64.

Никуда не ходить, никого не видеть, ни с кем не встречаться. Заповеди либер оз, повесил в рамочку над канапе. Ели улиток, лизали продажных детей, заводили патефон. Завтра поживимся, вечер субботы. 22:30, пора ужинать цузамен. Липкий дым над крестьянскими хижинами, привыкли ложиться рано, берегут лучину, берегут зрачки. "Мой отец - мельник". Улыбнулся Баррону, улыбнулся Прелати, улыбнулся Новому Ироду.
"Пойдем куда-нибудь". Случайная встреча с гонцами: задержитесь, выпейте морса, закусите тыквенной кашей. Так он глупо расставлял сети одиночества, хотя церемониться незачем: схвати за плечи, ужаль в ключицу, выдерни поплавок.
16 июня 1438 г. - убийство сына Жана Женврэ.
24 июня 1438 г. - убийство Жана Донета, сына Жанны Дегрепи.
Сентябрь 1438 г. - убийство сына Перонна Лёссарта.
1 декабря 1947 г. - случилось то, что случилось.
Испытуемого привязывают к черным доскам, крест-накрест, целебная собачка обнюхивает родинки, - нет ли где меланомы. (Потом ее голову пришьют к телу казненного, но это позже, сперва трибунал). Казенные дела, выволокли архив во двор, подпалили, полоумно плясали у костра. День рождения сатаны, ночь на первое мая. Твоя шея, Маринус.
Дважды выпала карта "Колесница". Скоро все кончится. Боль в горле, словно триппер, вредная встреча с сыном мельника, жертвой Нового Ирода, хынек-штрих-штрих-штрих. Хотел предупредить, но отказал язык, какие-то "бэ", "мэ". Кончил без визга, конвульсий, словно чуть приоткрыли кран и тут же завернули. Так их нынче учат в таежных лицеях.
Влюбился не в тебя, а в твой дом, твой камин, твой ковер, коллекцию трофеев на ложных стенах. Дедушка был охотником, потом и его сразила серебряная пуля. А вот тут плясал Quimbanda, задирая похотливые ноги. Видишь пятно на полу?
Голоса южно-мичиганского проспекта, скрип шин, запах горячего пшена, возня клошаров в тени подъездов. Их ядовитые "калифорнийские вина". Их зловонные залупы. Недружелюбный смех, щебет лохмотьев. Дважды выпала карта "Колесница", смотрел на луну, как она кувыркалась, подмигивала, сулила поживу. Сладкие фонемы: сан-су-си, эр-зу-ли. Лоа: чертили прутиком на земле, потом посыпали костной мукой, подмокшим пшеном, пускали барахтаться куриц с переломанными лапами. Его "прелести", черный, александрийский обещающий взгляд. Серьги в тонких злых мочках. Собирает деньги на лечение невезучего братца. Тяжкие хвори: волчья пасть, заячья губа, на левой ноге - шесть пальцев. Танцевал на ублюдочной сцене, крутился у стального шеста. Порочный распорядитель, черный телефон с тяжелым диском. Когда-то у вас был один блондин, что с ним стряслось?
- А кличка? - цокнул неприязненно, баптистская улыбка.
- Хынек.
Это секретная информация. Маркопулос набрел на дыру в программе, оставленный невеждой черный ход, тайную лазейку для похотливой прислуги, расшатал, проник, столбики белых цифр на синем фоне. Триппер кромсает связки, теперь каркаю, точно лиса и виноград. А когда-то был голос: заслушаться можно. Так и называли "таитянский колокольчик". Видишь эту бороду, эти линзы, этот живот? Какой-то гинзберг. Откуда что берется?
Вышел в патио. Глиняные вазоны по бокам, дырявый тент, сухая земля, престарелый какаду в небрежной клетке. Брошюра "Линии Маннергейма" позабыта в девичьем шезлонге. Креольские босоножки, пудреница с белым порошком, скрученный доллар, крем от загара, малахитовая пепельница, оса в сладкой рюмке. Фальшивая невеста, выписана из сточной Манилы, бутик шанель, морщины в уголках глаз. Пессарий, маточное кольцо, посмотреть в красном словаре.
Люцифер, сын утреннего света, встречай его в пять эй-эм. Гар-дю-нор, свидание в Брэ, вытирал стульчак розовой губкой. Как заяц.
Встречи опознанные и неопознанные. Глядел из толпы на столик плюшевого кафе, дуновение ядовитой трубки, попал господину в яремную вену. Ты - ноль, живи как все, ничего хорошего больше не будет.
Неприметная корчма на набережной. Здесь произошло четвертое магическое кровотечение.

65.

"...is actually travelling outside of his own psyche to be very rare. I am one of them (стержень расцеплен), but I hardly ever find other CMs who agree with my..." (сбой перфокарты, выбилась ведьминым языком из прыткой машинки). Разговор об облатке элементарного короля, три года назад, тогда еще было до хуя агавы, субстанции уносили кто в чем горазд: канистрах, кастрюлях, коробочках от птифуров, мозеровских бокалах, розенталевских блюдцах, баварских тазах с эмалевыми георгинами. Теперь: выжженная пустыня, туле, синий химический снег. Хорст и хынек, встреча на далеких меридианах. Отправился на разведку в прискорбный французский клуб, протрясти идоиго, повстречал на подиуме, проникся. Искуситель ерзал в фальшивых лучах подле стального прута, отрабатывал талеры. Смена ориентиров, гнусное отступление развеяно, точно апрельская вишня. Утром - мигрень, муравьи веселятся на позабытой в саду тарелке.
28 сентября, 39 дней до часа икс, груда счетов в почтовой схранке. Эротический буклет среди финансовых ужасов, шампанское ползет по безволосому животу. Проник в тайное общество моделей, ложу кипящей глины, лизал аккуратный пупок укротителя макак. Лавировал среди рифов депрессии: не ходил в гости, не пил самбуку, не оставался ночевать. Прости, меня ждет собачка, начнет скулить, потревожит прокурора. Вечер удался, ты ебешься, как тамплиер. По дороге, в тряской машине пытался взглянуть на остывшие часы, лампочка не зажигалась, стрелки слиплись. Придется глотать антидот. Мелкое счастье, точно рождественская иголка в трещине паркета.
Крах репутаций. Бродили по одиноким скалам, выяснилось: всюду глаза. Устройства невидимого противника: присоски, перемычки, диафрагмы, рычаги, дрожащий хуй на шарнирах. Кажется, вы никому не нужны, но вот на краю пропасти дергаются матросы, готовят дротики, аркебузы, томагавки. Приехал в столицу, вышел из вагона, повстречал народы крайнего севера. Вечером приглашение на ланч, пятница, четырнадцать тридцать. Прекрасное место, все простреливается. Помнишь Джека Страттона? Ястребиная месть, подпалил отель, в котором сорок лет таился убивец. Их развлечения: камеры с кислородом, восковые ванны, перешивание сосудов, вымораживание легких, пересадка свиной печени и сердца мартышки. Рос, точно фунгус, оплел кромку платья, добрался до пояса, завертелся пустяковой настурцией, пробил потайной ход в желудок. Встречи опознанные и неопознанные: поперечно-остистая мышца, подвздошно-реберная, задняя атлантозатылочная мембрана, нежный jejunum. You know the type of towelling robe you find in the bathroom of luxury hotels? Теперь там кровь, говно, пот больничных коридоров. Засушил морскую звезду, бросил на кромку бассейна. Шкатулка "для письменных принадлежностей", прямоугольный конверт "в случае моей смерти". Крутился среди изгоев, в июле поранили безымянной колючкой. Все может быть.
Щуп и наперсток! Купил сахарную трубочку, хрустнул, острым краем распорол десну. Они знают каждое препятствие, но теперь спят, не подают сигналы или отвечают невнятное, кладут ладонь на вздыбленный хуй, в два тридцать пьяной ночью, когда ничего не замечаешь, только трубы и провода. Их "ориентиры", 178 страниц. Написал с маленькой буквы: нотр-дам-де-нант. Мы здесь, в "Отеле де ля Сюз", царские покои, приезжай. Please specify: Ivory, Navy, Burgundy, Black. Учился у закройщика из торжка, его челюсть в глиноземе бабьего яра, обручальное кольцо на тесемке в ломбарде. Тирамису, эспрессо, рюмка граппы, достойное завершение вечера. Газета фашистских пощечин на стеклянном столике: полюбуйтесь. Родился в сраной сербии, но сохранил ловкость пальцев, плавность речи, крепость межпоперечных мышц поясницы. Remembering horror hospital, приехали к озеру на пикник, расстелили буржуазную скатерть, истребили крестьян, sweet revenge.
Зебо-ф и Хаусхо-р. Пальцы, потрескавшиеся от авитаминоза. Девяносто три удара бамбуковой палкой, мраморное мясо.
30 сентября, письмо Грифа. Послано из бункера, малагасийский сервер: топтал собственные следы, водил противника за нос.
"Well, there is a difference between the two. High magick is for ascension or purification.

66.

Low magick is practical magick. It zips right up. Please specify color required: Ivory, Navy, Burgundy or Negro Black. They are not outright opposed to each other. The top zone supports your neck and head, the second zone allows your shoulders to relax, the middle zone supports the lumbar region deep inside into your scrotum. Could you perhaps restate this last part. Do you mean..."
Сигнал может идти две с половиной минуты. Секундой больше, и передатчик запеленгован. В Экстернштайне, Вевельсберге, Веймаре, Бергхофе. Погасли огни.
Мне девятнадцать лет, моя планета уран. "Ты взбивал сливки? Ты снимал пенки?". О да, и дальше, дальше, покуда не вытекут глаза. Построил сарайчик, открыл лавку: ремни с альпийскими пряжками, сумочки, капрон, славянское мясо. Купил место в гробнице, титул. Падишах LL. 8 ноября чистил рессоры, завтра в поход. Польские рытвины, откосы, поля засохшей сурепки. Все вымели тонтон-макуты. Ежегодная встреча на далеких меридианах, световые часы, проецирующие башенные стрелки на мокрый потолок. Наслоения ураганов, их микроскопические имена. Матросы поджидают путника, тайным лучом вскрывают брюхо. Элементарный король ловит каждый шорох, визг корешка под лапой робкого зверя, бумажный всхлип перфокарты, остановку лифта на девяносто третьем этаже.
- Святой Герасимос, покровитель душевнобольных.
- Захлебнулись насосы на Andrea Doria. Застряли шлюпы.
- В Вевельсберге отказали белые кнопки.
- Превратился в глыбу берилла, через пару минут растаял. Произнес только esiasch.
- Ты еще помнишь похороны Гвидо?
Да, мы отметили все даты. Похищение и убийство Жана Донета, казнь Нового Ирода, усекновение недопизды, циркуляр Lv-Lux-Light, ложное завершение строительства Храма Невинных Душ. Сбой программы, звезды и полосы, чудовище крутится в нацистской спальне, лижет засохшую сперму, обнюхивает кожу в поисках меланом. Детская вонь раковых клеток, доступна немногим.
Этот свидетель он жил в ботсване там были люди-крокодилы изуверская секта заставляли черных глотать алмазы потом срать у погребальных костров французские комиссионеры переправляли в анголу мозамбик через фронт освобождения идоиго прииски обмотаны колючей проволокой шесть рядов а иногда восемь. Понимаешь хорст хорст? Тот единственный хороший мальчик хынек который мыл мне хуй в ванночке с марганцовкой тер еврейские плечи говорил "если ты очень хочешь тогда ну ладно давай попробуем пусть будет по-твоему" этот мальчик хынек он уволился уже не служит в прискорбном клубе там заправляют парни из ботсваны торговцы камнями и вот один черный проглотил такой несусветный кохинор и не мог высрать они давали слабительное из жеваных листьев он был очень ценный вроде бы инженер или прораб за тщание награжден прибавкой жил в приличном домике у реки дети ходили в евангелическую школу святой герасимос покровитель душевнобольных нотарикон и гематрия его день девятое ноября мы встречаемся в экстернштайне детский вензель на березовой коре вымахал до белокурых небес наш знак восемь восемь карта смiрть старший аркан но ничего не получалось алмаз застрял в кишке крошка-jejunum а они подумали что врет там не было никакого иксрэя одна саванна и леопарды решили что инженер сдал камень начальству и только тужится для вида. Люди-крокодилы безжалостны жрец показывает на кого-то в толпе тощей куриной косточкой как анри-кристоф и тот сразу бледнеет валится на колени и вокруг пустота негры разбежались в страхе что из него вытечет знание как радиация сефира daath сговорились распороть предателю брюхо размолоть потроха на мелкие полоски засушить и развесить на деревьях словно беспроволочный телеграф несчастья. Такую полоску кожи начальство не заметит а для бедуина все ясно записал его телефон на салфетке потом выбросил нашелся алмаз а его нет нигде покорного мальчика моего хынека сгинул в казематах lapd точно несчастная элизабет шорт.

