Айpа Левин. Ребенок Розмари

Часть первая

Глава 1.

Почти сразу же после того, как Гай и Розмари Вудхауз подписали контракт об аренде пятикомнатной квартиры на Пятой авеню, им позвонила миссис Кортез и сообщила удивительную новость: в Брэмфорде освободилась четырехкомнатная квартира. Брэмфорд – старый район с квартирами в викторианском стиле. В них было все, чего хотела Розмари: высокие потолки, камины, лепная отделка. Розмари и Гай в заявлении об аренде просили именно такую квартиру в этом доме, но прошло много времени, и они успели потерять всякую надежду.

Гай немедленно сообщил новость Розмари.

- Я не верю, этого не может быть! – восторженно промолвила Розмари со слезами радости на глазах.

- Простите, но вы позвонили слишком поздно, - сказал Гай в трубку. – мы только что подписали контракт об аренде квартиры на Пятой авеню.

Розмари смотрела на него умоляющими глазами.

- Спроси, пожалуйста, а не могли бы мы расторгнуть договор?

- Миссис Кортез, пожалуйста, подождите минуточку. – Гай прижал телефонную трубку к груди. – Так что же сказать? – спросил он.

Розмари растерянно развела руками:

- Я… так сразу… Я… не готова. Может быть, сказать правду, - что у нас есть возможность поселиться в Брэмфорде.

- Солнышко, ну какое им до этого дело?

- Гай, ну придумай что-нибудь! А вообще, давай хотя бы просто посмотрим квартиру миссис Кортез, хорошо? Скажи, что мы хотим посмотреть, прошу тебя.

- Но мы же подписали контракт, Роз, нам невозможно отказаться.

- Я умоляю тебя! Скажи что-нибудь, а то она бросит трубку. – От отчаяния из глаз Розмари закапали слезы.

Внезапно она схватила трубку, которую Гай прижимал к груди и поднесла ее к губам мужа. От неожиданности Гай вздрогнул, затем засмеялся и сказал:

- Миссис Кортез, простите, оказывается у нас еще есть возможность расторгнуть договор. У них кончились бланки, и мы поставили подпись только под письмом о согласии, а собственно контракт не подписали. Вы разрешите нам посмотреть на квартиру?

Миссис Кортез дала необходимое разрешение: они должны появиться в Брэмфорде между одиннадцатью и половиной двенадцатого, найти мистера Микласа или мистера Джерома и объяснить им, что именно она послала их посмотреть квартиру «7-E». После осмотра они должны позвонить ей. И миссис Кортез сообщила Гаю свой номер телефона.

- Ты молодец, все так замечательно придумал! – воскликнула Розмари, натягивая на свои ножки носочки и сунув их в желтые туфли. – Ты восхитительный лжец!

Гай посмотрел на себя в зеркало и воскликнул:

- Господи, прыщ!

- Не трогай!

- Послушай, здесь всего четыре комнаты. И даже детской нет.

- А мне больше нравятся четыре комнаты в Брэмфорде, чем целый этаж в этой ужасной белой тюрьме, - возразила Розмари.

- А вчера тебе это нравилось.

- Да, но не настолько, чтобы прийти в восторг. Уверена, что и архитектор не был в восторге от своего произведения. Часть гостиной мы переоборудуем в столовую, и у нас получится чудесная детская, если она понадобится.

- Понадобится, и скоро. – Гай водил электробритвой по верхней губе, внимательно разглядывая свое отражение в зеркале.

Розмари облачилась в желтое платье, грациозно изогнулась и застегнула на спине молнию.

После свадьбы они жили в однокомнатной холостяцкой квартире Гая, стены которой украшали обычные рекламные плакаты с видами Вероны и Парижа. Крохотная кухонька напоминала, скорее, пульмановский вагон.

Был вторник, третье августа.

Мистер Миклас был невысокий, подтянутый человек. У него недоставало пальцев на обеих руках, поэтому рукопожатие его вызывало некоторое ощущение напряженности.

- Ах, актер, - произнес он, вызывая лифт средним пальцем, - среди актеров у нас много друзей. – И он назвал имена четырех широко известных актеров, живущих в Брэмфорде. – У меня такое впечатление, что я вас где-то видел.

- Возможно, - ответил Гай, - не так давно я играл в «Гамлете», правда, Роз? И потом еще – в пьесе «Птица-перевозчик»

- Ах, обманщик! – воскликнула Розмари. – он играл в «Лютере» и в пьесе «Никто не любит альбатроса», а еще в разных телепостановках и рекламных роликах.

- О, реклама – прекрасный источник дохода, - заметил мистер Миклас.

- Да, - ответила Розмари, а Гай с солидной серьезностью добавил:

- С профессиональной точки зрения работа весьма увлекательная.

Розмари умоляюще посмотрела на Гая, но тот изобразил на лице невинное изумление, а потом состроил ей над головой мистера Микласа гримасу злобного вампира.

Лифтом, отделанным дубовыми панелями, с медными поручнями вдоль стенок, управлял негртенок в форменной одежде, с ослепительной улыбкой на губах.

- Седьмой, - приказал ему мистер Миклас и обратился к Розмари и Гаю: - В квартире четыре комнаты, две ванные и пять кладовок. Раньше все квартиры в этом доме были большими: самая маленькая насчитывала девять комнат. Теперь почти все разделены на четырех- пяти- и шестикомнатные. «7-E» - четырехкомнатная, это часть десятикомнатной. От прежней квартиры в ней остались кухня и ванная, при этом довольно просторные. Бывшая спальня превращена в гостиную, а две комнаты для прислуги соединены в одну, и она может служить столовой или, если угодно, второй спальней. У вас есть дети?

- Пока нет, но мы собираемся обзавестись ребенком, - сказала Розмари.

- Тогда это будет идеальная комната для малыша, там есть своя ванная и большая кладовка. Вообще планировка квартиры очень хорошо подходит для молодой семьи.

Лифт остановился, и негритенок спустил его еще немного вниз, потом вверх и опять вниз, чтобы поточнее подогнать кабину к уровню пола на этаж. Потом потянул на себя внутреннюю медную решетчатую дверцу и открыл наружную дверь. Мистер Миклас посторонился, Розмари и Гай вышли из лифта и очутились в слабо освещенном коридоре с темно-зелеными стенами и ковром такого же цвета. У зеленой, с лепным орнаментом двери «7-B» возился рабочий, врезая «глазок». Он взглянул на них и вновь принялся за свою работу.

Они шли за мистером Микласом по переходам темнозеленого коридора. Следуя за ними, Розмари и Гай обратили внимание на то, что обои кое-где отклеились и завернулись внутрь, да и ковер в нескольких местах был заштопан. Гай взглядом показал Розмари на эти заплаты, но она только улыбнулась в ответ на это молчаливое замечание. Ее безоблачная улыбка как бы говорила: «А мне здесь очень нравится, все восхитительно!»

- Раньше в квартире жила миссис Гардиниа, - говорил мистер Миклас, шествуя впереди них, - но она скончалась несколько дней назад, поэтому из квартиры ничего не успели вынести. Ее сын просил передать, что ковры, кондиционеры и кое-что из мебели можно получить практически по первому требованию. – Мистер Миклас повернул в очередной переход коридора, оклеенный более новыми по виду обоями в зеленую и золотую полоску.

- Она умерла здесь? – спросила Розмари. – Конечно, это не так важно, но все-таки?

- Нет, это произошло в больнице, - ответил мистер Миклас. – Она несколько недель находилась в коме. Она была очень стара и скончалась, не приходя в сознание. Легкая смерть. Когда наступит срок, я бы не пожелал бы себе иного конца. Несмотря на возраст, она была полна сил: сама себе готовила, сама ходила по магазинам… миссис Гардиниа была первой женщиной-юристом в Нью-Йорке.

Они подошли к лестничному пролету, которым заканчивался коридор. Слева от него находилась дверь квартиры «7-E». Дверь была поуже тех, мимо которых они проходили, без лепнины. Мистер Миклас нажал жемчужную кнопку звонка, над которой белыми буквами на черной пластинке было написано «Миссис Гардиниа», и повернул ключ в замке. Несмотря на отсутствие нескольких пальцев, он ловко нажал ручку и распахнул дверь.

- Прошу вас, - вежливо произнес он, приглашая их войти.

От входной двери начинался коридор, по обе стороны которого располагалось по две комнаты. Первая оказалась кухней, заглянув в которую, Розмари вскрикнула от восторга: она была, пожалуй, больше всей их теперешней квартиры. На кухне стояла газовая плита с шестью конфорками и двумя духовками, громадный холодильник , внушительных размеров мойка и множество различных шкафчиков. Окно выходило на Седьмую авеню. А если убрать хромированный столик миссис Гардиниа, стулья и перевязанные пачки журналов «Форчун» и «Музыкальная Америка», то это просторное помещение с высоким потолком – прекрасное место для завтраков. Точь-в-точь такое, как на фотографии, которую Розмари вырезала из «Прекрасного дома» за прошлый месяц.

Напротив кухни располагалась столовая – или вторая спальня – в которой у миссис Гардиниа, по-видимому, был кабинет и нечто вроде теплицы. В центре возвышалась конторка с широкой откидной крышкой, заваленная книгами и бумагами, от которой так и веяло стариной. Гай и мистер Миклас разговаривали, стоя у двери, а Розмари подошла к конторке, перешагнув через полочку с увядшими папоротниками. Такие конторки часто выставляют в витринах антикварных магазинов. Розмари еще подумала, входит ли она в число предметов, которые «можно получить по первому требованию» Изящными синими буквами на бледно-сиреневой бумаге было написано: «… чем просто интересное времяпрепровождение, как мне казалось вначале. Я больше не могу иметь ничего общего…». Розмари отвела взгляд, осознав, что проявляет излишнее любопытство. Она посмотрела на мистера Микласа, который в этот момент собирался направиться в ее сторону.

- Скажите, а эту конторку сын миссис Гардениа тоже собирается продавать? – поинтересовалась она.

- Не знаю, - ответил мистер Миклас, - но если она вам нравится, я могу это выяснить.

- Какая прелесть, - промолвил Гай.

- Да, очень красиво, - согласилась Розмари и с улыбкой восторженно посмотрела по сторонам.

Она представила себе, какая прекрасная детская получится здесь. Правда, комната была немножко темновата – окна выходили в небольшой дворик, - но если стены оклеить желтыми с белым обоями, она будет казаться светлее. Хорошо, что есть ванная и неплохая кладовка, которая сейчас была заполнена рассадой в горшочках.

- Что это такое? – спросил Гай.

- Какие-то травы, - ответила Розмари. – Мята, базилик… А остальные я не знаю.

Слева по коридору была еще одна кладовка, а справа широкий сводчатый вход вел в гостиную. Напротив входа располагались два эркера с ромбовидными оконными переплетами и встроенный диванчик. Справа был небольшой камин с белой мраморной полкой, украшенной завитками, а вдоль левой стены шли высокие дубовые книжные полки.

- О Гай! – задохнулась Розмари и взяла его за руку.

В ответ он сжал ее руку и произнес ни к чему не обязывающее: «М-да». Рядом с ним остановился мистер Миклас.

- Камин, разумеется, действует, - сказал мистер Миклас.

Спальня была примерно двенадцать на восемнадцать футов, окна ее выходили в тот же тесный дворик, что и окна столовой (либо второй спальни, либо детской). За гостиной размещалась весьма просторная ванная комната со множеством разнообразных приспособлений и кранов с медными шишечками.

- Мне квартира очень нравится! – воскликнула Розмари, когда они вернулись в гостиную. Она широко развела руки, словно хотела обнять всю комнату. – Я в восторге!

- Это чисто женская уловка, мистер Миклас. Она просто пытается заставить вас снизить арендную плату, - сказал Гай.

Мистер Миклас улыбнулся.

- Если бы у меня было такое разрешение, несомненно, она была бы выше, - сказал он. – Разумеется, сверх допустимых пятнадцати процентов. Сейчас довольно мало осталось квартир, у которых есть свое очарование. Новые… - осекся он на полуслове, взглянув на секретер красного дерева в коридоре. – Странно, - проговорил он. – За этим секретером должна быть кладовка. Полагаю, она там и есть. Их всего пять: две в спальне, одна во второй спальне и две в коридоре.

Он направился к секретеру. Гай приподнялся на цыпочки, заглядывая наверх:

- Да, вы правы. Там видны углы двери.

- Кто его сюда поставил? – удивилась Розмари. – раньше он стоял вон там. – Она указала на едва заметный силуэт с острой вершиной на стене рядом с дверью в спальню и на глубокие вмятины от четырех ножек, которые остались на винно-красном ковре. На нем были заметны и четыре четкие пересекающиеся изогнутые линии – следы, оставшиеся после перестановки секретера. Они тянулись к соседней узкой стене, у которой он стоял сейчас.

- Помогите мне, пожалйста, - обратился мистер Миклас к Гаю.

Они с трудом передвинули секретер на прежнее место.

- Теперь мне понятно, почему у миссис Гардиниа была кома, - сказал Гай, навалившись на секретер.

- Вряд ли она одна смогла бы передвинуть такую тяжелую вещь, - засомневался мистер Миклас, - ведь ей было восемьдесят девять.

Розмари с сомнением посмотрела на представшую взгляду дверь в кладовку.

- Может быть, не стоит ее открывать? – спросила она. – Пусть этим занимается ее сын.

Ножки секретера точно встали в четыре вмятины на ковре. Мистер Миклас потирал руки, на которых не хватало пальцев.

- Нет, по правилам я обязан показать вам всю квартиру, - возразил он, подошел к двери и открыл ее.

Кладовка была почти пуста. У одной стены стоял пылесос, к другой были прислонены три-четыре доски. На полке над дверью были сложены стопками синие и зеленые банные полотенца.

- Ну вот, теперь тот, кого она здесь закрыла, вырвался наружу, - пошутил Гай.

Мистер Миклас пожал плечами:

- Вероятно, у нее не было необходимости использовать все пять кладовок.

- Тогда почему она оставила здесь пылесос и полотенца? – удивилась Розмари.

- Полагаю, мы этого никогда не узнаем. Может быть, это какие-то причуды старой женщины, – Мистер Миклас улыбнулся. – Что еще вы хотели бы узнать?

- А как со стиркой? Стиральные машины внизу?

Наконец они поблагодарили мистера Микласа, и все вместе вышли из дома, распрощались и медленно пошли по Седьмой авеню к жилым кварталам города.

- Эта дешевле той, - рассуждала Розмари, пытаясь продемонстрировать свою практичность.

- В ней на одну комнату меньше, дорогая, - возразил Гай.

Минуту Розмари молчала, потом добавила:

- И она лучше расположена.

- К тому же, - отзвался Гай, - отсюда мне удобнее добираться пешком в любой театр.

Почувствовав поддержку, Розмари сбросила маску практицизма.

- Гай, прошу тебя, давай снимем ее! Пожалуйста! Мне очень понравилась эта чудесная квартира. Гостиную можно сделать очень красивой, теплой и… Гай, пожалуйста, давай снимем ее?

- Хорошо, - согласился Гай, улыбнувшись. – Но нужно срочно отделаться от другой.

Розмари радостно взяла его под руку и прижалась к нему.

- Отделаемся, я знаю, ты что-нибудь выдумаешь.

Из телефонной будки Гай звонил миссис Кортез, а Розмари стояла снаружи и пыталась читать по губам его слова. Миссис Кортез сказала, что будет ждать до трех часов. Если к этому времени они не рещат вопрос с квартирой, она начнет звонить следующим в ее списке.

Они отправились в «Русскую чайную», заказали «Кровавую Мэри» и сэндвичи из салата с цыпленком на черном хлебе.

- А если мы им скажем, что я заболела и должна лечь в больницу? – предложила Розмари.

- Нет, это звучит неправдоподобно и малоубедительно. – Гай тут же начал придумывать длинную историю о том, что ему предложили присоединиться к труппе, которая с пьесой «Давай похвастаемся» отправляется во Вьетнам и на Дальний Восток в четырехмесячное турне, финансируемое Объединенной службой организации досуга войск. Актер, игравший Алана, сломал бедро. Гай – единственный, кто знает эту роль, и поэтому только он может заменить пострадавшего в спектакле. Иначе турне придется отложить минимум на две недели. Упускать такую возможность чертовски жаль, ведь наши парни так отчаянно дерутся с «комми». Жена пока останется со своими в Омахе…

Он дважды прорепетировал текст и принялся звонить.

Розмари потягивала коктейль и изо всех сил держалась левой рукой за край деревянной столешницы. Она вспомнила квартиру на Пятой авеню, которая теперь ей совсем не нравилась, но пыталась убедить себя в том, что и в ней есть свои положительные стороны: новая сверкающая кухня, посудомоечная машина, вид на Ист-ривер, автоматические кондиционеры…

Официантка принесла сэндвичи.

Мимо прошла беременная женщина в темно-синем платье. Розмари внимательно посмотрела ей вслед. Она была на шестом или сельмом месяце. Повернув голову, она что-то говорила своей спутнице – женщине постарше, нагруженной свертками, вероятно, матери.

Рыжая девушка, сидевшая за стликом у противоположной стены, помахала Розмари рукой. Розмари узнала ее. Эта девушка поступила на Си-Би-Эс за несколько недель до того, как Розмари уволилась. Розмари помахала ей в ответ. Девушка одними губами попыталась ей что-то сказать, но Розмари не поняла. Спутник девушки – изможденный мужчина с восковым лицом – повернулся и посмотрел на Розмари.

Тут вернулся Гай, высокий и красивый, явно довольный сосбой. Он старался сдержать улыбку, но весь его ликующий вид говорил: «Да!»

- Все в порядке? – спросила Розмари, пока он усаживался напротив нее.

- Да, - ответил он. – Контракт об аренде расторгнут, взнос нам вернут. Мне нужно найти лейтенанта Хартмана из войск связи и передать ему привет. В два часа мы должны быть у миссис Кортез.

- Ты ей позвонил?

- Разумеется.

Рыжеволосая девушка с блестящими глазами подошла к их столику.

- Я пыталась сказать, что замужество явно тебе на пользу, ты великолепно выглядишь, - улыбаясь, объяснила она.

Розмари не смогла вспомнить имя девушки, но рассмеялась и сказала:

- Спасибо! У нас торжество. Мы только что заполучили квартиру в Брэмфорде!

- Что? Брэм? – воскликнула девушка. – Я без ума от него. Если когда-нибудь вам придет в голову ее сдать, помните, я первая! О, эти жуткие химеры между окнами и драконьи головы на водосточных трубах!


Глава 2

Хэтч почему-то попытался их отговорить. Главный его довод состоял в том, что Брэмфорд - «опасная зона».

Когда в июне 1962 года Розмари впервые приехала в Нью-Йорк, она поселилась вместе с тремя девушками: одна из них была тоже из Омахи, а две других – из Атланты. Хэтч был их соседом. Он воспитывал двух дочерей и был неплохим отцом. Девушки относились к нему тепло и доверительно, знали, что в любой критический момент он не оставит их в беде. Так было, например, как-то раз, ночью, когда им показалось, что кто-товзбирается по пожарной лестнице, или еще был случай, когда Джин чуть не задохнулась.

Эдварду Хатчинсу было пятьдесят четыре года, он был англичанином. Под тремя размными псевдонимами он написал три цикла приключенческих книг для мальчиков.

К Розмари он питал особую симпатию. Она была самой младшей, остальные рано обзавелись собственными семьями и жили неподалеку от родителей. Дома, в Омахе, Розмари оставила злого и подозрительного отца, молчаливую мать и четверых негодующих братьев и сестер (только второй по старшинству, Брайан, страдающий алкоголизмом, сказал: «давай, Рози, поступай так, как хочешь», - и сунул ей целлофановый пакет, в котором было 85 долларов). В Нью-Йорке Розмари стало казаться, что она поступила неправильно, сама во всем виновата и вообще законченная эгоистка. Хэтч подбадривал ее, поил крепким чаем и бесконечно долго рассуждал о проблемах детей и родителей, о долге человека перед самим собой. Она задавала ему вопросы, которые никому не смогла бы задать в католической средней школе. Он заставил ее прослушать вечерний курс философии в Нью-Йоркском университете. «Дайте время, и я сделаю из этой неотесанной цветочницы герцогиню», - как-то пошутил он. У Розмари хватило сообразительности ответить ему в тон: «Черта с два!»

Почти каждый месяц Розмари и Гай приглашали Хэтча пообедать к себе, либо, если была его очередь, шли с ним в ресторан. Гай считал Хэтча несколько скучноватым, но относился к нему всегда сердечно. К тому же покойная жена Хатчинса приходилась двоюродной сестрой драматургу Теренсу Реттигану, и они переписывались. Гай знал, что в театре связи, хотя бы и косвенные, часто могут иметь решающее значение.

В четверг на той же неделе, когда они осматривали квартиру, Розмари и Гай обедали с Хэтчем в маленьком немецком ресторанчике «У Клюбе» на Двадцать Третьей улице. Во вторник вечером они назвали миссис Кортрез его имя в числе трех поручителей, готовых дать необходимые рекомендации. Хэтч получил запрос и тут же отправил ответ.

- Мне хотелось написать, что вы наркоманы или неряхи, - заявил он, - нечто такое, что вызвало бы отвращение к вам в душе управляющего многоквартирным домом.

Они вопросительно посмотрели на него.

