спорить нельзя.
  — Нет. Я знаю, что говорю.
  — Ты вбил себе это в голову, не спросясь меня. Я никогда не давала тебе поводов думать, что люблю тебя, потому, что это было бы неправдой. Я никогда не любила тебя. И успокойся на этом. Ты был моим другом, но я никогда не любила тебя, как мужчину. И никогда не смогу этого. Да и подумай сам, зачем тебе женщина, которая тебя не любит? Я не принесу тебе счастья. И мы никогда не старались выкинуть тебя из нашего мира. Мы делами все, чтобы ты был с нами, но ты сам уходил от нас.
  — Ты не понимаешь! Да, да! Вы никогда не говорили мне, чтобы я уходил, но я это чувствовал, потому что вы не такие, как я! Вы не говорили мне, но чувствовали это! Вы организовали свой узкий клан избранных, познавших некую тайну бытия, но вы ни с кем этой тайной делиться не хотели! Вы могли приблизить только того человека, который сам познал ее, без вашей помощи! Я не мог познать ее без вашей помощи, но вы не захотели мне оказать ее, — Фратер отпустил Трист и отвернулся. Он забыл про нож и сейчас Трист могла в любую минуту дать тягу, потому что перед ней сейчас сидел не жестокий убийца, а обиженный ребенок. Но Трист не уш-ла. Она положила Фратеру руки на плечи и сказала:
  — Ты сам знаешь эту тайну, но ты никогда не хотел думать о том, что ты и сам все знаешь! Ты просто мечешься по жизни в поисках философского камня, а на самом деле ты топчешь его ногами каждый божий день! Тебе нужно упокоиться, уехать куда-нибудь и все забыть. Я обещаю тебе, что я никому не скажу, что видела тебя. Просто уезжай и никто тебя не найдет. Просто познай сам себя. Посвяти этому все оставшееся у тебя время, а когда ты дойдешь до этого, приезжай, и я снова буду рада тебя видеть. Я всегда хотела тебе помочь, и всегда старалась тебя понять. Я и теперь стараюсь тебя понять, что толкнуло тебя на такие страшные вещи. Но я могу дать тебе последний шанс остаться самим собой. Уезжай.
  — А ты? Ты не хочешь поехать со мной? — спросил Фратер, беря ее руки в свои.
  — Нет, Фратер, извини меня, но нет, — она осторожно освободила руки, — я правда очень любила тебя, как друга. Но по-другому я не могу. Так распорядилась судьба. Я люблю другого человека. Я не хочу сказать, что ты хуже его, просто так получилось, что я люблю его. Можешь ты это понять?
  — Значит, все остается, как есть? — спросил Фратер и глаза его начали меняться.
  — Да, Фратер. И оставим это.
  —Тогда все действительно остается по-старому. Я сдержу свою клятву. Вы все кончите так же, как и ваши друзья. А тебе будет особенно гадко. К тому же, тот, которого ты любила, уже только тело. К тому же очень неприглядное тело, как и все изуродованное и мертвое.
  — Ну спасибо тебе, друг мой. Только на такие гадости, оказывается, ты и способен. Я-то пыталась воззвать к человеку, а передо мной сидит злобное чудовище, одержимое местью, причем совершенно безосновательной. Я разочаровалась в тебе, — с холодом в голосе сказала Трист, вставая. Его слова без ножа полосовали ее сердце. И она вдруг поняла, что теперь ей уже безразлично, убьет он ее или нет. Мортифера больше нет. Но есть ее друзья, которых тоже ждет та же участь. И она решила для себя — или он ее убьет, или она его. Ей уже было плевать. Она уже перешагнула грань, за которой ты уже, не чувствуя боли, хватаешь направленное на тебя лезвие ножа голой рукой. «Одной смерти не будет, — решила она, — я заберу тебя туда, где нас встретит Мортифер». Фратер тоже встал.
  — Я понял, что ты никогда не захочешь быть со мной.
  — Ты правильно понял.
  — Значит все это время ты обманывала меня, говоря, что любишь!
  — Я никогда не говорила тебе этого, не начинай все сначала!
  — Ты обманывала меня! Я не буду заставлять тебя быть со мной. Я не на столько садист, как ты думаешь. Я просто убью тебя! — сказал Фратер, надвигаясь на нее.
  — Мне очень жаль, что ты так ничего из нашего разговора и не понял. Но раз уж случилось так, что ты стал полным психопатом, мне остается только ждать того момента, когда ты, забыв обо всем, о том, что нас связывало, всадишь мне свой дурацкий нож! — сказала Тристиция.
    Она расстегнула молнию на толстовке, раздвинула края в стороны, и галантно поклонилась, подставляя ему грудь:
  — Прошу вас, не стесняйтесь. Начинайте прямо сейчас!
    Фратер с безумными глазами, тяжело дыша, смотрел на нее, сжимая и разжимая пальцы, державшие нож, его губы дрожали, он топтался на месте и нервно дергал руками.
    «Он не сделает этого, он не осмелится вот так, глядя в глаза, сделать это! Он уйдет! — думала Трист, с ужасом ожидая развязки, — и я ничего не смогу с ним сделать!».
    Фратер, пряча глаза от ее взгляда, вертелся на месте, не в силах позволить себе поймать ее взгляд. Понимая, что она задавит его своим взглядом, он, задыхаясь, прокричал:
  — Не смотри на меня, сука! Не смей смотреть на меня!
    Но Тристиция не отвела глаз, более того, она насмешливо заулыбалась во весь рот. «Он не сделает этого!» — думала она с надеждой, ибо только надежда и оставалась у нее. Мужество ее было на исходе. «Он не сможет сделать это!» — убеждала она скорее себя, чем констатировала факт.
  — Закрой свои проклятые глаза, — зажал ей рукой глаза Фратер, но она продолжала смотреть, словно была уверена, стоит ей только отвести взгляд он, убьет ее.
    Фратер рукой пытался отвернуть ей лицо, но она упрямо упиралась и продолжала смотреть ему прямо в глаза. Она почувствовала — еще миг, и он не выдержит, сорвется, у него не хватит духу, он врежет ей от злости и убежит, но ничего не сможет ей сделать. Главное, чтобы у нее хватило сил не отвести глаза, даже не моргнуть. Фратер заметался, и готов был уже выбежать из комнаты, и Тристиция уже почувствовала торжество победы и злость, что ей придется отпустить его просто так, как Фратер стремительно вернулся и одним движением руки располосовал ей грудь. «Он все таки сделал это...» — подумала Тристиция с каким-то спокойствием, оседая на пол и продолжая смотреть Фратеру в глаза, хотя это уже ничего не меняло. Последнее, что она увидела, это слезы Фратера, с криком невысказанной боли выбегавшего из комнаты.

К содержанию    Глава 8