67.

Да, ему вспороли брюхо. Дитя, Quimbanda, sodomitic sorcerer, эльф. "Меньше прилагательных", - хмыкнул, раздеваясь. Черная сбруя от бременских мастеров, печатня теплых братьев, без даты. Шум кнайпе в китайский новый год, бумажные фонари, клавиши, перед десертом приняли таблетки, наш алькатраз, штамлокаль. Встречаемся по субботам после исполнения приговора. То, как они стряхивают пепел. Пожимают руки, придерживая большой палец. Произносят "Бергхоф", "заяц", "нижняя студия". Их перстни, запонки, булавки. Как они ходят в сортир и возвращаются с электрическими глазами.
Жил на улице, ночевал на камешках у овощной лавки, летом - на фермерских полях, всякое повидал. Ел суп из лебеды. Дрочил с цирковым уродом. Смеялся на четвереньках.
Это был просто закуток, чугунная каморка, Dr. Tarr's torture dungeon на южно-мичиганском проспекте. Еще удивлялись: что за нелепые кресла, зачем "хромированная сталь"? А это был злодейский антураж, приказ ангелов: оставить детей и Работника в комнате, выйти, искать потерянную книгу Мольбы. Четыреста лет, спаленные дневники нашлись под краковской грушей. Свинтил с пальца, заглянул, одни царапины, никакого "все пройдет", ничего судьбоносного.
Hynek: 0603935923, нашелся в путеводителе по Веймару, чужой механический голос. В трамвае вспороли карман, извлекли блестящую штуку. Вечером отправил письмецо: "Я этого не люблю. Твой Гриф, твой Ястреб, твой Маркопулос".
- Работник схватил меня за хлипкую шею.
Встреча на далеких меридианах, микробы, передающиеся через рукопожатие, извилистая линия от равнины Марса на холм Сатурна грозит тюрьмою. Посадили за неудачное членовредительство, пытался откромсать указательный палец, чтоб не заставили нажимать на крючок. Вступил в Wandervogel, летом забирались на меловые холмы, смотрели, как солнце тычется в священную дырку. Кельтский рудник, здесь лесорубы выбили на скале танцующую лошадь. Прелати варит сонное зелье в императорском чугунке, крестьянские дети катают медный обруч. Нотр-дам-де-Нант, виселицы и пашни.
Погасить световое тело!
15-е января, труп недопизды распилен, осколки нашел юный велосипедист, сын лекальщика. Голливуд, кактусы сползают по скотским склонам. The further it is the faster what will be what used to happen. Обескровленный торс, молочные волокна на срезе, этнобиология никчемных позвонков. Могла бы плясать в шантане. Калифорнийский трамвай ползет по траве, "он хотел перевернуть мини". Никуда не ходить, ни с кем не говорить, раскромсать провода. Циркуляр Lv-Lux-Light (а что думаете вы, парни?), пудреница, недопитый стакан лимонного сока, шоколадка. "Разбился на своем саабе". Эти твари похитили нашу кровь, нашу слюну, нашу смегму. Заседание комитета эльфов: перерезать провода, распотрошить сердечную сумку. Hynek, я в твоих пальцах.
- Да, Ю-ю.
Рейхстаг спален, Жан Донет выебан и задушен в "Отеле де ля Сюз", Новый Ирод проливает семя на детские кишки. Прелати ухмыляется у дверей: волшебник знает, как отвлечь служанок, как загнать королевских гонцов в топи, спустить с утеса карету, спалить дворец должника. Под половицами зреют кирпичи ХНД - пунцовые галльские кости.
Гарпократ - юноша с прилипшим к губам пальцем. Любит читать Книгу Мольбы, месить кипящую глину.

68.

3:36. Первые дни ноября, J'ai pas sommeil, в леднике стынут дрожжи, отправились за поздними грибами в приморский лес. Iliac passion, муки броненосца, расплющенного мексиканским колесом. От линии дракона идет ветвь на холм венеры. На цыпочках поднялся на второй этаж, хотел посмотреть, как Семьсемьсемь отправляет запретное письмо. Никого не было, холодный дым в мансарде, остывший щуп у экрана, перевернутый наперсток. Пароль: Deus Irae. No new messages, таблица, формат. Линия созерцания: встречается редко, обычно у мертворожденных. И счастливые лунки на ногтях.
- В бедро?
- Согласен, давай в бедро.
"To tell you the truth, - начинает Маркопулос и останавливается, палец пляшет над клавишей, будто сучонок подмазал клофелин, - какой может быть истина? Тверже пасхального леденца, влажной, как трусливые ладони? To tell you the truth the whole trip for me has been more (стержень) shamanism than it has been (расцеплен) that lousy jerk-off book. Обычно знакомились на пляже. Вы знаете этих крестьянских детей - недоверчивые, корыстные, завистливые. Утром странная радость: мне все равно, все равно. Никуда не выходить, ни с кем не говорить, шестьдесят восемь, шестьдесят девять, семьдесят. Движение стрелки вниз, они реагируют на твое счастье/несчастье. Или мигрень, когда ухо терзают теплым пальцем. 6:50, проснулся от стыда.
Всякий раз маленькие награды за усердие: то принесут сертификат, то автомат выплюнет лишнюю монету, то позвонит внук телеграфиста. Покровитель ликовал, отправлял почтовые переводы, водил влюбленным языком. Сделать так, чтобы все было усеяно приметами, точно жемчужинами из ожерелья, разорванного пьяным пальцем. На козетке раскрыт порнороман, в гостиной шепелявит немецкая пластинка, в прихожей текут перчатки. На полу в спальне щуп, наперсток, два проводка от вырванной белой кнопки.
Вчера я был ребенком, брошенным судьбой в глуши лесов. Сегодня я - зола, обугленные хрящи, жирные брызги на осоке. Баррон избавлялся от погибших: пробивал молниями, оплетал корнями, топил в болотах. Keep the severed finger with you, rub it every day and visualize despair coming into your life. Как заяц.
Здесь испытали Ablehnung. Дежурство у невидимой базилики, 19:39. Нюхаю простыню, на которой ты спал прошлой ночью, Хынек-бис.
Провели субботу в прискорбном французском клубе, в воскресенье глотали сидр, сплетничали, смеялись. Начинается твердый понедельник, дни до праздника, омела и воск.
Хынек! Он ходит в воскресную школу.
- Мы видели их у ручья, туберкулезный санаторий с выбитыми стеклами, хотелось взять засохший огрызок, укусить, заразиться. Сумасшедшая подробность: родинка возле правого соска, точно след шрапнели. И школьный мел, губки, учебники чистописания, контурные карты, планшеты, кубинские сигары за трубой в подвале под спортзалом, в марте забрался сизый голубь и сдох, вот его останки. Согласен почти на все, но есть еще две недели.
- Apo pantos kakodaimonos.
Прилег, расстегнул тужурку.

69.

Quimbanda не ответил на письмо, конверт скомкали почтальоны, бледная восковка, дыры вместо О, Р и Я, едва влез в почтовую щелку, там еще был каталог дантиста, приглашение выписать экуменический еженедельник, сборник стихов из сухого неаполя. Скрестил руки, указательным пальцем правой держит за подбородок стоящего на коленях брюнета, отрезанный палачом воротник, собачий взгляд, хочет выйти на сцену в мятых доспехах. 3 ноября, осталось пять с половиной дней, тонет Andrea Doria. Экстернштайн, утренний кофе с тюремными сливками. Здесь Прелати встречает рассвет. Дотянуть пять дней, и вот она, восьмерка чаш - праздность.
Покалывания в запястьях и лодыжках предвещают уныние. Догадался на кого он похож: 11 лет назад, tiny teen boys sucking monster disks, нахальные глаза из прихода Нотр-дам-де-Нант.
- Ваш ход, доктор. - Другой экземпляр, скрытый в складках мантии, и к нему яшмовая фигурка - саламандра, встающая из менструальной пены. 0:02, время перевернуто атлантическим перелетом. Посмотрел в медное зеркальце: эти губы сосали, язык лизал, можно ли поверить? Фасолевая похлебка, отравление спорыньей, не смог дойти до пекарни, в лодыжках трехдюймовые ржавые гвозди, ты преступней варравы в сто раз.
26 октября 1440 г. - аутодафе. Луч в подвале, медный кувшин, истрепанный помазок, гиря на правой лодыжке, драгоценный экземпляр книги Велиара притаился в сочной соломе. Его тайные знаки: три родинки, словно атомная пирамида. Можно спуститься, достать из ящичка пистолет, прижать два пальца к соску. Любил вертеть отрубленные головы, показывать их наперсникам, трогать застывшие глаза мизинцем.
Новый Ирод! Сгорел, как веточка вербены.
Наглая перебранка простолюдинов, собрались поглазеть на казнь, рано темнеет, октябрь, две недели до главного дня. Двадцать пятое, съезд венеры и юпитера, грохочут доспехи. Date: Nov. 9, 1940, все впереди, недопизда еще не перебралась в ЭлЭй (angels aren't said to be grouped into Choirs for no reason). My name is Markopoulos, I live in Inner Greece and practice ceremonial magick with influences from chaos. Now on my urethra... Расцепи стержень (rod-rodent-radiant - шепчет голубыми губами Прелати), а мы будем пускать пузыри с верхней башни, наблюдать за расправой. Большие надежды, паутина на свадебном столе, жених не явился, в каретном сарае скелет коня и смятые рессоры. Мне нужна неделя, всего неделя. Хынек: плечи, губы и брови. Специалист по ботанике озер, сам смастерил опытную теплицу, раздобыл рассаду, шведское стекло, кондиционер. Междометиями объяснил: нужен красный плющ, чтобы полз по всем стенкам - вверх по бетонной крошке. Домашний ХНД, часовня. Их мелкие услады - дернуть, намазать, сравнить.
Элементарный король! Он посылает волны, направляет матросов, смеется. Каждый день новый этир, и так прощальный месяц до наступления холодов. На девятнадцатый день - самум, совокупление среди круглых камней на двадцать четвертый. Шестьдесят семь, шестьдесят восемь, шестьдесят девять, туфли с загнутым хвостом, блестящие пряжки, песок.
Его наряд: синяя мантия, золотые обшлага, в левой руке - веретено. На сворке - треглавые крапчатые псы. Его рот, стальное кольцо в нижней губе. Четвертое ноября, пять ночей до юбилея.
Стеклянная баррикада висит над пропастью, охраняет чертоги. Линия матросов, тачанки и арбалеты. Убийство и расчленение Элизабет Шорт. Бразильские прииски, индейцы возятся в тщедушном песке. Ошибки надзирателей, восточное солнце. Карта "дебош", сулящая похмелье.
Зайчик рос в гинекее, ни с кем не дружил, ласкал медные провода, гладил белую кнопку, ходил в прискорбный французский клуб. Для инспирации, для лучшего чувства цвета, для драгоценных букв. Слушал шаги возмездия в далеких коридорах, шум африканской листвы, дыхание войлока, чавканье юных желез, гудки дорогих пароходов. Nov. 9, 1940, все впереди.

70.