- Не знаю, известно ли вам, - сказал он, что в начале века Брэмфорд пользовался весьма дурной славой, – он посмотрел на них и понял, что они ничего не знают. На широком открытом лице Хэтча задорно сверкали голубые глаза, несколько прилизанных прядей черных волос прикрывали лысину. – Помимо разных там Теодоров Драйзеров и Айседор Дункан, в Брэмфорде проживало немало значительно менее привлекательных особ. Именно там сестры Тренч проводили свои «диетеические» опыты, а Кит Кеннеди устраивал приемы. И Адриан Маркато там жил, и Перл Эймз.

- А чем известны сестры Тренч? – спросил Гай.

- Кто такой Адриан Маркато? – поинтересовалась Розмари.

- Сестры Тренч – настоящие викторианские леди, но, как выяснилось, они занимались людоедством. Они приготовили и съели нескольких маленьких детей, среди которых была их собственная племянница, - ответил Хэтч.

- Любопытно, - заметил Гай.

Хэтч повернулся к Розмари.

- Адриан Маркато занимался черной магией, - сказал он. – В девяностых годах прошлого века он произвел сенсацию, объявив, что ему удалось посредством заклинаний вызвать дьявола. В доказательство он демонстрировал пригоршню шерсти и обрезки когтей. Нашлись люди, которые ему поверили; во всяком случае, этих поверивших оказалось достаточно, чтобы толпа в вестибюле Брэмфорда набросилась на Маркато и едва его не убила.

- Ты шутишь, - удивилась Розмари.

- Нет, я говорю серьезно. А через несколько лет началась история с Китом Кеннеди, и к двадцатым годам дом наполовину опустел.

Гай заметил:

- Мне известно про Кита Кеннеди и Перла Эймза, но я не знал, что там жил Адриан Маркато.

- И эти сестры, - добавила Розмари, поежившись от услышаного.

- Во время второй мировой войны из-за нехватки жилья дом опять полностью заселили, - продолжал Хэтч, - и теперь он постепенно превращается в весьма престижный. «Величественный Древний Многоквартирный Дом». В двадцатые годы его называли «Черный Брэмфорд». Благоразумные люди предпочитали держаться от него подальше…

Официант принес закуски. Розмари вопросительно посмотрела на Гая, тот нахмурил лоб и покачал головой:

- Розмари, он просто тебя пугает.

Официант отошел.

- В Брэмфорде за время существования этого дома, - заговорил Хэтч, - произошло множество самых разных мерзких и отвратительных историй. И должен вам сказать, что не все они совершались в далеком прошлом. В 1959 году, например, в подвале нашли завернутого в газету мертвого младенца.

- Жуткие истории, - возразила Розмари, - время от времени случаются в любом многоквартирном доме.

- Но в других домах реже, - сказал Хэтч. – А в Брэмфорде страшные случаи происходят намного чаще. Кроме этих явных отклонени от… гм…нормы, есть и не столь очевидные вещи. Там, например, совершилось больше самоубийств, чем в других таких же по размеру домах, за все время его существования.

- И чем это можно объяснить, Хэтч? – Гай принял такой вид, как будто всему верит и не на шутку обеспокоен.

Мгновение Хэтч молча смотрел на него, а потом сказал:

- Не знаю, может быть, дурная слава сестре Тренч привлекает какого-нибыдь Адриана Маркато, а его дурная слава привлекает какого-нибудь Кита Кеннеди, и таким образом дом превращается в некую резиденцию для людей, склонных к определенному поведению. А может быть, существует и нечто такое, чего мы пока не знаем: какие-нибудь свойства магнитных полей, электронов, что-нибудь другое. Возможно, то ли иное место в буквальном смысле обладает способностью приносить несчастье. Но в одном я совершенно уверен: Брэмфорд – не единственное такое место. В Лондоне, на Прейд-стрит, стоял дом, в котором за шестьдесят лет было совершено пять жестоких убийств. Между жертвами и убийцами не существовало никакой связи, как не было ее и между всеми убийствами, совершенными из-за «Лунного камня» или «Мальтийского сокола». И все же пять жестоких убийств за шестьдесят лет были совершены в маленьком двухэтажном домике с магазинчиком на нижнем этаже и квартирой наверху. Дом снесли в 1954 году, хотя особых причин для этого не было. Насколько мне известно, этот участок земли так и остался назастроенным.

Розмари молча доедала дыню.

- Думаю, есть и хорошие дома, - сказал она, - где люди постоянно влюбляются, женятся, заводят детей.

- И где становятся «звездами», - добавил Гай.

- Вероятно, есть и такие, - отозвался Хэтч. – однако о них никогда не рассказывают. Достоянием гласности чаще становится всякая мерзость, – тут он улыбнулся Розмари и Гаю.

- Я был бы рад, если бы вместо Брэмфорда вы подыскали какой-нибудь «хороший» дом.

Рука Розмари замерла с ложкой на полдороге ко рту.

- Ты действительно пытаешься нас отговорить? – спросила она.

- Деточка моя, - сказал Хэтч, - сегодня я собирался провести вечер с очаровательной женщиной, но отказался только ради того, чтобы повидаться с вами и высказать свое мнение. Да, я не советую вам въезжать в этот дом.

- Что вы такое говорите, Хэтч… - начал было Гай.

- Разумеется, я не думаю, - прервал его Хэтч, - что, как только вы войдтет в Брэмфорд, вам на голову тут же свалится пианино, или вы обратитесь в камень, или вас съедят старые девы. Я изложил вам факты, которые нужно принять во внимание, равно как действующий камин и не слишком высокую плату. В этом доме довольно часто происходят неприятные случаи. Зачем специально лезть в опасную зону? Перебирайтесь в Дакоту или Осборн, если вам так необходимо великолепия девятнадцатого века.

- Дакот находится в совместном владении жильцов, - возразила Розмари, - а Осборн собираются сносить.

- Хэтч, может, вы все преувеличиваете? – спросил Гай. – В последние годы там случались какие-нибудь происшествия? Не считая мертвого ребенка в подвале?

- Прошлой зимой погиб лифтер, - ответил Хатчинс. – Говорить об этом за столом не совсем приятно. Сегодня днем в библиотеке я пробежал индекс к «Таймс» и три часа смотрел микрофильмы, могу рассказать.

Розмари взглянула на Гая. Тот положил вилку и вытер губы.

- Глупо во все это верить, – сказал он. – Даже если там произошли неприятные истории, отсюда совсем не следует, что так будет продолжаться и дальше. Не понимаю, почему Брэмфорд – более «опасная зона», чем любой другой дом в городе. Когда подбрасываешь монетку, пять раз подряд может выпасть орел, но это вовсе не означает, что в следующие пять раз тоже выпадет орел или, скажем, эта монета чем-то отличается от остальных. Простое совпадение, только и всего.

- Если бы он действительно обладал каким-нибудь таким свойством, - воскликнула Розмари, - его бы давно снесли, как тот дом в Лондоне!

- Дом в Лондоне, - возразил Хэтч, - принадлежал семье, глава которой стал жертвой последнего убийства. А Брэмфорд принадлежит соседней церкви.

- Ладно, - согласился Гай, закуривая сигарету, - тогда пусть нас охраняют силы небесные.

- Но до сих пор они не помогали, - ответил Хэтч. – По-моему, он в том же квартале.

Официант убрал тарелки.

Розмари проговорила:

- Я не знала, что дом принадлежит церкви.

- Ей принадлежит весь город, золотко, - пояснил Гай.

- А в Вайоминге вы не искали? – спросил Хэтч. – По-моему, он в том же квартале.

- Хэтч, - сказала Розмари, - мы все перепробовали. Нет ничего, кроме новых домов с совершенно одинаковыми, аккуратненькими квадратными комнатами и телекамерами в лифтах.

- И почему вам это не нравится? – спросил Хэтч с улыбкой.

- Не знаю, - ответила Розмари, а Гай добавил: - Мы уже совсем было собрались переехать в один из них, но отказались, когда посмотрели кваритиру в Брэмфорде.

Хатчинс бросил на них внимательный взгляд, потом откинулся на спинку стула и хлопнул ладонями по столу.

- Все, - сказал он, - больше не буду совать нос в чужие дела, мое мнение никому не нужно. Разжигайте огонь в вашем камине! Я подарю вам дверной засов и сам буду держать рот на замке. Какой же я идиот, простите меня!

Розмари улыбнулась:

- На двери уже есть засов и, кажется, еще цепочка. И еще – глазок.

- Тогда остается посоветовать: не забывайте всем этим пользоваться, - отозвался Хэтч. – И не заводите знакомства с первым встречным, вы не в Айове.

- Не в Омахе.

Официант подал кофе.

На следующей неделе, в понедельник, Розмари и Гай подписали контракт об аренде квартиры «7-E» в Брэмфорде. Они передали миссис Кортез чек на 583 доллара – плату за месяц вперед и месячную плату в счет залога. Миссис Кортез сообщила, что квартира освободится к концу недели, а маляры приступят к работе в среду, восемнадцатого. Можно будет вселиться до первого сентября.

В этот же день им позвонил сын бывшей хозяйки квартиры, Мартин Гардения. Они договорились встретиться во вторник, в восемь часов вечера. Он оказался довольно высоким, доброжелательным и жизнерадостным человеком лет шестидесяти. Он показал вещи, которые предполагал продать, и называл заманчиво низкие цены. Розмари и Гай все внимательно осматривали, советовались и купили два кондиционера, туалетный столик палисандрового дерева с пуфиком, украшенным вышивкой, персидский ковер из гостиной, экран для камина и набор каминных принадлежностей вместе с железными подставками для дров. Розмари очень расстроилась, узнав, что понравившаяся ей конторка с откидной крышкой не продается. Гай выписал чек и отмечал ярлычками вещи, которые не нужно будет вывозить. Розмари складной шестифунтовой линейкой, купленной утром, измеряла гостиную и спальню.

В марте прошлого года Гай играл в дневном телесериале «Другой мир». И вот теперь ему повезло: три дня его персонаж будет появляться на экране, поэтому до конца недели Гай был занят. Розмари разобрала папку, куда еще со школы складывала фотографии и описания всевозможных интерьеров, отложила наиболее приемлемые для их новой квартиры и вместе с Джоан Джелико отправилась смотреть отделочные материалы. Джоан – одна из тех девушек из Атланты, с которыми Розмари жила по приезде в Нью-Йорк, - была декоратором, что открывало им доступ в самые разные оптовые магазины и выставочные залы. Розмари смотрела, делала стенографические записи, наброски, чтобы потом показать Гаю, и со всевозможными образцами обоев и материалов поспешила домой, чтобы посмотреть на мужа в «Другом мире», а потом побежать купить чего-нибудь на обед. Она пропустила занятия по скульптуре и не без удовольствия отменила визит к зубному врачу.

В пятницу вечером квартира перешла в их владение. Держа в руках лампу и хозяйственную сумку, они вошли в это незнакомоме пустое пространство; шаги гулким эхом отозвались в дальних комнатах. Они включили свои кондиционеры и полюбовались своим ковром, камином и туалетным столиком. Потом Розмари любовно осмотрела ванную с красивыми дверными ручками, лепными украшениями, полами, кухню с плитой, холодильником, эркерами и видом из окон. Ей все нравилось. Они устроили пикник прямо на ковре, подкрепились сэндвичами с тунцом, выпили пива и нарисовали план всех четырех комнат. При этом Гай измерял, а Розмари чертила. Затем возвратились на ковер, выдернули лампу из розетки и предались любви. В незавешенные окна лился свет ночного города.

- Ш-ш-ш, - прошипел Гай, широко раскрыв от ужаса глаза, - я слышу, как сестры Тренч что-то жуют!

Розмари довольно сильно стукнула его по голове.

Для новой квартиры они купили диван и огромную кровать, два стула с гнутыми ножками для кухни.

Как и предупреждала миссис Кортез, маляры пришли в среду, восемнадцатого. Они шпаклевали, грунтовали, красили и двадцатого закончили работу. Цвета были подобраны в соответствии с образцами, выбранными Розмари. Потом пришел обойщик и, поворчав, оклеил обоями спальню.

Они позвонили рабочим, в магазины, матери Гая в Монреаль. Купили шкаф, обеденный стол, новые тарелки и серебро. Денег на покупки хватало. В 1964 году Гай снялся в серии рекламных роликов «Анасина», которые все время демонстрировали. Он уже заработал восемнадцать тысяч долларов и продолжал получать солидный доход.

Затем они занялись устройством своего быта: оклеили бумагой полки, покрыли ковром пол в спальне, а в коридоре – линолеумом. Они купили переносной телефонный аппарат, который можно было включать в три разные гнезда, оплатили счета и сообщили на почту свой новый адрес для корреспонденции.

27 августа, в пятницу, состоялся официальный переезд. Джоан и Дик Джелико прислали в подарок большое растение в горшке, а агент Гая – маленькое. От Хатчинса пришла телеграмма: «Брэмфорд превратится из «плохого» дома в хороший, когда на одной из его дверей появится табличка «Р. и Г. Вудхауз»».


Глава 3

Розмари постоянно хотелось что-то делать. Она с удовольствием ходила по магазинам, купила и повесила занавески, отыскала для гостиной викторианскую лампу под стеклянным абажуром, в кухне развесила по стенам сковородки и кастрюльки. Однажды она обнаружила в кладовке в коридоре четыре доски, но потом выяснилось, что это полки, которые надо крепить на брусочках боковых стенок. Она оклеила эти полки полосатой пленкой, а когда вернулся Гай, продемонстрировала ему идеальный порядок в кладовке для белья, где все было аккуратно разложено по полочкам. На Пятьдесят пятой улице Розмари нашла китайскую прачечную, куда можно было сдавать рубашки Гая и простыни.

Гай был очень занят. Каждое утро он занимался с преподавателем по технике речи, а после обеда шел пробоваться на роли в разных пьесах и рекламных роликах. За завтраком, просматривая в газете театральную страницу, Гай становился раздражительным. Все были на гастролях: кто играл в «Небоскребе», кто в «Невозможных годах», кто в «Жарком сентябре». Только он сидел в Нью-Йорке, довольствуясь жалкими остатками от рекламы «Анасина». Но Розмари была уверена, что он обязательно найдет для себя какую-нибудь хорошую роль, а пока терпеливо ждала его, молча ставила перед ним кофе и спокойно читал другую часть газеты.

Детская комната пока скорее напоминала кабинет. Виной тому были сероватые стены и оставшаяся от хозяйки мебель. Светлые желтые с белым обои появятся позднее. Образец с рекламной фотографией «Сакс», изображавшей колыбельку и комод, Розмари оставила в магазине.

Она написала Брайану, желая поделиться с ним своим счастьем. Только он мог искренне порадоваться за нее: остальные – родители, братья, сестры – относились к ней враждебно после ее ухода из дома. Они не могли простить ей, во-первых, то, что она вышла замуж за протестанта, во-вторых, что они не венчались в церкви, и в-третьих, что ее свекровь уже дважды разводилась, а теперь была замужем за евреем и жила в Канаде.

Розмари готовила для Гая свиное филе на кукурузных лепешках с острым томатным соусом, цыплят по-мерилендски, пекла кофейные торты с шоколадной начинкой и целые вазочки незамысловатого печенья.

Соседку по квартире – миссис Кастивет – они увидели уже после того, как услышали ее голос через стену в спальне. Голос был грубоватый, с характреным среднезападным выговором. Она кричала:

- Роман, ложись! Уже двадцать минут двенадцатого! – И через пять минут: - Роман, ты идешь спать? Захвати мне шипучку из корнеплодов.

- Оказывается, кино про мамулю и папулю Кеттл продолжают снимать, - сказал Гай.

Розмари неуверенно засмеялась. Она была на девять лет моложе Гая и не всегда понимала его шуточки и намеки.

Вскоре они познакомились со многими соседями: Гульдами из квартиры «7-F», которые оказались приятной пожилой парой, с Брюнами и их Вальтером из «7-С», которые говорили с немецким акцентом. При встречах Вудхаузы улыбались и кивали Келлогам из «7-J», мистеру Стейну из «7-H» и господам Дюбэну и Де Борэ из «7-B». По табличкам на дверях и по адресам на письмах, - когда конверты лежали лицевой стороной вверх, Розмари читала их безо всякий угрызений совести, - она быстро узнала соседей. Каппы из «7-D» еще не вернулись после лета, и почты для них никакой не было; а Кастиветов из «7-A» было отлично слышно («Роман, где Терри?»), но не видно, вероятно. Они были необщительными или приходили и уходили в разное время. Их дверь находилась напротив лифта, и не составляло труда ознакомиться со всем, что лежало на коврике. Они получали много авиапочты из разных удивительных мест: Хоик в Шотландии, Либурн во Франции, Виттория в Бразилии, Сеснок в Австралии. Они выписывали и «Лайф», и «Лук».

Розмари и Гай не обнаружили никаких признаков сестер Тренч, Адирана Маркато, Кита Кеннеди, Перла Эймза или их современных последователей. Дюбэн и Де Борэ были гомосексуалистами, остальные же казались самыми обыкновенными людьми.

Из квартиры, которая, как выяснили Гай и Розмари, когда-то давно была большой передней частью их собственной квартиры, почти каждый вечер доносился резкий среднезападный выговор: «Но нельзя быть уверенным на все сто, - возражала женщина. - Я считаю, что нам вообще не стоит ей ничего говорить».

Как-то в субботу Кастиветы устроили ужин: человек двенадцать разговаривали и пели. Гай почти сразу засопел, а Розмари не могла заснуть и до начала третьего слышала фальшивое, невыразительное пение под аккомпанемент то ли флейты, то ли кларнета.

Об опасениях Хэтча Розмари вспоминала, только когда спускалась в подвал стирать – примерно раз в четыре дня. Вот когда ей станосилось не по себе. Уже один только служебный лифт вызывал жутковатые ощущения: он был маленький, без лифтера, часто ни с того ни с сего скрипел и дрожал. В подвале было множество мрачных коридоров со следами старой побелки; шаги глухо отдавались где-то вдали, со стуком закрывались невидимые двери, у стен стояли выброшенные холодильники, залитые светом лампочек в проволочных каркасах.

Тогда Розмари вспоминала, что именно здесь не так давно нашли завернутого в газету мертвого младенца. Чей это был ребенок? Как он умер? Кто его обнаружил? Интересно, нашли ли человека, который его здесь оставил? Как и Хэтч, она готова была пойти в библиотеку и прочитать обо всем в старых газетах, но тогда все станет намного реальнее, ужаснее, чем сейчас. Было бы просто невыносимо точно знать место, где лежал младенец, и, возможно, приходилось бы каждый раз дважды проходить мимо него. Она мысленно обругала Хэтча за его так называемые «благие намерения».

Такое помещение для стирки больше подходило для тюрьмы: окутанные паром кирпичные стены, лампочки в проволочных каркасах, стиральные и сушильные аппараты и десятки глубоких двойных моек в клетушках из металлической сетки. Большинство из них запиралось на ключ, там стояли собственные стиральные машины жильцов. Розмари спускалась в подвал по субботам или воскресеньям, а в другие дни – вечером после пяти. В будни там гладили и занимались сплетнями прачки-негритянки. Однажды Розмари внезапно появилась там днем, и все девушки сразу замолкли. Розмари доверительно улыбалась им, пыталась держаться непринужденно, но в ее присутствии она не произнесли ни слова. Она почувствовала себя лишней и чуть ли не расисткой.

Спустя недели две после переезда Розмари в очередной раз сидела в подвале. Было примерно четверть шестого. Она читала «Нью-Йоркер» и ждала, когда можно будет добавить в воду умягчитель для полоскания. И тут вошла темноволосая девушка с тонкими чертами лица, примерно одного возраста с Розмари. Взглянув на нее, Розмари вздрогнула от неожиданности: перед ней стояла Анна-Мария Альбергетти. Она была в белых босоножках, в черных шортах и шелковой блузке абрикосового цвета. Она кивнула Розмари, поставила желтую пластмассовую корзинку для белья у одного из стиральных автоматов, открыла его и принялась запихивать туда грязное белье.

Насколько было известно Розмари, Анна-Мария Альбергетти в Брэмфорде не жила, но вполне вероятно, что она гостила здесь у кого-то и помогала по хозяйству. Когда Розмари пригляделась к ней получше, то поняла, что ошиблась. У этой девушки был более длинный и заостренный нос, были и другие, более мелкие отличия в выражениии лица и осанке. Но сходство было поразительным. Розмари заметила, что девушка смотрит на нее со смущенной вопросительной улыбкой. Стиральный автомат рядом с ней был закрыт и наполнялся водой.

- Извините, я, видимо, ошиблась, - сказала Розмари. – Я приняла вас за Анну-Марию Альбергетти, поэтому так пристально на вас смотрела.

Девушка опустила глаза, покраснела и улыбнулась.

- Это происходит постоянно, - пояснила она. – Не стоит извиняться. Меня принимают за Анну-Марию с самого детства, когда она сыграла свою первую роль в «Вот идет жених», - все еще заливаясь краской, но уже без улыбки она взглянула на Розмари. – Я не замечаю, что на нее похожа. Правда, мои родители, как и ее, тоже итальянцы, но лично я не нахожу никакого внешнего сходства.

- Нет, сходство поразительное, - сказала Розмари.

- Наверное, вы правы, - признала девушка, - раз мне постоянно об этом говорят. Но я, к сожалению, этого не замечаю. И, наверное, напрасно.

- Вы с ней знакомы? – поинтересовалась Розмари.

- Нет.

- Вы так обратились ко мне, и я подумала…

- Да нет. Я знаю ее только по имени. Мне часто приходилось говорить о ней с друзьями. – Девушка вытерла руку о шорты, сделала шаг вперед и с улыбкой протянула ее Розмари. – Меня зовут Терри Джионоффрио, - представилась она.

Розмари улыбнулась и пожала руку.

- Розмари Вудхауз, - назвала она себя. – Мы сюда недавно переехали. А вы давно здесь живете?

- У меня здесь нет квартиры, - проговорила девушка. – Я просто живу у мистера и миссис Кастивет на седьмом этаже. Я у них в гостях уже с июня. Вы с ними знакомы?

- Нет, - ответила Розмари с улыбкой, - но наши квартиры когда-то были одной.

- Так вы и есть та пара, - воскликнула девушка, - которая заняла квартиру старой леди! Миссис… э-э-э… которая умерла!

- Гардиниа.

- Да, да, она была очень дружна с Кастиветами. Она выращивала травы и приносила их миссис Кастивет, чтобы добавлять в пищу.

Розмари кивнула.

- Когда мы осматривали квартиру, одна комната вся была заставлена горшочками с рассадой.

- А когда ее не стало, - продолжала Терри, - миссис Кастивет устроила на кухне маленькую теплицу и теперь сама все выращивает.

- Извините, я должна добавить умягчитель, - сказала Розмари. Она достала флакон из бельевой сумки.

- АВ хотите я вам скажу, на кого похожи вы? – спросила Терри, пока Розмари отвинчивала колпачок.

- На кого?

- На Пайпер Лори.

- Неужели? – рассмеялась Розмари. – Все это очень забавно, потому что до того, как она вышла замуж, мой муж с ней встречался.

- Вы не шутите? Где это было, в Голливуде?

- Нет, здесь.

Розмари налила в колпачок жидкость, Терри открыла дверцу стирального автомата, и Розмари, поблагодарив, вылила содержимое колпачка внутрь.

- А ваш муж актер? – спросила Терри.

Розмари благодушно кивнула, завинчивала колпачок.

- Серьезно? Как его зовут?

- Гай Вудхауз. Он играл в «Лютере» и в пьесе «Никто не любит альбатроса», много работает на телевидении.

- Это замечательно! Я обожаю смотреть телевизор, - обрадовалась Терри. – Наверняка его видела!

Где-то в подвале послышался звон стекла, словно разбилась бутылка или окно.

- Уф! – выдохнула Терри.

Розмари стало не по себе. Она с беспокойством посмотрела на дверь прачечной.

- Ужасно не люблю этот подвал, - пожаловалась она.

- Я тоже, - поддержала ее Терри. – Хорошо, что мы здесь вдвоем, одна бы я насмерть перепугалась.

- Скорее всего, разносчик уронил бутылку, - заметила Розмари.

Терри обратилась к Розмари:

- У меня есть предложение: давайте спускаться сюда вместе. Ваша дверь рядом со служебным лифтом, верно? Можно созваниваться, я бы за вами заходила, и мы бы вместе спускались сюда.

- Это было бы здорово! – подхватила Розмари. – Одной здесь очень неприятно.

Терри радостно засмеялась, а потом весело добавила:

- У меня есть амулет на счастье, может, он и на двоих сгодится? – Она оттянула воротничок блузки, вынула серебряную цепочку, на которой висел резной серебряный шарик чуть меньше дюйма в диаметре.

- Какая прелесть! – воскликнула Розмари.

- Мне тоже нравится. – Мне его позавчера подарила миссис Кастивет. Ему триста лет. То, что находится внутри, она сама вырастила в своей теплице. Он приносит счастье, по крайней мере, так считается.

Розмари внимательно рассматривала амулет, который Терри держала между большим и указательным пальцами. Сквозь его серебряное плетение было видно какое-то зеленовато-коричневое вещество, напоминающее губку. Резкий запах заставил Розмари отшатнуться. Терри рассмеялась:

- Запах и мне не очень нравится, - сказала она, – но, надеюсь, амулет принесет мне счастье.

- Удивительная вещь, - похвалила Розмари. – Ничего подобного никогда не встречала.

- Это европейская вещица, - объяснила Терри. Она прислонилась боком к стиральному автомату и любовалась шариком, разглядывая его с разных сторон. – Из всех, кого я знаю, Кастиветы – самые замечательные люди на свете. Они в буквальном смысле подобрали меня на тротуаре. Я упала в обморок на Восьмой авеню, а они привели меня к себе домой и относятся ко мне как мать с отцом. Вернее, как бабушка с дедушкой.

- Вы были больны? – спросила Розмари.

- Ну, это мягко сказано, - ответила Терри. – Я голодала, принимала наркотики и делала еще много разных глупостей, которых теперь стыжусь. Мне просто тошно, как только вспомню обо всем. Мистер и миссис Кастивет меня вылечили. Я забыла о наркотиках, сыта, неплохо одета. Теперь, по их мнению, нет такой вещи, которая была бы для меня слишком хороша. Они заставляют меня принимать витамины, очень вкусно кормят, даже договорились, чтобы меня регулярно осматривал врач. Это все потому, что у них нет детей. Понимаете, я для них как дочка, которой у них никогда не было.

Розмари кивнула.

- Сначала мне приходило в голову, что все это делается не без задней мысли, - продолжала Терри. – Думала, они имеют на меня какие-то виды в сексуальном плане, понимаете, он или она. Ничего подобного. Для меня – настоящие дедушка с бабушкой. Хотят послать меня учиться на курсы секретарей, а когда-нибудь потом я с ними расплпачусь. Я всего три года училась в средней школе, придется наверстывать. – она спрятала резной шарик под блузку.

Розмари сказала:

- Когда вокруг столько разговоров о безразличии, о том, что никто ни во что не желает вмешиваться, приятно узнать про таких людей, как Кастиветы.

- Да, таких людей немного, - заметила Терри. – Если бы не они, меня здесь бы не было. Это совершенно точно. Я бы просто умерла или угодила в тюрьму.

- У вас есть родственники, которые бы вам помогали?

- У меня есть брат. Он служит в военно-морском флоте, но я не хочу о нем вспоминать.

Розмари переложила выстиранное белье в сушилку и ждала, пока закончит стирку Терри. Они поговорили о герое, которого Гай играл в «Другом мире» («Ну конечно, помню! Так это ваш муж?»), о прошлом Брэмфорда (об этом Терри ничего не знала) и о предстоящем визите Папы в Нью-Йорк. Терри тоже была католичкой, не слишком, правда, ревностной, но ей очень хотелось достать билет на Папскую мессу, которая должна была состояться на стадионе «Янки». Наконец Терри заложила выстиранное белье в сушилку, и девушка направились к служебному лифту. Когда они поднялись на седьмой этаж, Розмари пригласила Терри зайти и посмотреть квартиру, но та отказалась. В шесть часов Кастиветы садились за стол, и ей неудобно было опаздывать. Она пообещала позже позвонить Розмари, чтобы вместе спуститься в подвал за высушенным бельем.

Когда Розмари вернулась, Гай был дома. Он смотрел фильм о Грейс Келли и ел жареные кукурузные хлопья.

- Вот уж святоши, - пробурчал Гай.

Розмари рассказала ему про знакомство с Терри и о том, что он запомнился этой девушке в «Другом мире». Он сделал вид, будто ему это безразлично, но Розмари видела, что ему приятно. Гая угнетала мысль о том, что Дональду Бомгарту могут отдать роль в новой комедии, на которую они оба пробовались сегодня второй раз.

- Господи, - воскликнул он, - и что это вообще за имя такое – Дональд Бомгарт?

Его самого, пока он не взял псевдоним, звали Шерман Пиден.

В восемь часов девушки забрали белье, и Терри зашла познакомиться с мужем Розмари и посмотреть квартиру. При виде Гая она заволновалась и покраснела. Чтобы разрядить обстановку, он сделал ей комплимент и предложил сигарету. Терри не доводилось прежде бывать в этой квартире: вскоре после ее появления у миссис Гардениа произошла размолвка с Кастиветами, а потом она заболела, впала в кому, да так и не оправилась.

- Чудесная квартира! – похвалила Терри.

- Пока нет, но будет, - уточнила Розмари. – Не хватает обстановки.

- Понял! – вдруг воскликнул Гай, хлопнув в ладоши. Он победоносно указал на Терри: - Анна-Мария Альбергетти!


Глава 4

Принесли сверток от «Бонние». Хэтч прислал в подарок ведерко для льда из тикового дерева с ярким оранжевым ободком. Розмари сразу же позвонила ему и поблагодарила. Хатчинс видел квартиру, когда маляры только-только закончили работы, а после того, как Гай и Розмари переехали, он еще ни разу не заходил. Розмари пожаловалась, что стулья должны были привезти неделю назад, а диван доставят только через месяц.

- Ни о каких гостях сейчас не может быть и речи, - отвечал Хэтч. – Лучше расскажи, как дела.

Розмари с радостью стала выкладывать ему все подробности своей жизни.

- По крайней мере, я не заметила в соседях ничего необычного. Правда, гомосексуалисты есть. Их двое. А через коридор от нас живут Гульды – милая пожилая пара. У них есть ферма в Пенсильвании, на которой разводят персидских кошек. Если мы захотим, можем завести такого кота.

- Они линяют, - заявил Хэтч.

- Есть еще одна пара, с которой мы пока не познакомились. У них живет девушка, которая раньше была наркоманкой – с ней мы уже успели познакомиться. Они вылечили ее и хотят послать на курсы секретарш.

- Такое впечатление, что вы переехали на ферму «Солнечный ручей», - пошутил Хэтч. – Я рад за вас.

- Подвал, правда, жутковатый, - призналась Розмари. – Каждый раз, когда туда спускаюсь, ругаю тебя за страшные рассказы.

- Если ты имеешь в виду те, которые я пишу, так я и сам себя ругаю, а если те, о которых я сам читал, то с таким же успехом можно обижаться на автоматический пожарный сигнал за то, что произошел пожар, или на метеослужбу – за тайфун.

Розмари стало стыдно за свой тон, и она примирительно добавила:

- Теперь-то станет полегче. Мы будем ходить вместе с девушкой, о которой я тебе говорила.

Хэтч сказал:

- Ну что же, теперь мне совершенно ясно, что вы, как я и предполагал, оказываете на этот дом благотворное влияние, и он перестает быть «домом ужасов». Беги играй ведерком для льда и передавай привет Гаю.

Розмари с Гаем и еще две другие пары решили пойти на предварительный просмотр пьесы «Миссис Делли», а оттуда отправиться на вечеринку, которую устаривал в своей студии фотограф Ди Бертийон. Гай и Бертийон крупно поспорили по поводу политики профсоюза актеров, запрещающего привлекать иностранных исполнителей. Гай утверждал, что это правильно, Бертийон придерживался иной точки зрения. Гости пытались перевести разговор на шутки и сплетни, но Гай не захотел оставаться. В половине первого они с Розмари ушли.

Они шли пешком: ночь была тихая и пьянящая. Подходя к черной громаде Брэмфорда, они увидели на тротуаре группу людей – человек двадцать, сгрудившуюся вокруг припаркованной машины. Рядом стояли два полицейских автомобиля с красными вращающимися мигалками на крышах.

Держась за руки, Розмари и Гай в тревоге ускорили шаг. Проезжающие мимо машины притормаживали. В доме открывались окна и рядом с головами химер появлялись головы людей. Вышел ночной привратник Тоби. Один из полицейских повернулся к нему, чтобы взять желтовато-коричневое одеяло. Рядом с ним стоял белый «фольксваген». Его крыша с одной стороны была вся сплюснута, а ветровое стекло покрыто паутиной трещин.

- Мертва, - произнес кто-то, а другой голос добавил:

- Я смотрел вверх и решил, что падает какая-то большая птица, может быть, орел.

Вокруг места происшествия образовалось плотное кольцо людей. Розмари и Гай приподнимались на цыпочки, пытаясь что-нибудь разглядеть, но ничего не было видно.

- Всем отойти! – приказал стоящий в центре полицейчкий.

В толпе появились просветы. Стоявший впереди мужчина в спортивной рубашке отодвинулся в сторону. На тротуаре лежала Терри, устремив к небу единственный глаз, другая половина ее лица представляла собой кровавое месиво. Ее накрыли одеялом, на котором сразу проступили темные пятна.

Розмари зажмурилась, резко отвернулась, правой рукой машинально осеняя себя крестом. Она крепко сжала губы, боясь, что ее стошнит. Гай содрогнулся, стиснул зубы и сильно втянул в себя воздух.

0 О Господи, - простонал он. – О Боже всемогущий!

- Отойдите, - повторил полицейский.

- Мы знаем эту девушку, - сказал Гай.

Второй полицейский повернулся к ним:

- Как ее имя?

- Терри.

- А фамилия?

Рубашка на полицейском была мокрой от пота; у него были красивые голубые глаза с густыми черными ресницами.

Гай повернулся к Розмари:

- Роз, ты знаешь фамилию Терри?

- Не помню, - сказала она, открыв глаза. – У нее длинная итальянская фамилия, начинается с Дж. Терри шутила, что ее невозможно правильно написать.

Обращаясь к голубоглазому полицейскому, Гай добавил:

- Она жила в квартире «7-A» у Кастиветов.

- Это нам уже известно.

Подошел еще один полицейский с бледно-желтым листком бумаги в руках. За ним молчаливо следовал мистер Миклас в накинутом поверх полосатой пижамы плаще.

- Мило и немногословно, - сказал подошедший полисмен голубоглазому и протянул желтый листок. – Она приклеила это лейкопластырем к подоконнику, чтобы ветром не сдуло.

- В квартире кто-нибудь есть?

Другой в ответ только покачал головой.

Голубоглазый полицейский прочитал написанное на листке бумаги, задумчиво водя языком по передним зубам.

- Тереза Джионоффрио, - произнес он на итальянский манер.

Розмари кивнула.

- Мы видели ее в среду вечером. Нам и в голову не могло прийти, что у нее такие грустные мысли, - сказал Гай.

- К сожалению, ничего, кроме грустных мыслей, - заключил полицейский, открывая планшет.

Он вложил в него листок, но захлопнул планшет неаккуратно: оттуда выглядывал желтый краешек бумаги.

- Вы ее знали? – обратился к Розмари мистер Миклас.

- Немного, - ответила та.

- Да, ведь вы живете в седьмом этаже.

Гай обратился к Розмари:

- Пошли, золотко, домой.

Полицейский спросил:

- Не знаете, где найти этих Кастиветов?

- Нет, - ответил Гай. – Мы с ними даже незнакомы.

- В это время они обычно бывают дома, - подумав, добавила Розмари. – Их спальня рядом с нашей, и мы через стенку слышим, как они разговаривают.

Гай обнял Розмари за плечи.

- Пошли, золотко, - повторил он.

Они кивнули полицейским, мистеру Микласу и направились к дому.

- А вот и они, - проговорил мистер Миклас.

Розмари и Гай остановились и оглянулись. К дому приближалась рослая широкоплечая седая женщина в сопровождении высокого худого мужчины с шаркающей походкой.

- Кастиветы? – спросила Розмари.

Мистер Миклас кивнул.

Голубой костюм миссис Кастивет резко контрестировал с белыми перчатками, сумочкой, туфлями и шляпкой. Она поддерживала мужа под руку, как сиделка больного. Мистер Кастивет был облачен в куртку в разноцветную полоску, широкие красные брюки, розовый галстук-бабочку и мягкую фетровую шляпу серого цвета с розовой лентой. От такой пестроты рябило в глазах. На вид ему было не меньше семидесяти пяти, а ей лет шестьдесят восемь.

На их лицах было юношески-задорное выражение; они приближались, дружески-вопросительно улыбаясь. Полицейкий шагнул им навстречу, и улыбки на их лицах исчезли. Миссис Кастивет стала беспокойно о чем-то расспрашивать полисмена, а мистер Кастивет нахмурился и покачал головой. У него был большой рот с тонкими, словно подведенными помадой губами, щеки были бледными, маленькие, глубоко посаженные глаза сверкали. У нее был массивный нос и толстая нижняя губа, придававшие лицу несколько мрачное выражение. Из-за ушей с незатейливыми жемчужными сережками спускалась цепочка от очков в розовой оправе.

Полицейский спросил их:

- Вы – Кастиветы с седьмого этажа?

- Да, - сухо ответила миссис Кастивет тоном, не терпящим возражений.

- С вами живет девушка по имени Тереза Джионоффрио?

- Да, - подтвердила миссис Кастивет. – А что произошло?

- У нас для вас плохие новости, - предупредил полицейкий; он выдержал паузу, глядя поочередно то на одного, то на другого, а потом сообщил: - Она умерла. Покончила с собой, - он поднял руку, указывая большим пальцем через плечо. – Выпрыгнула из окна.

Они по-прежнему молча смотрели на него, будто он ничего им не говорил. Потом миссис Кастивет слегка наклонилась в сторону, скользнула взглядом по одеялу на носилках за спиной полисмена и выпрямилась.

- Это невозможно, - сказала она тем же громким резким голосом, каким приказывала Роману принести ей шипучку. – Вы ошиблись.

Не оборачиваясь, полицейский произнес:

- Арчи, покажи им, пожалуйста.

Миссис Кастивет решительно прошла мимо него. Ее муж остался стоять на месте.

- Я чувствовал, что этим кончится, - заговорил он. – Через каждые три недели у нее начиналась сильная депрессия. Я заметил это и сказал жене, но она не придала этому значения. Она – оптимистка по натуре и считает, что всегда будет так, как ей хочется.

Миссис Кастивет вернулась.

- Я не верю, что она покончила с собой, - заявила она. – Терри была счастлива, у нее не было никаких причин расставаться с жизнью. Я думаю, это несчастный случай. Она, наверное, мыла окно и не удержалась. Она любила делать нам сюрпризы: то вымоет что-нибудь, то приберется.

- В полночь она не могла мыть окна, - возразил мистер Кастивет.

- Почему? – злобно спросила миссис Кастивет. – Может быть, и мыла!

Полицейский достал из планшета большой бледно-желтый листок и, поколебавшись, протянул его миссис Кастивет. Она нерешительно повертела его в руках и стала читать. Мистер Кастивет, наклонив голову, чтобы не мешала рука жены, тоже читал, двигая тонкими яркими губами.

- Вы подтверждаете, что это ее почерк? – уточнил полицейский.

Миссис Кастивет кивнула.

- Вне всякого сомнения, - заявил мистер Кастивет.

Миссис Кастивет вернула полицейскому листок.

- Я прослежу, - сказал полицейский, - чтобы вам вернули записку, когда она нам будет не нужна.

Миссис Кастивет сняла очки, которые повисли на цепочке, и прикрыла глаза пальцами в белых перчатках.

- Невероятно, - сказала она. - В это трудно поверить. Она была счастлива. Все ее беды остались в прошлом.

Мистер Кастивет положил руку на плечо жены и опустил голову.

- Были ли у нее ближайшие родственники? – осведомился полисмен.

- Нет, кроме нас у нее никого не было, - сказала миссис Кастивет. – Одна-одинешенька.

- Но у нее же был брат! – удивилась Розмари.

Миссис Кастивет вновь надела очки и внимательно посмотрела на нее. Ее муж вышел из состояния оцепенения, поднял голову, из-под полей шляпы блеснули его глубоко посаженные глаза.

- Так был брат или нет? – спросил полицейский.

- Она говорила, что он служит в военно-морском флоте, - подтвердила Розмари.

Полицейский повернулся к Кастиветам.

- Мы не знали об этом! – заявила миссис Кастивет в один голос с мужем.

- А в какой звании и где он служит, вам известно? – обратился полицейский к Розмари.

- Нет, - отозвалась она и, повернувшись к Кастиветам, добавила: - Однажды в прачечной Терри при мне упоминала о нем. Я – Розмари Вудхауз.

- Мы живем в квартире «7-E», - пояснил Гай.

- Терри держалась просто и непринужденно, и я согласна с миссис Кастивет, - продолжала Розмари, глядя на нее. – Она казалась счастливой и была полна самых радужных надежд на будущее. Она очень тепло отзывалась о вас и вашем муже, благодарила за помощь и заботу.

- Спасибо, - проговорила миссис Кастивет.

- Мы вам очень признательны за то, что вы говорите нам об этом, - поддержал ее мистер Кастивет. – На душе становится немного легче.

- Вам больше ничего не известно о ее брате, кроме того, что он служит в военно-морском флоте?

- Нет, ничего, - ответила Розмари. – Она его не очень любила.

- Думаю, что с такой фамилией как Джионоффрио, его будет несложно найти, - предположил мистер Кастивет.

Гай снова обнял Розмари за плечи, и они направились к дому.

- Я просто потрясена случившимся, - сказала Розмари Кастиветам.

- Да, очень жаль… - начал было Гай.

- Спасибо, - поблагодарила миссис Кастивет еще раз, а мистер Кастивет что-то долго и невнятно бормотал, но разобрать можно было только слова «ее последние дни».

Она поднялась в лифте (О, Господи, - причитал ночной лифтер, - Господи! Господи!»), посмотрели на окутанную отныне мрачной тайной дверь с табличкой «7-A» и по боковому коридору пошли к своей квартире. Мистер Келлог из квартиры «7-J», не снимая дверной цепочки, приоткрыл дверь и спросил, что происходит внизу. Они рассказали.

У себя в квартире Розмари и Гай несколько минут рассуждали о том, какие могли быть у Терри причины покончить с собой. Конечно, разгадать, что привело к такой страшной трагедии, свидетелями которой они едва не стали, может помочь оставленная записка. Но, даже зная ее содержание, вряд ли удастся получить исчерпывающий ответ. Наверное, Терри сама не могла все объяснить. Ведь что-то привело ее к наркомании, а что-то – к смерти, но что это было, никто не узнает: теперь уже слишком поздно.