Карма испорчена, вытекла из разбитой чашки, жирное пятно на паркете. Изобретение гимна, выпечка кирпичей, в сонном карьере возятся строители ХНД. Теплое братство, ложа кипящей глины, циркулем в лоб, мастерком в кадык. Где, среди каких корней зарыты серебряные страницы Книги Мольбы, сочиненной замученными детьми? Доктор выходит из операционной, хозяйничают злые птицы, нет сил слушать, ручка на белой двери разевает пасть. Капает воск. Тысяча шестьсот икс-икс, невредимые фолианты нашлись под краковской грушей.
Двадцать раз кипятить в соленой воде.
Кости для моста через пропасть, для его перил, фонарей, подпорок. Упущенные возможности. Романы, которые они читали сорок три года назад в день убийства и расчленения Элизабет Шорт, в день ареста колдуна Прелати, в день казни Нового Ирода, в день взрыва на опустошенном ранчо. Желтые твердые газеты, химический канадский снег. Сигналы в десять вечера, спящий все еще спит. Мальчики, которых не укусит Жан Донет.
- Что вы заказали?
- Potato skins, крестьянская пища, фонарик трясется на столбе.
Там еще столько, столько. Nice to see you around these parts. "Возлагал надежды". Temple area set up: holytable, sealoftruth, lamen (hidden away in the seven ensigns on the altar) and the ring on your finger. Играл гнома Грампи в арабском спектакле and the middle of the circle vibrating the call. After you're done vibrating just be quiet and look who comes to see you а это очевидно Баррон. Пришел, оставил берилловый штырь, сплясал под деревом близнецов на славянском подворье, плевал на горящие книги. Start at call one, проси прощения у невинной души, смущенной твоим богатством. No new m, знак unsubscribe в левом углу. Чужой в поленнице доброжелательных людей, уснувших в колыбелях зондеркоманды. Программа поиска внеземного разума, человекокрокодилов, start at call one and move upward one at a time. Ты, sodomitic sorcerer, не принятый на южно-мичиганском проспекте, ободравший залупу во французском клубе. Буквы, от которых хочется визжать, не успел до наступления новой эпохи, перетащил поклажу через сломанный ручей, попался под матросскую стрелу. Колючие ветки ноября, слабые гренландские цветы, вертолет над айсбергом. Esiach.
Хынек! Его пальцы-леденцы, бронзовый конус на мизинце. Свидетельство о смерти Элизабет Шорт читали перед аутодафе, вместо приговора. Повреждение атлантозатылочной мембраны... перерезан jejunum... асфиксия... три черных пятна на лодыжке, точно ядерная пирамида... вот, что вы наделали, мистер уилсон. Пародия на адский огонь, на сковородки с кипящим маслом, чугунные котлы, стальные крючья, сдирающие кожу с локтей, дагомейские иглы, протыкающие эфирное тело. Вчера я был ребенком, брошенным судьбой в глуши лесов. Сегодня я пламя - пожираемое и пожирающее.
Четвертое ноября, отец сломал печать простую. Грядет свидание в Брэ, влюбленные звери тянут колесницу, скарабей ползет, зажатый колоннами, сюда, сюда, молодые хуи. Проснулся под перескок ворон в замерзшем саду, чавканье воды в остывающей грелке. Вырос в гинекее, жил на южно-мичиганском проспекте, хранил под подушкой книгу Мольбы, 48 серебряных страниц. Портрет доктора, пляшущий Quimbanda, сангина (деталь), следы жирных пальцев в левом нижнем углу. Концентрические кружки на первом суставе, знак наследства: тучные пастбища в приходе Нотр-дам-де-Нант, доходный дом в Оверни, где крестьяне отловили и выебли дикого мальчика. Еще кружок - замечен на холме меркурия: писательский труд, любовь к буквам, уплотнение на пояснице, осталось жить тридцать семь с половиной лет, гибель в меблированных комнатах от удушья, череп швырнули в термитник, потом извлекли и смастерили ритуальную чашу: вот он, злодей, расчленивший Элизабет Шорт, дерните его за мокрые пейсы.

71.

Пальцы Хынека, отрубленные в Сан-Хосе. "Это был чистый секс, секс в таблетках". Познакомились на далеком полустанке, по пути в Брэ, Хынек с туеском и котомкой, легкомысленный, как фельдфебель, с крепким крестьянским хуем, озорными ушами, мраморным мясом, серебряной стрелкой в левой брови. Гарпократ, палец прижат к губам: силянс, дети убиты. Доктор выходит, негодуя, ручка двери изгибается змеей из гуаньчжоу, маленькое сердце брошено в кипящую глину.
- Джек Андерсон Уилсон, убийца.
- Рад познакомиться. Так это вы загнали квадратный клин в круглую дырку?
Отошли, поцеловались. There is a theory that claims that high and low magick can't be joined, but this theory is rubbish I think, one can perceive the angels and the demons (Зеботтендорф, Хаусхофер) as entities in a macrocosm surrounding us like Moses and the Burning Bush (я не могу стараться, голову наполнили священной водой, дребезжит купель), the Seven Ensigns on the Altar, Ensigns of Semen, Jean Donete's semen to be correct. Новый Ирод пирует в "Отеле де ля Сюз". 24 июня 1438, праздник святого Иоанна. Два дня спустя в операционной - Жан Юбер. Окно благоприятных лат. На руинах шато Machecoul мы встречаемся с Хынеком, в кармане халата деньги - три тысячи, инфляция. Ибо сказано: "Будь трудолюбив и терпелив, как Гномы". Сюда, сюда, за алтарь, расстегни штаны, спой сироте "my monkey".
- А где лежали скелеты?
Детский плач за окном. Они будут жить в новом веке, прятать червей в китайских сырниках, глумиться над колдовством Прелати. Помнишь тот единственный сон, когда Айвасс ожидает за бронзовой дверью, но ручку не повернуть: сломано колесико, застрял камень, хулиганы залепили скважину пластилином? Дело было в парижской опере, в укромном закулисье, где брызжут невидимые ручьи. И вот приговор: Бернар ле Камю, красивый разумный юноша 15 лет покидает дом своего дяди в Нанте (прибыл из Брэ учиться французской речи, найти место пажа), и исчезает навсегда - без обуви, носильных вещей, без циркуля и мастерка. Его босые ноги, Хынек, три радиоактивных пятна на левой лодыжке. Это важный знак, барбос пометил нас в аду. Теперь смети осколки. "To travel within ourselves, penetrating our depths and finding lost human resources", кончил на склизкие кишки в раздавленный, как бутон, живот. Работник остался в операционной записывать голоса на серебряных страницах дыхательной иглою. То, что мы изобрели в болотах. Camus, пятибуквенные имена матросов, теперь он служит элементарному королю в отряде защитников Пропасти. Подкупить мертвого Бернара, посулить ему золотые горы. "Пропусти нас, сынок, будем снимать этиры один за другим". Девятнадцатый ключ повторять запрещено: "нам-угрожает-опасность". Вышел в майке "trouble", гордая дагомейская спина, бровь пробита серебряной стрелкой. "Предпочитал своих друзей, танцоров из французских клубов, тратил на них приданое".
Сын простого машиниста, надо же.
Умелые губы, траурный сок.

72.

Помнишь, как было в городе мертвых под Палермо? Вот элементы: заглавная G, глобус на колонне, открывшийся в туче глаз, маленькая стремянка, якорь, пагода и рой звезд над нею, дымящийся кувшин, шпага, долгий трехэтажный дом, укрытая циркулем звезда, сабля на бархатной тряпице, песочные часы с крылами, три свечи на шахматной доске, мастерок и колотушка.
День Доктора, собрались в уютном саду, ломаем сухие ветки. Apo pantos kakodaimonos. Видели крошку Пана в аллее, against the light, звенел привязанным к ноге колокольцем. Для инспирации - желтая пилюля, помазать волосы, три дня не мыть. "Seven Ensigns", - шепчет Маркопулос. "Seal of Truth", - посылает сигнал Гриф, всего три секунды, хуй запеленгуешь. Еще два слова вытекли из неведомых проводов: "евреи" и "сестра". Указательный палец переплетается с безымянным, точно пасхальные ветки. Месяц - ноябрь, ничего живого. Потрогал горло линейкой. Хынек, ты хотел разглядеть голден-гейт. Да, кьют, ничего не скажешь. Были почти счастливы среди красных деревьев на приморском холме, в ебливых песках.
Зашли в приют, беглые мальчишки лежат на нарах, тянутся к долине смерти, выбирай любого. Подпись на приговоре: De Touscheronde, Coppegorge. Триста пятьдесят лье от Вевельсберга, вплавь через пролив до киблы. Мускулистое плечо среди мелких волн, упрямая рука. Или на пиратском корабле, где матросы корчатся от молний элементарного короля, лижут хрустящую чешую, пускают ядовитые слюни. Отряды защитников Пропасти, образцовые батальоны: вывихнуты ключицы, продавлены ногти, разворочены бедра. "We were robbed by several masked gunmen", - шепнул в hypogeum, и эхо откликнулось блядским фальцетом, расколов доспехи, умертвив коня, задув факелы охраны.
- Отец сломал печать простую.
- И дьявол изувечил мир. Проходите. Девушку уже привели.
Да, она привязана к креслу-качалке, губы в дерьме, синее бархатное платье испятнано белым, чулки разорваны, в ладонях занозы, на запястьях царапины, словно волокли по пищащему вереску. Эти путы, уилсон ободрал похотливую штору - белые шнуры с кокетливыми кистями. Карта Valour, стой на своем, грызи исполинские орехи, расскажи, как погибла Andrea Doria, как подстрелить мертвого матроса, перешагнуть Пропасть, вступить в Wandervogel, стереть карту смiрть, заглянуть в красный словарь. 22:11, никаких просветов.
Вот мы подтягиваем к Пропасти жестяную лодку, полную рвоты. В седло, наездник! Готовь тетиву, готовь щуп и наперсток, готовь отрубленные пальцы. Помнишь Джеффа Страттона?
- Да, у него был нарыв, пистолет, форма, кровь текла из жопы. Его растерзали агенты А-е.
Встретились на далеком меридиане, в тамбуре электрички, жили на подьяческой улице среди весеннего хлама, менялись одеждой, бледно-синие джинсы с рваным левым коленом. Катались на самокате, пили пиво, воровали траву. Москва с ручейками и трамплинами. Потом одного выхватила невидимая рука, палец, тронувший белую кнопку. Встретились пять лет спустя во французском клубе, узнали друг друга на ощупь. Пришивали собачьи головы к телам казненных, видели, как тонет Andrea Doria, лакали сонное зелье, нюхали между ног, смеялись.
Сестра говорит: мечтаю, чтобы гробница была открыта. Намеченное осуществилось через 45 лет, 9-го ноября. "Смерть в водосточных трубах".

73.

Всего лишь двадцать. Надо спешить, там уже трясется пресс, роятся буквы, богатые парни собрались дрочить, черные быки тащат колесницу. Матросы сгибают этиры. Сентябрь 1438 г. - убийство сына Перонна Лёссарта. Перебили запястья, не царапайся, прострелили лодыжки, не прыгай. "Неужто вы думаете, что Ангелы пишут земными чернилами?". Выбросили разделенное тулово на свалку иллюзий, угол западной тридцать девятой и бронсон или нортон или криншоу, на карте хуй поймешь. Обломок кружевной дощечки, может быть от королевских перил или нежного кресла. Жирная птица глядит из приблизительной шпалеры, куплено за сорок рупий у калеки, вышли из автобуса, и сразу симпатичный базарчик.
- Открытка для мсье Хаусхофера, он ведь тут обитает?
Да, они уехали, растворились в песках, пьют чай в probe & thimble, драят перекладины, ловят сияние чернил, собирают трупы казненных, раскладывают слово esiasch: сорок четвертый, судя по спектру. Евреи, сестра, ХНД, 9-е ноября, все сходится. Следы соли на щупе, злодей входил в операционную, пока доктор плакал. Крест из пятибуквенных имен управляет моряками низших сфер.
Вышли, порозовели. Могли бы остаться в гнусном Клаттау, лакать кофейный напиток по утрам, жевать засохший прецль, хлопать комаров на щеках. Спящий все еще спит, зона заполнена душистым газом, вроде резеда или ноготки или карликовые георгины, путаются под ногами, поют маленькие песни. "Каловые массы в горле" (занес коронер LAPD в страшную тетрадку).
Если засунешь палец, чувствуешь что-то вроде живой подушки, как она там бьется, точно робин-красная-шапка. Секреты хынека. Отказался от варенья, мандаринов, смотрел словацкими глазами. Мальчишеский язык: plavy - белокурый, slza - слеза, nevadza - василек, plachta - простыня, schodzka - встреча, samec - клиент, piliny - опилки. Оtec - отец. Ударил его по плечу в мастерской, когда запорол ножку для кресла. Синяк - в центре фиолетовый, по бокам - цвета яшмы из Гуанчжоу. Учили своим словам: Mtdi - ангел, его спутник - Tdim. Mop - какодемон, противник ангела Opmn. Iahl - ангел, искусный в добывании металлов и драгоценных камней. Yalpamb - повелитель третьего дивизиона этира Зен. Ca-no-quoda - о вы, народ. Cacocasb - в иные времена. Смiрть - сам знаешь. 1 декабря 1947 - случилось то, что случилось. Книга Велиара, два мотка бечевы. Не/изучен, не/понят, не/облизан, не/отсосан.
- Ты будешь в клубе, Ю-ю?
Привык, проникает в чужие дома, нажимает на белые кнопки, водит мизинцем по узорам ковра, спит на шелковой подушке, шевелит языком, пьет напиток из вереска, мажет волосы медом, переставляет фигуры, складывает джинсы, вынимает пояс, кидает майку на стул. Жрет витамины, железо, селен, таблетки с травкой святого Иоанна от печальных мыслей. Изредка пляшет, задирая похотливые ноги.
Сеанс в Вевельсберге, луч протыкает портьеру: он хотел всех любить, служил в канадском мотеле, выдавал ключи от грязных кабинок. Воспользовались негодяи, отпиздили табуреткой, разорвали рубашку, стряхивали пепел на нежную кожу, отобрали деньги. Пришлось перебираться через апрельскую реку по горло в воде (порез на скуле - садист полоснул бритвой). Такая история любви, загнутая, как папоротник. Матросы целятся в каждого, кто хочет пробраться к элементарному королю. Сразу показывай им ладони, таращи глаза. Хотя все равно ничего не выйдет. А что думаете вы, парни?
Уселись, расстегнули пиджаки, закурили.