- Помнишь слова Хэтча? – спросила Розмари. – Самоубийства здесь происходят чаще, чем в других домах.

- Что за чушь! – возразил Гай. – Все это болтовня насчет «опасной зоны»!

- А Хэтч в это верит.

- Все равно – чушь!

- Представляю, что он скажет, когда узнает о происшедшем.

- Не говори ему ничего, - посоветовал Гай. – В газетах он вряд ли об этом прочитает.

Именно в этот день начали бастовать нью-йоркские газетчики. Предполагали, что их забастовка может продлиться месяц. А то и больше.

Гай и Розмари разделись, приняли душ, продолжили отложенную партию в «скрэббл» и, не доиграв, снова отложили ее. Занялись любовью, потом решили подкрепиться и достали из холодильника молоко и тарелку холодных спагетти. Около половины третьего, уже собираясь спать, Гай вдруг вспомнил, что не узнал результатов проб на роль. Он позвонил на телефонную станцию, чтобы проверить, не звонили ли ему, и узнал, что получил роль в радиорекламе вин «Креста-Бланка»

Вскоре он заснул, а Розмари долго ворочалась. Перед ее взором вставало лицо Терри, превратившееся в кровавое месиво, с единственным глазом, устремленным к небу. Потом Розмари перенеслась в стены школы Богоматери. Сестра Агнесса грозила ей кулаком, приговаривая, что она больше не будет старостой второго этажа. «Меня поражает, как ты вообще можешь руководить!» – явственно услышала Розмари во сне слова сестры Агнессы. Сильный удар в стену со стороны соседей разбудил Розмари. Она услышала голос миссис Кастивет:

- Мне безразлично, что говорила Лаура-Луиза, я ничего не желаю слушать!

Розмари повернулась на другой бок и зарылась лицом в подушку.

Сестра Агнесса была в бешенстве; ее маленькие глазки превратились в щелочки, ноздри раздулись от гнева. Из-за Розмари пришлось заложить кирпичом все окна, а теперь «Богоматерь» вообще выбыла из соревнования на самую красивую школу, устраиваемое «Уорлд Геральд».

- Надо было поступать так, как я советовала! – истошно кричала со своим западным выговором сестра Агнесса. – Мы бы теперь уже были в полной готовности, а не начинали с нуля!

Дядя Майк всячески пытался успокоить ее. Он был директором «Богоматери», которая переходами была соединена с его автомеханической мастерской в Омахе.

- Ее ни о чем зараанее нельзя предупреждать, - уже тише продолжала сестра Агнесса, злобно сверкая своими свинячьимим глазками на Розмари. – Я говорила тебе, она не сможет этого постичь. У нас было потом достаточно времени, чтобы ее посвятить.

(Розмари рассказала сестре Веронике о том, что окна заложили кирпичами, а та вычеркнула школу из соревнования; а так бы никто не заметил этого, и они бы выиграли. Розмари считала, что поступила правильно, как бы ни злилась сестра Агнесса. Католическая школа не должна побеждать с помощью обмана.)

- Кто угодно годится для этого, - сказала сестра Агнесса. – Она должна быть молода, здорова и не девственница. Не обязательно искать какую-то наркоманку и проститутку с улицы. Разве я с самого начала этого не говорила? Неважно кто, лишь бы была молода, здорова и не девственница.

Это была полная бессмыслица. Даже дядя Майк ничего не понял. Розмари повернулась на другой бок. Во сне уже наступила суббота, и она, Брайан, Эдди и Джин стояли у конфетного прилавка перед входом в кинозал «Орфей» и собирались смотреть «Источник» с Гарри Купером и Патрицией Нил, но события происходили не на экране, а рядом с ними, у них на глазах.


Глава 5

Наступила следующая неделя. В понедельник утром Розмари накупила в супермаркете всякой всячины и разбирала на кухне свои покупки. Раздался звонок в дверь. Розмари посмотрела в глазок и увидела миссис Кастивет в бело-голубом платке, прикрывавшем накрученные на папильотки седые волосы. Она торжественно смотрела перед собой, словно в объектив фотоаппарата.

Розмари открыла дверь и спросила:

- Здравствуйте, как поживаете?

- Хорошо, - уныло отозвалась миссис Кастивет. – Можно зайти ненадолго?

- Разумеется, проходите.

Розмари отступила, давая ей пройти. Когда миссис Кастивет прошествовала мимо, от нее повеяло едва заметным горьковатым запахом, таким, какой источал серебряный амулет Терри, наполненный похожим на губку желтовато-коричневым веществом.

Миссис Кастивет умудрилась натянуть на свои массивные бедра и жирные ноги короткие брюки в обтяжку. Лучше бы она их не надевала. Брюки были желто-зеленые, а блузка синяя; из бокового кармана торчала отвертка. Миссис Кастивет остановилась между кабинетом и кужней, обернулась, надела очки на цепочке и улыбнулась. Розмари вдруг вспомнился позавчерашний сон: сестра Агнесса, кричащая на нее за то, что окна пришлось заложить кирпичом. Розмари постаралась стряхнуть с себя эти воспоминания, улыбнулась и приготовилась внимательно выслушать гостью.

- Я зашла поблагодарить вас за ваши добрые слова в тот вечер, - объяснила миссис Кастивет. – было так приятно услышать, что Терри ценит все, что мы для нее сделали, и была счастлива с нами. Вам не понять, каким это стало для нас утешением. Нам было страшно при мысли, что мы не уберегли бедную девочку, не смогли помочь ей в чем-то главном, может, даже как-то подтолкнули ее к этому ужасному шагу, хотя из ее записки совершенно ясно, что она действовала по собственному желанию.

- Ну что вы, меня благодарить не за что, - возразила Розмари. – Я всего лишь передала то, что говорила мне сама Терри.

- Другие не стали бы себя утруждать. Когда станете старой, поймете, что в нашем мире поступки, продиктованные добротой, - большая редкость. И поэтому я вас искренне благодарю, и Роман тоже. Роман – это мой муж.

Розмари понимающе кивнула и улыбнулась.

- Я рада, что хоть чем-то вам помогла.

- Кремация состоялась вчера утром. Все было очень скромно. Это было ее желание. Забыть ее нам будет нелегко. Мы так радовались, когда она жила с нами, ведь своих детей у нас нет. А у вас есть дети?

- Нет, - ответила Розмари.

Миссис Кастивет заглянула в кухню.

- Ой, как вы мило развесили сковородки! – воскликнула она. – И стол стоит необычно. Очень интересно!

- Я увидела такой интерьер в журнале, вот и позаимствовала, - пояснила Розмари.

- У вас все так замечательно покрашено, - миссис Кастивет одобрительно ощупывала косяк двери. – Это все организовали домовладельцы? С малярами вы, вероятно, были необычайно щедры. У нас они работали хуже.

- Да нет, дали всего по пять долларов каждому.

- И все? – миссис Кастивет заглянула в кабинет. – Очаровательно. Телевизионная комната.

- Это временно. Во всяком случае, я надеюсь. Мы хотели бы потом устроить здесь детскую.

- Вы беременны? – поинтересовалась миссис Кастивет, посмотрев на нее.

- Пока нет, - ответила Розмари, - но как только мы здесь окончательно устроимся, это произойдет.

- Чудесно! Вы молоды, здоровы и просто обязаны иметь кучу ребятишек.

- Нам бы хотелось иметь троих, - пооткровенничала Розмари. – Может быть, посмотрите и другие комнаты?

- С удовольствием. Очень интересно, как вы благоустроили квартиру. Мы были близкими подругами с женщиной, которая жила здесь до нас.

- Терри мне говорила об этом, - сказала Розмари, протискиваясь мимо миссис Кастивет, чтобы показать дорогу.

- Правда? – удивилась миссис Кастивет, следуя за ней. – Похоже, вы о многом успели поговорить в прачечной.

- Это было всего один раз.

От гостиной миссис Кастивет была в полном восторге.

- Пресвятая дева! – воскликнула она. – Все неузнаваемо изменилось. И стало намного светлее! А стулья просто прелестные!

- Их привезли только в пятницу.

- Сколько вы за них заплатили?

Розмари смутилась.

- Точно не помню. По-моему, около двухсот долларов.

- Простите мне мое любопытство, - миссис Кастивет постучала себя по кончику носа. – Вечно я сую свой длнный нос куда не надо.

- Ничего страшного, - рассмеялась Розмари.

Миссис Кастивет осмотрела всю квартиру, попутно поинтересовалась, сколько сын миссис Гардениа запросил за ковер и туалетный столик, где они раздобыли такие ночники, сколько лет Розмари и действительно ли электрическая зубная щетка лучше обычной. Розмари было приятно разговаривать с этой добродушной старухой, которая спрашивала обо всем напрямик. Она предложила выпить кофе с печеньем.

- А чем занимается ваш благоверный? – спросила миссис Кастивет, сидя за кухонным столом и просматривая цены на банках с супами и устрицами.

Розмари объяснила.

- Я так и знала! – воскликнула миссис Кастивет. – Вчера я сказала Роману: «Он такой очаровательный! Наверняка снимается в кино!» В этом доме живут три-четыре актера. В каких фильмах он играл?

- Он в кино не снимался, играл в двух пьесах: «Лютер» и «Никто не любит альбатроса». А еще много работает на радио и телевидении.

Миссис Кастивет наотрез отказалась пить кофе в гостиной, чтобы не создавать там беспорядок. Они уютно расположились на кухне.

- А знаете, Розмари, - говорила она, глотая сразу и кофе, и печенье, - у меня сейчас размораживается отличный кусок филе в два дюйма толщиной, и половину его некуда деть. Вдвоем с Романом нам не осилить. Я приглашаю вас с Гаем вечером поужинать с нами. Согласны?

- К сожалению, мы не сможем, - возразила Розмари.

- Почему? Сможете.

- Да нет. В самом деле…

- Вы нас очень выручите своим приходом, - просительно сказала миссис Кастивет; она опустила глаза, а потом взглянула на Розмари с вымученной улыбкой: - вчера и в субботу мы приглашали друзей, но сегодня вечером мы останемся одни после той страшной ночи.

Розмари, растроганная, подалась вперед:

- Только при условии, что мы не причиним хлопот.

- Уверяю вас, если бы ваш приход доставил мне хлопоты, я бы вас не приглашала. Поверьте, я страшная эгоистка.

Розмари улыбнулась:

- Терри говорила мне совсем другое.

- Ну, Терри, - добродушно заметила миссис Кастивет. – Терри и сама не знала, что говорит.

- Я поговорю с Гаем, - добавила Розмари, - но можете на нас рассчитывать.

Миссис Кастивет радостно затараторила:

- Скажите ему, что ни о каком отказе не может быть и речи. Я буду хвастаться друзьям, что давно его знаю.

Они съели печенье и выпили кофе, обсудили радости и трудности актерской профессии и низкое качество телепередач в этом сезоне, поговорили о забастовке газетчиков.

- В половине седьмого для вас не рано? – уже в дверях забеспокоилась миссис Кастивет.

- Нет, хорошо, - кивнула Розмари.

- Роман не любит ужинать в более позднее время, - пояснила миссис Кастивет. – У него больной желудок, и если он поест на ночь, то не заснет. Значит, договорились. Наша квартира «7-A». Ждем вас в половине седьмого. Да, вам тут почту принесли, я взяла. Реклама. Ну, что же, лучше, чем ничего, правда?

Гай вернулся домомй в половине третьего в прескверном настроении: от своего агента он узнал, что его предчувствия оправдались. Этот актер с водевильным именем Дональд Бомгарт получил роль, которую Гай уже почти считал своей. Розмари поцеловала мужа, усадила в новое мягкое кресло и подала сэндвич с плавленым сыром и пиво. Розмари читала эту пьесу, и она оставила ее совершенно равнодушной. Она стала убеждать Гая, что в Нью-Йорке пьеса вряд ли пойдет и о Дональде Бомгарте никто не услышит.

- Даже если пьеса провалится, такая роль не останется незамеченной, - злился Гай. – Ему сразу же предложат что-нибудь еще. – Он отогнул верхний краешек сэндвича и, недовольно посмотрев на начинку, начал есть.

- Утром заходила миссис Кастивет, - сообщила Розмари. – Выразить признательность за то, что я рассказала, как Терри была им благодарна. По-моему, она просто сгорала от любопытства поглядеть на нашу квартиру. Она очень любопытна, даже спрашивала, что сколько стоит!

- Серьезно?

- Да. Правда, сама тут же стала каяться, что слишком любопытна. Это так смешно, что злиться на нее невозможно. Даже в шкафчик с лекарствами заглянула.

- Так запросто?

- Да, запросто. Угадай, как она была одета?

- Мешок от «Пиллсбери» с тремя крестами.

- Нет, в короткие облегающие брюки, как у матадора. Желто-зеленого цвета.

- О Боже!

Опустившись на колени между окнами эркера, Розмари при помощи линейки измеряла глубину встроенного диванчика.

- Она пригласила нас на ужин сегодня вечером, - Розмари посмотрела на Гая. – Я сказала, что поговорю с тобой, но, скорее всего, мы придем.

- Господи, Роз, но мне не хочется.

- По-моему, им очень одиноко, - пояснила Розмари. – Из-за Терри.

- Золотко, стоит только подружиться с такой вот пожилой парой, и мы от них уже никогда не отделаемся. Они ведь всегда тут, под боком, на этом же этаже, и будут заглядывать к нам по шесть раз на дню. А может, и чаще, если она такая любопытная.

- Но я сказала, что они могут на нас рассчитывать.

- А я-то думал, ты сказала, что сначала спросишь меня.

- И еще я сказала, что они могут рассчитывать на нас, - Розмари беспомощно посмотрела на Гая. – Она мечтает с тобой познакомиться.

- У меня нет сегодня настроения ублажать мамулю и папулю Кеттл. Прости, золотко, но позвони ей, извинись и скажи, что у нас ничего не получается.

- Хорошо, - согласилась Розмари, опустив голову.

Гай доел сэндвич.

- И нечего дуться.

- Я вовсе не дуюсь. Я понимаю, что ты имел в виду, когда говорил, что они живут на одном этаже с нами. Это существенное обстоятельство, ты совершенно прав.

- О черт! – сказал Гай. – Пошли.

- Зачем? Нет никакой такой необходимости. Я купила кое-что к обеду, так что нет никаких проблем.

- Пойдем.

- Если не хочешь, можем не ходить. Действительно, сделаем, как ты хочешь, хотя это звучит как-то стандартно и неискренне.

- Пойдем. Это будет моим добрым делом на сегодня.

- Хорошо, но если ты действительно хочешь идти. И мы дадим им понять, что за этим ничего не последует.

- Ладно.


Глава 6

Часы показывали около половины седьмого, когда Розмари и Гай вышли из своей квартиры и по переходам темно-зеленого коридора добрались до квартиры Кастиветов. В то время как Гай нажимал кнопку звонка, за их спиной с лязгом открылась дверь лифта, из него вышел мистер Дюбэн или мистер Де Борэ (ни Розмари, ни Гай не знали, кто из них кто), держа в руках завернутый в целлофан костюм, наверное из чистки. Открывая дверь своей квартиры «7-B», он пошутил:

- Заблудились, да?

Гай и Розмари улыбнулись, а когда в ответ на его возглас: «Это я!» распахнулась дверь, они увидели в глубине квартиры черный буфет и красивые с золотом обои.

Но тут миссис Кастивет открыла дверь и предстала перед ними, вся сияя, напудренная и напомаженная, в светло-зеленом шелковом платье и розовом фартучке.

- Как раз вовремя! – воскликнула она. – Заходите же! Роман сбивает коктейль «Розовые щечки». Это с водкой. Я так рада, что вы согласились прийти, Гай. Теперь я всем буду рассказывать, что знаю вас давным-давно. «Вот так запросто он сидел у нас и ел обед прямо с этой тарелки. Да-с, Гай Вудхауз собственной персоной!» – скажу я. И даже мыть не буду вашу тарелку, пусть так и остается на память!

Гай и Розмари рассмеялись и перегланулись. «Твои друзья…» - говорил его взгляд, а на ее лице можно было прочесть: «Что поделаешь!»

В просторном холле они увидели накрытый красивой белой скатертью четырехугольный стол. На нем сверкали ряды замысловато украшенного столового серебра, но тарелки были от разных сервизов. Слева виднелась гостиная, похожая на их собственную, но только раза в два больше. Вместо двух небольших эркеров здесь был один большой; огромная каминная полка из розового мрамора была щедро украшена всевозможными завитушками. Обстановка комнаты производила странное впечатление: рядом с камином стояли диван, столик с лампой и несколько стульев, а у противоположной стены – несколько шкафов с картотеками, столики для игры в бридж, заваленные журналами, переполненные книжные полки и пишущая машинка на металлической подставке, как в конторе. Пол был устлан мягким, с виду новым коричневым ковром, на котором были заметны следы пылесоса. В центре комнаты стоял один-единственный круглый столик, на нем тоже лежали журналы.

Они проследовали за миссис Кастивет по коричневому ковру к дивану. Пока они устраивались, вошел мистер Кастивет, держа в руках маленький поднос с четырьмя стаканами, до краев наполненными прозрачной розовой жидкостью. Он медленно шаркал по ковру с таким видом, словно при каждом следующем шаге опасался споткнуться и упасть.

- Я слишком полно налил, - признал он. – Нет, не вставайте, прошу вас. Обычно я наливаю точно, как бармен, правда, Минни?

- Осторожно, ковер, - предупредила миссис Кастивет.

- Но сегодня, - продолжал ее муж, - я не рассчитал и приготовил больше обычного. Чем оставлять в миксере, я вылил все в бокалы… ну, вот. Пожалуйста, миссис Вудхауз.

Розмари взяла стакан и, поблагодарив, села. Быстрым движением миссис Кастивет бросила ей на колени бумажную салфетку для коктейля.

- Мистер Вудхауз, вы когда-нибудь пробовали «Розовые щечки»?

- Нет, - ответил Гай и сел, взяв стакан.

- Минни!

- Судя по виду, должно быть очень вкусно, - одобрила Розмари, вытирая дно стакана салфеткой и изображая на лице сияющую улыбку.

- Родина этого коктейля – Австралия. Там он чрезвычайно популярен. – Мистер Кастивет взял оставшийся стакан и поднял его за здоровье Розмари и Гая. – За наших гостей! Добро пожаловать!

Он пил, критически полуприкрыв один глаз и наклонив голову. С подноса закапало на пол.

Миссис Кастивет поперхнулась от возмущения.

- Ковер! – прохрипела она, указывая вытянутой рукой.

Мистер Кастивет взглянул на пол.

- Боже мой! – воскликнул он и неуверенным движением взял поднос.

Миссис Кастивет поспешно отставила стакан, опустилась на колени и положила на мокрое пятно бумажную салфетку.

- Какая досада, совсем новый ковер! – сокрушалась она. – Какой же ты неуклюжий!

Коктейль «Розовые щечки» оказался довольно крепким и вкусныс. Пятно на ковре высушили салфетками, и она стало пости незаметным, а поднос благополучно унесли на кухню. Кастиветы уселись на стулья с высокими спинками.

- Вы из Австралии? – поинтересовалась Розмари.

- Нет, я из Нью-Йорка, но я там бывал, - пояснил мистер Кастивет. – И вообще я много повидал в буквальном смысле этого слова, - закинув ногу на ногу и положив руку на колено, он потягивал розовый коктейль; на нем были черные кожаные домашние туфли с кисточками, широкие серые брюки, белая рубашка навыпуск и голубой шейный платок с золотыми полосками. – Я побывал на всех континентах, во всех странах, во всех больших городах. Назовите любое место. Прошу!

- Фэрбенкс, Аляска, – предложил Гай.

- Был. Я проехал по всей Аляске: Фэрбенкс, Джуно, Анкоридж, Ном, Сьюард. В 1938 году я провел там четыре месяца. На Аляске я побывал и в маленьких городах, например, в Диллингхеме и Акулураке.

- А вы откуда родом? – поинтересовалась миссис Кастивет, расправляя на груди складки платья.

- Я из Омахи, - отозвалась Розмари, - а Гай – из Балтимора.

- Омаха – хороший город, - заметил мистер Кастивет, - и Балтимор мне нравится.

- А ваши путешествия носили деловой характер? – полюбопытствовала Розмари.

- Я ездил и по делам, и для удовольствия. Мне сейчас семьдесят девять лет, а ездить я начал, едва мне исполнилось десять. Назовите любое место, и наверняка окажется, что я там побывал.

- А чем вы занимались? – спросил Гай.

- О, сфера моей деятельности была весьма обширной. Шерсть, сахар. Машины, игрушки, морское страхование, нефть…

С кухни раздался сигнал таймера.

- Бифштекс готов, - торжественно объявила миссис Кастивет, поднимаясь со стаканом в руке. – берите коктейли с собой. Роман, выпей таблетку.

- Забастовка кончится третьего октября, - заявил мистер Кастивет,- накануне приезда папы. Он никогда не приедет в город, где бастуют газетчики.

- По телевизору сообщили, что он отложит свой визит, пока забастовка не закончится, - вставила миссис Кастивет.

- Ну что же, - улыбнулся Гай, - таковы законы театрального представления.

Мистер и миссис Кастивет рассмеялись вместе с ним. Розмари, улыбаясь, резала бифштекс. В качестве гарнира подали горошек и картофельное пюре. Бифштекс был явно пережарен, а в соус переложили муки.

- Как вы правильно сказали! Именно театральное представление! – все еще смеясь, проговорил мистер Кастивет.

- Точно, - подхватил Гай.

- Ритуальные праздненства, пышные облачения, - продолжал мистер Кастивет, - не только в католической, но и в любой религии – это маскарад для несведущих.

Миссис Кастивет заволновалась:

- По-моему, эта тема неприятна для Розмари.

- Нет, что вы, - успокоила та.

- Вы католичка, дорогая? – спросила миссис Кастивет.

- Воспитывали меня так, но теперь я агностик. Этим разговором вы ничуть меня не задели.

- А вы тоже агностик? – обратилась к Гаю миссис Кастивет.

- Да, в общем. И как можно им не быть? Ведь нет неопровержимых доказательств ни того, ни другого.

- Я согласен с вами, действительно нет, - сказал мистер Кастивет.

Миссис Кастивет пытливо посмотрела на Розмари:

- И все-таки мне показалось, вам было неприятно, когда Гай пошутил над папой, а мы все засмеялись.

- Хотя теперь я не считаю его святым, как меня приучали с детства, но чувство уважения осталось.

- Если вы не считаете его святым, - заговорил мистер Кастивет, - за что же его уважать? Ведь изображая из себя святого, он всех обманывает.

- Точно подмечено, - согласился Гай.

- А сколько они тратят на все эти пышные одеяния и драгоценные украшения! – взмутилась миссис Кастивет.

- В «Лютере» неплохо показано, сколько лицемерия таит в себе церковь, вернее, официальная религия, - заметил мистер Кастивет. – Вы, Гай, исполняли в нем главную роль?

- Нет.

- А разве дублером Альберта Финни были не вы? – не унималась миссис Кастивет.

- Нет, его дублировал актер, игравший Уэйнанда, а у меня были две второстепенные роли.

- Странно, - сказал мистер Кастивет. – А я был уверен, что именно вы дублировали эту роль. Меня поразил во время спектакля один жест, и я посмотрел программу. Готов поклясться, там вы значились как дублер Финни.

- В какой сцене это было? – поинтересовался Гай.

- Теперь уже не могу сказать точно. Мне запомнилось движение руки…

- В сцене, когда у Лютера припадок, я делал такой жест руками, как бы непроизвольно простирая их…

- Вот, вот, я это и имел в виду. Получалось удивительно естественно. А в целом мне не понравился мистер Финни.

- Ну что вы! – запротестовал Гай.

- Да, да, его игру сильно переоценили, - не сдавался мистер Кастивет. – Интересно было бы посмотреть, как вы сыграли бы эту роль.

Гай рассмеялся:

- Неплохо, желающих уже двое.

Он весело взглянул на Розмари. Она улыбнулась в ответ, радуясь, что ему приятно. Теперь он не будет упрекать ее за потерянный вечер, убитый на беседы с папулей и мамулей Кеттл.

- Мой отец был театральным импрессарио, - рассказывал мистер Кастивет, - и рос в обществе таких людей, как мистер Фиск, Форбс-Робертсон, Отис Скиннер и Моджеска. Поэтому от актера я привык ожидать не чистой техники исполнения, а чего-то большего, личного. Вы обладаете редкими душевными качествами, Гай. Это чувствуется и в ваших работах на телевидении. С такими природными данными вы можете далеко пойти. Разумеется, для начала вам должен подвернуться счастливый случай, от которого в определенной мере зависит судьба многих актеров. Сейчас вы чем заняты?

- Пробуюсь на одну-две роли.

- Трудно поверить, что вы их не получите.

- Я-то как раз легко могу в это поверить.

Мистер Кастивет удивленно посмотрел на него:

- Вы серьезно?

На десерт оказался домашний бостонский пирог с кремом. Розмари он показался до странности сладким, хотя, безусловно, был лучше бифштекса. Гай же, напротив, нашел его очень вкусным и даже попросил добавки. Розмари подумала, что он делает это из любезности.

Когда обед был окончен, Розмари предложила помочь с посудой. Миссис Кастивет охотно согласилась, и женщины принялись убирать со стола. Гай и мистер Кастивет направились в гостиную.

Выходившая в холл кухня была небольшой и стала еще меньше из-за оранжереи, про которую упоминала Терри. Она вся разместилась на большом белом столе, стоявшем возле единственного окна. О всех сторон ее окружали лампы на изогнутых ножках. Их яркий свет отражался в стекле, отчего оно казалось не прозрачным, а слепяще-белым. С другой стороны кухни были втиснуты мойка, плита и холодильник, а над ними висели всевозможные шкафчики и полочки. Розмари прилежно вытирала тарелки, наслаждаясь сознание того, что ее собственная кухня намного больше, да и оборудована лучше.

- Терри говорила мне про ваши растения.

- Да? Это замечательное хобби. Вам тоже рекомендую, - отозвалась миссис Кастивет.

- Я мечтаю выращивать пряности. Разумеется, за городом. Если Гая пригласят сниматься в кино, мы непременно переедем жить в Лос-Анджелес. В глубине души меня всегда тянуло за город.

- У вас большая семья? – полбопытствовала миссис Кастивет.

- Да, три брата и две сестры. Я самая младшая.

- А сестры замужем?

- Да.

Миссис Кастивет терла стакан мыльной губкой:

- А дети есть?

- У одной двое, у другой четверо. Но прошло немало времни, вполне возможно, что уже трое и пятеро.

- Ну, что же, это добрый знак, - заключила миссис Кастивет, продолжая тереть тот же стакан; она мыла посуду тщательно и медленно. – Если у ваших сестер много детей, значит, и у вас будет много ребятишек. Это ж наследственность.

- Да, с детьми у нас в семье все в порядке, - Розмари стояла с полотенцем в руках в ожидании стакана. – У моего брата Эдди восемь детей, а ему только двадцать шесть.

- Это замечательно! – воскликнула миссис Кастивет.

Она сполоснула стакан и подала Розмари.

- У меня двадцать племянников и племянниц, но половину из них я даже не видела.

- Вы иногда ездите домой?

- Нет, у меня не очень хорошие отношения с ними. Кроме одного брата, все остальные считают меня как бы предательницей.

- Почему?

- Потому что Гай не католик, и мы не венчались в церкви.

- Да-а, - протянула миссис Кастивет. – До чего иногда люди несправедливы друг к другу из-за религии. Впрочем, проиграли они, а не вы. И не принимайте это близко к сердцу.

- Легко сказать, - Розмари поставила стакан на полку. – Хотите, я буду мыть, а вы – вытирать?

- Нет, спасибо, дорогая.

Розмари выглянула из кухни, о увидела в гостиной лишь шкафы с картотекой и столики для бриджа. Гай и мистер Кастивет расположились, видимо, в противоположном углу. В воздухе неподвижно висели клубы голубого табачного дыма.

- Розмари! – окликнула миссис Кастивет и с улыбкой протянула ей мокрую тарелку, которую держала в руке, обтянутой зеленой резиновой перчаткой.

На то, чтобы перемыть все тарелки, сковородки, серебро, ушел почти час. Розмари подумала, что она одна справилась бы быстрее. Они вернулись из кухни в гостиную. Гай и мистер Кастивет сидели на диване лицом друг к другу, и мистер Кастивет что-то оживленно говорил, подчеркивая каждую фразу ударом указательного пальца по ладони.

- Роман, перестань надоедать Гаю своими россказнями про Моджеску, - вмешалась миссис Кастивет, - он слушает тебя из вежливости.

- Нет, мне очень интересно, миссис Кастивет, - возразил Гай.

- Вот видишь, ты неправа, - подхватил мистер Кастивет.

- Минни, - поправила Гая миссис Кастивет. – Я Минни, а он – Роман, хорошо? – и она игриво взглянула на Розмари. – Не возражаешь?

- Ладно, Минни, - засмеялся Гай.

Они говорили еще про Гульдов и Брюнов, про Дюбэна и Де Борэ, про моряка, брата Терри, которого нашли в госпитале в Сайгоне, про убийство Кеннеди, потому что мистер Кастивет сейчас читал книгу, в которой подвергался критике доклад комиссии Уоррена. Сидя на стуле с высокой спинкой, Розмари испытывала странное чувство, что она здесь лишняя. Наблюдая со стороны, можно было подумать, что Кастиветы и Гай были давними друзьями, а она только что с ними познакомилась.

- А ваше мнение по этому поводу: заговор? – обратился к ней мистер Кастивет, пытаясь вовлечь ее в разговор.

Она что-то промямлила в ответ, явно не желая вступать в дискуссию. Потом, извинившись, вышла и, руководствуясь указаниями миссис Кастивет, отыскала ванную комнату, в которой обнаружила бумажное полтенце в цветочек с надписью «Для нашего гостя» и книжку под названием «Шутки для туалета». Пролистав ее, она не нашла шутки особенно смешными.

В половине одиннадцатого с возгласами «До свидания, Роман» и «Спасибо, Минни» она простились и крепко пожали хозяевам руки, как бы в залог того, что и впредь будут вместе проводить вечера. Как только они свернули по коридору и услышали, как за ними захлопнулась дверь, Розмари с облегчением вздохнула и весело заихихикала, заметив, что Гай сделал то же самое.

- Да хва-а-атит тие-бе-е, Роман, - протянул он, комично двигая бровями, - перестань надоедать Гаю своими россказнями про Моджеску!

Розмари зашикала на него, испугавшись, что их могут услышать. Они взялись за руки и на цыпочках побежали к своей двери, открыли ее, вошли в кваритиру и заперлись на замок, засов и цепочку. Гай забил дверь воображаемыми досками, припер тремя воображаемыми булыжниками, поднял воображаемый разводной мост, вытер лоб и отдышался. Розмари наклонилась вперед, закрыв лицо руками, и безудержно хохотала.

- Я хочу высказать о биштексе, - начал Гай.

- А пирог? – перебила его Розмари. – Как только ты смог съесть целых два куска? Он был ж у т к и й !

- Милая, это был акт свехчеловечского мужества и самопожертвования. Я сказал себе: «Черт побери, наверное, никто никогда не просил добавки у этой старой летучей мыши». И я попросил! – он сдела величественный жест рукой. – В моей душе иногда возникают благородные порывы.

Они прошли в спальню.

- Она разводит травы и пряности, - сказала Розмари, - а потом выкидывает их в окошко.

- Тс-с, у стен есть уши. А какое серебро!

- Странно, - размышляла Розмари, сбрасывая туфли. – великолепное серебро и только три тарелки от сервиза.

- Давай будем с ними милы. Тогда Кастиветы откажут нам его в завещании.

- Лучше вести себя плохо и купить свое. Ты у них в ванной не был?

- Нет.

- Угадай. Что там.

- Биде.

- «Шутки для туалета».

- Не может быть!

Розмари сняла платье.

- Книжечка висела на крючочке, прямо под рукой.

Гай улыбнулся и покачала головой. Стоя перед шкафом, он вынимал запонки.

- Роман рассказывал четовски занятные истории, - поговорил он. – Мне не приходилось слышать по Форбса-Робертсона, а он был большой звездой в свое время. – Гай никак не мог справиться со второй запонкой. – Думаю зайти к ним завтра вечером еще что-нибудь послушать.

Во взгляде Розмари было явное огорчение.

- Ты опять к ним собираешься?

- Да, он меня пригласил, - Гай протянул ей руку. – Помоги мне вынуть запонку.

Внезапно Розмари ощутила какую-то неуверенность и растерянность. Она подошла к нему и занялась запонкой.

- А как же наши планы насчет Джимми и Тайгер?

- Там ничего не ясно, - он заглянул ей в глаза. – мы собирались только позвонить и договориться.

- Да, ты прав.

Он пожал плечами:

- Можем увидеться с ними в среду или в четверг.

Розмари вынула запонку и протянула ее Гаю.

- Спасибо. Если ты не хочешь идти, можешь остаться дома.

- Хорошо, я так и сделаю, - она подошла к кровати и села на нее.

- Он и Генри Ирвинга знал, - добавил Гай. – Это в самом деле невероятно интересно.

Розмари отстегнула чулки.

- Ты обратил внимание на то, что они поснимали картины? Как ты думаешь, почему они это сделали?

- О чем ты?

- В гостиной и в коридоре, который ведет к ванной, сняты картины. На стенах крюки, и видно, что они висели, а теперь их нет. Одна-единственная висит над камином, но она не оттуда. С обеих сторон по два дюйма невыгоревших обоев.

Гай посмотрел на нее.

- Я не заметил.

- А зачем у них в гостиной картотечные шкафы?

- А вот это он мне объяснил, - ответил Гай, снимая рубашку. – Он издает бюллетень для филателистов. Поэтому у Кастиветов столько иностранной почты.

- Но почему шкафы стоят в гостиной? – не сдавалась Розмари. – У них еще три или четыре комнаты, так почему бы не воспользоваться одной из них? А ты заметил, что во все эти комнаты двери были закрыты?

Держа в руке рубашку, Гай подошел к ней и нажал указательным пальцем на кончик носа.

- Ты становишься любопытнее Минни, - сказал он, послал ей воздушный поцелуй и пошел в ванную.

Розмари направилась на кухню сварить кофе. Минут через десять-пятнадцать она почувствовала резкую боль в животе. Так бывало перед началом менструации. Держась одной рукой за угол плиты, она расслабилась, подождала немного, пока пройдет боль, достала салфетку и банку кофе. Она чувствовала себя подавленной и несчастной.

Ей уже исполнилось двадцать четыре года. Она мечтала иметь троих детей с разницей в два года, но Гай был «не готов». Розмари опасалась, что он не будет готов до тех пор, пока не станет таким же знаменитым, как Марлон Брандо и Ричард Бартон, вместе взятые. Он обязательно добьется успеха, ведь он талантлив и привлекателен. Она решила забеременеть как бы случайно. Она уже говорила Гаю, что от таблеток у нее болит голова, а всякие приспособления омерзительны. Гай считал, что подсознательно она по-прежнему старается быть хорошей католичкой; она протестовала, но так, что это только подтверждало его мнение. Он изучал календарь и избегал «опасных дней», а она твердила: «Да нет же, сегодня безопасно, любимый, я уверена!»

В этом месяце он опять выиграл. А она проиграла в недостойном сражении, о существовании которого Гай даже не подозревал.

-Проклятье! – чертыхнулась она и со стуком поставила на плиту банку с кофе.

Гай отозвался из кабинета:

- Что за стук?

- Я ударилась локтем, - прокричала она в ответ.

Теперь она, по крайней мере, знает, почему у нее испортилось настроение. Если бы они не были женаты, а просто жили вместе, она бы уже пятьдесят раз успела забеременеть.


Глава 7

Гай сдержал свое слово. На следующий день после обеда он отправился к Кастиветам. Розмари навела порядок на кухне и раздумывала, заняться ли ей вышиванием подушечек для эркерного диванчика или лечь в постель с книжкой. Внезапно раздался звонок в дверь. На пороге стояла миссис Кастивет в сопровождении невысокой улыбающейся толстушки. На плече к ее зеленому платью был приколот круглый значок с лозунгом «Баркли – в мэры!»

- Привет, дорогая, надеюсь, мы тебя не отрываем от дел, - сказала миссис Кастивет. – Познакомься, это моя близкая подруга Лаура-Луиза Макберни, она живет на двенадцатом этаже. Лаура-Луиза, это Розмари, жена Гая.

- Здравствуйте. Розмари. Добро пожаловать в Брэм.

- Лаура-Луиза встретилась у нас с Гаем. И ей захотелось увидеть тебя, вот мы и пришли. Гай сказал, что ты осталась дома и бездельничаешь. Можно войти?

Розмари попыталась изобразить на лице приветливое выражение и пригласила их в гостиную.

- О-о, какие красивые стулья! – обратила внимание миссис Кастивет.

- Их привезли сегодня утром.

- Как ты себя чувствуешь, дорогая? У тебя усталый вид.

- Нет, все хорошо, - улыбнулась Розмари. – Просто у меня сегодня началось.

- И вы еще что-то делаете по дому? – удивилась Лаура-Луиза, усаживаясь поудобнее. – У меня в этот период были такие боли, что я ни есть не могла, ни двигаться. Чтобы заглушить боль, Дэн давал мне джин через соломинку, а кроме этих случаев мы всегда были стопроцентными трезвенниками.

- Современные девушки относятся ко всему более спокойно, нежели мы, - заявила миссис Кастивет и села. – Сейчас к их услугам витамины и хорошее медицинское обслуживание, поэтому они здоровее нас.

Только теперь Розмари обратила внимание, что обе женщины принесли с собой одинаковые зеленые сумочки для рукоделия. К удивлению Розмари, они открыли их, извлекли вышивание иштопку и стали устраиваться поудобнее с явным намерением провести длинный вечер за рукоделием, шитьем и разговорами.

- Что там лежит? – поинтересовалась миссис Кастивет. – чехлы на стулья?

- Подушки на эркерный диван, - объяснила Розмари. Подумав, она взяла свое вышивание и присоединилась к женщинам.

- Благодаря вам, Розмари, квартира, конечно, очень изменилась. Конечно, это благодаря вашим усилиям, - заметила Лаура-Луиза.

- Ой, чуть не забыла, - спохватилась миссис Кастивет, - это тебе. От нас с Романом.

Она положила на ладонь Розмари маленький сверток в розовой китайской бумаге, внутри которого чувствовалось что-то твердое.

- Мне? – удивилась Розмари. – Что это?

- Это вам небольшой подарок, - видя недоумение Розмари, миссис Кастивет замахала руками. – По случаю новоселья.

- Ну зачем вы… - Розмари развернула китайскую бумагу, явно бывшую в употреблении. Внутри свертка оказался резной серебряный шарик – амулет Терри – и цепочка. Источаемый шариком запах заставил Розмари отшатнуться.

- Старинная вещь, - почнила миссис Кастивет. – Этому шарику больше трехсот лет.

- Прелестная вещь. – похвалила Розмари, разглядывая шарик и гадая, сказать или нет, что Терри показывала ей этот амулет. Пока она думала, время было упущено.

- Внутри – корень танниса, - продолжала миссис Кастивет. – Он приносит счастье.

«Терри он счастья не принес!» – подумала Розмари, а вслух сказала:

- Очень милая вещь, но я не могу принять такой…

- А ты уже приняла, - перебила миссис Кастивет. Она сосредоточенно, не поднимая глаз, штопала коричневый носок.

- К запаху вы скоро привыкнете, - успокоила Лаура-Луиза.

- Надень его, - подбадривала миссис Кастивет.

- Спасибо, - Розмари неуверенно застегнула цепочку на шее и опустила шарик под воротник блузки.

Она ощутила у себя на шее что-то неприятное и холодное, и сердце ее сжалось. «Я сразу же сниму ее, как только они уйдут», - решила она.

Снова заговорила Лаура-Луиза:

- Эту цепочку сделал один наш друг. Он работал зубным врачом, теперь на пенсии. Его хобби – создавать красивые ювелирные вещицы из серебра и золота. Вы познакомитесь с ним у Минни и Романа в один из вечеров, мы часто у них собираемся. У вас будет возможность увидеть всех наших друзей.

Розмари глянула на Лауру-Луизу и увидела, что та смутилась и покраснела, оттого и поизнесла последние слова скороговоркой. Минни продолжала штопать как ни в чем не бывало.

- Вы сам себе шьете? – спросила Лаура-Луиза.

- Нет, я пытаюсь, но плохо получается.

Вечер получился довольно приятным. Минни рассказывала забавные истории о своем детстве в Оклахоме, Лаура-Луиза посвятила Розмари в некоторые тайны швейного мастерства и с воодушевлением объяснила, как Бакли, кандидат на пост мэра от консерваторов, может выиграть, даже несмотря на то, что многие против него.

В одиннадцать вернулся Гай, какой-то молчаливый и необычайно замкнутый. Он поприветствовал женщин, остановился у стула Розмари и чмокнул ее в щеку.

- Уже одиннадцать! – воскликнула Минни. – Боже мой, как быстро пролетело время! Идем. Лаура-Луиза, нам пора. Поздно.

- Заходите ко мне, когда захочется, Розмари, - пригласила лаура-Луиза. – Я живу в квартире «12-F».

Сложив все в сумочки для рукоделия, женщины поспешно удалились.

- Какие же интересные истории ты услышал сегодня? – поинтересовалась Розмари.

- Я прекрасно провел вечер, а ты?

- Ничего. Сделала кое-какую работу.

- Вижу.

- Получила от Минни подарок, - она протянула ему амулет. – Он принадлежал Терри, а ей подарили Кастиветы. Она мне показывала его. Значит, полиция вернула его им.

- А может быть, амулета в тот момент на ней не было.

- Спорю, что был. Она очень гордилась и дорожила им так, словно это был первый подарок в ее жизни. – Розмари сняла цепочку с амулетом, положила ее на ладонь и, тихонько позвякивая, принялсь разглядывать.

- Ты не хочешь его носить? – удивился Гай.

- Он очень неприятно пахнет. Внутрь положен корень танниса, – она протянула Гаю ладонь. – Вероятно, из той знаменитой теплицы.

Гай понюхал и пожал плечами:

- А мне нравится. Запах неплохой.

Розмари пошла в спальню, открыла ящичек туалетного столика и достала оттуда жестяную коробочку «Луи Шерри» с разными безделушками.

- Кто знает, что такое таннис? - спросила она у своего отражения в зеркале и, положив амулет в коробочку, задвинула ящик.

Наблюдая за ней в дверь, Гай упрекнул:

- Если взяла, нужно носить.

Розмари внезапно проснулась и увидела, что Гай сидит рядом в темноте и курит. Она встревоженно спросила, что случилось.

- Все в порядке, просто не спится, - ответил он.