74.

Конец шпаргалки: "in the middle of the circle vibrating the call". И еще: "There is a theory that high and low magick can't be joined, but this theory is rubbish I think, one can perceive the demons and the angels in a macrocosm surrounding us, or as inner guides and traps within ourselves, thus we being the macrocosm and the inner beings the microcosm". Таковы сведения из Берлина, гонец приволок письмо в зверской шкатулке. "Вчера я был ребенком, брошенным в глуши лесов, всадник взял мое сердце в полон, раздвинул зубы. На ночь к тщедушному запястью привязывали колокольчик. Потом заметили волшебные пятна на лодыжке, повторяли Malkut! Serpent! Destroyer! но было уже поздно, остановилась печень".
- Remove his vocal cords, - шепнул в горячее ухо.
- Ему девятнадцать лет, его планета - уран.
Подушечка доверительно бьется под жадным пальцем. Готов на все, подарил заветный кусочек, раскрылся, как на распятии жабы в потайной галерее. Lost human resources. Увезти его в Брэ, спрятать в брошенной квартире на южно-мичиганском проспекте, смотреть в больные глаза. Заяц в доме любви.
Жан Донет! Рыцарь разрезал щенку живот, кончил на блестящие кишки. Слабость, сон артерий. Визг проводов, бегущих в Экстернштайн, Данциг, Бремен, туда, где притаился Quimbanda. Туда, где бьет хвостом тынский колодец. Туда, где булькнул пузырек в ритуальной чаше. Где закрылись глаза хынека-штрих, где дрожали его утренние пальцы. Завязать ленточки отношений: фиолетовую, желтую, бордовую. Листать Книгу Велиара возле его подушки. Повторять: "Будь трудолюбив и терпелив, как Гномы". Щекотать ключицу шахтерским гвоздем.
Самый подходящий день для церемонии - beltane, а ночь - с 18 на 19 число каждого месяца или с 28 на 29, как придется. Лучший год - нечетный. Лучший знак - треугольник. Лучший ветер, с юга, из Нанта. Лучший цветок - бальзамин на окне. Лучший стук - два раза - пауза - три раза.
Ткнули угольником в безоружную шею: хватит, слишком много золы.
Вот она сидит, пухлая мать лунного младенца, девушка без пизды, разрежь ее пополам. Насри ей в рот, отрежь губы. Выброси на траву на западной тридцать девятой, чтобы попалась на глаза мальчишке-велосипедисту, сыну лекальщика. Спляши канкан на ее объедках. Потом запрись в "Отеле де ля Сюз", не выходи из номера, не открывай на стук, не пускай горничных, не звони, не встречайся, не пиши, жди спасительного пожара. Жди, когда пудель элементарного короля начнет облизывать шипящие раны. Жди, когда выпадет "принцесса дисков", карта беременности и материнства.
Держит алый диск в левой руке, в центре - червь китайского единства. Копье в правой руке нацелено вниз, жужжит кристалл. Алмаз распух в земле, темнейшем из всех элементов. Голова принцессы увенчана бараньими рогами, грузные косы. В чреве ворчит лунный младенец. Ее трон - роща священного бамбука у подножья великих гор, деревья горюют на шаткой почве, светятся желтым, точно рана углекопа. Дыши мягко, не отрывай глаза от китайского диска. Что-то новое входит в твою жизнь, готовься.

75.

Они выползают из далеких нор, продажные дети А-е, их царапают в городах, выколачивают эмали и камеи, трут драгоценным песком, штукатурят ладони. Утром: фабричные трубы, провода в радужной оплетке, seven ensigns on the altar, seal of truth, центр круга с вудуистским порошком - толченый маис и слезы Жанны Дегрепи.
Их колченогие фрикции, надутые страхом ключицы, крылатые пятки вестников эпидемий. Вот хынек-штрих: слепой словацкий глаз, рюкзак из фальшивой кожи, бывалые винтики и пружинки. Нассал на пол, ерзал в пятнистых трусах, целовал ноги Доктору и Работнику. Бесплодные усилия любви, пчелы и трутни. Здесь выстроились нападающие: Зеботтендорф, Хаусхофер, Прелати, тень Баррона в берилловой глыбе, обугленные кости Нового Ирода в кипарисовом ларце. Шестнадцать дней волнений, встреч на ненасытных меридианах, скрипа велосипедной цепи на западной тридцать девятой. Он проделал долгий путь с южно-мичиганского проспекта, гнал всю ночь, стирая завитки на пальцах. Бился мухой в благовонной масти, разодрал терниями покрышки. Вот оно, тулово красавицы, зреет на росе, как сталагмит.
Вырезал маникюрными ножницами буквы из вечерней газеты, наклеил три слова на мармеладный конверт: "Пожитки Элизабет Шорт", левой рукой приписал с завитушками: "Ловите". Отпечатки пальцев, высвеченные марганцевой пылью. Вспышки пинцетов, беготня серых плащей, цокот клавиш. А там: шейный платок, измазанный рвотой, пузырек с перламутром для ногтей, дешевая расческа, блокнотик с чепухой и покинутыми адресами. Ночной клуб Melody Lane, кафе Джека О'Брайена, дансинг "Улицы Парижа". Здесь она плясала с убийцей уилсоном, здесь ее высмотрели отцы лунного младенца, знахари из ракетных окопов. Сломался каблук, пока волокли к машине. Маркопулос видит неоновые лужи, слышит цокот пивной бутылки и смех ебущихся в белом форде. Здесь правильная программа, в левую руку берешь щуп, наперсток придерживаешь зубами, готово. Это как у теплых братцев: они срослись боками, кровь и лимфа все время булькали, перетекали.
Приготовили щипцы, кандалы, канистры лунных консервов, гинекологическое седло - все впустую. Пропасть откликается звенящим воем, лианы оплетают камни, элементарный король ласкает пуделя, невидимый за матросским щитом.
Путнику не вырваться из сладкого поля, укутывает фланелью, хлюпает теплой глиной, трет поясницу похотливым пальцем. Тут лежала серебряная книга, видишь чешуйки? Захочу - достану, захочу - спрячу. Отворил картонный саркофаг, поскрипел, захлопнул. Ах ты, мой цветочек.
Крест тау в старческой спальне. Чайник на изгибе, копия шлюхи со скрипичной спиной, глазастый метроном, мозаичная тарелка и золотая вилка, синие простыни, баночка с тушью. Носил кружевные чулки, удлинял ресницы, странно смеялся. Это был подарок Гвидо фон Листа, на похоронах повернулся соседний камень, 1895-1918, лейтенант погиб на бельгийском фронте, в пляшущем Брэ, так и не дождавшись встречи. Хороший мальчик: ствол, родинки, гольфы, каскетка, локомобиль утюжит дали.
"Ты меня любишь?" - "Я всех люблю. Люблю всех".
А что думаете вы, парни?

76.

Правота принцессы дисков: суббота посылает нового друга, синяк на шее, царапину на щиколотке чуть выше пятки. Чилийские вина все лучше и лучше. Очень хотел понравиться, преуспел.
- Что это, хорст хорст?
- Деревянная фишка.
- Положи под язык.
Марсианские вельможи, псы войн и восстаний, им не нужны провода, не нужна белая кнопка, не нужны щуп и наперсток. Их ловят лучи равноденствия в Экстернштайне. В "Отеле де ля Сюз" их приветствует бальзамин, cмiрть поджидает в библиотечных утесах, протыкая брови серебряными стрелками, останавливая грузовик на тунисской дороге; асфальт расколот, в колеях нежная вода. Они презирают сигналы из Берлина и Бремена, в их папках не рассыпаются бумаги, таинственные сети обходят их в океанах, локатор ловит окраины блестящих тел.
- Ушел, и на полу остался дешевый конверт, пустой. Даже не конверт, а такая маленькая упаковка, фунтик, точно от леденца. Это был его знак, как приворотное зелье, как радиоактивная пирамида на лодыжке. Шы ше сдуфк?
Да, и еще программа: cream live show barrel dancing алькатраз. Булькали, перетекали. В среду позвонил: мне плохо, не смогу появиться, кадр засвечен. Ждал появления почтальона, никого не было, игла протыкает запястье. Что у тебя с кожей?
- Это не опасно, волокли по тропинке. Наткнулся на флотский патруль.
- Приходи в пятницу?
- Будешь ждать?
- Да, на вокзале в Брэ.
Пятница, шестое ноября. Легко досталось. Кошачий L'Empereur предсказывает судьбу, увитая лентами обезьянка дрожит в руке титана. Захлебнулся в глаголах: ukryt' - спрятаться, pretrhnut' - разорвать, posepnut' - шепнуть. Так мы развлекались весной.
Гладить того, кто решился сесть за руль, сдвинуть рычаг, включить звуки. Он - повелитель элементалей, на пальце скулит грошовый перстень, под майкой надувается мышца. Лег на спину, руки под головой, колени, засмеялся, "мой первый крючок", согнул там, где надо, расстегнул письмо с американской маркой, шхуна на красно-белом фоне, appropriate, высунул язык. Что это хорст хорст? Утром - мигрень.
Сезон катастроф. Ураганы, метели, козни итальянской гниды, синие простыни, мятая трава, деньги на такси, последний билет до бремена; поезд забит беженцами, верхняя полка с блестящей лесенкой. Список злыдней: Adraman, Arzulgh, Belmagel, Githgulcag; притаились в пробных скважинах алфавита, лакают нефть. От проказ распухает левое веко, заплетаются колоски, до срока жеребятся кобылы, падают статуи, корчатся гвозди, горит песок. На острове, в слоеном тесте этиров, растет ХНД. Велиар, серебряная книга Мольбы среди дельфиниума в неаккуратном саду, арабская музыка на опушке; мы видели Пана в луче света, магическое кровотечение, разрубленную элизабет шорт, мертвую голову жана донета, его запах, створки и иглы. Свидетельство о гибели французского гражданина, выдано в мэрии, печати, тесьма. Он жив это ошибка хорст он жив.

77.