Розмари была уверена, что истории о «звездах минувшего», которые рассказывал Роман, произвели на Гая сильное впечатление. Ведь его собственная карьера пока была не столь блистательной, как у Генри Ирвинга или Форбса Как-его-там. А его желание опять и опять слушать эти рассказы – просто форма мазохизма.

Она нежно дотронулась до его руки и попросила не беспокоиться.

- О чем?

- Ни о чем.

- Ладно, - согласился он. – Не буду.

- Ты самый талантливый, ты об этом знаешь? И все будет хорошо. Тебе еще придется изучить каратэ, чтобы отбиваться от фоторепортеров.

Огонек сигареты осветил его улыбку.

- И скоро что-нибудь произойдет, - сказала она. – Что-нибудь значительное, достойное тебя.

- Знаю. Спи, дорогая.

- Будь поосторожнее с сигаретой.

- Ладно.

- Разбуди, если не уснешь.

- Обязательно.

- Я люблю тебя.

- И я тебя, Роз.

Прошло два дня, и Гай принес билеты на субботний вечер. Розмари давно хотела посмотреть «Романтиков» – Гай объяснил, что билеты дал ему Доминик, у которого он занимается техникой речи. Гай спектакль видел, как только он появился. Розмари так и не собралась посмотреть. Поэтому Гай предложил Розмари сходить с Хатчинсом.

- А я в это время смогу поработать над спектаклем «Подожди до темноты».

Узнав, что Хэтч видел спектакль, Розмари пригласила Джоан Джеллико, которая за обедом в «Бижу» призналась ей, что они с Диком расходятся, так как, кроме адреса, у них не осталось ничего общего. Это известие огорчило Розмари. Вот уже несколько дней, как Гай был холоден с ней. Он часто раздражался, мысли его были чем-то заняты, от чего он не мог отрешиться, но ей он ничего не рассказывал. Может быть, разрыв между Джоан и Диком начинался тоже с этого. Ее раздражала Джоан, которая чрезмерно накрасилась и чересчур громко хлопала. «Неудивительно, - подумала Розмари, - что у них с Диком нет ничего общего: она толстая и вульгарная, а он – сдержанный и чуткий. Им вообще не следовало жениться».

Гай только что принял душ, когда Розмари вернулась домой. Он выглядел оживленным, не таким задумчивым, как всю эту неделю. Настроение у Розмари сразу же поднялось. Пьеса ей понравилась, сообщила она, конечно, жаль, что Джоан и Дик разводятся, но ведь они действительно совершенно разные. Ну, а как сцена из «Подожди до темноты»? Великолепно. Он с ней справился.

- Фу, какая гадость этот корень танниса! – выругалась Розмари.

Им пропахла вся спальня. Его резкий запах проник даже в ванную. Розмари взяла кусочек алюминиевой фольги, плотно завернула амулет в три слоя и для верности закрутила края упаковки.

- Думаю, через несколько дней он выдохнется и не будет так резко пахнуть, - сказал Гай.

- Это было бы прекрасно, - произнесла Розмари, опрыскивая комнату дезодорантом. – Иначе я эту штуку выкину, а Минни скажу, что потеряла.

Они занимались любовью – Гай был неотразим. Уже засыпая, Розмари слышала через стену, что у Минни и Романа гости: опять фальшивое и невыразительное пение в сопровождении не то флейты, не то кларнета. У нее мелькнула мысль, что это какой-то религиозный обряд.

Гай находился в каком-то возбужденном состоянии. В воскресенье в спальне он приколотил полки, сделал подставки для обуви в кладовке и пригласил актеров, игравших в «Лютере», на цыпленка, зажаренного с грибами и овощами. В понедельник он покрасил полки и подставки для обуви, разрисовал скамеечку, купленную Розмари где-то в магазине подержанных вещей, и отменил занятия с Домиником. Гай все время прислушивался к телефону, каждый раз успевая подбежать раньше, чем отзвонит первый звонок. Когда в три часа телефон зазвонил снова, Розмари как раз пыталась по-новому расставить стулья в гостиной. Она услышала, как он заохал: «Боже мой, не может быть! Ах, бедняга!»

Она подошла к двери в спальню.

- Боже мой! – повторил Гай.

Он сидел на кровати с трубкой в одной руке и банкой растворителя в другой. На Розмари он не смотрел.

- Боже мой, это ужасно, просто ужасно, - он внимательно слушал, что говорили на другом конце провода, потом резко выпрямился. – Да, готов. – И чуть позже: - Да, хорошо. Мне очень неприятно, что благодаря такому случаю… - он снова замолчал. – об этой стороне дела вам лучше поговорить с Алланом (Аллан Стоун был его агентом), но я уверен, с нашей стороны никаких проблем не будет, мистер Вейс.

Он получил. То самое, «значительное». Розмари в ожидании затаила дыхание.

- Это вам спасибо, мистер Вейс. И, пожалуйста, если будут какие-то новости, сообщите мне. Спасибо.

Он положил трубку и, закрыв глаза, сидел не шевелясь. Лицо его было бледно, и сам он походил на мумию или на восковую фигуру.

- Гай, - окликнула Розмари.

Он открыл глаза и посмотрел на нее.

- Что поизошло? – спросила она.

Он заморгал и очнулся от задумчивости.

- Дональд Бомгард… - проговорил Гай, - он ослеп. Он проснулся вчера, и… он не видит.

- Не может быть!

- Сегодня утром он пытался повеситься. Сейчас в больнице Бельвю его держат на транквилизаторах.

Они пристально смотрели друг на друга.

- Я получил роль. Ничего себе – случай… - его взгляд упал на банку растворителя, и он поставил ее на ночную тумбочку. – Мне надо прогуляться, - он поднялся. – Извини. Мне, правда, лучше пройтись. Все это так неожиданно.

- Я понимаю. Конечно, иди, - промолвила Розмари.

Не переодеваясь, в чем был, он прошел по коридору, и дверь за ним мягко захлопнулась.

Розмари пошла в гостиную, размышляя о несчастье Дональда Бомгарта и везении Гая. Ведь эту роль заметят, даже если постановка окажется неудачной, за ней последуют другие, может быть, даже кино; дом в Лос-Анджелесе, сад, где растут пряности, трое детей с разницей в два года. Бедняга Дональд Бомгарт, да еще это дурацкое имя! Он, наверно, хороший актер, раз его предпочли Гаю. И вот он в клинике Бельвю, слепой, не хочет жить.

С диванчика в эркере Розмари стала через боковое стекло наблюдать за парадной дверью в ожидании, когда выйдет Гай. «Интересно, когда начнутся репетиции?» – размышляла она. Конечно же, она вместе с Гаем поедет по разным городам. Как здорово! Бостон? Филадельфия? Было бы замечательно съездить в Вашингтон. Она там еще ни разу не была. Пока Гай будет на репетициях, она могла бы осматривать город, а вечером, после спектакля, можно было бы ходить в ресторан или клуб, болтать и сплетничать…

Розмари все ждала, но Гай не появлялся. Он, наверно, вышел через другую дверь, пришло ей в голову.

Теперь, когда все так прекрасно складывалось и можно было только радоваться, Гай был хмур и озабочен. Подолгу сидел не шевелясь, двигались только его глаза да рука с сигаретой. Когда Розмари ходила по квартире он взглядом следовал за ней, словно в ней таилась опасность.

- Да что с тобой происходит? – спрашивала она его уже в десятый раз.

- Ничего. Разве у тебя сегодня нет занятий по скульптуре?

- Да я уже два месяца не хожу на эти занятия.

- Почему бы тебе и не сходить туда?

И она послушно пошла. Выкинула старые пластилиновые фигуры, сделала новый каркас и начала новую скульптуру.

- Где вы были? – спросил ее преподаватель. Он носил очки, на шее у него заметно выступал кадык, ее торс он лепил, не глядя на руки.

- В Занзибаре, - сказала она.

- Занзибара больше нет, - поправил он с нервной улыбкой. – Теперь там Танзания.

Как-то Розмари отправилась к Мэйси и Гимбелу, а вернувшись, увидела розы на кухне, розы в гостиной и розу в руке Гая. Он вышел из спальни с извиняющейся улыбкой, словно опять, как когда-то, разыгрывал перед ней Чонси Уэйна из «Нежной птички».

- Я был настоящим подонком, - заявил он. - Это же надо – сидеть и надеяться, что Бомгарт не прозреет. Ну и дрянь же я.

- Все это не так страшно. То, что случилось, не может не вызвать у тебя двойственного чувства.

- Слушай, - сказал он, поднося розу к ее носу, - даже если из этого ничего не получится, даже если отныне мне не суждено стать Чарли Креста Бланкой, клянусь, я больше не буду причинять тебе неприятности.

- Да ты и не причинял…

- Нет-нет, я-то знаю. Я был так увлечен своей карьерой, что совсем забыл о тебе. Послушай, Роз, пусть у нас будет ребенок, ладно? Пусть у нас будет трое детей, три раза по одному.

Она внимательно посмотрела на него.

- Ребенок, - повторил он. – Понимаешь? Агу-агу! Пеленки. Уа-уа.

- Ты серьезно?

- Ну конечно. И чтобы тебе это доказать, я подсчитал даже, когда нам надо начинать. Пожалуйста, отметь в календаре понедельник или вторник. Пожалуйста, отметь в календаре красным.

- Ты это серьезно, Гай?

В глазах у нее стояли слезы.

- Ну, конечно, серьезно. Ну же, Розмари, ради Бога, не плачь, ладно? Ну, пожалуйста. Я очень расстроюсь, если ты будешь плакать, так что сейчас же перестань, договорились? …Похоже, я помешался на розах? – Гай обвел все вокруг сияющим взором. – Там, в спальне, еще букет.


Глава 8

Розмари отправилась на Бродвей за филе меч-рыбы, а потом через несколько кварталов на Легсингтон-авеню – за сыром; не то чтобы поблизости негде было купить сыр или филе меч-рыбы, просто в это радостное, сияющее голубое утро ей хотелось пройтись в развевающемся пальто легкой походкой, хотелось, чтобы прохожие оглядывались, привлеченные ее красотой. Был понедельник, четвертое октября. В этот день в Нью-Йорк приезжал папа. Казалось, что люди поэтому были приветливее и общительнее, чем обычно. Как хорошо, думала Розмари, что в день, когда счастлива она, счастлив и вечь город.

Возвратившись из магазинов, она отодвинула телевизор от стены в кабинете (совсем скоро здесь будет детская) и развернула его так, чтобы можно было смотреть из кухни. Она следила за визитом папы, готовя рыбу с овощами и зелень для салата. Речь папы в ООН очень растрогала ее, и Розмари не сомневалась, что это выступление поможет разрядить ситуацию с войной во Вьетнаме. «Пусть никогда больше не будте войны!» – провозгласил папа Павел. Разве эти слова не заставят думать даже самых бесчувственных политиков?

В половине пятого, когда она накрывала на стол, зазвонил телефон.

- Розмари? Как ты себя чувствуешь?

- Прекрасно. А ты?

Это была ее старшая сестра Маргарет.

- Хорошо, - ответила Маргарет.

- Ты где?

- В Омахе.

Они никогда особенно не ладили. В детстве Маргарет была мрачной и обидчивой девочкой, мама слишком часто заставляла ее присматривать за младшими детьми. Странно, что она позвонила. Странно и тревожно.

- Все здоровы? – спросила Розмари.

«Кто-то умер, - подумала она. – Кто? Папа? Мама? Брайан?»

- Да, все здоровы.

- Правда?

- Да, а ты?

- Ну конечно, я же тебе уже сказала.

- Сегодня у меня весь день какое-то беспокойное чувство, Розмари. Как будто с тобой что-то случилось. Какая-то беда, несчастный случай, может быть, ты в больнице.

- Как видишь, нет, - засмеялась Розмари. – У меня все прекрасно. В самом деле.

- Я была просто уверена, что что-то случилось. И Джини наконец сказал: позвони и выясни.

- Как у него дела?

- Отлично.

- А дети?

- Обычные синяки и царапины, но, в общем, все хорошо. Да, кстати, у меня скоро будет еще один, знаешь?

- Нет, я не знала. Когда? – («У нас тоже скоро будет» подумала Розмари).

- В конце марта. Как твой муж, Розмари?

- У него все в порядке. Он получил большую роль в новой пьесе, скоро начнутся репетиции.

- Слушай, а ты папу хорошо разглядела? Там, наверно, такое творится.

- Да, - ответила Розмари. – Я смотрела трансляцию по телевизору. В Омахе, наверное, тоже показывают.

- По телевизору? Ты не захотела пойти посмотреть на улицу?

- Нет.

- Серьезно?

- Серьезно.

- Да что ты, Розмари! Мама и папа даже собирались лететь в Нью-Йорк, чтобы посмотреть. Правда, они не смогли, потому что должно состояться голосование по поводу забастовки, и папа вынужден был остаться. Но очень многие полетели: Донованы, Дот и Сэнди Уоллингфорд… А ты живешь там и не пошла посмотреть!

- Я теперь спокойнее отношусь к религии, чем раньше.

- Н-да-а, видимо, это неизбежно!

Розмари почти услышала непроизнесенные слова: «Когда ты замужем за протестантом», и перевела разговор:

- Это прекрасно с твоей стороны, Маргарет, что ты позвонила. Пожалуйста, не беспокойся. Я здорова и счастлива.

- Я от беспокойства с самого утра не нахожу себе места. Я так привыкла заботиться о вас, о ребятишках…

- Передавай всем привет. И передавай Брайану, чтобы ответил на мое письмо.

- Да, Розмари…

- Что?

- Мне все-таки очень тревожно за тебя. Посиди сегодня вечером дома, ладно?

- Как раз это мы и собираемся сделать, - отозвалась Розмари, окидывая взгдядом полунакрытый стол.

- Вот и хорошо. Береги себя.

- Обязательно. И ты тоже, Маргарет.

- Хорошо. До свидания.

- До свидания.

Розмари снова принялась хлопотать вокруг стола, размышляя, что иногда скучает по Маргарет, Брайану и остальным братьям и сестрам, по Омахе и по безвозвратно ушедшему прошлому.

Накрыв на стол, она приняла ванну, напудрилась, надушилась, подкрасила губы и подвела глаза, уложила волосы и надела красивую темно-красную шелковую пижаму, подаренную Гаем на прошлое Рождество.

Гай пришел уже после шести.

- Ум-м-м, - сказал он, целуя ее. – Ты такая хорошенькая, что просто взял бы и съел тебя! Ну, так как, а? О черт!

- Что?

- Забыл пирог!

Он просил ее ничего не готовить на десерт, пообещав принести свое самое любимое блюдо – тыквенный пирог от «Хорна и Хардарта»

- Убить себя готов. Ведь я проходил мимо двух чертовых забегаловок, не одной, а двух!

- Ничего страшного, - успокоила его Розмари. – У нас есть сыр и фрукты, а лучше этого на десерт все равно ничего не придумаешь.

- Нет, лучше всего тыквенный пирог от «Хорна и Хардарта».

Он пошел умываться, а Розмари сунула в духовку противень с фаршированными грибами и приготовила подливку для салата.

Через несколько минут, застегивая воротничок синей вельветовой рубашки, Гай вошел в кухню. Он немного нервничал, глаза его блестели, как тогда, когда они впервые почувствовали тягу друг к другу, и он смотрел на нее, уже зная, что это сейчас произойдет. Розмари любила видеть его таким.

- Из-за твоего дружка папы сегодня никуда не проехать, - пожаловался он.

- Ты смотрел его по телевизору? Прекрасный репортаж.

- У Аллана видел мельком кое-что. Стаканы в морозильнике?

- Да. Он произнес потрясающую речь, особенно когда сказал: «Пусть больше не будет войны!»

- Это ерунда. Слушай-ка, на вид совсем не плохо.

Они сидели в гостиной, пили «гибсон» и ели фаршированные грибы. Гай сунул в камин мятую газету, растопку и два брикета прессованного угля.

- Горит пустозвонство! – провозгласил он и поджег газету.

Высоко взметнулось пламя, вспыхнула растопка. Из камина повалил темный дым, поднимаясь к потолку.

- О Господи! – воскликнул Гай и стал искать заслонку.

- Краска! Краска! – закричала Розмари.

Гай открыл заслонку, а включенный кондиционер быстро рассеял дым.

- Никто, ну просто ни один человек не зажигает сегодня камин, - сказал Гай.

С коктейлем в руке Розмари опустилась на колени и, глядя на искрящиеся, объятые пламенем угли, воскликнула:

- Как здорово! Надеюсь, это будет самая холодная зима за восемьдесят лет.

Гай поставил пластинку с Эллой Фитцджеральд. Они ели рыбу, когда раздался звонок в дверь.

- Черт возьми! – выругался Гай.

Он встал и пошел открывать. Розмари прислушалась, наклонив голову. Открылась дверь, и Минни сказала: «Привет, Гай!» – и еще какие-то слова, которые невозможно было разобрать. «Господи, только не это, - подумала Розари. – Не впускай ее, Гай. Не сейчас. Не сегодня!»

Говорил Гай, потом опять Минни.

- …Лишнее. Нам не потребуется.

Снова Гай и снова Минни. Розмари перевела дух. Слава Богу, она вроде бы не собиралась заходить.

Она услышала, как Гай закрыл дверь на цепочку (хорошо!) и на засов (отлично!). Розмари ждала, а Гай, самодовольно улыбаясь, вошел, держа руки за спиной.

- А кто не верит в телепатию? – подойя к столу, Гай вынул руки из-за спины, в каждой из них было по белой чашечке. – У мадам и месье все-таки будет десерт!

Он поставил одну чашечку у бокала Розмари, другую – у своего.

- Шоколадный мусс, или, как говорит Минни, «Шокко-Маус». У нее это вполне может оказаться шоколадной мышью, так что ешь осторожно.

Розмари засмеялась:

- Это как раз то, что мне хотелось приготовить!

- Вот видишь! Телепатия! – Он взял салфетку и долил вина в бокалы.

- Я так боялась, что она ворвется сюда и просидит весь вечер, - сказала Розмари.

- Нет, она просто хотела, чтобы мы попробовали ее «Шокко-Мауса», это ее фы-ыр-менное блюдо.

- На вид совсем неплохо.

- По-моему, тоже.

Над чашечками конусом возвышался шоколадный крем. У Гая он был посыпан сверху колотыми грецкими орехами, а у Розмари лежала половинка грецкого ореха.

- Как трогательно, – сказала Розмари. – Зря мы над ней смеемся.

- Ты совершенно права.

Мусс был отличный, но в нем чувствовался привкус мела, и Розмари сразу вспомнила школу и классные доски. Гай попробовал, но не нашел какого-либо привкуса. Съев две ложки, Розмари отодвинула чашечку.

- Ты что, не хочешь? Глупо, ведь никакого привкуса нет.

Розмари стала уверять, что есть.

- Давай, давай, - уговаривал Гай, - старая летучая мышь целый день топталась у горячей плиты, ну-ка съешь.

- Но мне не нравится, я не хочу!

- А по-моему, очень вкусно.

- Тогда съешь и мой тоже.

Гай почему-то нахмурился.

- Хорошо, не ешь. Ты ведь не носишь подаренный ею амулет, можешь не есть и приготовленный ею десерт.

Розмари возмутилась:

- Но какая здесь связь?

- Может быть, и связи здесь никакой нет, но это всего лишь примеры… примеры проявления недобрых чувств, вот и все. Еще две минуты назад ты говорила, что не надо над ней смеяться. А ведь это тоже насмешка: брать у нее что-нибудь только для вида.

- Ну… - Розмари взяла ложку, - если по этому поводу назревает скандал… - она зачерпнула ложку мусса и запихнула в рот.

- По этому поводу не будет скандала. Слушай, если ты и вправду не можешь, тогда не ешь.

- Очень вкусно, - пробурчала Розмари с полным ртом и зачерпнула еще ложку, - никакого привкуса. Переверни, пожалуйста, пластинку.

Гай поднялся и подошел к проигрывателю. Розмари вдвое свернула салфетку на коленях и вывалила туда две полных ложки мусса, а потом для верности еще пол-ложки. Когда Гай возвращался к столу, Розмари демонстративно соскребла и проглотила остатки мусса.

- Посмотри, папочка, - Розмари показала пустую чашку. – Ну что, заслужила я золотую звездочку в табеле?

- Целых две. Извини, я вел себя скверно.

- Вот именно!

- Прости меня, золотко, - он улыбнулся.

Розмари растаяла.

- Помилован! Помилован и еще раз помилован. Хорошо, что ты с уважением относишься к старым дамам, ведь когда я стану старенькй, ты ко мне будешь относиться так же.

Они пили кофе с мятным ликером.

- Ты знаешь, совершенно неожиданно позвонила Маргарет, - сообщила Розмари.

- Маргарет?

- Да, сестра.

- А-а. Как у них – все нормально?

- Да. Она беспокоилась, что со мной что-то случилось. У нее предчувствие.

- Да?

- Она приказала нам сегодня оставаться дома.

- Черт возьми! А я заказал столик у «Недика». В оранжевом зале.

- Я думаю, что лучше отменить заказ.

- Я не могу понять, как это так получилось, что ты выросла нормальной в такой чокнутой семейке?

Первый приступ головокружения застал Розмари на кухне, когда она счищала недоеденный мусс с салфетки в мойку. Она покачнулась и заморгала. Из кабинета доносился голос Гая: «Розмари, он еще не появился. Господи, какая толпа!»

Папа должен был вот-вот появиться на стадионе «Янки».