Вот этот снимок, вклеен в досье Lv-Lux-Light, обесцвечен химией гуанчжоу, чернильное пятно в левом углу. Пациент: на стуле с игривой спинкой, китовый ус, фабричные счеты. Ребристые брюки жмут в паху, волосы разделены, фиксатуар или иудейская смола, левый рукав рубашки закатан, дрожит второстепенный мускул. Да, рубашка-апаш. Краешек цепочки на белой груди. Доктор: лаковый сапожок, щегольской сюртук, челка адриатической волной, игла на проводе. Пол: линолеум, медвежья шкура. Столик сзади: ларец с застежками, латунные столбики, замочная скважина сердечком. Слева: парижский морг в 1883 году, пустой холл, у стеклянных дверей - коротыш в сером костюме. За матовым стеклом - незримые трупы. Чек-закладка: количество - 300; курс - 34, 101; комиссионные - 307, клиент - присутствует, вытирает глаза платком, ищет ручку, теребит банкноты, размышляет о колеснице зверя.
Рюмка слева - чистая, на правой - разводы хиромантии, концентрические кружки, намеки на неправедный заработок, растрату наследства.
- Почему, Хынек? У нас ведь получалось раньше.
- Не могу. Кровотечение с прошлой субботы.
Суббота, 30 октября. Если написать письмо, дойдет к сроку. Черная тушь, истерика росчерка, буква "аш" торчит виселицей во дворе военного трибунала. Пришивали собачьи головы к туловищам казненных, ловили сигналы сириуса-б. Избиты и изнасилованы патрулем.
Жан Донет воскресший. Смотрит на белую кнопку - безвольный рот, продажная перистальтика, драгоценный мизинец с тибетским штампом. Верба в левой руке. Красная печать дансинга на запястье. Знак солнца и аполлона - кружок с точкой, грозит потерей зрения. Привыкнуть к чужому телу, ко всем ошибкам и оползням, клинописи ресторанов, сигналам печени, наветам рукоблудия. Кормить его сердцами артишоков и пыльцой гречихи, поливать розовой водой. Варум, Хынек?
На исходе третьей недели обретает имя. Встретились на далеком полустанке, в тамбуре вагона для глухонемых: беженцы без документов, солдаты с церковными ресницами, кожаный том раскрыт на книге Иова. Phra - ангел, сведущий в перемене мест. Шестнадцать из шестнадцати, дроби юности, пришел срок решений: облизал палец, посмотрел на игрушечный череп с рябиновыми глазами, погладил фигурку дракона. Орё, я готов.
15 января 1947 года - труп найден на задворках, губы отрезаны, горло забито дерьмом. Малькут! Подозревал, что норны высасывают мозг. Утром - муравьиный пожар кожи, крошечная москва дрожит под лунным сапогом, печать короля бабабела нашлась в столовой: пятна на досках, рюмки опрокинуты, лужица у прошлогоднего камина. Как до тебя добраться?
- Записывай адрес. Покажу, где мы тут и что.
Тайным молотом в лоб, циркулем в висок, угольником в нежную шею. Они боятся тех, кто много ебется, кто знает вкус бандитского хуя. Доставай аусвайс.
- Маринус ван дер Люббе, к вашим услугам.
Понедельник, первое ноября.

78.

Бергхоф, поместье F. Выборы канцлера позади, лед обнимает лужи, рукопись ежится в саду. В два тридцать ночи мы с Работником начали труд, отмеченный печатью неудачи. Под бедным окном в одночасье вырос розовый куст, плоские бутоны, торт в иглах похоронных стружек.
- Повторяй: I am a slave, an ape, a machine, a dead soul.
- Мне нравится твой подбородок, совсем немецкий.
Бродили вокруг дорогого пруда, как в "Порчери". Zamorit' - заразить. Tatan - полынь. Karmara - повелитель планетарных князей. День памяти пророков, надо бить по спине веревкой в знак скорби, царапать лоб особым гвоздем. Отель "Воспоминания о Голландии" рядом с аэропортом, сигаретный ожог под левым соском, двенадцать имен следует произносить нараспев, точно мантру. Словарь распахнут на Sch, можно искать директивы, как в китайской гадательной книге. Рукописи нашлись под старой грушей, нетронуты огнем. Шестнадцать из шестнадцати, возраст перемен, магистра сослали на Липари, дождь триста дней в году, чечевичный суп с солониной. Бросил палочки из яшмы. Бросил три мускатных ореха. Перевернул наперсток, погладил щуп. "Ты пишешь мне, как Ястреб. Все эти лукавые переносы, расцепленный стержень, депеши из Вевельсберга, точки в пьяных глазах". Start transmission now.
Хынек-бис, пойманный и прирученный. Уши австралийской лисы, ящерица хребта, синяк чуть выше левого локтя, "стой, куда ты", решил не спорить, остался на ночь. "Здесь такой район, нельзя выходить". Криптозоология нищеты, масляные плошки освещают лезвия пыльных стекол, слюдяные пузыри, отрубленную бычью ногу, гниющую в арабской луже. Пьяные голоса в придорожной кнайпе, тусклый луч карманного фонаря, сдохла батарейка. Он сосет чужие пальцы, разрешает дышать в ухо, вылизывать уголки глаз. Черный рынок детских гениталий, пестики и тычинки, брахманская точка на лбу, зал затрепетал, когда живого младенца бросили в Ганг, а мертворожденный остался в вагоне.
- Я могу потрогать?
- Можешь.
Руна смерти Eoh на черном шнурке. Изгнан из дома (I sheltered him too much and I think there's a little resentment from that), шлялся по стогнам, ловил похотливых туристов у тынского колодца. "Видели алхимического дракона?" - "Нет, а где он?" - "Вон там, серо-зеленый, как мои глаза, загляните поглубже". Их кардиостимуляторы, кассеты, прищепки для банкнот. Доктор открывает саквояж, бренчат медные слезы. "Давите ему на грудь". Так мы развлекались в июне. Первое солнцестояние, древний луч в ирландском саркофаге, купили билеты в прошлом году. Девяносто три счастливца, автомобили, тревожные голоса. Для избранных играл струнный квартет, мышата пляшут в буром футляре. Пан пробежал по тропинке среди наглой листвы, по пути в Брэ, щелкнул брегетом, мигнул брусничным глазом.
Zamorit' tatan - заразить полынь.
Жан Донет, слепленный из эдемской глины, опутанный жирными стеблями кувшинок, распорот Новым Иродом в канун дня святого Иоанна, 24 июня 1438. Мать и еще шесть крестьян из прихода Нотр-Дам-де-Нант свидетельствовали о пропаже. Задушен в "Отеле де ля Сюз", над телом надругались в подвале шато Machecoul. Среди песков, за волнами этиров, растет ХНД. Пустой постамент над финальной аркой.
- Мое имя - Меркурий, я - гонец, мой повелитель - Робин-Красная-Шапка. Мчался из Ньюкастлтона, стер семь пар железных сабо. В правом верхнем углу - раскрытая лилия, в левом - пятнистая змея.
- Ложись, братец, согрейся.

79.

"Евреи" и "Сестра". Таинство химической свадьбы, на ленте лопаются белые пузырьки, пятница ползет по мраморному полу. Swallow this acid! Плотность! Прибавить плотность! Химический поцелуй, кольца, благословение кюре в громоздкой колбе. Повернул вентиль до отказа. Дневной сон не принес утешения: обрывок левитации, враг, взлетающий над железнодорожным снегом, происшествие в индийском поезде, по ошибке швырнули в Ганг живого ребенка. У подушки программа прискорбного французского клуба: аукцион невольников, скачки на табуретах, анальный маскарад. Лето, проведенное в воде, выпяченные ребра июня, малые антильские острова, подмышки пахнут жареным луком. Демон А. держит в руке крошку-куклу, дергает за ноги, жир капает в пасть пиштако. Расчленение предательских сыновей, тайный праздник за темными шторами, для надежности воткнули булавки.
- Прочитали досье?
- Да. Странные колени, я бы хотел посмотреть через лупу.
- Мы заметили его на опушке, герр Хаусхофер. Думали, австралийская лисица, но потом узнали вашего сына. Вообразите: на четвереньках, лицо в коросте, странно тявкал, тут легко обознаться. Пришлось накинуть лассо, слегка покалечился, к несчастью. Видно, пришлось ему натерпеться.
- Он пришел в себя?
- Да, от разговорной машинки. Им занимается Прелати. Вот, справа налево.
- "Отец сломал печать простую, и дьявол изувечил мир". А колени?
- Стер, пока бегал по снегу.
- Они напоминают мне детство. Школьная раздевалка, шорох мячей, предатель в огненных шортах.
Помнишь, Ю-ю, как мы встретились в Бергхофе, как ты подошел неслышно, тронул тайную ранку на моем затылке? Как шепнул, коснувшись языком уха: тебя ждет слава, Маринус, ты спалишь рейхстаг, будешь кувыркаться саламандрой?
"Отрубленный Бог", сангина (деталь). Центральные врата помечены: Ibah. Бутсы футболиста, клетчатые гетры, волоски на предплечье. Случайно заметил, что люди за соседним столиком подслушали разговор про способы устранения тел: газовые конфорки, крысиный яд, запечатанные соломой ямы, гарроты и рыболовные крючки. Выездной dios de las muertas, процессия обогнула остров: сахарные черепа на лотках.
Создатель скудных историй про изуверство вермахта, желтые лампочки, освещающие холодную камеру, стук оловянных мисок по утрам, отбой и подъем, червивое мясо, запах мочи. "Мне - тридцать семь, я мудр, как змея, меня пощадила монсерратова лава, я ходил по священной золе, дышал нефтью, ебал пакистанских подростков, поклонялся голове Бафомета, вступал в поединок с моряком у чертогов элементарного короля, видел горящую цифру 12, провел ночь в "Отеле де ля Сюз"".
- Ты посмотри, сколько у него там спермы!
Пришлось перейти на шепот.

80.

Jour de lenteur, воскресенье, открылась выставка малайской жести. "Дорогой господин Маркопулос, сердечно благодарю вас за предсмертную поэму Грифа. Там столько животной страсти: все эти вулканы, гроты, распятые индейцы. Однажды в Мавритании я выторговал колдовскую статуэтку в духе Генри Мура - знаете эти эпические изгибы, словно недопизда вышла на берег и расплела косу? Говорят, там особые микробы в краске, пришлось протереть спиртом. Отчего-то я думал о Грифе в те секунды, как он корчится в палате, гладит выцветшую кожу, смотрит в мокрое стекло, видит отражение капельницы в грозовых тучах. Здесь можно пустить небольшую молнию, как символ ужаса. Каждый из нас, прошедших инициацию в А-е, знает эти страсти метемпсихоза. Представьте, я из своих никудышных африк вдруг перенесся в его полумертвое тело. Теперь его поэма напомнила мне эту странную секунду. Помните станс, посвященный бунту младшего Хаусхофера против канцлера? Эти строки про дьявола, точно из посредственной оперы?".
Мы не знали, куда он делся. Телефончик не откликался, письма возвращались в разъяренных конвертах, пепел испятнал скатерть, у черного крыльца пингвинами терлись молочные бутылки. "Появись во вторник, наша годовщина", послали мы сигнал, но он не пришел, схваченный чужеродным вихрем, билетами на родео, темными стеклами лимузинов, крупицами льда в пластиковых конвертах. Он знал, что шаткое богатство далось нам не по праву и будет отобрано в любой момент, что акции валятся, как имперский снег, а ломбард распахнул похотливую пасть. Пришли нам его в последний раз, молили мы Донпу, ангела, искусного в смешении природ, но все было тщетно. Как измученная зловредным оводом Ио, метались мы, не зная, что предпринять.
- Хочу посадить виноград, чтоб слетались прожорливые синицы.
- Где?
- Вот здесь и вот здесь.
Вышел на веранду, потер озябшие плечи.
- А потом?
Взглянул на постылого мальчишку, тот качался на плетеном стуле, выцарапывал вензеля. HH, 88, пакостные знаки самодурства.
- Погасить световое тело!
Налетели хищные поварята, стул перевернут, магниевый столб летит в утреннюю синьку, плачут ивы. Вернулся в гостиную, шприц на малахитовой доске, графинчик с сонными каплями, трубка мира. Подошел к карте полушарий: где тут Храм Невинных Душ?
- Блядь, ты совсем спятил! - Зеботтендорф скрючился на канапе, хохот в тесных пружинах. - Это же симулякр, там волшебный ключик.
И вправду: ткнул пальцем в набухшие Азоры, почувствовал круговорот металла, щелкнула перепонка, сошлась резьба. Это был тайный ход в прискорбный французский клуб, безо всякой белой кнопки; уже слышен скрип табуретов, перебранка невольников, звон алькатраза.

81.