- Я сейчас иду! – крикнула Розмари.

Она тряхнула головой, чтобы прийти в себя, кинула в корзину для белья скатерть и салфетки. Заткнув пробкой раковину в мойке, она выдавила туда немного пасты «Джой», пустила горячую воду и сложила в мойку тарелки и кастрюльки – отмокать на ночь.

Второй приступ настиг ее в тот момент, когда она вешала кухонное полотенце. На этот раз голова кружилась гораздо дольше, ноги подгибались. Перед глазами Розмари все поплыло. Она судорожно ухватилась за край мойки.

Через некоторое время, когда все прошло, она сказала себе: «Ну и дела!» – и мысленно подсчитала: два «гибсона», два бокала вина (а может, три?) и один мятный ликер. Ничего удивительного.

Она дошла до двери в кабинет и только благодаря тому, что успела ухватиться одной рукой за косяк, устояла на ногах, когда накатил следующий приступ. обнял

- Что с тобой? – спросил взволнованно Гай и встал ей навстречу.

- Что-то голова кружится, - слабо улыбнулась она.

Быстро выключив телевизор, он подошел к ней, и, взяв ее за руку, обнял за талию.

- Ничего, - успокоил Гай. – Столько выпивки. Да еще, наверно, на голодный желудок.

Он повел ее в спальню, а когда у нее подкосились ноги, подхватил ее на руки и понес. В спальне он опустил ее на постель, уселся рядом и, держа за руку, стал ласково гладить по голове. Розмари закрыла глаза. Кровать превратилась в раскачивающийся на волнах плот.

- Изумительно, - вымолвила она.

- Тебе обязательно надо заснуть, - посоветвал Гай, - поглаживая ее лоб. – И проспать до утра.

- А как же ребенок? Мы же хотели…

- Обязательно. Завтра. У нас вагон времени.

- Мессу пропустим.

- Спи. Спи спокойно. Давай…

- Я только взремну, - сказала Розмари...

И вот она уже сидит с бокаом в руке на яхте президента Кеннеди. Солнце сияет, дует легкий ветерок – идеальный день для морской прогулки. Глядя на большую карту, призидент Кеннеди отдает краткие указания негру-рулевому.

Гай снял с нее пижамную кофточку.

- Зачем? – спросила она.

- Чтобы тебе было удобнее.

- Мне и так удобно.

- Спи, Роз.

Расстегнув застежку, он медленно снял нее брюки. Думал, она спит и ничего не чувствует. Теперь, кроме красного бикини, на ней ничего не было, но и другие женщины на яхте – Джекки Кеннеди, Пэт Лофорд и Сара Черчилль – тоже, слава Богу, были в бикини. Президент был одет в военно-морскую форму. Он совершенно оправился после того, как его убили, и выглядел хорошо, как никогда. Хэтч стоял на пристани с охапкой разных метеорологических приборов в руках. Это Розмари решила, что они метеорологические.

- А Хэтч разве не с нами? – спросила она у президента.

- Только католики, - улыбнулся он. – Жаль, что мы никак не можем выбраться из плена предрассудков, но ничего не поделаешь.

- А как же Сара Черчилль? – Розмари повернулась, чтобы указать на нее рукой, но Сара Черчилль исчезла, а ее место теперь заняла семья Розмари: мама, папа, братья и сестры с мужьями, женами и детьми. Маргарет была беременна, впрочем, Джин, Доди и Эрнестина – тоже.

Гай снимал с нее обручальное кольцо. Она удивилась, зачем он это делает, но не смогла выговорить ни слова от усталости. «Спать!» – приказала она сама себе и заснула.

Сикстинскую капеллу впервые открыли для посетителей, и она осматривала потолок из нового, специального лифта, который горизонтально перемещался по собору, давая возможность взглянуть на фрески так, как на них смотрел Микельанджело во время работы над ними. Какие потрясающие фрески! Она видела, как прикасаясь перстами к Адаму, Господь передавал ему божественную искру жизни.

- Тайфун! – прокричал Хэтч с пристани, выглядывая из-за своих приборов. – Тайфун! Он погубил в Лондоне пятьдесят пять человек и теперь идет сюда.

Розмари знала, что все так и есть. Ей необходимо было предупредить президента. Корабль шел к катастрофе.

Но президент исчез. Исчезли все. Палуба уходилав бесконечность и была пуста, если не считать негра-рулевого, который где-то там, вдалеке, стоял у штурвала, не давая судну сбиться с курса.

Розмари подошла к нему и по выражению его лица поняла, что он ненавидит всех белых и ее в том числе.

- Вы бы лучше спустились вниз, мисс, - сказал он вежливо, но ненависть его пылала, как костер.

Внизу оказалась огромная зала для танцев; у одной стены огонь пожирал церковь, а от другой на Розмари полыхнул горящими глазами человек с черной бородой. В центре стояла кровать. Розмари подошла к ней и легла. Тут же ее окружили человек десять-двенадцать голых мужчин и женщин, среди них оказался и Гай. Остальные были пожилыми людьми: женщины с отвисшими грудями выглядели уродливыми. Там очутилась и Минни со своей подругой Лаурой-Луизой, и Роман в черной митре и черной шелковой рясе. Тонкой черной палочкой он стал рисовать какие-то фигуры на теле Розмари, время от времени окуная палочку в чашку с чем-то красным, которую держал загорелый мужчина с седыми усами. Кончик палочки двигался по ее животу, потом скользнул вниз, щекоча бедра. Голые люди пели, если это можно было назвать пением: они заунывно тянули что-то на незнакомом языке. Аккомпанировала то ли флейта, то ли кларнет.

- Она проснулась, он видит, - прошептал Гай, повернувшись к Минни. Он напрягся, глаза были широко открыты.

- Она не видит, - сказала Минни, - если она съела моего «Мауса», она не может ни видеть, ни слышать. Она – как мертвая. Пойте!

В залу вошла Жаклин Кеннеди в изысканном одеянии из атласа цвета слоновой кости, расшитом жемчугом.

- Мне так прискорбно слышать, что вы себя неважно чувствуете, - говорила она, торопливо приближаясь к Розмари.

Розмари объяснила, что ее укусила мышь, но не стала вдаваться в подробности, чтобы не волновать Жаклин.

- Будет лучше, если вам привяжут ноги, - посоветовала Жаклин. – Вдруг начнутся конвульсии.

- Да, конечно, - согласилась Розмари. – Всегда есть опасность, что мышь бешеная. – Она с интересом наблюдала, как облаченные в белое санитары привязывали не только ее ноги, но и руки к четырем столбикам кровати.

- Если вам мешает музыка, - обратилась к ней Жаклин, - скажите мне, и я прикажу, чтобы музыканты перестали играть.

- Нет-нет, что вы. Не беспокойтесь. Не нужно ничего менять в программе из-за меня. Музыка мне ничуть не мешает.

Жаклин приветливо ей улыбнулась.

- Попытайтесь заснуть. Мы будем ждать на палубе.

Она удалилась, шурша атласным платьем.

Розмари немного поспала, а потом пришел Гай, и они занялись любовью. Он долго ласкал ее, его руки медленно двигались от ее привязанных кистей, скользили по рукам, по груди, по бедрам, животу и ниже… Руки у него были горячие, с острыми ногтями, - а потом, когда она была уже совсем готова и уже не могла больше ждать, он приподнял ее, и его плоть слилась с ее плотью, причиняя сладостную боль. Его широкая грудь давила на нее (Так как это был костюмированный бал, на Гае был жесткий кожаный панцирь). Его движения были сильными и грубыми. Розмари увидела его глаза, горевшие желтым огнем, почувствовала запах серы и корня танниса, ощутила на своих губах его влажное дыхание, услышала сладострастные стоны и вздохи окружающих постель людей.

«Это же вовсе не сон! - подумала она. – Это все на самом деле. Это происходит со мной!» - Она хотела крикнуть, но что-то большое накрыло ее лицо, она задыхалась от сладковатого запаха.

Чужая плоть все еще находилась в ней, и обтянутое жесткой шкурой тело билось об ее тело.

Вошел папа с чемоданом в руке, через другую был перекинут плащ.

- Жаклин говорит, что вас укусила мышь?

- Да. Поэтому я не пришла посмотреть на вас… - Розмари отвечала грустным голосом, чтобы папа не догадался, что лишь мгновение назад она пережила оргазм.

- Ничего страшного, - успокоил ее папа, - нам бы не хотелось, чтобы вы рисковали здоровьем.

- Вы отпускаете мне грехи, святой отец?

- Полностью.

Он протянул руку, чтобы она поцеловала перстень. Вместо камня в него был вставлен резной серебряный шарик меньше дюйма в диаметре, а внутри шарика сидела и чего-то ждала очень маленькая Анна-Мария Альбергетти.

Розмари поцеловала шарик, и папа удалился, торопясь на самолет.


Глава 9

- Эй, золотко, уже больше девяти, - говорил Гай, тряся ее за плечо.

Она оттолкнула его руку и перевернулась на живот.

- Еще пять минут, - пробормотала она в подушку.

- Нет, - он дернул ее за волосы. – В десять я должен быть у Доминика.

- Позавтракай в кафе.

- Этот номер не пройдет. – Через покрывало он хлопнул ее по попке.

Она вдруг все вспомнила: сны, выпивку, шоколадный мусс Минни, папу и тот ужасный момент, когда она чувствовала, что ее сон – явь. Она перевернулась , приподнявшись на локте, внимательно посмотрела на Гая, зажигающего сигарету. На нем была пижама, на ней – на ней не было ничего.

- Который час? – спросила она.

- Десять минут десятого.

- Когда я заснула? – Она села, огладываясь.

- Около половины девятого. Но ты не заснула, милочка, ты свалилась замертво. Отныне ты пьешь или коктейль, или вино, а не коктейль и вино вместе.

- Ну и сны же мне снились! – Она потерлас лоб и зажмурилась. – Президент Кеннеди, папа, Минни с Романом… - она широко раскрыла глаза и увидела царапины на левой груди: две параллельные красные ниточки протянулись к соску. Бедра саднило. Она откинула покрывало и в разных местах увидела еще семь или восемь царапин.

- Не хнычь. Я их уже подпилил, - Гай показал короткие, аккуратно подстриженные ногти.

Розмари со страхом и недомением посмотрела на него.

- Мне очень не хотелось упускать Ночь Младенца, - немного смущенно сказал он.

- Ты хочешь сказать, что…

- Два-три ногтя были неровными, и…

- Это… пока я была... была без сознания?

Он кивнул и ухмыльнулся.

- Ты знаешь, это даже неплохо, вроде некрофилии.

Она отвернулась и потянула на себя покрывало.

- Я… не знаю, но мне снилось, что… кто-то насилует меня. Не знаю, кто. Какое-то нечеловеческое существо.

- Премного благодарен вам, золотко.

- Там были ты, Минни с Романом, еще были какие-то люди. Как будто происходил некий обряд.

- Я несколько раз пытался разбудить тебя, но ты спала как убитая.

Розмари повернулась к нему спиной и спустила ноги на пол.

- В чем дело?

- Ты еще спрашиваешь! – Она сидела, не глядя в его сторону. – Знаешь, мне ужасно неприятно, что ты занимался со мной любовью, когда я была без сознания.

- Но мне не хотелось упускать ночь.

- В конце концов, есть утро, день и вечер. И прошлая ночь – не единственная. И даже если бы это была единственная ночь, все равно…

- Я же хотел сделать тебе приятно, ты ведь сама этого хотела, - он провел пальцем по ее спине.

Она вздрогнула и отодвинулась.

- Обычно в этом участвуют двое, а не когда один спит, а другой бодрствует, - промолвила она. А через несколько минут добавила: - Кажется, я говорю глупости.

Розмари встала и взяла халат.

- Прости, что я тебя поцарапал. Я и сам немало выпил и был малость навеселе.

Розмари приготовила завтрак, а после ухода Гая перемыла оставленную в мойке посуду и прибралась на кухне. Она распахнула окна в госиной и в спальне – запах дыма все еще не выветрился до конца, - убрала кровать, приняла душ. Долго стояла под струями горячей, а потом холодной воды без шапочки – ждала, когда в голове просветлеет и мысли придут в порядок.

Могла ли прошедшая ночь стать Ночью Младенца, как выразился Гай? И что же, неужели в этот самый момент она уже беременна? Почему-то сейчас ей это было безразлично. Она чувствовала себя глубоко несчастной – все равно, глупо это или нет. Гай овладел ею без ее ведома, занимался с ней любовью так, словно она была лишенным разума телом. («В чем-то даже неплохо, вроде некрофилии», - вспомнилось ей), а не человеком, чья плоть неотделима от сознания; мало того, он так яростно ею наслаждался, что даже исцарапал ее, и теперь ей было больно. В ее воображении возник кошмар, настолько реальный, что она и сейчас, кажется, могла увидеть на своем животе красные знаки, которые в ее жутком сне Роман чертил тонкой палочкой. С отвращением она терла себя мочалкой. Безусловно, Гаем руководило самое лучшее побуждение – он хотел ребенка – и да, действительно, он так же, как и она, выпил. Но ей было бы приятнее, если бы любая выпивка, любые соображения оказались бессильны заставить его вот так овладевать ею, ее телом, забыв о ее душе, личности, о том, что составляет ее женскую суть, - ну, словом, забыть обо всем, что он якобы так любит. Теперь, вспоминая последние недели и месяцы, она с тревогой чувствовала что-то такое (правда, ей никак не удавалось это точно сформулировать), что говорило о каком-то его равнодушии к ней, о полном несоответствии между тем, что он говорил и тем, что чувствовал. Гай был актером, а разве можно с уверенностью сказать, когда актер не играет?

Ей хотелось отмыть не только свое тело, но и свою душу. Она закрутила воду, обеими руками отжала волосы, с которых текла вода, и вышла из ванной комнаты.

По дороге в магазин она позвонила в дверь Кастиветов и вернула чушки из-под мусса.

- Тебе понравилось, дорогая? Мне кажется, я переложила какао.

- Все было прекрасно. Вам придется дать мне рецепт.

- С удовольствием. Ты за покупками? Не сделаешь ли мне ма-алюсенькое одолжение? Шесть яиц и баночку растворимого кофе, деньги я потом отдам. Терпеть не могу выходить за какой-нибудь мелочью, а ты?

Теперь между ней и Гаем больше не было прежней близости, но он этого словно и не замечал. Первого ноября начинались репетиции пьесы «Я вас раньше нигде не видел?», и он очень много времени уделял работе над ролью: учился пользоваться костылями и ортопедическим аппаратом (как того требовала роль), гулял по Бронкс вблизи Хайбриджа, где происходило действие пьесы. Вечерами они обычно обедали с друзьями, а когда оставались вдвоем дома, вели разговоры о мебели, о подходившей к концу забастовке газетчиков и о международном бейсбольном матче. Они сходили на генеральную репетицию нового мюзикла и на просмотр нового фильма, на выставку металлических конструкций их друга, бывали и на вечеринках. Гай, казалось, вообще перестал смотреть на нее, взгляд его был постоянно устремлен то на текст пьесы, то на экран телевизора, то на какого-нибудь человека. Он раньше нее ожился в постель и, когда она выходила из ванной, уже спал.

Однажды вечером Гай пошел к Кастиветам послушать рассказы Романа о театре, а она осталась дома и смотрела по телевизору «Забавную мордашку».

- Ты не считаешь, что нам надо поговорить? – спросила она на следующее утро за завтраком.

- О чем?

Она внимательно посмотрела на мужа, его недоумение казалось искренним.

- Ты не можешь припомнить, о чем мы с тобой за последнее время говорили?

- Я не пойму, что ты имеешь в виду?

- Ты не только не разговариваешь со мной, но ты даже перестал смотреть на меня.

- Ну, это уж совсем глупости. Как это несмотрю? Я на тебя смотрю.

- Нет, не смотришь!

- Золотко, что проиcходит? В чем дело?

- Да в принципе-то ничего. Не стоит беспокоиться.

- Ну зачем же так. В чем дело? Что тебя тревожит?

- Ничего.

- Послушай, золотко, может быть, я был слишком занят ролью, костылями этими, в этом дело, да? Ну, как-никак, Роз, это же в а ж н о, понимаешь? Только из-за того, что я не смотрю на тебя, не надо выдумывать, что я тебя не люблю. Но ведь иногда нужно подумать и о повседневных вещах.

В его словах было столько же наивности, искренности и очарования, сколько в его ковбое из «Автобусной остановки».

- Ладно, прости, что я разворчалась.

- Ты разворчалась? Даже если тебе это очень захочется, у тебя все равно ничего не получится.

Он перегнулся через стол и поцеловал ее.

Неподалеку от Брюстера у Хатчинса был коттедж, где они иногда проводили уик-энд. Розмари позвонила Хэтчу с просьбой разрешить ей пожить в этом домике дня три-четыре, а может быть, неделю.

- Гай работает над новой ролью, - объяснила она, - и, наверно, ему будет легче, если я не буду маячить у него перед глазами.

- Коттедж к твоим услугам, - сказал Хэтч, и Розмари отправилась к нему за ключом; он жил на углу Лексингтон-авеню и Двадцать четвертой улицы.

По дороге к нему она заглянула в кулинарию, а потом пошла к Хэтчу в его маленькую темную квартирку, сияющую чистотой, с висящей на стене фотографией Уинстона Черчилля с автографом и диванчиком, принадлежавшим мадам Помпадур. Сняв ботинки, Хэтч сидел между двумя столиками для бриджа, на каждом из которых стояла пишущая машинка и лежала гора бумаги. Его излюбленный метод работы состоял в том, чтобы писать две книги одновременно: если работа над первой заходила в тупик, можно было перключаться на вторую, а потом, когда случалась заминка со второй, опять вернуться к первой.

- Я действительно очень хочу отдохнуть, - говорила Розмари, сидя на диванчике мадам Помпадур. – Я вдруг поняла, что никогда в жизни не была одна – ну, то есть, больше нескольких часов. Три-четыре дня одиночества кажутся мне чем-то божественным.

- Нужна возможность спокойно сесть и подумать, кто ты есть, к чему пришла и куда идешь. Наследиться тишиной, покоем, забыть о домашних заботах.

- Вот именно.

- Да ладно, хватит, можешь не улыбаться так заученно! Он тебя лампой огрел, что ли?

- Ничем он меня не огрел. У него очень трудная роль – юноша-инвалид, делающий вид, что свыкся со своим увечьем. Гаю приходится работать с костылями и ортопедическим аппаратом, ну и, естественно, он нервничает и… ну и… нервничает.

- Мне все ясно. Давай поговорим о чем-нибудь другом. В «Ньюс» на днях был премиленький обзор всех кровавых происшествий, о которых нас не информировали во время забастовки. Почему ты не сказала мне, что у вас там, в «счастливом доме», очередное самоубийство?

- А разве не говорила?

- Нет.

- Очевидно, я просто забыла. Мы были с ней знакомы. Это девушка, о которой я как-то тебе рассказывала , помнишь – наркоманка, которую вылечили Кастиветы. Они живут на одном этаже с нами. Я просто уверена, что рассказывала тебе об этом.

- Девушка, которая спускалась с тобой в подвал?

- Да.

- Странно. Похоже, они ее не слишком успешно лечили. Она жила с ними?

- Да, - подтвердила Розмари. – После происшествия мы с ними познакомились довольно близко. Гай иногда ходит к ним послушать сплетни о театре. Отец мистера Кастивета был театральным импрессарио в начале века.

- Никогда бы не подумал, что Гая могут занимать такие люди. Пожилая пара, насколько я понимаю?

- Ему семьдесят девять, ей – семьдесят или около того.

- Странная фамилия, - заметил Хэтч. – Как она пишется?

Розмари сказала ему по буквам.

- Никогда раньше не слышал. Француз, наверное.

- Фамилия-то, может, и французская, только они не французы. Он родился здесь, она в Оклахоме. В местечке – хочешь верь, хочешь не верь – Косматая Грудь.

- Боже праведный! Ну и информация. Обязательно использую это в книге. Вон в той. Уже знаю, куда вставить. Скажи, пожалуйста, а как ты собираешься добраться до коттеджа? Видишь ли, понадобится машина.

- Думаю взять напрокат.

- Возьми мою.

- Нет, Хэтч, я не могу, мне неудобно.

- Ну пожалуйста. Я ведь редко о чем-нибудь прошу. Ты мне здорово облегчишь жизнь.

Розмари рассмеялась.

- Ладно уж, так и быть, сделаю тебе одолжение и возьму твою машину, чтобы избавить тебя от хлопот переставлять ее с одной стороны улицы на другую.

Хатчинс отдал ей ключи от машины и коттеджа, а также набросал план дороги и напечатал на машинке список указаний, касающихся насоса, холодильника и непредвиденных случаев. Потом, надев ботинки и пальто, довел до места парковки машины – старого голубого «олдсмобиля».

- Документы на машину – в ящике для перчаток. Живи в коттедже сколько угодно. В ближайшее время мне не понадобится ни дом, ни машина.

- Ну, что ты, больше недели я там не выдержу. Да и Гай может соскучиться.

Когда она уселась в машину, Хэтч наклонился и, заглянув в окно, сказал:

- Я бы мог помочь тебе кучей полезных советов, но не считаю возможным совать нос в твои дела, даже если это будет стоить мне жизни. Хотя мне очень хочется тебе помочь.

Розмари поцеловала его:

- Спасибо. И за то, и за это, и вообще за все, и особенно за то, что ты есть.