Танцевали в полумраке на верхней палубе, под вопли ледяных рыбок. Рюмка мадейры, и вечер дрожит, как жабры. Майский паром из синтры, в требухе прячется белый кабриолет. Предчувствие игорных домов, серенад, буйства зондеркоманды.
- Его избили до полусмерти, несчастный старик.
Выдавал себя за ветерана тантрической битвы, носил овальный кулон под желтой майкой, фальшивый хронометр утопшего пилота. Кто знает про язву, выпавшие волоски, мокрые пятна на карамельном сатине? Кто помнит, как он ходил в редакцию "Вольфшанце", стриг линии электропередач, дрочил пиратам? Там все это тянулось, щелкало, и вот - порвалось. Хотел купить черно-белую пленку, не смог найти, все разобрали на dios de las muertos. Два сплюснутых сахарных черепа на дне картонной коробки, c'est tout. Благополучный магический поток уходит, оставляя росу и тину. Лег спать в полдень, проснулся, когда звали на ужин, в силках мигрени.
Показания СемьСемьСемь, отпечатаны в трех экземплярах, протокол подписан De Touscheronde: "Один из них любил заманить подростка, прятать в храмовом погребе, где тлеют белые корешки, кормить из космических тюбиков, следить за превращениями. Держал у себя коллекцию деревянных пробок, которыми в Нормандии закупоривают склянки с сидром".
Посмотрел: тут надо остановиться, он вполне подходит. Идеальный рост, привычки, глаза. Разрешает обсасывать пальцы, запускать в ухо теплый язык. 10:02, intercursus, иная динамика, отметил в ужасной тетрадке натяжение и градус. Дьявол выползает из деталей, прячется под голландской простыней с тюльпанами. Привилегии юности: фыркнуть "жидовская подстилка", стряхнуть пепел на ковер, измазать наволочку ореховым маслом. Ему не нужна помощь, там уже светит лас-вегас, статуя ундины, прыгающий в фонтанных струях шар, привратник в душной ливрее. "Я всех люблю. Люблю всех". Догадался, что нет настоящего шика, бывает намного круче. Ебля азбукой морзе: два длинных, три коротких, свистать всех наверх.
- Увы, он погиб под Брэ. Эти бельгийские камни.
- Расплескал мартини прямо здесь, где лилия и корона.
- Do the angels come to us from the watchtowers? Or do we visit them within ourselves?
- Расстрелять гниду. Световое тело смялось, как бантик.
- Это чувство, что вот-вот и все закончится. Золотые плоды.
- Циркуляр Lv-Lux-Light оказался лживым.
- Кончил, когда читал, как спящей девственнице залили в ухо расплавленный свинец. И второй раз, когда изнасиловали отца четырех детей на глазах у семьи, а затем проткнули штыком младенца.
- Говорят, вы сведущи в рунах.
- Видели, как в Веймаре вскипела глина? Слышали, как погибла Andrea Doria?
- Купил картину Спее "Бегство Пана".
- Встречались по вторникам. Еблись в прихожей. Даже не спрашивали, как зовут. В доме - дети, прислуга, Shedona~Babalon.
- There is a theory that claims that high and low magick can't be jointed, but this theory is rubbish I think.
- Вот твоя канистра, Маринус. Будь молодцом.

82.

Погасить световое тело! В остатке - десять, едкий дым выползает из колбы. Malkut! Serpent! Destroyer! Работал на холодильном комбинате, сторожил мертвую рыбу. Всегда минус двадцать, нежные руки исколоты чешуей. Ебаный в рот, как выдержать такое? Решил вставить палки в колеса.
Сентябрь 1438 г. - убийство сына Перонна Лёссарта. Новый Ирод обещает отцу, что десятилетний мальчик, один из самых красивых в округе, сможет учиться в ангельской школе. Предлагает сто су на новое платье. Отец согласен, слуги Ирода сажают юного Л. на пони и увозят в Machecoul. В тот же вечер мальчишке перерезают горло. Через год паж Н. И. сообщает П. Л. о гибели сына: "Он ехал по нантскому мосту, ветер сдул его в реку".
Кто наградит хирурга? Генерал оставил растение, гнутые болотные листья, широкие, как у папоротника. В прихожей не хватало света, мы перенесли цветок в спальню, поближе к террасе, там он видоизменился: параболы, мосты, стрелы. Эти пальцы созданы для наслаждений, нехуй тут делать, мы отвезем тебя в тайное место. "Убежище хлорофилла", закрытое членство, в день Доктора - маскарад. Разложи столовое серебро, пусть дышит.
- Хорошо, Ю-ю.
- Да, вот еще, правду ли говорят, что ты девственник?
На холме, недалеко от Пропасти, разыграли пантомиму "Мой отец - мельник". Сон э люмьер, вертятся жернова. Думали, он позвонит, попросится в трапецию, но он застыл в неизвестном, адреса нет, телефона нет. Сволочь, ведь уже вторник, вторник.
Вторник, второе ноября.
Записаны рассказы свидетелей казни. Весь его реморс. СемьСемьСемь поднимает провод, находит ловкое место, куда агенты воткнули булавку. Потрогай мексиканского идола, он на тебя похож.
Это было испытание - поманить и оставить. Тест на выносливость, казарма. Чтобы ждал, как бирманская храмовая кошка. Есть еще 191644, на крайний случай. "Я интересуюсь хынеком-альфа, воспылал, нельзя ли доставить к сроку?" - "Он выпал из сетей, теперь не сыщешь" - "А нет ли замены?" - "Белая кнопка" - "Но ее ободрали агенты А-е" - "Тогда ничего не попишешь". Так мы развлекались на исходе марта.
Цифры слиты, получилось 25, ни то ни сё. Еще раз - 7. Это уже ближе, "Колесница". В упряжке - телец, лев, человек, орел. Возница готов к скачке, но пока размышляет, всматриваясь в грааль. Теперь - правило левой руки, "Приобретение", девятка дисков. Планеты расходятся, венера в деве. Семь! Девять! Заметил, точно зеленый хвост в тынском колодце: пояс Поллукса, грозит виселица, дачный посвист гарроты. There are no bones in the ice-cream. Погибли: поперечно-остистая мышца, подвздошно-реберная, задняя атлантозатылочная мембрана, межпоперечные мышцы поясницы. И паховое кольцо над лобковой костью. Весь наш джеймсдин погиб, как дикая дивизия.
А надо было просто потереть с утра blue dot.

83.

Никуда не ходить, ни с кем не встречаться. Крушение биржи, на асфальте пляшут бумажки: эротические телефоны, пятна счастья, снимки магрибских танцовщиц, шарф безымянного сына Перонна Лёссарта. Красавчик погиб от скарлатины накануне химической свадьбы, отправлен к Atogbo Ocbaa, повелителю воздушной воды. Девятка мечей - жестокость.
Познакомились на полустанке, прожили вместе таинственный год, по вечерам ходили в "Са-Ва", полоскали беременную посуду, менялись одеждой. Larz и Lasben, покровители трансмутаций. Младший, заподозренный в измене, изгнан, сосет в опиумных курильнях, замышляет наказать старшего, изъять дублоны. Старший сопротивляется, младший кромсает его альпийскими ножами, бросает торс в ванну, заливает кипятком, варит всмятку. Вмешиваются посторонние - Xgazd, искусный в постижении человеческих секретов, и его компаньоны Gzdx, Zdgx, Dxgz. Какое им дело? Младший не думает, что виновен. Это была обычная игра, купец и половой, с розгами и горчицей, и потом дружок сам не хотел стареть. Что бы он делал через четыре года, смотрел тайные пленки рока хадсона? Так решили покровители: Olpazed на востоке, Ziracah на юге, Hononol на западе, а в северном протекторате - Zarnaah. Вот их подписи, хотите взглянуть? Извлек неприятный сверток.
Среда, день альтернативной ботаники. Удивился цветущей хорде: "Что это? Что значит?". Отравление спорыньей, сковала края языка. Постыдная хворь, приходится разрезать горло, вставлять стеклянную трубку в трахею, отсасывать пленки. А если от испуга двинуть ланцетом чуть вбок? На два-три дюйма? А потом назад, вверх и вниз, чтобы вышло распятие?
- There is no difference, only in perception.
"Дорогой Маркопулос, я нашел профессионального переводчика, так что мы сможем вскоре поместить - надеюсь! - всю правду о греции в ужасных тетрадках. Сейчас я подчиняюсь яду, он рвет сухожилия, как веревки на Липари, но чувствую: темный поток иссякает. Вчера вытащил принцессу дисков, следом "Приобретение", будут почести, деньги, очки в золотой оправе, связки молодых хуев".
Потер переносицу: правда?
Клацнул портфелем: не врешь?
Каналы левитации, железнодорожный снег, осколки пивной бутылки, распахнутый чемодан. Зашли с дружком за пакгауз, поймали гавроша, хочешь заработать сраную копейку? Кивнул, рейтузы, дутая куртка, "как заяц". Стержень расцеплен.
Причина гибели - tumor. Прыгал в долине смерти, вступил в элитный отряд сатаны, таращился на мистера лэма, варил бульон из мексиканских костей, шепнул коменданту: "Сожри свои глаза". Главный приз - голос Баррона, глыба берилла, восставшая за кладбищенской ивой на похоронах Гвидо фон Листа. "Евреи" и "сестра".
Март 1440, убийство шестнадцатилетнего Гийома ле Барбье. Его отец, портной, запутался в датах: Гийом столовался в Machecoul и исчез в пасхальные дни. Одновременно пропал и сын бедной вдовы Кергюэн из Сент-Круа, пришедший просить милостыню у ворот шато.
В правильное чистое тело можно воткнуть деревянную спицу, нож суконщика, семинольскую стрелу, верхушку рождественской елки. Красный словарь, страница "Осуждение и погребение демонов". Выйди из операционной, сними потную маску, читай вслух.

84.

Созданная для рождения лунного младенца, она застыла на кушетке бесстыжим шлаком, цирковым хрюканьем природы, гусеницей, сожравшей ботву бытия. Элизабет Шорт, мать лунного младенца. Хынек-альфа, ты знаешь все мои тусклые тайны, догадался, что я просто "один из этих". Очнулись в полдень, полизали подмышки, сплясали в ванной. "Прежде у вас работал один блондин". - "Теперь он пьет айдесскую прохладу". - "Когда исчез?" - "В день доктора".
- Помнишь, как тот мужик из дорогого дома, полного цветов и конфет, смотрел на нас в окно и дрочил?
- Видел, как тонула Andrea Doria? Матросы хуячили веслами беременных пассажирок, капитана придушили шелковым шнурком.
- Семь знаков, печать истины, колокольчик на мизинце.
- Им отрезали головы?
Верно. И прятали во дворе "Отеля де ля Сюз". Там был амбар, Прелати носил ключ на шнурке. Это цепная реакция. Ребенок, наблюдающий, как избивают его товарища, испытывает Ablehnung. Некоторые готовы были отрезать головы односельчанам, сами просили ножи. Баррон, кажется, не был против. Появлялся в круге берилловой глыбой, порой возникал в измороси на бычьих пузырях, однажды возник десять или двенадцать раз в нижнем зале Тиффожского замка.
Лето 1439 года, хроника G. B. открыта на специальной странице, 112-113. Прелати и П. останавливаются в поле в километрах от Тиффожа, рядом заброшенный дом. Благовоние, магнит и книга. Чертят круг, кинжалом обводят контур гримуара. Встают в круге, Прелати несколько раз громко произносит "Баррон!", отклика нет. В ту секунду, когда они входят в круг, начинается ливень, неистовый ветер, тьма тормошит глаза.
112: Прелати прячет письмо, написанное Н.И. и адресованное Баррону: "I am the power of 333 of the 10th aether mighty in the parts of the heavens I was raped by three noble horsemen I say with darkness the lower beneath let them vex upon the heavens I have been paying Arian lads for the sex we all enjoy I prepare to govern the earth come at my bidding and I will give you whatever you want except my soul and the curtailment of my life". Они возвращаются, и на следующий день повторяют церемонию в замке. Наконец Баррон является в обличье пригожего молодого человека двадцати трех лет, левая ступня из прозрачного камня.
113: Новый Ирод слышит доносящиеся из запертой комнаты Прелати звуки ударов и стоны. Слуги проникают в окно. Прелати избит: на него набросились бесы, недовольные тем, что он называл их никчемными и слабосильными. П., ученый молодой человек, любимец Ирода, проводит в постели пять дней, оправляясь от побоев.
Дрочил на полу, кончил в черную пепельницу: окурки с золотыми ободками, спичка с вензелем прискорбного клуба, дохлая телефонная карта. Хорошо знал латынь, интересовался дьяволом и сицилией. Start at Call One and move upward one at a time.
6 ноября: известия от х-альфа, у него новые кости 05721199, просит колдовской порошок, готов на поблажки. Вибрация сторожевых башен. Копыта топчут траву, магнетический круг продавлен в поле сурепки, лассо натирает шею. Доктор: стоячий воротник, на мизинце перстень с синим камнем, книги нашлись под краковской грушей. Белые корешки неудачи тянут бронхиальную слизь, утренняя тяжесть в запястьях, элизабет шорт на окровавленной простыне, чулок спущен, подвязка, черные туфли, уилсон сжимает нож, смуглое лицо, белая рубашка, широкополая шляпа, голубка и ворон поднимают ленту: unos cuantos piquetitos! пять скромных уколов!

85.

Сосновая шишка, найденная влюбленными в лесу. Гипсовый мексиканский демон, случайно купленный на курорте. Распятие с крестьянскими забавами: жатва, молитва, зикр. Пугливый глаз в центре правой ладони, пламя бьет из мизинца; морда мелкого барана застыла на указательном пальце. Мавританская маска: половина лица разъедена муравьями, торчат два верхних зуба. Тибетский лунный камень, шествуют быки. Череп из Гватемалы. Бронзовая голова дуче, каска с орлом. Обугленная черепица из Тиффожа. Пятница, день волнений.
- Ты много ходишь? Видел метромост?
- J'ai pas sommeil. За холмом военный аэродром, жужжат турбины.
Двадцать три из двадцати трех. Арестован, избит батогами, отпущен. Ужасы трибунала: плаха с ржавыми гвоздями, жидкое олово в горле, носатая маска, тиски для шейных позвонков. Предметы, которыми жонглирует меркурий: монеты, огонь, жезл, стрела, свисток, крылатое яйцо, чаша со змеей, меч. Справа грозит кулаком обезьяна, посланница Тота. Список тем: "Доктор, англия, венера", "О церемонии ЭИ", "Нагота элементарного короля", "18-ый этир".
Думал, это копье центуриона, а это была минутная стрелка. Вложил персты в восковую рану, коснулся ребра. Твои сети, Маринус. "...Квадратные клинья в круглую дырку. Только ЭИ, думал я, не отвечает на призывы. Но что-то должно быть там, под шкуркой. Тогда я решил отказаться от системы ЗЗ". - "They don't really act like energies you suck from the rentboys, but rather they come in, activate some part of you which changes you in some way or another, activate another part of you which changes you in some way or another and from then on this part acts as a knot of instant communication (no rituals needed or anything like that)".
И все же мы не поверили, распустили черное покрывало с алым кругом, поставили свечи, разложили купола, прицепили колокольчики к мизинцам. Это был чистый секс, секс в таблетках. Наваждение хынека-альфа остывает ночной сковородкой, подгибаются края белка, темнеют ногти, расплелась тесьма. Микробы, поселившиеся в итальянском дерьме, дохлом китеже, мертвом море. Нефтяная вышка торчит из непонятной воды, наткнулись, когда придумали плыть наперегонки до острова-буяна. Сережа ебнулся лбом о ржавый шест, захлебнулся.
- Помнится, у вас был тут один блондин, знал толк в Идоиго.
- Ушел гулять с друзьями, не вернулся. Знаете эти нравы. Теперь ищем замену. Звоните в понедельник.
- Но у меня iliac passion!
- Не можем помочь, простите.
Понедельник, 10 ноября. Германский день пропущен, выдернут из колоды, на окне "Отеля де ля Сюз" вспыхивает бальзамин. Можно заглянуть в невидимую базилику, пощупать мокрые стены. Молотом в лоб, циркулем в висок, угольником в нежную шею.
- Такие заказы мы не берем.
Напутствие Баррона: "Ты - ноль, живи партизанской лимфой, лови сигналы элементарного короля, ходи на службу, каждое утро - малая пентаграмма. В дни равноденствия, солнцестояния, праздничный вечер девятого ноября - пентаграмма гранде. Ве-хедура, ве-хебула, итоговый малькут". Рассмеялся в перекошенное лицо. Пароль: В Экстернштайне погасли огни. Отзыв: Падает ртуть.
Скудная зима 1439-го, вдова отправила сыновей за хлебом. По дороге вырезали крючки на белых стволах, 88, когда-нибудь следы расползутся, вырастут, как гитлерюгенд. Заблудились, решили заночевать в лесу. В полночь к костру подсел святой франциск, покровитель белочек и медвежат. Попросил младшего братца пощупать ладонь. Звездочка на втором суставе среднего пальца - меланхолия. Линия бедствия, от линии жизни вверх на большой палец, предвестие насильственной смерти. А вот и лошадка Прелати, слышишь, - скрипит валежник?

86.

"Care Frater! Посылаю отчет о судьбе бедняги Маркопулоса. Вы помните дни, когда в Берлине сломались плавники, помните циркуляр Lv-Lux-Light о ложном завершении строительства ХНД? Тогда мы как раз начали обсуждать гибель Andrea Doria, а посланцы А-е вырвали белые кнопки. Наперсток каждый раз давал новые ответы, щуп выскальзывал из замороженных пальцев. Тогда я не думал, что это связано с выборами канцлера, ведь прошло всего два месяца, в тынском колодце еще крутился дракон. Вы знаете, как эти люди готовят осаду: поднимаешь простую трубку, и вместо позывных слышишь собачий лай, автомобили на улице раскрашены в цвета твоей кухни, бельэтаж занимает разведка и шпигует потолок проводами. "В Бремене мне подложили таллий, - жаловался Маркопулос, - волосы выпадают, отмирают корни. Не ложись на мою подушку, это заразно. Спасает только жир сибирских зверьков, Nerzol". Потом начал худеть, это было странно, словно по бедрам стекала монсерратова лава. Ему могли помочь только лекари в санатории Хаусхофера, но там уже запретная зона, все эти укротители энергий".
Каменная пристань... моторные лодки в искусственной бухте... красный домик императора... за утесом вольный биарицц... улитки... левее испанская граница, страна басков с желтыми горками, тоскливой пылью. Вышел из будки, присел на полосатый стульчик, звякнул блюдцем. Что ты там пишешь, ястреб? Опять про смiрть? (Заглянул через плечо).
Кошачьи карты: Reine de Denier на оливковом пуфе, Roi de Coupe с лазоревой чашей, Le Mat - котомка и багровый посох, Le Сhariot с испуганным тянитолкаем, Le Pendu в цветастом платьице висит на опушке, веревка примотана к левой лапе.
- Заклинаю тебя, Творение воды!
Школа ЭМ на побережье. Бело-зеленые тенты, музыкальный автомат под навесом, полукруглый бар, на мраморной стойке углубления для ритуальных стаканов. Поодаль - спальный павильон, здесь встречаются заговорщики. Праздник военного урожая, июль. Не сразу догадался, что благоприятная карта перевернута: херувимы раздувают всепроникающий ветер, двадцать один переходит в ноль; солнечный глаз Гора, пятнистый змей трансформаций, серп, прорывающий паутину обольщений.
Гриф, Ястреб, Маркопулос, 777, Джефф Страттон. Мы бросили вызов замыслу НИ, проникли в невидимую базилику, ловили голоса злодеев. Мы не верили хирургам, не заметили вышедшего из чащи ребенка, не узнали тайну пересечения пропасти. Все было тщетно, бумага. Хозяин разворачивает подарок, кладет скомканный лист на кухонный стол, утром прислуга соберет обрезки стеблей с бурыми шипами, розовые ленточки и пробки, швырнет черный мешок в контейнер. Пыхтит локомобиль, хынек-штрих разучил новые танцы, читает мелкий шрифт на седьмой странице: the end of the matter delay opposition inertia perseverance patience crystallization of the vile matter involved.
Отец небесный, спали рейхстаг.

87.

Это была обычная плата за рельеф, медная монета закатилась в дикарский шатер. Пытались поймать, но там уже суетились элементали. Нет пощады, пытался сдуть пыль, раздавил стекло, медная стрелка попала под ноготь, столбняк, заражение крови.
- Вот вам превосходные жених и невеста, профессор.
- А как же евреи?
- Трут камни зубными щетками, не волнуйтесь. Это лишний проект, все решено в ванзее.
Скрип шпингалетов, трижды стучит молоток: продано.
- Что у это у вас с левой бровью?
- Ждал непослушного друга. Готовьтесь, несут этюды.
Так мы шептались в аукционном доме.
"Бон Джелуд и дервиши", "Аромат коньяка", "Орлица с кристаллом", был даже один лист из "Японских погадок" - заколдованный осьминог в красной шапке ублажает девицу. Наследство Fr. D.V., собирателя из Моравии, отравившегося в прошлогодний День Доктора. Тонкие линии, сумасбродные сюжеты; белобрысый наследник свалил коллекцию в ящик, смешав курьезные оригиналы с дешевыми копиями.
- Правду ли говорят, что ты девственник?
Нахмурился, крутанул стакан, поднял глаза, улыбнулся.
- Так и есть, Ю-ю.
- Держи канистру.
Утром: ритуал встречи светила. Сверкающий шар скарабеем ползет по ногам, замирает в паху, переваливается на пупок, крутится по груди, проваливается в череп, взрывается версальским фонтаном: четвертый ангел излия фиал свой на солнце. Днем: созерцание арканов. Вечером: французский клуб, ром, подушки. Задача: прекращение знакомств. Вопрос: от чего вы хотите отказаться? Утверждение: еврейский проект завершен. Знак: три точки на лодыжке. Случай на прагерштрассе: посмотрел на его перекошенный позвоночник, диоптрии, редкую челку, сразу все понял, дернул плечом, сдохни, гнида.
- Brethern, the Master is slain.
Встреча в хаммаме: полковник выбрался из окружения, трет волдыри, гладит выгоревшими глазами пьяных новобранцев. Музыка лоа колеблет столбы. Вернулись на хлипкую родину, шалят разносчики, ржавчина сыпется с крыш. Где-то здесь казенное стойло. Обувная лавка, аптека, карликовый ипподром, стоянка полудохлых су-24, наплывы лавы. В одной из маленьких кают уж скоро рюмки запоют. Застолье скрашено обсуждением серебряной книги. Окна благоприятных обстоятельств, почему Доктор предпочитал венеру, прочие секреты.
Вышел из темного подъезда, споткнулся, подвернул ногу, свалился со ступенек. Они подстерегают, наказывают, следят за буквами, посылают теплых братьев, точно медали к юбилеям сражений. Лизнул разодранную асфальтом ладонь: царапина пересекла линию марса, песчинка впилась в холм сатурна, via combusta залита грязью, здесь промелькнет колесница Зверя.
16 июня 1438 г. - убийство сына Жана Женврэ. Зарезан в день иоанна крестителя в "Отеле де ля Сюз", труп вывезен в Machecoul. Ищи на карте, левее, вот сюда, где Вандея, Нант, океан.

88.

Праздник канцлера, костры, добротная снедь. Завтракали на лужайке под грушей, воскресившей книги. Впервые зван Хаусхофер-фис, неудачные бедра, нервная рука тормошит шейный платок. Оркестру заказали My monkey, следом May is not May, spring is not spring. Склонился к фаготу, шепнул: "Забери меня поскорее". Послание Azt, для демонических ушек.
Это был удобный вариант: пытки, расстрел, чернокнижники волокут безвольное тело по секретному коридору. Кровавая бумажонка в кармане: "Отец сломал печать простую", уголька хватило на две строчки, выдрал листок из казенного молитвенника.
- Франсуа! Когда же, наконец...
Или дело было не в книге? Мы искали волшебный цемент, но где он таился - в ангельских протоколах Доктора, утробе Элизабет Шорт, руинах Тиффожа? Имя переводчика в траурной рамке, замерз в никчемных сугробах. Завещание напечатано в февральском номере, тусклый набор, перевернутые снимки, зеленый наползает на красный, подпись: "We can feel". Хорст, ты только посмотри, сколько у него там спермы. Вздрогнул, спрятал плебейскую руку в карман, наклонился. Мимозы и вереск, южный крест, зеленый дракон, туле, собачка скачет на глянцевом насте. Что мы знаем о тайных пружинках?
Typhoid Mary, подцепил заразу от храброго портняжки, выбежал из французского клуба, зажимая рану. Я видел Жана Донета, там гниет его голова! Прохожие отворачивались, на асфальт рухнул горшок с бальзамином, прошуршало желтое такси, пакистанец в чалме развлекал визгливых туристов.
- Remove his vocal cords! - плеснул пестрой косынкой.
У нас была жидкость, отделяющая мясо от костей, подарил Прелати. Собрались в локанде, океанские брызги, баклажанная слизь на блюдце. Сефира Daath, знание, проник в резиновое лоно, пощупал липкие бороздки. Лизнул царапину на бедре, вложил персты в рану под деревенским соском, дернул свирель гнатона. Как заяц.
- Что ж это ты? Кто это тебя так?
Легонько пнул сапогом.
Так легко сбить градус, взболтать колбу, чавкнуть в сердечной сумке. Кладбище легионеров, кадуцеи на тайных холмах. Не суйся туда, парень.
Пропихнул три пальца: "Потерпи". Горячий язык в ухо: "Привыкнешь".
Воскресенье, два часа дня, простыня на полу, сладкую лужицу оседлали осы. Еще неделя, и наступит главный немецкий день. Шуршит офсет, в подвале вспыхивают лампы, скулит провинциальная дверь. Тяни на себя, сильнее. Южно-мичиганский проспект молчит, молчит Вевельсберг, в Экстернштайне погасли огни. Жиль и Жан, хулиганские корешки обволокли злодея и жертву. Дымится белая кнопка. Робкая судорога напоследок. Лови световое тело.
- Только череп. А где все остальное?
- Швырнули в термитник.