Розмари уехала в субботу и провела в коттедже пять дней. Первые два дня она вообще ни разу не вспомнила о Гае – это была своего рода месть за то, что он с радостью согласился на ее отъезд. Разве она действительно нуждается в хорошем отдыхе? Ну что же, раз он так считает, она будет отдыхать долго и ни разу о нем не вспомнит. Она гуляла по восхитительным желто-оранжевым лесам, ложилась рано и поздно вставала, читала «Полет сокола» Дафны Дюморье и готовила себе вкусную еду на плитке с газовым баллоном.

На третий день Розмари начала о нем думать. Он был тщеславный, эгоистичный, поверхностный, лживый человек. Женился он на ней, потому что ему нужен был постоянный зритель, а вовсе не близкий человек. (Маленькая мисс Прямо-Из-Омахи. Ну что за дура набитая! – «Ах, я привыкла к актерам, я здесь почти уже год». Она чуть ли не бегала за ним по студии с газетой в зубах!) Она дает ему ровно год на то, чтобы исправится и стать хорошим мужем, а если нет, она выходит из игры безо всяких там угрызений совести и религиозных соображений. А пока она снова пойдет работать, почувствует уверенность в себе и независимость, от которых раньше ей так хотелось избавиться. Она будет сильной и гордой, найдет в себе силы уйти от него, если он не изменится. От обильной еды – говяжьи консервы в банках размером со слона и жаркое с перцем – ей стало муторно, на третий день ее поташнивало, и, кроме супа и крекеров, она уже ничего не могла осилить.

На четвертый день, проснувшись рано утром, она поняла, что скучает по Гаю, и заплакала. И что она вообще выдумала – живет одна в холодном, мерзком коттедже? Что уж такого ужасного совершил Гай? Он напился и поимел ее, не спросив разрешения? Скажите пожалуйста, какое оскорбление! Он там сейчас работает над сложной ролью очень важной для него, а она вместо того, чтобы быть рядом с ним и помогать, воодушевлять, поехала, видите ли, отдыхать неизвестно от чего, объедается до тошноты и жалеет себя. Нет слов, он тщеславен, эгоистичен, но ведь он – актер! Лоуренс Оливье, наверное, тоже тщеславен и эгоистичен. Вот и от Вивьен Ли ушел, а какая там была любовь! Ну, иногда Гай может и соврать, но ведь раньше его маленькие хитрости привлекали ее. Его легкость и беззаботность так разительно отличались от ее собственного жесткого морального кодекса.

Розмари поехала в Брюстер и позвонила ему. Ответила дружелюбная девушка-телефонистка: «Привет, дорогая! Вы уже вернулись из-за города? А-а, Гая нет. Он может куда-нибудь вам позвонить? Вы позвоните ему в пять? Хорошо. У вас там, наверное, отличная погода. Приятно проводите время? Прекрасно!»

В пять его по-прежнему не было, но ему обязательно передадут все, что она просила. Розмари перекусила в ресторане и отправилась в кинотеатр. И в девять Гая не оказалось, вместо приветливой телефонистки отвечал какой-то новый, бездушный голос: ей прдлагали позвонить Гаю завтра до восьми утра или после шести вечера.

На следующий день она наконец увидела все в разумном, реалистическом свете. Они виноваты оба: Гай – в том, что не думал о ней и занимался только собой, а она – в том, что не смогла тактично и ясно объяснить ему свое недовольство. Нечего ждать, что Гай переменится прежде, чем она даст понять, что ждет от него этого. Ей нужно было не уезжать, а просто по-хорошему поговорить с ним. Ведь и у него, может быть, есть претензии к ней, а она может о них даже и не подозревать. Нужно было бы откровенно все обсудить – вот и решение всех проблем, если это можно назвать проблемами.

В шесть она отправилась в Брюстер, набрала номер. Гай наконец-то оказался дома.

- Привет, любимая, - сказал он. – Как ты там?

- Хорошо, а ты?

- Все в порядке. Очень скучаю по тебе.

Она улыбнулась телефонному аппарату.

- А я тоже соскучилась по тебе. Завтра приеду.

- Это прекрасно. Просто здорово! Здесь у меня много новостей скопилось. Репетиции отложили до января.

- Да что ты говоришь?

- Нет актрисы на роль маленькой девочки. Так что я отдыхаю, но ненадолго. В следующем месяце собираюсь сняться в серии получасовых комедий.

- Правда?

- Представь себе, само в руки приплыло, Роз. И кажется, неплохая роль. Эй-Би-Си эта идея оень нравится. Комедия называется «Гринич-вилидж». Съемки будут проходить прямо там. Я играю писателя. Практически главную роль.

- Это же прекрасно, Гай!

- Аллан говорит, на меня вдруг объявился спрос.

- Нет слов!

- Золотко, мне надо помыться, побриться, мы с ним идем на просмотр, там будет Стэнли Кубрик. В котором часу ты приедешь?

- Думаю, часов в двенадцать, может, чуть раньше.

- Жду и очень люблю тебя.

- Я тоже.

Розмари позвонила Хэтчу, но его не было дома. Тогда она передала ему через телефонистку, что вернет машину завтра к вечеру.

Утром следующего дня Розмари прибралась в коттедже и поехала в город. На бульваре образовалась пробка – столкнулись три машины, и когда она припарковала автомобиль перед Брэмфордом, было уже около часа. С маленьким чемоданчиком в руке она быстро вошла в дом.

Лифтер сказал, что Гай не спускался, но добавил. что сам он с четверти двенадцатого до полудня ходил по делам.

Гай действительно был дома. Играла музыка. Она только открыла рот, чтобы позвать его, как он вышел из спальни с чашкой из-под кофе.

Они целовались долго и нежно, он обнимал ее одной рукой, а другой все еще держал чашку.

- Ну, как отдохнула?

- Жутко. Ужасно. Скучала без тебя.

- Как самочувствие?

- Прекрасно.

- А как твой Стэнли Кубрик?

- И на спрашивай! Даже не появился, собака.

Они снова нежно поцеловались.

Розмари положила чемодан на кровать и раскрыла его. С двумя чашками кофе вошел Гай, подал ей одну и, пока Розмари разбирала вещи, присел на пуфик перед туалетным столиком. Она рассказывала о желто-оранжавом лесе и тихих ночах, а он – о «Гринич-Виллидж», о том, кто кроме него там играет, кто продюсер, кто сценарист, кто режиссер.

- Ты действительно хорошо себя чувствуешь? – спросил Гай, когда она уже застегивала молнию на пустом чемодане.

Она не сразу поняла его и внимательно на него посмотрела.

- Менструация, - пояснил он. – Должно было начаться во вторник.

- Правда? – ахнула она.

Гай кивнул.

- Но прошло всего два дня лишних, - проговорила она равнодушно, не показывая, что ее сердце бешено заколотилось от восторга, - наверное, просто другая вода, непривычная еда.

- Странно, ведь у тебя никогда не было задержек.

- Наверно, сегодня вечером начнется. Или завтра.

- Хочешь, поспорим?

- Давай, но это будет странный спор.

- Двадцать пять центов!

- Идет.

- Проиграешь, Роз.

- Заткнись. Я сейчас совсем разволнуюсь. Всего два дня. Наверное, сегодня вечером начнется.


Глава 10

Но ни в тот вечер, ни на другой день ничего не было. И через два дня, и через три тоже ничего не произошло. Розмари ходила легкой походкой, двигалась осторожно, чтобы не потревожить то, что, возможно, уже зародилось внутри нее.

Сказать Гаю? Нет, подождет.

Она готовила, убирала, ходила по магазинам, стараясь даже дышать осторожно. Как-то утром заглянула Лаура-Луиза, попросила проголосовать за Бакли, и они поболтали. Розмари согласилась, только чтобы от нее отвязаться.

- Ты почему не отдаешь мне мои двадцать пять центов? – поинтересовался Гай, протягивая руку.

- Заткнись! – она хлопнула его по руке.

Розмари записалась на прием к врачу. Его звали доктор Хилл. Розмари обратилась к нему по совету Элизы Данстон, которая лечилась у этого врача и буквально молилась на него. Его приемная находилась на Семьдесят второй Западной улице.

Доктор Хилл оказался моложе, чем предполагала Розмари (ему было примерно столько же лет, сколько Гаю, если не меньше), и он немного походил на доктора Килдэйра из недавнего телевизионного фильма. Розмари он понравился своей неторопливостью и искренней заинтересованностью. Осмотрев ее, он направил ее в лабораторию на Шестидесятую улицу, где у нее взяли кровь на анализ.

На следующий день в половине четвертого доктор Хилл позвонил.

- Миссис Вудхауз?

- Доктор Хилл?

- Да, поздравляю вас.

- Правда?

- Конечно, правда.

Улыбаясь, она присела на край кровати. «Правда, правда, правда, правда!» – все пело у нее в душе.

- Вы слушаете меня?

- Да, конечно, доктор. Что я должна теперь делать?

- Ничего особенного. Придете ко мне в следующем месяце. Купите и начинайте принимать таблетки «Наталина». По одной в день. И еще заполните те несколько бланков, которые я вам пришлю. Это будет необходимо для больницы. Чем раньше вы закажете место, тем будет лучше.

- Когда это проиойдет?

- По моим подсчетам, числа двадцать восьмого июня.

- Ой, как нескоро!

- Да, действительно. Но это закон природы. Ах да, вот еще что, миссис Вудхауз. Необходимо повторить анализ крови. Не могли бы вы заехать в лабораторию завтра или в понедельник?

- Да, конечно, - согласилась Розмари. – А зачем?

- Сестра пожалела вас и взяла меньше, чем необходимо.

- Но ведь я беременна, это точно?

- Да, на эту-то проверку вашей крови хватило, - пошутил он. – Но я обычно прошу сделать еще и другие анализы – сахар в крови и так далее, - а сестра не знала и взяла кровь только для одного теста. Беспокоиться не о чем. Вы беременны. Даю вам честное слово врача.

- Хорошо. Я обязательно зайду к ним завтра утром.

- Адрес помните?

- Да, у меня он записан.

- Я отправлю бланки по почте, и мы с вами встретимся, скажем, в последних числах ноября.

Они договорились, что Розмари придет 29 ноября в час дня. Трубку она повесила с ощущением, что что-то не так. Сестра в лаборатории выглядела достаточно опытной и точно знала, что ей следует делать, а в том, как говорил с ней доктор Хилл, было что-то подозрительное. Может быть, они опасаются, что перепутались пробирки с кровью или их неправильно надписали? Но разве доктор Хилл не сказал бы об этом прямо?

Розмари попыталась отогнать от себя эти мысли. Конечно же, он беременна, иначе и быть не может, ведь уже такая большая задержка. Она пошла на кухню, где на стене висел календарь, и в квадратике на завтра написала: «Лаборатория», а на 29 ноября – «Доктор Хилл – 13-00».

Вечером, когда вернулся Гай, она, не говоря ни слова, подошла и вложила ему в руку двадцатипятицетовик.

- Зачем это? – удивился он, а потом, сообразив, улыбнулся: - Это же великолепно, золотко! Просто чудесно! – Он обнял ее и трижды крепко поцеловал.

- Ты честно?

- Это не то слово. Я так счастлив!

- Папа.

- Мама.

- Послушай, Гай, - она серьезно посмотрела на него. – Давай договоримся, что это – новое начало в нашей жизни. Хорошо? С этого дня мы будем откровенны друг с другом. Ведь между нами не было доверия. Ты был увлечен своими делами, да и вообще всем тем, как у тебя складывается… Я не могу сказать, что ты не имел на это права, нет, было бы даже противоестественно, если бы ты оставался к этом равнодушным. Но из-за того, что у нас с тобой не все складывалось удачно, я и уехала в коттедж, Гай. Мне необходимо было самой разобраться, что же произошло; и я поняла – нам не хватало и не хватает откровенности. Как мне, так и тебе.

- Ты права, - обнимая ее, Гай серьезно посмотрел ей в глаза. – Ты совершенно права. Я тоже это чувствовал. Но, вероятно, не так остро, как ты. Я понимаю, что чертовски эгоистичен, Роз, в этом-то все и дело. Наверное, поэтому я и выбрал такую идиотскую профессию. Но ты же знаешь, я все равно люблю тебя. Действительно, Роз. Я постараюсь сделать так, чтобы теперь ты почувствовала это по-настоящему. Богом клянусь, я постараюсь! Я буду откровеннее самого…

- Моей вины здесь не меньше, чем…

- Ерунда! Виноваты я и мой эгоизм. Наберись терпения, Роз, пожалуйста. Я постараюсь исправиться.

- О Гай!

В приливе любви она уже простила его, и теперь ее мучили угрызения совести. На его поцелуи она отвечала такими же горячими поцелуями.

- Ну, родители ведут себя просто превосходно.

Розмари счастливо рассмеялась, глаза ее были влажны от слез.

- Слушай-ка, золотко, знаешь, чего бы мне сейчас хотелось?

- Нет.

- Сказать Минни и Роману, - он предупреждающе поднял руку. – Знаю, знаю. Все это должно быть окутано глубокой тайной. Но я говорил им, что мы решили завести ребенка, и они очень обрадовались за нас. Ведь люди в таком возрасте, - он печально развел руками, - и если мы будем тянуть, может случиться, что они вообще об этом не узнают.

- Ну конечно, расскажи им, - согласилась Розмари, вся переполненная любовью к нему.

- Тогда я на две минутки тебя покину.

Гай заторопился к двери. Провожая его взглядом, Розмари с грустью поняла, что теперь Минни и Роман занимают очень важное место в жизни Гая. Наверно, не надо было этому удивляться: его мать была болтливой особой, занимавшейся исключительно собой, ни один из ее мужей не испытывал к Гаю отеческих чувств. Кастиветы же помогли ему утолить жажду сыновних чувств, о чем он, наверное, и сам не догадывался. И Розмари почувствовала к ним благодарность и дала себе слово, что будет относиться к ним как можно лучше.

Она пошла в ванную, привела себя в порядок, уложила волосы и накрасила губы.

- У тебя будет ребенок, - сообщила она своему отражению в зеркале, а про себя подумала: «Но в лаборатории хотят еще раз взять кровь. Зачем?»

Когда Розмари вышла из ванной, Кастиветы как раз входили к ним в квартиру: Минни была в халате, у Романа – бутылка вина, которую он держал в обеих руках, а за ними шел раскрасневшийся, сияющий Гай.

- Вот уж действительно прекрасные новости! Поз-драв-ля-ю! – Минни подошла к Розмари, обняла ее за плечи и крепко поцловала в щеку.

- Желаем вам всего самого лучшего, Розмари, - поговорил Роман, прикасаясь губами к другой щеке. – Мы так рады, что даже слов не хватает. У нас под рукой не оказалось шампанского, но, полагаю, для тоста, сгодится и это – выдержанное вино, «Сен-Жюльен» тысяча девятьсот шестьдесят первого года.

Розмари, улыбаясь, поблагодарила их.

- Когда же это должно произойти, дорогая? – спосила Минни.

- Примерно двадцать восьмого июня.

- Все это время до двадцать восьмого июня будет таким замечательным, - промолвила миссис Кастивет.

- Мы будем помогать вам с продуктами, - вставил ее муж.

- Да нет, что вы, - запротестовала Розмари.

Гай принес бокалы и штопор и вдвоем с Романом принялся открывать бутылку. Минни взяла Розмари за локоть, и они перешли в гостиную.

- Послушай, дорогая, у тебя хороший врач?

- Да, очень.

- Один из лучших гинекологов Нью-Йорка – наш хороший знакомый. Эйб Сапирштейн. Он еврей. Все высшее общество прибегает к его услугам. Мы можем его попросить, и он в любой момент окажет тебе всю необходимую помощь. Его услуги будут стоить недорого, так что ты сэкономишь Гаю его денежки, нажитые нелегким трудом.

- Эйб Сапирштейн! – весомо произнес мистер Кастивет из дугой комнаты. – Один из лучших гинекологов в стране, Розмари. Вы ведь, наверно, слышали о нем?

- Кажется, да, - Розмари припомнила, что встречала это имя то ли в какой-то газете, то ли в журнале.

- А я слышал, - заявил Гай. – Не он ли выступал в передаче «Приглашение к разговору» несколько лет назад?

- Да, да, именно он, - подтвердил Роман. – Я же говорю, что это – один из лучших гинекологов в стране.

- Ну что, Роз? – спросил Гай.

- А как же быть с доктором Хиллом?

- Не беспокойся, что-нибудь придумаем.

Розмари подумала о докторе Хилле, который был так молод, так похож на доктора Килдэйра, вспомнила, что в лаборатории хотя еще раз взять анализ крови, потому что сестра или лаборантки, или кто там еще наломал дров, уже причинив ей ненужные волнения и беспокойство.

С благодарной улыбкой Розмари согласилась.

- Но только если вы уверены, что он сможет меня принять. Он наверняка очень занят.

- Он тебя примет, - заверила Минни. – Хочешь, я прямо сейчас позвоню ему? Где телефон?

- В спальне, - сказал Гай.

Миссис Кастивет пошла в спальню. Роман разлил вино в бокалы.

- Он не только прекрасный специалист, но еще и обладает чуткостью, присущей его нации, на долю которой выпало столько страданий, - Роман подал бокалы Розмари и Гаю. – Подождем Минни.

Они неподвижно стояли, каждый держал свой бокал, а Роман – два.

Из спальни доносился голос миссис Кастивет:

- Эйб? Это Минни. Отлично. Слушай, наша близкая приятельница сегодня утром узнала, что беременна. Да, действительно. Я тебе звоню от нее. Извини, но мы ей пообещали, что ты возьмешь на себя заботу о ней и при этом забудешь о бешеных гонорарах, которые ты сдираешь с высшего света. – Минни на секунду замолчала, потом сказала: - Минуточку, - и громко спросила: - Розмари, ты могла бы зайти к доктору завтра утром, часов в одиннадцать?

- Да, прекрасно, меня это вполне устраивает, - крикнула в ответ Розмари.

- Вот видишь? – сказал мистер Кастивет.

- В одиннадцать устраивает, Эйб, - сказала Минни. – Да, ты тоже. Нет, нет, ничуть. Будем надеяться. До свидания.

Минни вернулась в гостиную.

- Ну вот, на тебе его адрес, это не так далеко, на углу Семьдесят девятой улицы и Парк-авеню.

- Большое спасибо, Минни, - сказал Гай.

- Дае не знаю, как вас благодарить. Вас обоих, -подхватила Розмари.

Миссис Кастивет взяла бокал вина, протянутый ей мужем.

- Нет ничего проще. Тебе нужно только делать все, что скажет Эйб, и родить хорошенького здоровенького ребенка, другой благодарности нам не надо.

Мистер Кастивет поднял бокал:

- За хорошенького здоровенького малыша!

- Одобряю и присоединяюсь, - сказал Гай, и все – Гай, Минни, Розмари и Роман – выпили.

- Гм, - хмыкнул Гай, - очень вкусно.

- Я же говорил! – обрадовался мистер Кастивет. – И совсем недорого.

- Ну, пожалуйста, больше никому говорить не надо, - попросила Розмари. – Хотя бы первое время. Ведь еще такой маленький срок.

- Да, Розмари совершенно права, - поддержал Роман. – У нас впереди еще много времени, чтобы рассказать об этой приятной новости.

- Кто-нибудь хочет сыру с гренками? – предложила Розмари.

- Сиди, дорогая. Я принесу, - сказал Гай.

Из-за переполнявшего ее радостного волнения ночью Розмари долго не могла заснуть. Она никак не могла привыкнуть к мысли, что там, внутри, под ее чуткими руками, лежавшими на животе, был малюсенький зародыш ее будущего ребенка. Со временем из него вырастет Эндрю или Сьюзен (насчет Эндрю и Сьюзен надо будет еще обсудить с Гаем). А сейчас какой он, Эндрю-или-Сьюзен? Размером с булавочную головку? Нет, конечно же больше, ведь ему уже второй месяц? И вправду, второй месяц. Он уже, наверное, похож на хорошенького головастика. Она разыщет какую-нибудь книгу, где точно по месяцам расписано, когда и что происходит. Доктор наверняка подскажет что-нибудь.

По улице с воем пронеслась пожарная машина. Гай, заерзав, пробормотал что-то, за стеной скрипнула кровать Минни и Романа.

В жизни ее подстерегало столько всяких опасностей: пожары, падающие сверху предметы, потерявшие управление автомашины; на все это раньше она не обращала внимания, но теперь, теперь, когда Эндрю-или-Сьюзен живет, - совсем другое дело. Она будет осторожна, постарается даже не курить. И обязательно надо будет спросить доктора Сапирштейна про коктейли.

Ах, если бы она по-прежнему могла молиться! Как чудесно было бы снова держать распятие и знать, что тебя слушает Господь; попросить бы его помочь ей прожить оставшиеся восемь месяцев невредимой. Пусть это будет восемь хороших месяцев! Без болезней, без несчастных случаев, и пусть они будут полны солнца, молока и железа.

Розмари вдруг вспомнила про амулет – шарик с корнем танниса внутри, - и ей захотелось его надеть, нет, она ощутила потребность надеть амулет на шею! Она выскользнула из-под одеяла, тихо подошла к туалетному столику и, достав шарик из коробочки, развернула алюминиевую фольгу. Запах корня танниса изменился: он был еще сильным, но уже не отталкивающим. Розмари надела цепочку на шею, шарик мягко коснулся груди.

Она забралась в постель, натянула одеяло и, закрыв глаза, положила голову на подушку. Она лежала, глубоко дыша, и вскоре заснула, а руки на животе бережно прикрывали находившееся внутри существо.

К содержанию    Часть вторая

Russian Gothic Project