89.

Это война на уничтожение, никаких компромиссов. До последнего еврея, последней сестры, последнего щупа. "Девяносто три, парни! 1-го октября 1917 года я встретил М-Широкие-Плечи, нюхали кости младенца, созерцали мистера лэма, скорлупа двоится, линяет синим огнем. Вы знаете этот нью-йорк: пожарные лестницы ползут по красному кирпичу, мезозойские переклички сирен, пти аити, пакгаузы у тухлой воды, площадной циферблат, на который нужно пялиться в новогоднюю ночь. Элементарный король вышел с нами на связь в день свидания в брэ. Конечно, это всего лишь кожа; если ее обжечь, через неделю не останется и следа, регенерация. Опустишь ладонь под холодную воду, - и вот уже неопалимой купиной расползаются линия печени и via combusta. Первым ключом повелевает Iad Balt, второй спрятан под раздроченной постелью в стариковской спальне. Снял щенка во французском клубе, кормил его вишенками, дергал за причиндалы, завел мексиканскую песенку про курасон, так ничего и не вышло. Цифры-перевертыши, не справился с желудком, выполз поблевать в тревожный садик. Возраст неизвестен, имя - хынек-бета. Грядет новый эон, love is the law, слюнявые бестии влекут колесницу, шило пробивает "верхние доли". Никто не знал, как завершить дело, - броситься в воду, нырнуть под стальное колесо, окоченеть в горах? There are no bones in the ice-cream".
Ночью открылась потайная дверца: вывалилось деревце, унизанное червями, миногами, змеями, - послание элементалей. Субботняя почта под запертой дверью, мелкие листы теребит северо-восточный ветер. Контракт на поставку слов, бильедушка от престарелого мага, брикет подводных каталогов, персиковый сок на брошюре "Ein Kind wird geschlagen", позывные Баррона. Поднял трубку - тишина. Подошел к двери - шорох в замке. Сложнее всего проверить иерархию матросов. Крест из пятибуквенных имен, копоть фальшивых пароходов, наколка на предплечье: тигр с цыганским кинжалом в зубах.
- Молодым - красота, старикам - деньги. Тут все ясно.
Потряс шкатулку, звякнула my moonlight serenade. Фальшивые перстни на коротких пальцах. Насурьмленные щеки. Глаза, тяжелые, как хвост парадиз-фогель. Достал грозную свечу, пискнул зажигалкой.
- За плавающих-путешествующих, увязших в содоме, разрезавших ноги осокой, висящих на исполинских колючках, перетопленных в польское мыло, дрожащих в январских фьордах.
В углу ритуальной комнаты огонь выхватил тапетку, прикорнувшего в расхристанном кресле. "Ни слова". Туфли с грустным кожаным бантом, масляные кудри. "Я - факир распада", поскользнулся на горячем воске паркета, хихикнул, ох блядь.
Здесь, прямо за приемной министерства иностранных дел, где мы слушали "Золото Рейна". Справа: ристалище изуверов. Слева - самоубийца, превратившийся в ядоносный шип. В центре - капище Хынека-штрих, малахитовая доска для свидетельств о незаметных победах:
- поперхнулся, как ризеншнауцер.
- прыгал за властителем баллантрэ.
- целовал печать короля Бабабела.
- листал "Секреты рун", пока не рассыпались перепонки.

90.

Чувство, что вот-вот все закончится, золотые плоды. Линейкой - в горло, мастерком - в грудь, молотком по переносице. Дорога в девятый чин, к искусителям и злопыхателям, экзамен в невидимой базилике. Из Вевельсберга прислали волшебные трапеции, горят в ритуальном зале. Псы колотят деревянным молотком по мешку, стук заглушают жалобы живодера.
Смотрел, как дымится ша-ци, принес скромную жертву в праздник beltane, пялился на луч в опасном Экстернштайне, вдохнул эквадорскую копоть в долине вулканов, тонул в тенебре маре, шептал первое слово книги Велиара, видел сон о кленовой колоде, встретил тайных вождей на прагерштрассе, выбил дно и вышел вон. I am a slave, an ape, a machine, a dead soul, мне 19 лет, моя планета - уран, я был ребенком, брошенным судьбой в глуши лесов, теперь ничего не боюсь, могу лопать стальные стружки.
- Видишь багровые дыры на запястье? Это от якутских морозов.
- Не совершить ли нам квики?
- От вашего странного знака сдохла моя канарейка.
Хынек, его соблазнительный альфа-ритм.
Свидание в баре Bolt под садистской завесой, валеты устраивают анальный маскарад. Подошел к заветной дверце, пискнул: Let me be your fantasy. Апрель: элитные отряды сатаны вкалывают вирус под ноготь большого пальца, ловят позывные А-е. Хотите уничтожить эти элементы? Вот именно, оставьте только "солдатскую копоть". Попросил его подштанники, "Это фланель? - Фланель", потер ссадину на бедре, потом глупые губы. И еще: уздечки, плечо, натертое ранцем, хирургический шов слева от пупка, след от хозяйской сигары на ляжке, любовное пятно на свирепой шее. Рядовой Хынек-гамма, его рассказы о сечах, осаде конюшен элементарного короля, покорении пропасти, спуске в шахту, полную мескалина. Взамен - белье из антикварного Бамберга, туркменский шелк.
Согласился.
Выйти из комнаты благоразумия, вернуться в дымящихся струпьях, с алогривым львенком на поводке, высушенной головой вандейского отрока в корзине. Десять ночей кружевницы плели из ивовых прутьев. We can feel, на дне - прошлогодняя tageszeitung, красно-белая трапеция дымится над чечевичными джунглями букв. Здесь, в тамбуре была остановлена и укрощена смiрть. Утром - гнусные вонючие пятна: сучонок нассал мимо горшка. Фарфор и тонкая полоска стекла над скважиной.
- Ты счастлив со мной?
- Как заяц.
Улыбнулся, проверил скальпель шахерезады, не затупился ли. Теперь чуть левее, вот так, замри. Вякнул ржавый стульчик, три года друживший с роялем. Сэ ту, просыпайся. Чуть не блеванул на ковер. "Надоели мальчишки".
Разговор с повелителем. Он в интимном лондоне, громыхает жерновами, вставляет теплые пальцы в продажные дыры, ворует скотских детей, покрывает глазное дно паутиной, заражает девственников холерой. В ладони стиснут зодчий храма невинных душ, маленький, как первый такт чардаша. Quack und Quuck, die muntern Kerle.
- Видел розовый проблеск?
- Да, на секунду, когда расцепили стержень.
- Спасибо, теплый брат.
Скачущие буквы: Khonsu. Вчера здесь шуршал костер, еблись матросы, сегодня - вытоптанный дерн, залитые мочой угольки. Дух немощи, его пустынные всхлипы. Ходи на цыпочках, спящий все еще спит.

91.

Ритуал сотворения магического сына. Возник парень с лисьей головой, отрезали пуповину, вытянули jejunum, потрепали резиновый поплавок. Колыбель венценосного младенца, hypogeum, крошатся скалы, наставник готовит депешу: "Care frater (помехи) we can feel".
Всхлипнул. И да, и нет. Колода на левой ладони, линия печени скрыта картой Interference, представил дынный череп лэма, трещинку в скорлупе. Keta, severed and mutilated.
Вечером - полицейский звонок, расхуячивай на хуй. Сжался под темным столом, маркетри, бронзовые накладки, рейсшина на лотерейном сукне. Butt plug, калифорнийская сбруя. Знаю, кто ты (шепнул похотливо), ты - бентрист (задрал ноги, точно Quimbanda). А это?
- Подношение Гермесу-корофилу. Можешь пощупать. Только береги зрачок.
Мальчишек закапывали по византийскому обряду - ногами на восток. Скошены удушьем 93-го года, тени на веках, муравьи ерзают в распухших ладошках. Напоследок кончил, растер в кишечной слизи. Сауна, гибель в пузырьках спуманте, подрочить еще раз, спать.
"Отбирайте у отступников холодные факелы и жезлы", - распоряжение тайных вождей, чейн-сток, схватил жабьим ртом расплывающийся воздух. Отрава, кругом отрава. Immaculata meretrux поймана, привязана шнуром от шторы к злодейскому табурету, расколота на равноудаленные части. В центре - алый кадуцей, шебуршат крылья. Собрал капли магических кровотечений в прозрачный кубок, поболтал мизинцем. 26 октября 1440 года - аутодафе.
- Мой отец - мельник.
- А мой - jailer, judge, executioner, despoiler, seducer, destroyer.
Поймал солдата, сорвал пятнистую одежку, нюхал подштанники, развернул его, как коляску, лизал спортивные глаза. Кончил в пупок, капля попала на брянскую грудь, поскакал подмываться. Будешь ездить на танке по хрупким таджикским костям.
Сказал: хочу, чтоб вояка тебя трахнул а я тут посижу посмотрю может потом пристроюсь. Ответил: это мне пригодится мне нравятся ткань и разводы мочи. Сказал: помнишь мы отпердолили малолетку? Ответил: когда же наступит расплата за всё? Сказал: придет и сгинет в шахматном аду.
Вышел из комнаты, тявкнул бронзовой ручкой.
22 тропы ведут к ХНД. Третья - нехожена, заросла сорной травой, девятнадцатый ключ нельзя повторять, вот и все правила, подчиняйся. Стянул рейтузы, присел на китайскую перекладину: боже, погладь меня железным утюгом.
- Первый - Зеботтендорф.
- Второй - Хаусхофер.
Сбросили поклажу, клацнули ремнями, рокот в животе, точно Boca do Inferno.
- Ты посмотри, сколько у него там.
Совет матросов. Собрались у невидимой базилики, сдвинули дешевые ноги, потерлись бедрами. Так, ничего, скоро вырастет бастион Нового Ирода, пора определяться. А что думаете вы, парни?

92.

Зайчик. Вырос в гинекее, ни хуя не видел, прокрался в столицу: москва! Красная стрела огибает колизей, прибытие 8:25, думал - я конквистадор, мне подвластны стихии, моя планета - уран. Гар-дю-нор, встречайте люцифера. Все получилось: проник в тайное общество моделей, ложу кипящей глины, научился ебать-колотить. Прошел посвящение в пещере соломона, выучил ритуалы южно-мичиганского проспекта: испытуемого привязывают к черным доскам судьбы, выстригают темя, растягивают веки, шпигуют иглами пах, пробивают серебряными стрелками брови, жалят в ключицу, рисуют ядерную пирамиду на левой лодыжке. Встретил блондина, поставил на пролетарские колени. Увидел портрет растерзанной недопизды, вырезал из книжки. Пошел на прагерштрассе, завернул в dr. tarr's torture dungeon.
37, пиздец. Ты - ноль, живи, как все, ничего хорошего больше не будет.
Проволокли Жана Донета, живот распорот, подвздошно-реберная мышца в белых каплях. Хынек-штрих на носилках, трудолюбив и терпелив, как Гномы. Джефф Страттон, кровоточит тайный меридиан любви, Гриф пойман агентами А-е, беснуется в пыльной колбе. Щуп входит в наперсток, стержень сцеплен.
"Мир", мечи спеленаты бело-голубой розой. "Вмешательство", разбитые стекла, кинжалы и шпаги. "Королева кубков" плутала по пустыням, стерла тридцать железных сабо, теперь сидит на ананасе, вертит рогами, листает ужасные тетрадки, а сбоку пялится похотливый баранчик.

На секретном острове, за покрывалами этиров, растет ХНД. Проходят евреи, поднимает вуаль ястреб. Кланяется Прелати, одевается камнем Баррон. Шуршат серебряные страницы. Книга нашлась под краковской грушей.
- Обнажить световое тело!
Матросы лижут друг друга, блестят молодые хуи. Спадают вуали этиров, опускается мост через Пропасть. Элементарный король, хрустя чешуей, выходит на балкон, бросает визитерам косынку. Тявкает пудель.
На стене алые буквы: "H-r! S-r!", а потом "Свиньи! Свиньи! Свиньи!"
- No new messages on server!
Череп Элизабет Шорт и череп Жана Донета встречают гостей, заморожены в кондитерском поцелуе.

Russian Gothic Project